Но только за семь лет его правления в Фамайа было уничтожено - превращено в "бывших" - больше миллиона "врагов государства", большей частью по его же приказам, причислившим к ним воров, грабителей и наркоманов.
А уничтожение старой столицы Ааены - Ревии, в которой вспыхнул мятеж? Правда, тогда ему было девять лет, и он нажал эту кнопку по воле приемного отца, не понимая еще, что делает. Но результат - два с половиной миллиона убитых, из которых восемьсот тысяч сгорели сразу, а остальные умерли в мучениях, по сравнению с которыми смерть на костре была милостью - результат был столь страшен, что его ужасала сама мысль о возможности повторения подобного. И его мысли метались, словно пойманные в клетку дикие птицы. В конце концов, себе трудно врать - перед ним была единственная возможность спасти свой - и другие народы. Воспользоваться ей - его долг, исполнить его - обречь на смерть миллионы, миллиарды невинных. А он просто боялся убивать - потому, что боялся смерти. Сказать: "это не мое дело, не могу, увольте?" До чего же странная ситуация - столько людей и файа рвется к власти, а он, обладающий, пожалуй, самой большой властью в мире, мечтает от нее избавиться! Но если отказаться, то что потом? Смотреть, как его преемник делает то, чего побоялся он? Это уже просто трусость. Или он сделает все, чтобы его народ уцелел, или станет предателем… хотя бы только в своих глазах, но с этим все равно нельзя жить. А как жить, зная, что ради одной спасенной жизни он убил десять?
Анмай начал понимать Бардеру, но в остальном совсем запутался. Теперь ему хотелось только одного - ни с кем не говорить и ничего не думать. Его взгляд рассеяно устремился в глубину коридора. Цитадель очень велика, найти спрятавшегося в ней практически невозможно… - он удивился своей трусости. Да, но что еще ему остается? Прыгнуть в эту вот шахту и избавиться от всех мыслей навсегда? Это тоже было бы предательством - по крайней мере, по отношению к Хьютай.
Неожиданно для себя Анмай рассмеялся. Ни одна из сторон не сможет одержать победы - но оставался еще третий путь: мирное объединение. Это, бесспорно, был бы лучший выход. Но как убедить их?
Он с ужасом понял, что даже не знает имен своих врагов - два века полного разрыва сделали свое дело. Между Государством Фамайа и ССГ не было никаких отношений - только подозрения и ненависть. Но все иные пути были отныне для него закрыты. Остался лишь один - навстречу своим врагам… или смерти мира.
Возвращаясь по коридору, полному туманных призраков, Анмай поклялся, что сделает все, чтобы не допустить войны. Наверняка с правителями ССГ можно найти общий язык. Просто никто из его предшественников не занимался этим всерьез! И он пройдет свой путь до конца, постарается, чтобы работы по овладению Йалис не уничтожили весь этот мир. Это же чисто техническая задача! Все остальное, в том числе и его собственная участь, просто неважно. Увлеченный своими мыслями, он не заметил, как добрался до центрального ствола.
Но, когда Вэру мчался вверх в скоростном лифте, ему показалось, что он взлетает к звездам.
Глава 4
Путь к хаосу
Уж нет ли в этих песнях непонятных
Каких-нибудь идей превратных?
Поешь прекрасно ты, и звучен голос твой,
Да надобен надзор, мой милый, за тобой.
Городовой!
Сведи в участок Соловья!
Там разберут, брат, эти песни!
"Бурелом", 1905, N1.
Какое-то время после разговора Маоней Талу сидел неподвижно, просто не веря в случившееся. Потом, словно очнувшись, мотнул головой, отбросив лезущие в глаза волосы и вышел из комнаты радиостанции - ему не терпелось заняться делом, о котором он столько мечтал. Шагая по просторным темным коридорам Замка к двум отведенным ему низким маленьким комнаткам, он уже составил в уме список всего, что стоит взять в дорогу. Своих вещей у него вообще было немного, так что сборы получились недолгими: запасная одежда, несколько любимых книг и бытовые мелочи без труда вошли в обычную дорожную сумку. Он сунул в кобуру свое оружие - армейскую восьмизарядную "Омегу", - добыв ее из заводской коробки. Распихав по кармашкам на ремне обоймы и засунув в сумку коробку с патронами, он огляделся, вспоминая, не забыл ли чего, прихватил ноутбук с передатчиком, закинул сумку на плечо и вышел из комнаты.
Запирая дверь, он вдруг подумал, что в последний раз видит свое уютное жилище.
И не ошибся.
* * *
Выехав из ворот Замка, Маоней обернулся. Силуэт старинной крепости, черный на фоне зари, вдруг вызвал приступ неожиданной тоски - он уже привык считать ее своим домом. Сама заря стала ярче, чем полчаса назад - ее яркость зависела от количества поглощаемой Бездной материи, и никто не мог предвидеть этих изменений.
Его открытая машина мчалась в "Золотые сады" по широченному, прямому, как луч, проспекту Революции, в это время пустому - несмотря на два века без солнца, повсюду на Уарке соблюдался старинный суточный счет времени. Вдоль проспекта, утопая в пышной черной листве скверов, возвышались угловатые массивы старинных, построенных еще до Великих Войн зданий. Толстые ребра отклоненных внутрь пилонов разделяли их ступенчатые темные фасады; лишь изредка на них мелькало желтое пятно освещенного окна.
Машина перемахнула мост через широкий канал Победы, оказавшись в Новом Городе. Здесь была воссоздана архитектура Империи Маолайн, древней родины файа - длинные ряды одинаковых, снежно-белых узких пирамид, украшенных цветными огнями. Наклоненные наружу стены их уступов-террас отбрасывали вниз свет медленно розовеющей зари, смешивая его с синим, медно-оранжевым и белым светом низких фонарей, утопающих в кронах деревьев.
Ярко-белые, отливавшие чудесным нежно-розовым оттенком здания, словно сны, поднимались очень высоко в дымчато-темное, рассеченное тонкой дугой Нити небо: каждая пирамида состояла из десяти пятиэтажных уступов. Их снежная облицовка эффектно контрастировала с деревьями - пучками попарно ветвящихся стеблей, увенчанных черными дисковидными листьями с зазубренными краями. Деревья скрывали основания громадин и опоясывали их террасы словно бы полосами черного, просвеченного разноцветными огнями дыма. Спокойная вода каналов отражала дымчато-темный блеск небес, белые откосы берегов и силуэты башен.
Здесь на улицах было много пёстро одетой молодежи - в более чем миллионной Товии она составляла половину населения. Мелькали и коричнево-смуглые широкоскулые лица файа и более бледные - других народов огромного государства. Файа, в большинстве, были стройны и мускулисты. Дважды изогнутые, как лук, губы и длинные, слегка раскосые серые глаза делали их красивыми и Маоней не видел ничего удивительного в господствующем положении своей расы. Раз она самая симпатичная, то она и должна править, как же еще?
Дальше на восток, уже за пределами города, потянулись бесконечные плоские крыши промышленного района. Жизнь здесь не затихала никогда. Среди сияющих окон цехов и труб мелькнула ярко освещенная дорога, ведущая на плато, к Цитадели. Петляя, она всползала вверх по скалистым уступам, увенчанным огромной массой крепости, подобной чудовищной черной короне; ее башни обрамляли созвездия тревожно-красных огней.
Впереди, в конце проспекта, показалась высокая железобетонная стена с башнями-дотами, окружающая самый крупный во всей Фамайа нейрокибернетический центр - "Золотые сады".
Маоней сразу окунулся в царящую здесь возбужденную рабочую атмосферу. Всюду мелькали занятые чем-то служители и специалисты, неторопливо ползли самоходные клетки для перевозки гекс.
Он включился в это безостановочное движение - бегал по всем Садам, сидел у компьютера, отдавал и исполнял приказы. Наконец он оказался на гребне толстой стены, окружающей один из обширных прямоугольных вольеров; там спокойно бродили огромные шестиногие существа, покрытые жесткой белесой шерстью. Массивные головы, венчавшие длинные гибкие шеи, склонялись вниз, словно трава, и тут же выпрямлялись. Взгляд Талу перешел на ферму перекрывавшего загон мостового крана. С его тележки свисал похожий на ребра раскрытый захват подъемника. Маоней мечтательно улыбался.
* * *
Окрус Ватпу, по кличке Философ, проснулся от внезапного страха. Он еще не успел осознать своих ощущений, когда в смрадную тьму барака ворвался оглушительный трубный рев. "Проклятые твари!" - подумал он, переворачиваясь на другой бок. Но тут рев гекс перешел в страшное многоголосое гудение, какого ему не приходилось слышать за все семь лет своего заключения. Гул тотчас дополнился металлическим треском, а затем - испуганными воплями охранников и стуком пулеметов. Он вскочил, как подброшенный, и кинулся к окну.
Сквозь забранное частой решеткой грязное стекло было видно, что караульные гексы уже повалили высокую железную ограду своего загона и теперь с неожиданной яростью штурмовали ограду лагеря. Ни огонь пулеметов, ни искры, сыплющиеся из перехлестнувшихся проволок электрозаграждения, не могли их остановить. Его бетонные опоры начали крениться. Еще одно яростное усилие - и ограда втрое выше человеческого роста рухнула, увлекая за собой сторожевые вышки.
Когда находившиеся под напряжением в шесть тысяч вольт провода коснулись земли, сверкнуло ослепительно-синее пламя короткого замыкания. Все ярко освещавшие лагерь огни в одно мгновение погасли; повис тревожный желтоватый полумрак. Масса темных силуэтов, увенчанных жутко качавшимися шеями, продолжала напирать, топча и сминая проволочные заграждения. Путаясь в колючей проволоке и разрывая ее, как нитки, гексы проломили внутреннюю ограду и ворвались во двор.
"Сейчас они их успокоят" - с внезапной надеждой подумал Философ, переводя взгляд на окруженную сеткой высоковольтного заграждения радиомачту, стоявшую в центре территории лагеря.
Словно перехватив его взгляд, одна из тварей кинулась вперед. Смяв сетку, она вцепилась в трубу радиомачты и начала яростно дергать ее. Та раскачивалась все сильнее, вдруг со звоном лопнули растяжки и мачта рухнула, проломив крышу соседнего барака. Тварь уронила из пасти кусок сломавшейся трубы и двинулась дальше.
Философ еще не успел осознать опасности, когда огромная морда заметившей его гексы с силой ударилась о загудевшие прутья. Обрамлявшие пасть изогнутые роговые крючья вцепились в них, склоненная шея напряглась - и вмиг вырвала массивную решетку из камня. Он едва успел отскочить - рама тут же разлетелась вдребезги. На расстоянии вытянутой руки он увидел зияющую воронку пасти. Внутри ее алчно сжималось множество радиально сходящихся иззубренных пластин, разделенных пульсирующими складками плоти. Философа оглушил страшный рев, его обдало едкой вонью и жаром. Над огромными, ярко-голубыми глазами твари с вертикальным, как у файа, зрачком, дыбом стояла длинная белая шерсть.
Теряя сознание от ужаса, он ударил тварь табуреткой. Гекса снова взревела, ее голова неуклюже ворочалась внутри барака, круша нары и сбивая с ног безумно кричащих людей. Наконец, ей удалось схватить кого-то и, ломая несчастному кости, вытащить его через окно. До Окруса донеслось жуткое чавканье и хруст.
Барак обратился в сущий ад - все кричали, метались, пытаясь спрятаться. Над головой затрещали стропила, в стену, к которой он прижимался, снаружи что-то ударило с такой силой, что посыпались кирпичи. Потом последовал еще один удар и еще - он едва успел отползти. Стена с грохотом рухнула, в клубах пыли показалась развалившая ее тварь; сильно разбившись, она кружилась на месте, громко шипя.
Когда кто-то подтолкнул его сзади, он испуганно дернулся - и перевел дух, узнав Нэркиса Уэрку, бывший полковника Внутренней Армии и своего единственного здесь друга.
- Смотри, - крикнул тот, - ограда повалена, охраны нет - мы можем бежать!
- Ты с ума сошел! Твари разорвут нас тут же!
- Да? А мне показалось, что все они направились к комендатуре.
Философ прислушался - от здания комендатуры лагеря тоже доносились истошные вопли и стрельба. Не говоря больше ни слова, они перебрались через груду кирпича во двор. В тот же миг раздался жуткий, режущий уши вой, и двор осветило пламя.
Добежав до угла барака, они увидели, что одна из гекс, пылая сверху донизу, со страшным ревом катается по земле - в нее попали из огнемета. Остальные твари от этого зрелища словно обезумели - они кидались на высокое ограждение комендатуры так, что толстые стальные прутья прогибались, хватались за поперечины и тянули, взрывая ногами землю. Вторая тварь вспыхнула от огнеметного выстрела, за ней третья и четвертая - но остальных это не остановило. Совместными усилиями им удалось сорвать с опор секцию решетки и они, толкаясь, полезли в пролом. Со всех сторон сбегались остальные гексы. Их привлекало движение - неважно, какого рода.
Крики и стрельба усилились. Философ видел, как одна из тварей, расстреливаемая в упор, бросилась на сторожевую вышку, защищавшую ворота комендатуры. Не сумев достать пулеметчика, она вцепилась в поперечину под самой платформой и принялась тянуть.
Он с удивлением увидел, что бетонные блоки фундамента начали выходить из земли. Башня опрокинулась, стальная ферма всей тяжестью обрушилась на тварь и откатилась в сторону. Та вскочила, подобрала бьющегося в конвульсиях пулеметчика и присоединилась к остальным, штурмовавшим высокое четырехэтажное здание, в котором размещалась и казарма охраны.
Все окна комендатуры были разбиты, из них беспрерывно строчили автоматы. Гексы срывали оконные решетки, всовывали морды внутрь, хватая стрелков, - их длинные шеи свободно доставали до второго этажа. Одна из них остановила выехавший из гаража фургон для перевозки заключенных, вцепившись в кабину, и стала раздирать ее, разрывая металл, как бумагу. Из окна верхнего этажа вновь излилась струя напалма, обдав ее огнем. Тварь начала с оглушительным ревом метаться по двору, рассыпая искры пылающей шерсти, и вдруг кинулась прямо в открытые ворота гаража.
Даже в оглушительном шуме Окрус слышал, как она бьется там в агонии, сокрушая все подряд. В проеме ворот полыхнуло пламя, рев перешел в непереносимый визг - обезумевшее чудовище раздавило бочку с бензином. В огне начали лопаться другие бочки, посыпались стекла, вспыхнули фургоны, в вездеходах охраны стали рваться патроны к пулеметам.
Внезапно здание вспучилось, уцелевшие ворота разлетелись, из всех щелей вырвалось пламя - когда пожар охватил размещавшуюся в гараже мастерскую, в ней взорвались газовые баллоны. Все вокруг залил ослепительный свет. Через миг до Философа донеслась почти беспрерывная серия взрывов. В бараке, к стене которого они прижимались, раздались злорадные вопли.
В озаренном огнем дворе комендатуры был уже сущий ад - обезумевшие гексы метались внутри ограждения, лезли на стены здания, впивались в них, обдирая штукатурку и оставляя в кирпиче глубокие борозды. Две твари вцепились в балки стальной пожарной лестницы и с треском оторвали ее от стены. Другие подскакивали высоко вверх, словно подбрасываемые. Окрус не представлял, что столь массивные создания способны прыгать.
- Превосходное зрелище, не так ли? - толкнув его, сказал Уэрка. - Но не пора ли нам убираться отсюда, пока наши лучшие друзья разбираются между собой?
Философ огляделся - почти все гексы набились в огражденный двор комендатуры. Охрана с уцелевших вышек сбежала, предпочтя спасение выполнению долга.
- Бежим! - крикнул он.
Вдвоем они стали перебежками пробираться к поваленной ограде. Внезапно их остановил окрик охранника, появившегося из тени под стеной барака. Его черная форма была изорвана, глаза безумно блуждали.
- Ложись, мразь, убью! - завопил он, размахивая автоматом. Уэрка и Философ повалились в грязь.
- Пристрелю за побег! - вопил охранник, нащупывая затвор.
"Убьет", - понял Философ. Файа наконец передернул затвор и прицелился, не замечая растущей за спиной огромной бледной тени. На его губах играла глумливая ухмылка. Привлеченная движением гекса с быстротой змеи сделала выпад и схватила безумца, подняв его высоко в воздух. Он выронил автомат, не успев даже закричать - всего два движения радиальных челюстей превратили его в нечто совершенно бесформенное. Равнодушно выплюнув кровавый комок, тварь злобно уставилась на них. Они замерли - единственное спасение. Малейшее движение означало смерть. Спустя несколько секунд, показавшихся им вечностью, гекса отвернулась, направляясь к комендатуре. Уэрка вскочил и нетерпеливо схватил оружие. Избегая смотреть на разодранную кровавую массу, всего минуту назад бывшую телом, он подобрал подсумки, свисавшие с разорванного ремня.
- Она возвращается! - крикнул Философ.
Уэрка обернулся - на него надвигалась развернувшаяся гекса. Страшная голова раскачивалась высоко в темном небе. Без раздумий он вскинул оружие и спустил курок, целясь в морду твари. Его чуть не опрокинула отдача, но он стрелял, пока не кончились патроны в обойме.
Все пули попали в голову, но даже это не смогло убить невероятно живучую тварь. Ее глаза лопнули, шерсть стала темно-синей от крови. С хриплым ревом гекса кинулась прочь, спотыкаясь и ударяясь о стены.
Добежав, наконец, до ограждения, они укрылись за платформой поваленной вышки, встретив там еще нескольких беглецов.
- Смотри! - Уэрка показал на опрокинутый пулемет, валявшийся перед отлетевшей крышей.
Тут же лежал большой ящик с лентой, рядом скрючился мертвый охранник с разбитой головой. Они без слов подхватили оружие.
- А теперь в лес, быстро! - крикнул Философ.
Только Уэрка задержался, чтобы вытащить из кобуры мертвеца пистолет. Осторожно перебравшись через перепутанную проволоку, они перебежали широкое расчищенное пространство и, укрывшись в зарослях, почувствовали себя в относительной безопасности.
- Тяжелый, черт! - выдохнул Философ, бросая на землю стальной патронный ящик.
- Он у нас единственный, - сухо сказал Уэрка.
Он пересчитывал запасные обоймы к своему пистолету.
- Всего четыре, неплохо.