Лицо Маклина было словно вывернуто наизнанку. Тело было белым, нос вывернут наружу; вены, мускулы, кости, хрящи исчезли с поверхности его лица - оно поворачивалось и дергалось, когда он открывал эти ужасные челюсти, чтобы смеяться диким смехом, похожим на царапанье когтей по стеклу.
Его зубы были выгнуты зазубренными страшными краями, десны испещрены и желты. Вены на лице были такими же толстыми, как черви, бегающие и извивающиеся вдоль его костлявых щек, за отверстиями его красивых и сверкающий льдом голубых глаз, вдоль лба и назад, в его пышную шевелюру седых волос. Это выглядело так, словно все его тело либо вывернулось, либо сгнило, и представшее перед ними было чем-то по роду близко к живому черепу. Ничего подобного Роланд никогда не видел.
Он смеялся, и его идиотски торчащие челюсти и мускулы дергались и прыгали. Вены пульсировали как при высоком кровяном давлении. Но когда он смеялся, в его глазах поблескивали слезы, и он начинал возить своими руками по стене снова и снова, ломая ногти о панель.
Лаури и Мангрим тоже вошли в комнату. Лаури остановился недалеко, когда он увидел чудовище в одежде полковника Маклина, и он коснулся своего 9¤мм, но Роланд перехватил его кисть.
Мангрим только улыбнулся:
- Пойдем отсюда, ребята!
ГЛАВА 72
ЛЕДИ
Сестра мечтала, сидя на солнце. Оно светила жарко в ослепляющем голубом небе, и она вновь реально могла видеть свою тень. Солнечные ласкающие лучи играли на ее лице, забирались во все черточки и морщинки, просачивались сквозь кожу в кости. О, Боже! - думала она. Она чувствовалось это так хорошо, а ведь она уже и не надеялась когда-нибудь увидеть голубое небо и свою собственную тень под собой. Летний день обещал быть жарким, и лицо Сестры уже покрылось потом, но это тоже было хорошо. Видеть небо, уже не покрытое облаками, и окружающую местность было одним из счастливейших моментов в ее жизни, и если бы ей пришлось умереть, она попросила бы Бога разрешить ей умереть в лучах солнца.
Она протянула руки к солнцу и громко и радостно закричала, потому что ужасная зима наконец-то закончилась.
Сидя на стуле перед кроватью, Пол Торсон подумал, что он вроде бы слышал, как Сестра что-то сказала - но это был только сонный шепот. Он потянулся вперед, прислушиваясь, но Сестра молчала. Воздух вокруг нее, казалось, взорвался теплом, хотя ветер снаружи пронизывал пространство вокруг стен домика, а температура упала сильно ниже нуля сразу же после наступления темноты. Тем утром Сестра сказала Полу, что чувствует слабость, и еще она сказала, что будет продолжать ходить целый день, до тех пор, пока лихорадка совсем не свалит ее; она совсем упала духом, а теперь спала, увядая от горячечного бреда, вот уже шесть часов.
Во сне, подумал он, Сестра продолжала держать кожаный футляр со стеклянным кольцом, и даже Джош не смог бы разжать ее хватки.
Пол знал, что сейчас она находится очень далеко со своим стеклянным кругом, смотрит в него, защищает его от внешних посягательств, она еще не готова оставить его.
Пол догадывался, что обнаружение Свон будет означать конец их поискам мечты. Но утром он увидел, что Сестра вглядывается в даль стекла так же, как она это делала перед тем, как они достигли Мериз Рест. Он видел свет, сверкающий в ее глазах, и он знал что значит этот ее взгляд: кольцо уводило ее вновь далеко-далеко, где она путешествовала в своих мечтах, где-то выше сферы понимания и воображения Пола. Потом, когда Сестра возвращалась, а это обычно происходило через пятнадцать-двадцать секунд, она только качала головой и ничего не говорила об этом. Она убирала стеклянное кольцо обратно в кожаный футляр и больше в него не смотрела. Но Пол видел, что Сестра была взволнована, и он знал, что в это время в ее мечту вторгалось что-то темное и нехорошее.
- Как она? - Свон стояла в нескольких футах от него, и он не знал, как долго она уже здесь находилась.
- Без изменений, - сказал он. - От нее идет такой жар, как от огня.
Свон подошла к постели. Теперь она была знакома с симптомами этой болезни. Через два дня после того как Сильвестр Мууди привез свой подарок с яблоками, она и Джош видели еще восьмерых с маской Иова, которые провалились в горячечный коматозный сон. Потом все взрослое население Мериз Рест было потрясено открывшими лицами семерых из них - их кожа была неузнаваема, а лица не такими, какими они были раньше. Но восьмой был другим.
Это был человек по имени Де Даурен, который жил один в маленькой хижине на восточной окраине Мериз Рест. Джош и Свон были вызваны соседом, который нашел Де Даурена, лежащим на грязном полу сарая, без движения и в горячке. Джош поднял мужчину и отнес его через сарай на тюфяк - тяжелый вес Джоша отдавался при каждом его шаге в поверхности пола. Когда Джош отжал одну из досок пола, он почувствовал запах гниющего тела и увидел что-то мокрое и светлое во мраке. Он засунут в образовавшуюся дыру свою руку и вытащил отрезанную человеческую руку с обгрызенными пальцами. В тот же момент маска Де Даурена потрескалась, и под ней обнаружилось что-то черное и рептилеобразное. Человек сел, скрючившись, и как только он осознал, что его запасы еды были раскрыты, он бросился по полу, клацая на Джоша острыми маленькими клыками. Свон была далеко, там, где лежали другие люди, остававшиеся еще в масках Иова. Джош схватил его со спины за шею и выкинул вон за дверь. И последнее, что они видели, был Де Даурен, скрывшийся в лесу и царапающий руками свое лицо.
Трудно было сказать, сколько тел было спрятано вокруг и под половыми досками лачуги и кем эти люди были. Потрясенные соседи Де Даурена говорили, что он всегда был тихим, спокойным человеком, который и мухи не обидит. По предложению Свон, Джош поджег лачугу и спалил ее до самого основания. После возвращения в дом Глории Джош почти час отскребал руки, до тех пор, пока на них не осталось и следов грязи от кожи Де Даурена.
Свон потрогала маску Иова, которая покрывала верхнюю половину лица Сестры и держалась на ее черепе. Здесь не почувствовалась горячка.
- Как она выглядит глубоко внутри? - спросила Свон Пола.
- Хм?
- Скоро появится ее настоящее лицо, - сказала Свон, и ее темные голубые глаза с их характерным отсветом множества оттенков встретились с его. - То, что находится под маской Иова - это лицо человеческой души.
Пол дергал свою бороду. Он не понимал, о чем она говорит, но когда она говорила, он слушал ее так же, как делали все остальные. Ее голос был мягким, но в нем чувствовалась сила мысли и способность приказывать, присущие людям более старшего возраста, чем она.
Вчера он работал в поле с другими, помогая рыть ямки и наблюдая, как Свон сажает семена яблонь, которые она собрала после большого яблочного фестиваля. Она объяснила осторожно и точно, какой глубины должны быть ямки и как далеко друг от друга располагаться. Затем, когда Джош последовал за ней с корзиной, полной семян яблонь, Свон взяла пригоршню грязи, поплевала туда и обмазала грязью все семена, прежде чем опустить их в землю и засыпать. И самой сумасшедшей вещью было то, что присутствие Свон вызывало у Пола желание работать, хотя рытье ямок - это не то, чем бы он хотел заниматься целыми днями…
Она заставляла его хотеть рыть каждую ямку так кропотливо, как возможно, и одно ее слово похвалы вселяло в него энергию, как электрический разряд в истощившуюся батарею. Он наблюдал за другими и видел, что она производила такой же эффект и на остальных. Он верил, что она может вырастить яблоню из каждого посаженного семени, и он был горд собой, роя для нее ямки. Он верил в нее, и, если она сказала, что истинное лицо Сестры вот-вот покажется, он верил и в это тоже.
- Как ты думаешь, как она выглядит глубоко внутри? - спросила снова Свон.
- Я не знаю, - наконец ответил он, - я никогда не встречал никого, обладающего таким огромным мужеством. Она женщина особенного сорта. Леди, - сказал он.
- Да, - Свон посмотрела на узловатую поверхность маски Иова. Скоро, подумала она, очень скоро.
- С ней все будет в порядке, - произнесла она. - Тебе нужно немного отдохнуть.
- Нет, я собираюсь провести рядом с ней ночь. Если я почувствую, что меня клонит в сон, я смогу лечь здесь на полу. Кто-нибудь еще спит?
- Да, уже поздно.
- Я думаю, что тебе лучше самой поспать немного.
- Я посплю, но когда случится это, я бы хотела увидеть ее.
- Я позову тебя, - пообещал Пол. И затем ему показалось, что Сестра снова что-то сказала, и он подвинулся вперед, чтобы услышать. Ее голова медленно повернулась туда-сюда, но она не издала больше никакого другого звука, она снова лежала тихо. Когда Пол оглянулся, Свон уже ушла.
Свон не хотелось идти спать. Она чувствовала себя снова как ребенок в рождественскую ночь. Она прошла через переднюю комнату, где уже спали другие на полу вокруг печки, и затем открыла дверь. Ворвался холодный ветер, раздувая печной уголь. Свон быстренько выбежала, набросив пальто на плечи, и закрыла за собой дверь.
- Слишком поздно для тебя, чтобы быть здесь, - сказала Анна Мак-Клей.
Она сидела на ступеньках крыльца рядом с экс-питсбургцем, сталелитейщиком по фамилии Половски, и оба они были одеты в темные пальто, шапки и перчатки и вооружены винтовками. Внизу еще одна пара охранников должна была заступить на несколько часов, и такая смена караула продолжалась целый день и ночь.
- Как поживает Сестра?
- Без изменений, - Свон посмотрела на огонь, разожженный посреди дороги. Ветер пролетал через него, и порывы красных искр вздымались в небо. Около двадцати людей спали вокруг костра, и несколько других сидели, уставившись на огонь или разговаривая друг с другом, чтобы скоротать ночь. Пока она не знала, где был человек с алым глазом, Сестра попросила, чтобы лачуга охранялась все время. Джош и другие с готовностью согласились выполнить ее просьбу. Добровольцы также стояли вокруг огня в поле всю ночь, наблюдая за новой площадкой, где были посеяны семена яблонь.
Свон рассказала Джошу и Сестре о том, что она видела человека с алыми глазами в толпе день назад, и подумала, что, может быть отчасти, но она поняла, почему он так хочет загубить человеческое начало. Она также поняла, что он хотел взять яблоки, но в последнюю секунду непонятный гнев и гордость победили. Она видела, что он ненавидит ее и ненавидит себя за то, что порывался все же сделать первый шаг, но он также еще и боялся ее. Когда Свон увидела, как он удаляется прочь, то поняла, что прощение разрушает зло, удаляет яд подобно вскрытию нарыва.
Она не могла представить, что могло бы случиться, если бы он взял яблоко, но все же кое-что изменилось. Она больше не боялась человека с алым глазом так, как боялась раньше, и с того дня, она больше не смотрела через плечо, кто приближается сзади.
Она подошла к углу крыльца, где к опоре был привязан Мул. Лошадь прикрыли сверху несколькими накидками, и перед ней стояло ведро весенней воды, чтобы она пила оттуда. Найти для него еду было проблемой, но Свон удалось сохранить дюжину яблок, и она дала ему их сейчас вместе с кореньями и соломой, которую вытащила из тюфяка мистера Половски. Он любил лошадей и был рад помочь с едой и питьем для Мула.
Мул не принял всерьез незнакомца, но он, казалось, принял мистера Половски и его внимание с минимальным беспокойством.
Голова Мула была опущена, но ноздри задвигались, когда он уловил запах Свон, и инстинктивно он поднял голову, глаза открылись и он насторожился. Она рукой провела между его глаз и затем вниз по сухой, бархатной коже его морды, и Мул уткнулся в ее пальцы с неописуемым блаженством.
Свон неожиданно оглянулась и посмотрела в направлении костра и увидела его, стоящего там, очерченный силуэт в искрах и пламени. Она не могла видеть его лицо, но чувствовала, что он смотрит на нее. Ее кожа покрылась мурашками под тоненьким пальто и она быстро отвернулась, сосредоточивая свое внимание только на морде Мула. Но ее глаза метнулись назад, на Робина, который подошел поближе к перилам крыльца.
Ее сердце зазвучало как литавры, и она снова посмотрела вдаль. Уголком глаза она увидела, как он приближается, затем останавливается и притворяется, будто рассматривает что-то интересное в земле под носком своего ботинка.
Пора возвращаться, сказала она сама себе. Пора снова проверить Сестру. Но ноги отказывались идти. Робин приближался все ближе, затем снова остановился и повернулся к огню, как будто что-то опять заинтересовало его внимание. Он держал руки в карманах пальто и казалось пытался решить, вернуться ли к теплу костра или нет. Свон не знала, хочет ли она, чтобы он подошел поближе или ушел, и она чувствовала себя неспокойно, как кузнечик на раскаленной сковородке…
Затем он сделал еще один шаг вперед, как бы принимая решение. Но нервы Свон не выдержали и она решила развернуться и войти внутрь. Мул принял этот порыв как призыв к игре и игриво прикусил зубами пальцы Свон, держа ее заложницей несколько секунд, и этого хватило Робину, чтобы дойти до нее.
- Я думаю, что твоя лошадь голодна, - сказал он.
Свон высвободила пальцы. Она собралась идти назад, ее сердце билось так сильно, что она была уверена, что он, должно быть, слышит это, как дальнюю грозу над горизонтом.
- Не уходи, - смягчился голос Робина, - пожалуйста.
Свон остановилась. Она подумала, что он совсем не похож на кинозвезд из журналов, которые бывало почитывала ее мать, потому что никого из голливудских красавцах нельзя было сравнить с ним; он не выглядел, как хорошо вычищенный тинэйджер из мыльных опер, которые часто смотрела Дарлен Прескотт. Его лицо, со всеми его тяжелыми линиями и углами, было молодым, но глаза взрослыми. Они были цвета пепла, но в свете огня выглядели привлекательными. Она встретила его взгляд, увидев, что он потерял оттенок жесткости. Его глаза были ласковыми, скорее даже нежными, когда он посмотрел на нее.
- Эй, - крикнула Анна Мак-Клей. - Шел бы ты по своим делам. У Свон нет для тебя времени.
Его жесткая маска появилась снова.
- Кто сделал вас ее хранительницей?
- Не хранительницей, а наставницей. Протектором. А теперь, почему бы тебе не быть хорошим мальчиком и не пойти прочь?
- Нет, - прервала Свон, - мне не нужна надзирательница или протектор. Спасибо за то, что вы обо мне заботитесь, Анна, но я могу позаботиться о себе сама.
- О, извини. Я только подумала, что он снова беспокоит тебя.
- Он не беспокоит меня. Все в порядке. Правда.
- Ты уверена? Я, бывало, видела таких типов, прогуливавшихся по дороге и искавших кошельки, чтобы прикарманить.
- Я уверена, - ответила Свон. Анна бросила на Робина еще один подозрительный взгляд, после чего вернулась к разговору с мистером Половски.
- Она все равно не поверит, - сказал Робин, благодарно улыбаясь, - и скоро двинет меня прикладом.
- Нет, тебе может не нравиться Анна, и, я уверена, ты ей тоже не нравишься, но она делает то, что ей кажется лучше для меня, и я ее за это уважаю. Если ты будешь меня тревожить, я ей скажу, чтобы она тебя прогнала.
Улыбка Робина исчезла.
- Значит, ты думаешь, что ты лучше, чем все остальные?
- Нет, я не вкладываю в свои слова такой смысл, - Свон чувствовала себя неспокойно и нервозно, и ее язык путался между ее мыслями и словами, - я только имела в виду… Анна права, что так осторожна.
- Угу. Значит я беспокою тебя тем, что дружески настроен?
- Ты был не слишком любезен, когда зашел в дом и…
И разбудил меня таким образом, - сказала она надломлено. Она чувствовала, как краснеет ее лицо, и она хотела вернуться назад, а не начинать разговор заново, но это было уже невозможно. И Свон была наполовину напугана, наполовину зла.
- И я не тебе тогда давала то яблоко, вот так!
- О, но зато я получил его! Ладно, я крепко стою на ногах, хотя и не на пьедестале, как другие люди. И, может быть, я не мог удержаться, чтобы не поцеловать тебя, когда увидел, стоящую с яблоком в руке. Твои глаза были такие большие и глубокие, что я не смог сдержаться и не взять его. Когда я впервые увидел тебя, я подумал, что ты будешь что надо, но я не знал, что ты высокомерная принцесса.
- Нет!
- Нет? Ладно, тогда ты разыгрываешь из себя такую. Послушай, я побывал везде! Я видел много девчонок! Я могу узнать среди них высокомерных, когда вижу их!
- А я… - стоп! - подумала она. Остановись сейчас же! Но она не могла, потому что она была внутренне испугана и не могла позволить ему делать то, что он хочет. - А я знаю грубых, крикливых…
Идиотов, и могу отличить их от других, когда их вижу!
- Да, я идиот, хорошо! - он качнул головой и рассмеялся не весело. - Я и сам знаю, что я идиот, потому что подумал, что могу понять ледяную принцессу лучше, хм?
Он пошел прочь прежде, чем она смогла ответить.
Все, что она могла придумать, чтобы сказать, это было "не касайся меня снова!"
Инстинктивно она почувствовала сильную боль, которая резанула ее с головы до ног. Она сжала зубы, чтобы не окликнуть его. Если он собирается вести себя, как дурак, значит он и есть дурак! Он - ребенок с плохим характером, и она больше не хочет иметь с ним дела.
Но она также знала, что доброе слово может вернуть его назад. Одно доброе слово. Это было все. И было ли это так трудно? Он неправильно понял ее, и, может быть, она тоже неправильно его поняла. Она заметила, что Анна и мистер Половски наблюдают за ней, и она почувствовала, что Анна "надела" слабую, всезнающую улыбку. Мул подошел и выдохнул воздух в лицо Свон.
Свон спрятала свою оскорбленную гордость и решила окликнуть Робина, но как только она открыла рот, дверь лачуги открылась и Пол Торсон сказал возбужденно:
- Свон! Это происходит!
Она видела, как Робин идет по направлению к костру. И затем она последовала за Полом в дом.
Робин стоял у края огня. Медленно сжимая кулаки, он бил себя по лбу:
- Идиот! Идиот! Идиот! - говорил он себе, ударяя по голове. Он все еще не мог понять, что случилось; он только знал, что лучше бы умер, и что он никогда еще не разговаривал с кем-нибудь прекраснее, чем Свон. Он хотел произвести на нее впечатление, но сейчас он чувствовал себя, словно он прошел босиком по коровьей лепешке.
- Идиот, идиот, идиот! - продолжал повторять он. Конечно, он не так уж много встречал девушек; фактически он вовсе не встречал никаких девушек. Он даже не знал, как с ними надо обращаться. Они были для него как пришельцы с других планет. Как с ними разговаривать без…
Да, без того, чтобы становиться крикливым идиотом - это было именно то, кем он себя ощущал.
Ладно, сказал он себе, все, я уверен, что возьму себя в руки! Он все еще испытывал дрожь внутри и чувствовал боль в желудке. А когда он закрывал глаза, то видел Свон, стоящую перед ним, такую же лучезарную, как самая прекрасная мечта, которую он когда-либо знал. С первого дня, когда он увидел ее, спящую на кровати, он уже не мог выбросить ее из головы.
Я люблю ее, подумал он. Он слышал о любви, но он не слышал о том, что любовь заставляет тебя чувствовать себя сильным и беззащитным одновременно. Я люблю ее.