Он чувствовал, библиарии Космических Волков в Крепости Над Ледниками подтвердили это. Они сказали, что, со временем, его талант возрастет, и они научат его управлять им. Все, что ему надо было делать - оберегать себя от нечистых мыслей. Но его время истекало и он это знал. Он не хотел умирать так рано и все его тренировки изменить этого не могли. Он был напуган больше, чем когда-либо в жизни.
Ужаснувшись своему богохульству, он проклял старых библиариев. Что старые дураки, правящие Фенрисом словно боги из своей опоясанной облаками крепости, знать о его чувствах? Одинокий, чувствительный юнец, один среди людей, готовых сжечь его как порожденного демонами ублюдка. Со времен древних войн, морские люди недоверчиво относились ко всему, что имело привкус сверхъестественного. Злоба и негодование бушевали в нем.
Он чувствовал себя еще более одиноким среди курсантов, все из них, кроме Свена, подшучивали над ним. Они напомнили ему о старших парнях в родной деревне Ормоскал, которые смеялись над ним, пока он не вырос и не задал им хорошую трепку. Шагая в чужацком сумраке, Ньял почувствовал, что его извечная злоба на других, низших смертных, бездарных, вернулась.
Накал чувства удивил его. Почему ему столь горько среди товарищей, с которыми он прошел тренировки? Почему он ненавидит наставников Ордена, которые ничего кроме добра ему не сделали? Потому что они предопределили его выбор, направили его по темному пути, приведшему в это ужасное место смерти?
Ньял попытался успокоиться. Все равно все пути ведут к смерти, сказал он себе. Важно то, как ты шел по своему пути. Почему-то, в эту секунду, благородное изречение Ордена показалось ему дешевым и мишурным.
Наконец, он решил, что эти мысли могут быть не его, могут быть вложены в его голову извне. Затем, неестественно быстро, он отбросил эту идею, решив, что это просто его извечные чувства вернулись перед лицом смерти. Его сковали странность окружения и его предсказания.
Повсюду вокруг него, твари, спавшие во тьме, пробуждались.
Свен осмотрел длинный коридор. Рисунок на стенах словно бы изменился с тех пор как разведчики углубились в чужацкое судно. Стены стали еще более скользкими, гладкими и казались еще более живыми. Все вокруг словно темнело и оживало. Здесь и там трубо-вены исчезали в плоти стен, оставляя только лишь гладкие выпуклости.
-Кажется, тут все оживает, пока мы заходим все дальше - сказал он по каналу общей связи. Стены словно напоены кровью.
-Я считаю, тварь движется - сказал Ньял.
Свен холодно посмотрел на него. Последним, о чем бы он хотел помнить, было то, что они находились в каком-то огромном живом существе.
-Надеюсь, Гауптман ловит хорошую картинку - с удовольствием сказал Гуннар. Если уж меня сожрут заживо, так хотелось бы, чтоб по весомой причине.
-Хватит - сказал Хакон раздраженным голосом. Он со всей очевидностью заметил страх в нервных переговорах разведчиков и решил пресечь его на корню. Курсанты на какое-то время затихли.
Коридор закончился тяжелой дверью-сфинктером.
-Смахивает на шлюз - сказал Свен, изучая ее. Волнистая дверь сочилась жидкостью, разведчик заметил также складки плоти, окружавшие ее.
-Я ее открою - сообщил Эгиль и выстрелил в нее из болт-пистолета. Болты ворвались в дряблую массу плоти. Дверь-клапан задрожала, как от боли, целый этаж затрясся, когда мышцы под полом тоже задрожали. Разведчиков кинуло на пол, они не могли устоять на ногах. Свен ударился головой обо что-то твердое, и у него в глазах на секунду засияли звезды.
-Все в порядке? - спросил Хакон, когда пол успокоился. Все кивнули или буркнули.
Хакон уставился на Эгиля.
-Никогда больше так не делай. Даже не думай о чем-то подобном, пока я тебе не прикажу особо! Холодная злоба звучала в голосе сержанта.
Эгиль посмотрел в сторону и пожал плечами.
Свен осмотрел дверь. Огромные куски плоти были вырваны из нее, но она все равно преграждала путь. Следующий выстрел разнесет искалеченные мышцы к чертям. Он не знал, стоит ли идти на риск получить еще одно мини-землетрясение. Он остановился, чтобы подумать. Чем дальше они шли, тем больше чужацкий корабль напоминал две вещи: огромное живое тело и работу какой-то чужацкой технологии. В нем определенно был какой-то план. План, возможно, и был непонятен человеческому разуму, но все же существовал. Эти сфинктеры-клапаны определеннейше были шлюзами, но они располагались слишком глубоко в корабле, чтобы открываться в вакуум.
Возможно, они были мерой безопасности, как перегородки на "Святом духе", сделанные, чтобы отгородить зону декомпрессии от остальных. Или же это были меры безопасности для того, чтобы не пустить кого-то в определенные зоны.
В любом случае, их можно как-то открыть. Внезапно Свена осенило, что он смотрел с человеческой точки зрения. Это вовсе не должно быть именно так. Возможно, двери чувствовали присутствие разрешенных созданий и открывались сами или они открывались на запах, который разведчики не могли воспроизвести. Если любая из этих теорий верна, тогда способ Эгиля был единственно верным.
Свен заметил небольшое утолщение рядом с дверью. Действуя по наитию, он подошел и нажал на него. Покореженная дверь открылась с мягким, почти животным вздохом. Свен посмотрел на пальцы перчатки. Они были покрыты розовой слизью. Воняло мускусом. Он вытер пальцы о нагрудную пластину доспеха, избегая двуглавого имперского орла на нагруднике.
Сержант Хакон одобрительно кивнул и жестом приказал выдвигаться. Свен вошел в живой сумрак.
Эгиль жадно всматривался в тени. Жажда крови горела у него в сердце. Он чувствовал то же теплое удовлетворение, что и в ночь перед своей первой серьезной битвой. Его переполняло предвкушение. Он чувствовал здесь опасность, угрозу неизвестного. Он вкушал ее, уверенный в своей способности справиться с чем угодно, вставшим у него на пути.
Он презрительно посмотрел на Свена и Ньяла и рассмеялся про себя. Пусть малодушные трусы боятся, подумал он. Они не годятся в настоящие космические десантники и в этом испытании покажут себя негодными. Прирожденный Космический Волк не знает страха. Он живет лишь для того, чтобы рубить врагов Императора и для смерти воина, чтобы сесть по правую руку от бога в зале Вечных Героев.
Увидев обеспокоенное выражение на лице Свена, он словно рассмеялся. Щенок боится, близость смерти ужасает его! Эгиль знал глубоко в душе, что смерть была верным и постоянным другом воина; он знал это с той секунды, как в первый раз разорвал зубами горло воина из Ормоскала в первом ночном налете. Смерть - не то, что может вызвать страх. Скорее, это истинная мера человека: сколько смерти он может вынести и как он ее встретит.
Он и не ожидал ничего лучше от Ньяла и Свена. Он всегда удивлялся, что Космические Волки набирают рекрутов из островитян. Это были слабаки, еле заслуживающие называться воинами. Они ползали по своим островам и плавали лишь по побережьям, по краям своих мелких владений. Его люди были куда лучшим родом для Богов Ледника.
Наездники бурь вели свои корабли на все четыре стороны света, устраивая налеты где хотели, и следуя за пересекающими океан стадами левиафанов. Да, они были куда достойнее. Нужен настоящий мужчина, чтобы взглянуть в глаз левиафану и бросить гарпун точно. Нужен настоящий мужчина, чтобы плыть в открытом море в компании только лишь с мамонтовыми акулами, левиафанами и, самыми могучими из всех, кракенами. Он почти жалел островитян. Как могли они понимать великие правды его людей?
Он посмотрел на большой проход с аркой из костяных белых ребер, видимых сквозь туго натянутый потолок цвета гниющего мяса. Он посмотрел на раковые опухоли, пятнавшие пол и стены, на странные коконы из просвечивающих пленок, вздымавшиеся и опадавшие, как детские воздушные шарики. Он посмотрел на вытянутые лужи желчеподобной жидкости, покрывавшие пол. Он отер пот с лица и глубоко вдохнул резкий кислый воздух.
Эгиль знал, что настоящему воину безразлично то, умрет ли он среди чужацких наростов или в море, когда штормовой ветер будет трепать его волосы, а соленые волны хлестать по лицу. Как и остальные, он чувствовал присутствие затаившегося врага, но, в отличие от них, сказал он себе, он жаждал встречи с ним. Чтобы почувствовать холодную сконцентрированную ярость битвы и сладостное удовлетворение его жажды убийства.
Он знал, что он убийца, знал с того самого момента, когда выпотрошил первого детеныша левиафана. Эгиль наслаждался звуком, издаваемым гарпуном, когда он вонзается в плоть. Вонь теплой крови была ароматом для его ноздрей. Да, он был убийцей, и он гордился этим. Его не волновало, была ли жертва тупым животным, другим человеком или же каким-нибудь чужацким чудовищем. Он радовался возможности драться. Он знал, что встретит что угодно как истинный воин и, если понадобится, как истинный мужчина.
Он оценил свой нож, порадовавшись отличному балансу, и прикоснулся к руне, активировавшей моноволоконный элемент. Эгиль знал, что она может разрезать связи между атомами, если ему понадобится. В душе он надеялся, что получит шанс использовать его. Он считал, что истинная цена человека познается в ближнем бою, лицом к лицу, когда движения быстры и смертоносны. Любой дурак убьет на расстоянии, из болт-пистолета. Эгиль любил смотреть в глаза врага, убивая его. Он любил наблюдать, как их покидает свет.
Эгиль уставился в теплую тьму, заклиная врагов появиться. Он почувствовал, как что-то отозвалось вдали.
Свен увидел, как странная насмешливая ухмылка появилась на молодом лице Эгиля, и содрогнулся. Он хотел бы знать, что происходит. Все его товарищи вели себя как-то странно. Он хотел бы знать, была ли это просто странность места, смешанная с ощущением опасности, обнажающая скрытые стороны их личности, или же здесь была замешана странная сила.
Он бы понял, если бы это была жуткая природа места. Чем глубже они заходили, тем более зловещим оно становилось. Воздух казался плотным от резкой вони. Высокие колонны блестящей плоти поднимались от пола к потолку. С потолка капала слизь, образуя в углублениях пола светящиеся лужи. Медленное кап-кап-кап шло в такт с его сердечным ритмом. Звук смешивался с журчанием вен-труб и тяжелыми вздохами клапанов.
Изредка Свен видел краем глаза мелких юрких тварей, бегающих со скоростью пауков между тенями. Чем дальше продвигались десантники, тем яснее становилось, что они пробудили нечто. Казалось, что все это место пробуждается от долгого сна.
Хакон жестом приказал им остановиться. Все застыли. Сержант шагнул вперед, осторожно заходя во тьму. Свен поднял болт-пистолет, чтобы прикрыть его, сфокусировав прицел. Когда сержант появился в прицеле, Свену стало ясно, как легко его убить. С его жизнью было так просто покончить. Все, что надо сделать – нажать на крючок...
Свен потряс головой, удивляясь, откуда взялась эта мысль. Влияло ли на него что-то извне, или же это была долго не заметная трещина в нем самом, вылезшая на свет? Он отбросил эту мысль и сосредоточился на своей обязанности - обеспечивать прикрытие Хакону.
Сержант стоял над чем-то и смотрел вниз. Он пнул предмет. Череп выкатился на свет. Свен узнал нависающие надбровные дуги и выступающие клыки, вспомнив уроки анатомии..
-Орк - сказал он.
Эгиль издал короткий лающий смешок, прозвучавший сухо и пусто в этом чужацком месте.
-Эта штука не принадлежит оркам - усмехнулся Космический Волк.
-Нет… но возможно они пришли сюда до нас - глухо сказал Хакон, оценив возможность встречи с новой угрозой из этого неизведанного места.
-Помер давным-давно - заметил Ньял. Может, больше их здесь не осталось?
Свен наклонился, чтобы исследовать череп, и заметил, что шея была сломана.
-Тогда вопрос в том, что его убило?
Разведчики обменялись тревожными взглядами.
-Может, нам стоит вернуться на корабль? - предложил Ньял. Мы достаточно навидались.
-Нет - твердо сказал Хакон. Мы должны полностью осмотреть все.
-Мы зашли слишком далеко, чтобы отступить - злобно добавил Эгиль.
-Конечно же, ты не напуган, братишка - сказал Гуннар. В его голосе сквозил страх.
-Довольно - сказал Хакон. Он повел их вниз. Сержант шагал решительно, и Свен понял, что сержант намерен дойти до конца, каким бы он ни был.
Шутка застыла на губах Гуннара, когда он посмотрел вниз, на длинный коридор. Когда он был юнцом, он видел тело левиафана, вынесенное на пляж. Рабы его отца окружили огромное млекопитающее, вскрыв существо и срезая огромные куски ворвани с его грудной клетки. Вонь от больших котлов, в которых они плавили масло смешивалась с мерзейшим зловонием от внутренностей твари. Оно поднималось от пляжа, и достигало его ноздрей даже на вершине утеса, на котором он стоял.
Он уставился на кишки твари и увидел на них обнаженные и выставленные напоказ мясистые наросты. Раб забрался внутрь и прорубался сквозь огромные канаты кишок. Его руки, лицо и борода были покрыты кровью и требухой.
Глядя вниз с похожего на челюсть выступа из плоти, он неожиданно ярко вспомнил ту секунду. Он почувствовал себя одновременно самим собой в молодости и рыбаком, прорубающимся сквозь омерзительную плоть. Весь ужас их положения укрепился в его разуме. Они находились в брюхе зверя. Они были проглочены, аки древний моряк Тор, и не будет никаких терминаторов, которые спасли бы их.
Он стер слизь, покрывавшую его доспех, и подавил желание сблевнуть. Не в первый раз ему захотелось вернуться домой, в чертоги отца, в безопасность его защиты и власти над деревенскими.
Он знал, что это было невозможно. Возврата не было. Отец изгнал его за убийство молодого Стрибьорна Гримсона в том бою. Было безразлично, что смерть была случайной. Он не собирался сбрасывать парня с утеса, только хотел припугнуть его. Было безразлично, что отец всего лишь выслал его на запад, чтобы избежать мести от рук рода Стрибьорна, который отказался от платы за его смерть. Гуннар все еще мучился из-за этого, даже скрывая свои муки так же, как и тревоги, за улыбками и язвительными шутками.
Он выдохнул сквозь зубы, по крайней мере, грезы унесли его от положения, в котором они оказались, от ловушки внутри чужацкого чудовища. Он увидел, что Ньял смотрит на него, и поумерил пыл. Слишком легко было ему, сыну ярла нагорий, опекать Свена и Ньяла, рожденных простолюдинами. Он почувствовал себя виноватым. Они были его боевыми братьями, все равны пред Императором. Если бы Космические Волки не выбрали его после великого испытания боем в Скаггафьорде, он бы стал обычным скитальцем, даже более ничтожным, чем раб. Он поклялся, что постарается в будущем сдерживать чувство превосходства, если только Император защитит его сейчас.
А теперь он пытался торговаться с Владыкой и Императором, омерзительное деяние как для духовенства, так и для фенрисской знати. Он попытался очистить разум и вознести самую набожную молитву во искупление, но все, что всплыло в его памяти - мертвая тварь, лежащая на берегу и покрытый кровью старик, роющийся в ее мерзких кишках.
-Что это? - торопливо-отчаянно прошептал Свен, вскидывая болт-пистолет на уровень глаз, готовясь к стрельбе.
-Что это? - спросил Хакон. Сержант выглядел усталым и изможденным, словно бы вся тяжесть командования внезапно придавила его. Он производил впечатление человека, встретившегося с неразрешимой проблемой.
-Мне кажется, я что-то слышал.
Сержант помедлил секунду, потом помотал головой.
-Свен прав. Он что-то слышал - заспорил Ньял. Я слышал- Вот, снова!
Все прислушались. Было похоже на заработавший вдали насос. Звук проходил долгий путь, видимо, отражаясь от ребер-арок коридоров. Звук был словно медленный, мерный стук тяжелого барабана. Свен вздрогнул, вдруг замерзнув в своем древнем доспехе.
Разведчики застыли. Дышащие клапаны дергались в такт биению. Журчание жидкостей внутри труб возросло до плеска. Водопад вязкой жидкости падал с ребер посередине коридора. Пар поднимался от вонючих луж. Что-то дергалось в плоти стен. Свену это напомнило копошение червей в гнилом мясе.
-Просыпается - тихо сказал Ньял дрожащим голосом. Нужно вернуться.
Эгиль хихикнул.
-Ты десантник или плаксивая девчонка? Чего вдруг нас испугает какой-то шум?
Свен обернулся и выступил против берсерка.
-Ты что, изменений не видишь? Кто знает, что тут еще случиться.
-Почему это происходит? - спросил Хакон. Из-за нас?
Свен помедлил, взвешивая.
-Да, похоже на то. Похоже, реагирует на наше присутствие. Все судно, кажется, живое. Просыпалось с тех пор, как мы взошли на борт. Подумай об изменениях, что мы видели, пока заходили все глубже. Внешние стены - твердые как камень. А эти - живая плоть. Может, стоит вернуться, подождать подкреплений?
-Нет - сказал Хакон. Пойдем исследовать дальше. Нужно найти что-то действительно стоящее.
Он повел отделение, легко перепрыгивая через испаряющиеся лужи желчи. Вдали Свен словно бы слышал что-то вроде бегства или щелканья огромных клешней. Звук заставил его вспомнить о скорпионах. Осмотревшись, он понял, что остальные тоже это слышали. Звук исчез, растворившись в медленном стуке чудовищного сердцебиения.
Свен сотворил знамение аквилы перед грудью и сильно постарался не думать о рыбаке Торе и его путешествии внутри левиафана.
Ньял чувствовал разум Зверя. Медленное, тяжелое давление в его голове, заметное как сердцебиение судна или шипение дыхательной маски. Он чувствовал его подавляющий вес, навалившийся на него, добавившийся к чувству клаустрофобии от длинных кишечных коридоров с их едко-желтыми полами и вытянутыми пищеварительными наростами, кислота из которых плавила его бронированные сапоги. Он чувствовал древнюю мощь существа и его абсолютную, неоспоримую чужеродность.
Он был пойман в сети его мыслей и пойман в кольца его тела. Иногда странный голод проносился по его разуму и Ньяла захлестывали чужацкие желания и чувства: вспышки странных, нечеловеческих воспоминаний, картины, видимые миллиардами инфракрасных рецепторов, звуки, слышимые органическими радиоантеннами, непередаваемый запах, уловленный анализаторами феромонов.
Его охватила тошнота. Были минуты, когда он чувствовал себя человеком, долгие минуты, когда он сомневался в своем рассудке. Затем секундные обрывки чужацкого существования потрясали его до мозга костей.
Самым странным было то, что мысли, казалось, появлялись отовсюду. Казалось, что нет никакого устойчивого источника сознания, нет никакого маяка, освещающего вечную ночь волей Императора, видимой как свет Астрономикона.
Нет, то, что его захлестывало, шло со всех направлений, из миллиарда точек самосознания. Словно болтовня множества людей по общей связи. Но был образец, упорядоченная структура. Он мог ее почувствовать, но не мог полностью осознать. Мысли словно принадлежали одному разуму и многим - будто бы тысячи телепатических узлов связи, окружавшие его, составляли один огромный разум.