Но когда мы вернулись в деревеньку, там всё было уже кончено. Лишившись поддержки башкир, обстреливающих нас, каторжане долго не смогли противостоять двум взводам карабинеров, быстро опомнившихся от первого шока. Взвод Озоровского также легко разогнал башкир, и он вернулся практически одновременно с нами.
На единственной улочке деревни каторжан валялись несколько десятков трупов людей и лошадей, корчились в грязи раненые. Среди них ходили унтера, понимающие в лекарском деле, поднимая на ноги и сажая в сёдла тех, кого могли. Другие выносили убитых карабинеров и следили за группой каторжан, что таскали убитых товарищей и копали могилы.
В пылу битвы я успел позабыть о ранах, нанесённых мне каторжанином в самом начале, и потому был весьма удивлён проявленному ко мне повышенному вниманию фельдшеров.
- Дык, вашбродь, у вас же весь мундир на спине и боках в крови, - развёл руками унтер Сергеев.
Я провёл ладонью по начавшему побаливать боку, пальцы были в крови.
- Перевязывай поверх мундира, - приказал я, спрыгивая с седла. - В расположении лечением займутся.
- Дык, мы всех так, - кивнул он, разматывая кусок полотна, - поверх мундира.
Когда всех раненых перевязали, а мёртвых похоронили, Коренин скомандовал:
- Эскадрон, возвращаемся.
Подобные случаи стали чем-то вроде закономерности. Башкиры Юлаева перешли к сугубо партизанской тактике. Уже день спустя, мой взвод попал в засаду в пяти верстах от Уфы. Чтобы срезать дорогу, я направил взвод через небольшую рощицу. Сколько там ждали нас - или кого угодно другого - башкиры, не знаю. Они прыгали на нас с деревьев, натягивали между стволов верёвки, накидывали нам на шеи арканы.
- Карабинеры, огонь! - кричу я, выхватываю пистолет и стреляю в ближайшего башкира - тот падает с дырой против сердца.
Прячу пистолет и выхватываю палаш, рублю некоего башкира, высунувшегося из-за дерева с древним мушкетом в руках. Трещат выстрелы карабинов, свистят пули, враги падают, но в бегство обращаться не спешат. Они кидаются на нас с короткими копьями, саблями и ножами. Их бьют палашами, прикладами карабинов, швыряют под копыта. И вот, всё кончено, о разведке можно забыть, слишком много раненых, да и коней на всех не хватает. Пришлось возвращаться в Уфу.
- Разбить Юлаева нам не удастся, - качал головой Самохин. - Потому нас и перебрасывают из Уфы.
Мы сидели в офицерском собрании Казанского кирасирского полка. Со времени засады в роще не прошло и двух дней. С тех пор наш полк перестали использовать для борьбы с иррегулярной кавалерией Юлаева, для этого в Уфу был переброшен практически в полном составе Луганский пикинерный, а мы должны были скорым маршем идти на соединение с князем Голицыным в Оренбург, куда он недавно с триумфом вступил.
- Что-то там серьёзное затевается, - продолжил тему секунд-майор. - Где это видано, четыреста с лишним вёрст приказано одолеть за два дня? Да мы лошадей загоним.
- Этих загоним - новых выдадут, - пожал плечами поручик Ерышев, вернувшийся к своим обязанностям командира первого эскадрона, в связи с тем, что маршевый эскадрон был исчерпан полностью.
- Зря ты так, Ерышев, - покачал головой Брюсов. - Кони ведь, в отличие от нас, твари безмолвные, ни в чём не повинны. За что их губить?
Брюсов, по возвращении Ерышева к прямым обязанностям, стал кем-то вроде заместителя или адъютанта при Михельсоне.
- Война идёт, господин секунд-майор, - мрачно усмехнулся Самохин, - тут ни людей, ни коней не жалеют.
- Довольно болтать, господа офицеры, - оборвал дискуссию Брюсов. - Завтра чуть свет, подъём - и в путь. Эти двое суток с коней слезать не будем. Так что цените последнюю возможность выспаться.
Последняя фраза его мне совершенно не понравилась, как-то зловеще она прозвучала. И не зря.
Глава 4
Поручик Ирашин и комиссар Омелин
Эта гонка оказалась ещё почище предыдущей. Мы мчались быстрой рысью, меняя коней на заводных, но и те уже быстро выдыхались и были покрыты мылом. Спать было некогда, о еде даже не думали. Только скачка, скачка, скачка. Утро, днём, вечером, ночью. С короткими перерывами "на оправиться". От этого безумия солдаты и офицеры озлобились, короткие реплики, которыми мы перебрасывались, становились всё резче и резче. Пару раз, когда мы спешивались, возникали перебранки по самым пустяковым поводам, частенько перераставшие в драки. Одна разрослась настолько, что охватила пол-эскадрона. Взвод пошёл на взвод, в прямом смысле, стенка на стенку. Офицеры их потеряли контроль над ситуацией и лишь орали, да бестолково палили из пистолетов в воздух.
- Рассечь конями! - крикнул Михельсон. - Остановите это свинство!
Первыми сориентировались мы с поручиком первого эскадрона Шневецем. Вскочив на коней, мы направили их прямо на толпу дерущихся карабинеров, рассекая её. Солдаты и унтера были вынуждены податься в стороны, чтобы не попасть под копыта. Кони раздвигали их грудью, да ещё и мы со Шневецем охаживали дерущихся плетьми по плечам и спинам. Нам удалось быстро успокоить разбушевавшихся карабинеров, и теперь они стояли разделённые на несколько групп, избитые, покрытые кровью и синяками, в изорванных мундирах. И какие-то жалкие - смотреть на них не хотелось. Солдаты так выглядеть не должны.
- Поглядите на себя, - обратился к ним Михельсон, проезжаясь мимо сбившихся в тесные группки карабинеров. - И это солдаты славного Санкт-Петербургского карабинерного полка? Да вы просто кучка оборванцев! Вот что про вас скажут! Над нами, всем нашим полком, будет смеяться последний писаришка в корпусе князя Голицына. Вы опозорили нас! И позор этот сможете смыть только кровью! - Он перевёл дух и рявкнул так, что захотелось вжать голову в плечи. - Унтера, два шага вперёд!
Пять унтеров вышли вперёд. Все они осознавали свою вину и боялись глаза поднять на премьер-майора.
- Расстрелять, - приказал он. - Солдат оправдывает хотя бы то, что они дрались кулаками, никто не взялся за оружие. Вам же, господа унтера, оправдания нет. Брюсов, займитесь.
- Есть, - ответил тот.
Взяв десяток карабинеров, секунд-майор отвёл унтеров на сотню саженей от дороги. Никто не стал смотреть в ту сторону, а потому многие, включая меня, сознаюсь, вздрогнули от звука выстрелов. Когда с неприятной процедурой было покончено, хоронить унтеров времени не было, полк сел в сёдла и продолжил путь.
По прибытии на место, под стены осаждённого войсками князя Голицына Сакмарского городка, нам выделили два часа отдыха. Ровно столько оставалось до рассвета. И все - солдаты и офицеры - повалились спать в выделенных нам палатках. Пары часов после двух дней непрерывной скачки оказалось чудовищно мало. Казалось, не успел я рухнуть на походную кровать, как за стенкой палатки запела труба, а наглый солнечный луч зашарил по глазам, окончательно отгоняя столь сладкий сон. Пришлось подниматься и вылезать из палатки, благо спал я одетым, приводить в порядок мундир, наскоро умываться и бегом бежать на построение. В общем, успел, как и многие солдаты и офицеры нашего полка, в самый последний момент.
Надо сказать, на фоне других кавалерийских полков выглядели мы не слишком презентабельно. Не смотря на пообтрепавшееся обмундирование, смотрелись они куда выигрышнее, ведь у них было время, чтобы к смотру перед князем привести себя в порядок, а мы в это время неслись во весь опор.
- Господа офицеры, - обратился к нам князь-генерал-майор, - нам предстоит сегодня взять этот городок. - Он, не глядя, махнул рукой за спину, где наши бомбардиры начинали артиллерийскую дуэль с пугачёвцами. - Он неплохо укреплён, но главное не это. Все вы, за исключением карабинеров Санкт-петербургского полка, знаете о том, что кроме казаков за его стенами засели солдаты, которых пленные пугачёвцы зовут солдатами "нового строя". Они отлично обмундированы и вооружены, а вот каковы они в бою знают опять же только санкт-петербургские карабинеры. Премьер-майор Михельсон, поведайте нам о них.
Наш командир выехал вперёд и обратился ко всем под нарастающий гром канонады.
- Те солдаты, как высказали, "нового строя", - сказал он, - были весьма упорны и даже когда казаки побежали, никто из них шагу назад не сделал. Они дрались до последнего и погибли все.
- Теперь вы понимаете, с кем нам придётся схватиться сегодня, - продолжил князь Голицын. - Этих людей должно истребить полностью. Под корень выжечь не только саму заразу пугачёвщины, но и память о ней. Пугачёв там, за стенами Сакмарского городка, мы должны захватить его и доставить пред светлы очи Её Императорского величества. И это наиглавнейшая наша задача на сегодня. А потому вся кавалерия останется в резерве до момента бегства самозванца и бунтовщика из крепости, в том, что оно воспоследует, я не сомневаюсь.
Он прервался на несколько секунд, когда особенно громко гремели орудия с обеих сторон.
- А теперь, прошу полки занять места согласно разработанной диспозиции. Вперёд!
Наше место было рядом с драгунами Астраханского полка, на самой верхушке холма, откуда Сакмарский городок виден был как на ладони. В двух сотнях саженей от нас строились мушкетёрские и гренадерские полки. Как я успел заметить, на правом фланге Голицын сформировал гренадерскую бригаду, перед ними лежали длинные лестницы, а значит, они пойдут на штурм стен, которые не удалось пробить ядрами. Что не удивительно, ведь хоть они и были сложены из мощных брёвен и укреплены земляным бруствером, от которого чугунные ядра просто отскакивали. Правда, он послужит неплохим подспорьем для гренадер, что пойдут на штурм. А вот с левой стеной пушкарям справиться удалось, несколько ядер крайне удачно попали в верхнюю часть стены, разбив брёвна и повалив их прямо на бруствер. В общем, первоклассный получился пролом, как раз для эскалады.
- Сколько ж солдатиков нынче побьют, - покачал головой вахмистр Обейко. - И не перечесть будет в вечёру.
- Отставить разговоры, вахмистр, - осадил его я, несколько резче, чем стоило. - Нам, возможно, тоже предстоит оказаться там, если солдат не хватит.
- А чего бы их не хватило? - удивился Обейко. - Вона их сколько понагнали. На правом фланге от митр гренадерских земли не видать.
И вот ударили барабаны и сотни и тысячи человек двинулись вперёд. Над их головами свистели ядра. Наши артиллеристы давали последние залпы, а вот пугачевские уж расстарались вовсю. Ядра чаще ударяли в землю перед наступающими солдатами - меткости вражеским бомбардирам стоило бы ещё поучиться, на наше счастье. Однако бывало, что чугунные шары врезались в плотные шеренги солдат в зелёных мундирах, оставляя в них кровавые просеки и десятки корчащихся тел. Однако ряды быстро смыкались, лишь фронт становился уже на одного двух человек. Когда солдаты подошли к стенам поближе, казаки открыли ураганный огонь из мушкетов. Пули, верно, сыпались градом, выбивая солдат, особенно гренадер, ведь они наступали на почти целую стену.
К нам подлетел вестовой с приказом нашему полку и астраханским с московскими драгунам выступить на поле боя и прикрыть наступающих солдат огнём с сёдел.
- Вот и нам дело нашлось, - усмехнулся поручик Самохин. - Хоть сами не постреляем, так покомандуем.
Он подмигнул мне, поправил треуголку и тронул бока коня шпорами. Медленно, на ходу перестраиваясь из колонны в две шеренги, три полка двинулись вперёд.
- Карабины готовь, - скомандовал я, нервно поглаживая рукоять пистолета. Эх, жаль, не положен мне по уставу такой же карабин, как у солдат, хотелось сделать и свой, не столь пассивный, вклад в общую победу.
Лошадей пустили небыстрой рысью, чтобы ненароком не разогнать их слишком сильно и не врезаться в спины наступающих солдат. Ядра теперь свистели над нашими головами, однако попаданий пока в наши ряды - слава Богу! - не было. Приблизившись на максимальную дистанцию стрельбы наших карабинов и драгунских фузей, мы остановили коней и открыли огонь.
- Бить по группам казаков, - размеренно командовал я, чтобы хоть как-то занять себя во время стрельбы. - Попасть, всё равно, ни в кого не попадёте, но если стрелять по группе, шанс мизерный, но есть. Главное, скорость стрельбы, не целиться. Навели на группу казаков - и огонь!
Трещали мушкеты и фузеи, солдаты и унтера били залпами, вскоре нас заволокло облачком вонючего дыма. Изредка мимо свистели ядра, те, что с перелётом, и пули, пущенные особенно отважными казаками. Не смотря на слабую точность стрельбы, трём нашим полкам удалось прижать их, заставив укрыться за верхом стены. Трудновато вести ответный огонь, когда над головой свистят несколько тысяч пуль. Да и большая часть тех, кто стрелял, выбирали себе цели среди наступающих солдат.
Потом снова был вестовой, на сей раз с приказом двум полкам поддерживать огнём исключительно правый фланг. Там эскалада гренадер готова была захлебнуться, встретив яростное сопротивление хорошо укрепившихся казаков, ведущих ураганный огонь. Мы с астраханскими драгунами сместились на правый фланг, где, и вправду, творилось нечто невообразимое. Я не мог отвлечься от страшных картин, открывшихся моему взору, ведя огонь по казакам, а потому отлично видел…
Видел лежащих на земле скошенных пулями и перемолотых ядрами гренадер. Видел бегущих к брустверу с деревянными лестницами. Видел не затихающую ни на минуту рукопашную схватку на одном из участков стены. Видел штыки, скрещивающиеся с саблями. Офицеров, стреляющих в упор. Казаков, рубящих наотмашь. Гренадера, рухнувшего навзничь на бруствер. Я думал, что он погиб, но нет - солдат вскочил на ноги и, как был, безоружный, бросился обратно по опасно раскачивающейся лестнице. Казака в долгом кафтане, поднятого на штыки. Но только кого я не видел, это пресловутых солдат "нового строя". Не было их на стене.
- А скажи мне, комиссар, - обратился к Омелину Пугачёв, поглядев на него каким-то тяжёлым взглядом, - отчего мои казаки гибнут, а твои солдаты - стоят посреди города и ждут. Чего ждут? С моря погоды?!
- И я, и полковник Кутасов не раз объясняли вам план сражения, - усталым голосом ответит тот. - И казаки, что сражаются на стенах, и солдаты, что ждут своего часа, - все они ваши. Не мои, не кутасовские, а - ваши. Сейчас войскам Голицына удалось добиться определённых успехов только на левом фланге, где стена сильно разбита. На правом же казаки истребляют элиту армии Голицына - гренадер.
- А по ним карабинеры с драгунами палят! - рявкнул Пугачёв.
- Надо продержаться до тех пор, - набравшись терпения в который раз принялся объяснять Омелин, - пока не падёт наш правый фланг, тогда можно отводить и казаков со стены, осаждаемой гренадерами. И когда голицынские солдаты войдут в городок, придёт время солдат "нового строя".
- А как же те кунштюки, - решил ввернуть немецкое словцо в свою речь лже-император, - что ты показывал мне? Над которыми работали инженеры с заводов?
- С вашего позволения, Пётр Фёдорович, - согнул спину комиссар, - я отправлюсь проинспектировать закладку мин и подготовку шрапнельных снарядов.
Удивился бы молодой лейтенант Генри Шрапнель, узнав, что снаряды, названные в его честь, уже истребляли сотни людей где-то в далёкой России. Может быть, что-нибудь другое изобретёт, столь же смертоносное. Небольшие ядра с длинными фитилями лежали сейчас перед Омелиным и инженером Егоровым, работавшим над этим жутким оружием под руководством отбывшего на Южный Урал военинженера первого ранга Кондрашова.
- Надолго ли их хватит? - спросил Омелин у старшего бомбардира Сакмарского городка, которым был тот же Егоров.
- Это как сказать, - невольно процитировал фразу из кинофильма "Чапаев" бомбардир, - хорошего боя - минут на пять. - Он покачал головой. - Не больше.
- А больше и не надо, - кивнул Омелин. - Скоро солдаты разобьют казаков на стенах, значит, пора. Разносите снаряды, сколько есть, на позиции.
Несколько десятков шестифунтовых пушек были расставлены на крышах домов и укрыты до поры за слуховыми окнами. На чердаках, рядом с ними притаились бомбардиры, которым малочисленная обслуга потащила шрапнельные снаряды.
Вместе с Егоровым Омелин подошёл к лихорадочно роющимся в земле рабочим во главе с единственным не уехавшим на Южный Урал военспецом - воентехником первого ранга Муравьёвым.
- Сколько ещё вам нужно времени? - спросил у него Омелин.
- Минут двадцать, товарищ комиссар, - козырнул Муравьёв, вытерев со лба пот грязной рукой. - Но это только первый этап минирования.
- А когда вы полностью закончите минировать улицы и дома? - поинтересовался комиссар.
- С домами закончили ещё вчера, - ответил воентехник. - А вот плотное минирование улиц потребует не менее часа.
- Нет у нас этого часа, - покачал головой Омелин. - Может статься, что и двадцати минут не будет. Ускорьте работы, воентехник.
- Есть, ускорить работы, - снова козырнул Муравьёв. - Разрешите продолжить работы?
- Продолжайте, - кивнул комиссар. - Вас, бомбардир, я тоже не задерживаю.
Возвращаться в "царские хоромы" Пугачёва не хотелось совершенно, снова выслушивать упрёки и раз за разом давать объяснения, которые никак не устраивают последнего. Вместо этого комиссар решил проинспектировать ещё и солдат "нового строя", проверить, так сказать, их моральное состояние. Ведь, на самом-то деле, совсем не просто стоять в боевых порядках, когда в полуверсте от тебя твои товарищи сражаются и гибнут. Омелин прошёлся мимо выстроенных в шеренги на узких улочках Сакмарского городка солдат. Перед ними стояли младшие комиссары, произнося вдохновенные речи. К ним прислушивались, внимали догматам марксизма-ленинизма. Комиссары объясняли им в который раз про классовую борьбу и то, что хоть сражаться им предстоит против таких же крестьян, но одурманенных вражеской пропагандой и заштампованных железной муштрой, царящей в екатерининской армии.
- Они не понимают против кого сражаются, - вещал как по писанному политрук Кондаков, бывший яицкий казак, одним из первых отобранный в политсостав новой армии. - И тем отличаются от нас. Солдаты Голицына, ведомые в бой офицерами из дворян, считают нас врагами России. Но не мы - и даже не они - враги нашего государства. Истинные враги его - те самые дворяне, что как вши присосались к нему и тянут все соки. Все эти князья Голицыны и графы Орловы с Потёмкиными, генералы Мансуровы и Бибиковы! Да и сама лживая самодержица! Они поспешили объявить Петра Фёдоровича мёртвым, но Господь спас его и теперь он спасёт всех нас!
Отлично вещает. Омелин покачал головой. Молодец! Комиссар даже сам заслушался проникновенной речью политрука. Омелин достал из-за пазухи блокнот и сделал в нём пометку: "Если переживёт бой, представить политрука Кондакова к очередному званию". Как только Омелин спрятал блокнот, последний из тех, что он взял с собой из тридцать шестого года, по всему городку загремели барабаны. А это значит, что вражеские солдаты взяли стены.
- Поспешили бы вы к Петр Фёдоровичу, - обратился к комиссару Кондаков. - Скоро на улицах бои начнутся.