Когда целая толпа тиссов наконец ворвалась в ворота арсенала, Маоней бросился бежать. Зная, что сейчас будет, он миновал уже половину галереи… и тут за его спиной полыхнул чудовищный взрыв. В этот миг гибели сотен людей и файа в душе юноши вновь пробудилась уже было забытое ужасное притяжение смерти. Оно тут же исчезло, но Талу почти задохнулся от страха. Затем мгновенно окаменевший воздух ударил его, с огромной силой бросил на стену, и больше он не видел ничего…
* * *
В себя Маоней пришел от грохота, но тот слышался теперь как-то смутно, словно во сне. В ушах у него звенело, голова кружилась, его тошнило от слабости. Хотя вокруг было светло, его обволакивала хищная темнота, растворяла, звала. Это до того его измучило, что он уже не мог понять, сон перед ним, или явь.
Талу долго лежал, дрожа от холода, не в силах встать, потом все же приподнялся, машинально отряхивая с себя пыль и мусор и одновременно осматриваясь. Он был уверен, что мозг вытекает из его разбитого черепа - так дико болела голова. Но, ощупав ее, он с удивлением обнаружил, что она совершенно цела. А вот дворец…
На месте крепостного арсенала зиял огромный огнедышащий кратер, окруженный фантастически причудливыми гигантскими глыбами вывороченного железобетона. Один особенно громадный его обломок торчал из террасы под сценой - массива, который мог бы сойти за четырехэтажное здание. От него осталось только три внешних стены. Все остальное превратилось в один чудовищный, осыпавшийся пролом, окруженный джунглями загнутой внутрь, оборванной арматуры. Останься Маоней там, его бы разорвало в клочья.
Еще один чудовищный выгнутый обломок арсенального свода лежал на перекрытии центрального массива дворца, но тот был цел, хотя крыша главного зала полностью рухнула. Многотонные фермы, ломаясь, провалились внутрь, над Талу обвалилась даже верхняя часть стен - осталось лишь небо и он удивился, что все еще жив.
Внизу горели машины, идущая под окнами галерея тоже большей частью обрушилась. Талу едва удалось разглядеть ворота центрального массива, заваленные горой искореженных конструкций. Внешние ворота под ним тоже едва виднелись, заваленные обломками, однако железобетонная стена зала ниже окон уцелела.
Трудно было сказать, кому - осажденным или оборонявшимся больше повредил взрыв, но тиссы быстро опомнились. Под прикрытием огня они вновь заложили фугас под ворота; на сей раз его взрыв выбил их и едва не сбросил Маонея вниз. Он обрадовался, увидев, что проем рухнувших ворот все еще намертво забаррикадирован грудой покореженных стальных ферм перекрытия и бетонных обломков. Сдвинуть их тиссы не могли; вдобавок, по ним начали стрелять откуда-то сверху уцелевшие защитники, хотя их осталось всего десятка четыре. Сунувшись было в пролом, тиссы тут же откатились назад, поредев наполовину. Но командир штурмующих быстро нашел решение. Минут через пять враги вновь пошли в атаку и Маоней с удивлением понял, что это гексы и "бывшие". Одна из гекс, подталкиваемая другими, как-то пролезла наверх, сбросила остальным большие балки и соорудила помост, по которому те поднялись на завал. "Бывшие" закрепили тросы на фермах и гексам удалось растащить их. Теперь уже ничто не мешало им проникнуть во дворец. Волна атакующих хлынула внутрь.
В чреве горящего здания завязалась яростная схватка. Гексы, не обращая внимания на огонь, облизывавший их броню, неудержимо рвались вперед, разбрасывая обломки. Защитников осталось слишком мало, из группового оружия у них уцелело всего два ручных пулемета. "Бывшие" через развалины главного зала проникли в уцелевшие лестничные колодцы, полезли наверх…
Талу попробовал найти свой автомат. Тщетно. Он был безоружен, а внизу рыскали группы солдат ССГ и повстанцев с дико горящеми глазами, выискивая и добивая раненых. Сверху в это время уже падали тела защитников дворца. Последним очагом сопротивления стал отсек наземного укрытия - когда его ворота рухнули после нескольких последовательных взрывов. Сначала атакующих встретил шквал огня, потом и оттуда донеслись взрывы гранат и крики умирающих. Потом - тишина. Мертвая тишина во всей крепости. Только тихо, как муравьи, шуршали мятежники, обшаривая развалины. Маоней так плотно прижался к полу, что солдаты не смогли его заметить. Вряд ли они вообще смогут и захотят влезть на этот обломок галереи…
Он уткнулся лицом в руки, мечтая умереть, но через несколько минут удивленно приподнялся, услышав знакомый звук. К дворцу подъехал бронетранспорт, из него выбралось два десятка файа в форме истребительного отряда. Один из них отошел в сторону, глядя вверх. На его лицо упал отсвет огня и Талу узнал Черзмали Мато. За ним он заметил нетерпеливо толкающихся тиссов и с трудом поверил своим глазам. Такого просто не могло быть!
Другие тиссы поднимались все выше, заглядывая буквально под каждый камень. Талу охватил беспомощный страх - и он удивился, что после всего увиденного ему все же отчаянно хочется жить.
Несмотря на риск, он должен был убираться отсюда - его укрытие больше не казалось надежным. Он спрыгнул на груду обломков, едва не переломав себе ноги, потом полез вниз, раздирая одежду. Со всех сторон его окружали враги и Маоней понимал, что в любую секунду его могут схватить. Оставалось лишь - надеяться на удачу, так долго хранившую его.
Пытаясь незаметно выбраться из здания, Талу буквально наткнулся на истребителей.
Он пытался убежать, но его настигли и сбили с ног.
* * *
Маоней ничуть не удивился, когда его притащили к Уэрке. Того окружали вооруженные повстанцы с застывшими лицами - и Ами среди них. Дальше, вокруг бронетранспорта, стоявшего у южной стены дворца, бродили гексы. Кто тут мог ими управлять?..
- Черзмали! - закричал Талу, заметив командира.
Тот повернулся. На серьезном усталом лице Мато было странное, растерянное выражение. Вдруг Маоней узнал еще одно лицо - со строгими резкими чертами, обрамленное короткой щетиной светлых волос.
- Керт Рисси! И вы тоже с ними?
Лицо Керта вздрогнуло, но он промолчал. Остальные тоже молчали и под их тяжелыми взглядами Талу стало не по себе. Он был голоден, его одежда превратилась в лохмотья, едва скрывавшие измученное тело - но он был жив. А пока он был жив, он мог страдать. Долго страдать.
- Мы не надеялись найти тебя… - сказал Уэрка. - Но я все же рад, что тебя не убили.
- Я тоже. Но, по-моему, ваши друзья не очень этим довольны.
Ами промолчал, тяжело глядя на Талу. Тот почти не пострадал. Лишь когда его тащили сюда, он получил несколько пинков. С него сорвали пояс Высшего, он весь стал серый от пыли - но глаза юноши вызывающе блестели. Он боялся - но не своего страха.
- Вам всем конец, - Уэрка мрачно улыбнулся. - А тебя мы казним публично, едва решим, как. Мы не хотим слишком торопиться…
- Я рад, что вы так цените меня, - спокойно ответил Маоней. - Но я бы предпочел более краткий способ.
- Что ты знаешь о про-Эвергете?
- Ничего, кроме того, что сказал Ами. Спроси его! - Ами сжал кулаки, но сдержался. - А еще лучше, напиши своему другу Философу на плато Хаос - может, он ответит!
- Так Окрус там? - Уэрка побледнел. - А я думал…
- Надеюсь, он знает все - но вы никогда не узнаете, да и зачем? Второго про-Эвергета вам явно не построить.
- Мы можем найти защиту!
Талу рассмеялся ему в лицо.
- От Йалис нет никакой защиты. Это проникает повсюду, как гравитация, ты, старый дурак!
- Заткнись! Или…
- Или вы меня убьете, да? Публичная казнь сорвется…
Уэрка еле сдержал ярость.
- Вам конец! Вашей стране и вашему Проекту!
- Может быть - да, но тогда не выжить никому. Ты этого хочешь, да? Лучше никакого будущего, чем не твое?
- Мы все равно заставим тебя говорить!
Маоней пожал плечами.
- Заставляйте. Но что я скажу, если не знаю?
Повисло тяжелое молчание. Наконец, Уэрка сказал:
- В моей воле и облегчить вашу участь, Маоней.
- Стало жалко бедного парня, который спас ваши шкуры? А тех, кого вы гоните на убой, вам не жалко?
Уэрка вздохнул и повернулся, собираясь уйти.
- Я не могу понять этого. Вы - образованный, свободный файа, неглупый. И все же, вы служите им!
- У нас, файа, нет выбора, кому служить. Раз я родился одним из Детей Кошек, я не смогу изменить этого. Своей страны я не предам.
- Мне жаль вас…
- Да? Сегодня я убил штук семь ваших товарищей… А впрочем, я благодарен за жалость. Нет, в самом деле. Хотя… вы же знаете, что вам не дадут меня спасти, правда? Эти ваши друзья, которых вы на самом деле боитесь. Вы, конечно, хотите отдать долг чести… но вам страшно подвергать опасности свой дар полководца, бесценный для задуманного вами братоубийства…
Лицо Уэрки дико исказилось, но он овладел собой.
- Пусть Мато решает, что с тобой делать. Прощай!
Он дал знак охране и ушел прочь. Талу повернулся к соплеменникам. Мастер-истребитель 2-го ранга Черзмали Мато выглядел каким-то затравленным - казалось, он не понимал, что он делает, зачем и почему.
- Черзмали, объясни мне, наконец, что происходит!
- Три дня назад ко мне обратилась Старшая Подруга, - Мато говорил очень тихо, чтобы их не услышали остальные.
- Хьютай? - в Фамайа должность жены Единого Правителя была официальной. Анмай мог иметь еще восемь Младших Подруг - наложниц из лучших девушек страны, проще говоря, обязанностью которых было родить ему как можно больше детей и так улучшить породу файа - но едва ли эта возможность вообще приходила ему в голову.
- Да. Она сказала, что Анмай… сошел с ума. И мы должны… должны предотвратить войну. Она заставила меня… заставила обратиться к ССГ. Я не смог ей отказать. Она сказала, что любит меня! Я передал тиссам спецификации наших новейших ракет, наших подлодок, планы ядерного удара… составленные пятнадцать лет назад! Там было много о том, что про-Эвергет не готов, что системы ПРО Хаоса неисправны… ничего о гамма-лазерах, об инфракрасных телескопах на орбите… она обманула меня! Когда… когда после войны я связался с ней, она ответила: "Почему бы тебе не сдохнуть в мучениях, предатель?"
Талу мог только удивленно разинуть рот. Разумеется, ему тоже нравилась Хьютай, но про себя он полагал, что Анмай любит ее только за изобретательность и неутомимость в тех скромных искусствах, которые файа называли "ловкостью четырех ног". Он даже не мог представить, что она способна на такое беспощадное коварство. Хотя разве не входит оно в обязанности Старшей Подруги, многие из которых обладали властью несравненно большей, чем их мужья? Разве можно хотя бы миг продержаться на этой должности, не умея плести и распутывать интриги - традиционно женское дело у файа? А Хьютай Вэру была очень талантлива - во всех вещах, которые ей нравились…
- Но зачем ей это было нужно? - наконец спросил он. - Ведь Анмай не знал?..
- Я думаю, что нет. Но если… если наш мир погибнет, то плато Хаос все равно останется. Чтобы начать все сначала. Под руководством Анмая… и Старшей Подруги. Я думаю, все дело в этом. Похоже, они спятили оба.
Маоней задумался. Он не мог понять, зачем Хьютай пошла на это… но зато понимал, что не сможет ее ненавидеть. Ни ее, ни Вэру. Никогда. Он доверял этой паре. Доверял так же сильно, как и в приюте, где маленький тогда Анмай, как мог, защищал его от издевательств… не всегда успешно, но именно отчаянность этих безнадежных попыток покорила его сердце навсегда. Вдруг его осенило.
- Послушай, почему ты считаешь, что война началась из-за нее? Хьютай сообщила ССГ, что их противники слабы, глупы и вообще сошли с ума - в общем, то, что они хотели услышать. Легкая добыча. Если бы их лидеры были настолько мудры, как ты, наверно, полагаешь, они бы сразу поняли, что это ловушка. Но они просто набросились на это! И ты? Почему тебя осенило лишь сейчас, а не тогда?
- Какая разница, если это привело к войне! И Хьютай хотела ее! Неужели ты ее защищаешь?
- Отчего бы и нет, Черзмали? Ты же не хуже меня понимаешь - если бы ССГ и сдался, ничего хорошего из этого не вышло бы. У нас просто не хватило бы сил взять под контроль его территорию. Через несколько месяцев все рухнуло бы и начался невообразимый хаос. А если бы не было ультиматума - через несколько лет рухнула бы Фамайа. Ты думаешь, ССГ пережил бы это? Она тоже утянула бы его за собой. Весь этот мир прогнил - и у нас, и за границей. Все отравлено ненавистью. Мы все - потомки рабов Альянса, Мато. И еще - два века тьмы. Наверно, это как-то действует на мозг. Разве не их вожди набросились на нас первыми, как ополоумевшие звери, а мы только делали то, что должны? Только защищались? Они же могли предъявить нам контрультиматум, например!
- Но это же чистой воды безумие! Люди в ССГ несравненно чище, чем здесь, свободнее. А ты - тоже виновник войны и защищаешь ее!
- Положим, я знаю, в чем виновен, но… - Талу помолчал. - Посмотри вокруг, что тиссы делают с нашими собратьями. Если в этом и заключается борьба за свободу, то пускай лучше все будут рабами.
- Но ведь из-за Хьютай мы все погибнем!
Талу с минуту молчал. Это он уже понял и сам.
- Да. Ты прав. Но если так нужно для наших собратьев и потомков? Ведь наш народ жить должен, а мы все равно однажды умрем, вся разница - когда, и с честью или без. Но я не хочу умирать предателем, а ты, по-моему, стал им уже давно… знаешь, как говорили в старину: есть что-то дьявольское в безудержном стремлении к справедливости…
Черзмали усмехнулся.
- Мы из одного народа, но говорим на разных языках. Эй, вы, к стенке его!
Талу с тоской огляделся. Бойцы окружили его, оттащили к стене дворца, осыпая ударами, и торопливо отбежали, проверяя оружие. Юноша с трудом выпрямился.
- Но… но мы одной крови, Черзмали… - Талу не мог найти слов.
- Прости, но это единственное, что я могу для тебя сделать. Иначе светловолосые будут убивать тебя несколько дней. Я хочу только свободы и мира для своего народа, хочу закончить начатую не мной войну. Еще не поздно присоединиться к нам. Не хочешь? Ну, как знаешь…
Черзмали вскинул свой короткий автомат и с трех шагов полоснул Талу очередью. Хлесткий удар в грудь и живот сбил юношу с ног, он тут же вскочил, упал, снова попытался подняться, но сил у него уже не было и он лишь перекатился на спину. Над ним простерся весь огромный мир - непостижимо далекий свод небес, сиявший яркой дугой Нити, стена, уходящая вверх…
Талу вдруг показалось, что он всегда лежал здесь, а вся его короткая и несчастная жизнь была всего лишь сном. Вдруг стало очень холодно, хотя под ним растекалось что-то теплое, согревающее спину. "Это кровь, - с ужасом подумал он. - Моя кровь!"
Все тело вдруг пронзила невыносимая боль, но он не смог двинуться, не смог даже закричать. Он попытался хотя бы набрать воздуха - и тоже не смог. Когда Талу понял, что уже не дышит, его охватил дикий, безумный страх.
Небосвод стал исчезать, поднимаясь в неизмеримые высоты. А Талу стал проваливаться вниз, все быстрее. Тьма из его снов охватила его, начала неотвратимо поглощать, и в душе юноши остался лишь беспредельный ужас перед надвигающимся небытием.
Потом не было уже ничего.
* * *
Черзмали с испугом смотрел, как быстро расползается алое пятно под упавшим Талу. Огромные глаза юноши широко распахнулись, из приоткрывшегося в немом крике рта сбежала струйка крови. Он уже не дышал, но его глаза еще жили, светясь беспредельным ужасом и болью. Потом они остекленели, погасли и только выражение безмерного страха осталось на сделавшемся вдруг жутким лице. Черзмали начал пятиться от тела, не отводя от него глаз, даже когда за его спиной раздался страшный рев. Мгновением позже огромная гекса с надстройкой на спине, обезумев от запаха еще живой крови, схватила его. Он успел лишь услышать, как с тупым щелчком лопнул его череп, и тоже провалился в небытие.
Гекса яростно мотнула головой. Тело Черзмали полетело в сторону, разбившись о стену. Ее собратья тоже с ревом набросились на файа, топча их ногами, из их пулеметов вырвалось пламя. Бойцы бросились прочь, толкаясь, полезли внутрь машины. Но сделать это успели лишь пятеро, все остальные были расстреляны и растоптаны.
Гексы набросились на бронетранспорт, толкая его так, что он закачался. Их пулеметы высекали снопы искр из брони. Двигатель машины взревел, от пушечной очереди полетели куски жесткой синей плоти, огнеметы извергли струи ревущего пламени. Бронетранспорт рванулся, расталкивая бьющихся в агонии тварей, и помчался вниз. Но бешенство гекс расходилось во все стороны, словно круги от падающего камня. В какой-то миг их ярость стала осознанной. Это было уже больше, чем "биение" - только на сей раз его уже некому было остановить и это пойдет все шире и дальше, словно неистовый лесной пожар.
* * *
Сумрачный, в крови и копоти, Нэркис Уэрка стоял в подвале дворца - последнем уцелевшем его помещении. Редкие лампочки лишь подчеркивали сумрачную ширь глухого, безоконного зала. Рядом с ним стоял Ами и другие повстанцы. Они подводили невеселые итоги штурма. Всюду вокруг них лежали трупы. В этом бункере их было больше семисот - сотни три солдат Внутренней Армии Фамайа, в большинстве уже раненых, сотни две тиссов, все остальные - мужчины, женщины и дети файа. Детей, правда, здесь было на удивление мало.
Хотя все, находившиеся в крепости, погибли до последнего младенца, победа далась Уэрке очень дорого - он потерял больше трех тысяч солдат Тиссена. Еще у тысячи раненых не было надежды на исцеление. Но у него оставалось еще пять тысяч тиссов с реактивными орудиями, бронетранспортами и танками. И еще - десять тысяч повстанцев. Все люди уже ощутили, что натворили Высшие. Им не могло быть прощения. Все, кого они лишили дома, семьи, страны, собирались в поход возмездия. У них было много оружия. Только на Соарской военной базе они захватили десять тысяч автоматических винтовок и двадцать миллионов патронов, сотни орудий, бронетранспортов и танков. Но им предстояло пройти две тысячи миль до Товии, потом еще тысячу - до логова Вэру.
Когда Уэрке представился в деталях весь этот путь, он помрачнел. Эта старая крепость - не товийская Цитадель, и, тем более, не плато Хаос. Он знал, что Вэру будет сражаться до конца, но не знал всех его возможностей. То, что Ами рассказал о про-Эвергете, было чудовищно. От этого оружия не могло быть защиты. И еще эти проклятые гексы… действовавшие так согласованно, словно были пальцами одной тысячепалой руки… хотя ими никто не управлял. Сожрав в городе и в крепости все, до чего могли добраться, они ушли - колоннами по трое, явно организованными единицами. Куда? Зачем? Уэрка не сомневался, что ему придется вновь столкнуться с ними - только гекс в тот раз будет уже гораздо больше.
Его мрачные размышления прервали донесшиеся с улицы крики. С запада сплошной стеной надвигалась масса беспросветно-черных туч. Они затемняли и гасили и без того слабое свечение туманности. Уэрка угрюмо, но без интереса смотрел на них.
Он не знал, что никогда больше не увидит льющегося с небес света.