* * *
Йактон Круз погрузился в тень по ту сторону стены и прислушался. Его доспехи выглядели призрачно-серым пятном во мраке ночи, а единственная эмблема, которая на них была, терялась во тьме и брызгах дождя. Его шлем был снят, давая его чувствам возможность анализировать ночной воздух. Он чуял накапливающийся грозовой заряд. Над его головой возвышалась крепость Альдурух, устремляясь к беззвёздному ночному небу ярусами холодного камня. Он проник за её внешние укрепления, но понимал, что её охрана в виде караульных, датчиков и превентивных мер безопасности будет лишь усиливаться по мере его продвижения вглубь. Он рисковал, но его принудили к этому сроки и возможность полного провала. Необходимость, служившая ему девизом все эти последние годы, была такой же жестокой и неоспоримой, как и всегда. Он провёл на Калибане уже несколько дней, перемещаясь во тьме, слушая, наблюдая, пытаясь найти то, что им было нужно, то, ради чего они здесь появились.
Лев отослал часть Легиона Тёмных Ангелов обратно на их родную планету, отдав командование над ними Лютеру. Это случилось до того, как Хорус начал свой мятеж. С тех самых пор Калибан зловеще безмолвствовал. В войне, которая велась под знаменем предательства и вероломства, это молчание могло как не значить ничего, так и говорить о многом. Они прибыли сюда, чтобы разобраться с этим вопросом, но их запасы времени истекали. Тёмные Ангелы схватили Локена, нет, - подумал он, - это Локен позволил им себя взять. Круз видел в этом поступке лишь безрассудство, считая его опасной авантюрой. Он тянул, сколько мог, выжидая, пока Локен освободится, или его план и в самом деле сработает. Если бы Локен встретился с Лютером и установил, что тот остался верным, они могли бы передать своё сообщение и начать действовать в открытую. Но Локен не подал ни единого знака, и уже прошло слишком много времени. Теперь Круз должен был идти на ещё больший риск.
Внизу, во внутреннем дворе, не было никакого движения. Он слышал лишь шум ветра и стук дождя по камню. Он сместился вперёд, его бронированная туша беззвучно двигалась сквозь дождь. Боевые доспехи были такими же, как и у всех Астартес, но острый глаз уловил бы отличия, разглядев в их серой простоте признаки уникального мастерства. Круз придвинулся к краю парапета, держась низко к земле. Он вскинул голову, ощущая, как дождь стекает по впадинам его покрытых шрамами щёк. Молния осветила небо и обрушила свой гнев на крепость. Круз перевалился через парапет, раскаты грома поглотили звук его удара о камни внизу. Он бросил взгляд по сторонам, держа руку на болтере, который был фиксирован магнитным крепежом на латной пластине на его ноге. Ничего и никого. Круз двинулся по краю двора, держась пропитанных дождём теней. Открытый сводчатый проход, ведущий внутрь крепости, мерцал маслянистым факельным светом.
Он находился в трёх шагах от входа, когда услышал поступь ног. Он окаменел с рукой, зависшей над болтером. Из дверного проёма показалась фигура человека, превращённая факельным светом в изорванный силуэт. Круз разглядел массивный наплечник, повитый отделанными мехом одеждами, которые волновались на ветру. Из висков безликого шлема воина вырастали короткие крылья, а на его правом плече покоился обнажённый меч. В свете факела струйки дождя, стекающие по полотну клинка, казались ручейками остывающего пламени. Круз затаил дыхание, чувствуя, как учащается стук его сердец. Тёмный Ангел запрокинул голову, его красные линзы неотрывно смотрели в небо. Сверкнула молния, выбеливая двор и фигуру в одеждах. Круз чувствовал, как нарастает уровень адреналина, его холодное и маслянистое ощущение в своих старых мышцах. Он заставил свой пульс замедлиться. Его пальцы внутри латных перчаток едва ли не дрожали.
Тёмный Ангел опустил взгляд, развернулся на пол-оборота и осмотрел часть двора, противоположную месту, где стоял Круз. Если воин обернётся, ему придётся стрелять. Выстрел должен будет быть смертельным, чистым и быстрым, очень точным, одним-единственным движением, произведённым в тот миг, когда часовой вытащит свой болтер. Круз прокручивал это действие в своём уме, сосредотачиваясь на мишени и хронометраже, готовя себя к неотвратимому моменту. Он мог видеть, как белёсый мех шкуры, которая была накинута на плечи Тёмного Ангела, покрывается каплями дождя. Круз появился здесь не для того, чтобы убивать, но он сделает это, если на то будет необходимость. Тот факт, что это был его собрат-космодесантник, и всё ещё могло выясниться, что он остаётся верным, ничего не менял. В той войне, которую они сейчас вели, подобные вещи не имели значения. Круз представил себе, как наполненный ртутью снаряд пробивает глазную линзу воина. Он напряг ноги. Когда он выстрелит, ему тут же придётся прыгнуть вперёд, чтобы поймать тело до того, как оно загремит о землю.
Тёмный Ангел развернулся и ушёл обратно в дверной проём. Круз выслушал, как затихают шаги, медленно выдохнул и позволил своим мышцам расслабиться. Он увидел блеснувший клинок лишь за миг до того, как активировалось силовое поле. Заряженное остриё кончика меча коснулось его виска и замерло.
(Голос): Не шевелись.
Уши Круза затопило электрическим гулом, похожим на жужжание ос. Он успел увидеть кого-то у своего левого плеча, его резкие черты, заканчивающиеся суровым ртом, которые обрамляла тень от глубокого капюшона. Его обнаружили, и это означало, что их миссия во всех её аспектах была под угрозой. Истина и верность сейчас не имели значения. Ему придётся совершить убийство, однако учитывая сноровку противника, о которой говорило то, насколько полно Круз был захвачен врасплох, это будет нелёгкой задачей. Йактон сглотнул. Ему необходимо выжидать, пока не сместится силовой клинок.
(Голос): Ты можешь говорить, но если шевельнёшься каким-нибудь другим образом, то ты умрёшь.
(Круз): Я тебя понял.
(Голос): Хорошо. А теперь рассказывай, что ты здесь делаешь, Йактон Круз.
* * *
(Лютер): Они за тобой не придут.
Локен хранил молчание. Он очутился здесь, чтобы прояснить простой вопрос: чью сторону приняли Тёмные Ангелы Калибана - Императора или Хоруса? Ответа потребовал сам Рогал Дорн, и Локен вместе со своим братом Йактоном Крузом появился здесь, чтобы его найти. Но ответ не был простым. Побывав в преддверии смерти на загубленной планете Исстван III, Локен обрёл охотничье чутьё на омерзительный дух разлагающего воздействия варпа, но встретившись с Лютером, он ощутил сдвижку в энергиях Имматериума, змеиное касание соблазна. Он не был псайкером, но в этот момент он почувствовал, что его восприятие каким-то образом вышло за пределы чувств смертных, словно его обоняние и зрение сообща простёрлись в иную сферу бытия. Лютер не отрывал от него немигающего взгляда. Локен потряс головой и уставился в тени в углу камеры. Ощущение было эфемерным, но оно сопровождало каждое произнесённое Лютером слово, отдавая скрытностью и отголосками решений, принятых на давно уже пройденных распутьях. Локен чувствовал это уже в самом факте своего заключения в темницы Тёмных Ангелов.
(Локен): Я здесь один.
Лютер улыбнулся, словно бы услышав изысканную шутку. Он подошёл ближе, скинул с головы капюшон. Его лицо было мужественным, но без той неприкрытой свирепости, которая была свойственна большинству космодесантников. Он всё ещё оставался человеком - по крайней мере, частично. Его лицо было открытым, оно выражало высочайшую уверенность, подчинённую интеллекту. Оно вызывало доверие и чувство братства, это было лицо человека, в которого можно было поверить и пойти за ним до самого конца. Локен был наслышан о лидерских качествах Лютера, и когда-то давно ему довелось увидеть кое-что из них, но отвечая взглядом на взгляд Тёмного Ангела, он понял, что репутация не отражает суть этого человека. Он был тем стержнем, на котором держались завоевания и верность остальных. Подобное качество объединило Терру и создало Империум, и, затем, оно же перевернуло его вверх тормашками. Глядя в тёмные глаза Лютера, Локен осознал, что он уже сталкивался с такой чертой. Какой-то миг, длившийся мгновение ока, ему казалось, что он смотрит на самого Хоруса, Хоруса более доблестных времён.
Лютер отвернулся и пошёл к невысокому заплесневелому каменному блоку, который располагался у подножия стены. Он уселся, его глаза смотрели куда-то в воображаемые дали. Локен наблюдал за ним, хотя в своём уме он стремительно перебирал стратегические варианты, вопросы и возможности. Позволяя себя взять, он шёл на риск. Его могли убить без всяких раздумий, но эта встреча, эта проверка могла состояться лишь так. Сейчас Локену приходилось делать выбор, которого он не предвидел.
(Лютер): Тебе снятся сны, Кербер?
(Локен): Я вижу сны.
(Лютер): О чём?
(Локен): Я вижу во сне… моих братьев.
(Лютер): Кто они? Те братья из твоих снов - кто они?
(Локен): Мертвецы.
(Лютер, вздыхая): Я не могу видеть сны. С тех самых пор, как Империум меня изменил, мне не снится ничего. Хотя я помню, на что это было похоже, и… всё такое прочее.
Лютер покивал головой, и Локен ощутил всплеск удивления. В глазах Лютера было понимание, понимание и сострадание.
(Лютер): Это не первый раз, когда тебя бросают на произвол судьбы. Я вижу это в твоих повадках.
Локен почувствовал себя так, будто слова Тёмного Ангела отодрали корку, наросшую на ранах прошлого, словно мучения, через которые он прошёл, были всего лишь препарированным образцом, пришпиленным нараспашку под невозмутимым взглядом Лютера. Он вспомнил падающие небеса и себя, падающего вместе с ними, лицо Тарика, ухмыляющегося в последний раз, и ветер Исствана, смердящий убитым братством. Его уже предавал Хорус, он пытался прикончить его, а потом бросил на мёртвой планете.
(Лютер): Это отнимает у тебя что-то, так ведь? Незаслуженное, оно опустошает тебя и оставляет вакуум внутри. Люди могут говорить, что это мучительно, что душа болит от раны…
Локен пытался переключить своё внимание обратно на настоящий момент, но у него не получалось. Его оставили в прахе и гниющих руинах, бросили среди мертвецов, среди проклятых обитателей преисподней. Его призвали обратно лишь для того, чтобы сражаться в войне ради отмщения и изуродованного будущего.
(Лютер):…однако это не так. Когда тебя бросают, не остаётся боли. Тебе хотелось бы этого, потому что она лучше, чем правда. Не остаётся ничего - ни надежды, ни боли, ни прощения.
Локен молчал. Он чувствовал, как под доспехами вздуваются мышцы, как кожу пощипывает от пота, а его сердца гонят через организм насыщенную стимуляторами кровь. Он сделал выдох и заставил тело успокоиться. Лютер внимательно наблюдал за ним. После долгой паузы он нахмурился и встал. Он вытащил факел из железного держателя и подошёл, встав так, чтобы быть не дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Он поднял факел, и Локен ощутил жар на обнажённой коже своего лица.
(Лютер): Что-то в твоём лице… Я уверен, что мы уже встречались.
Лютер откинул голову и отошёл на шаг назад.
(Лютер): Может, на Конденсине? Вот это была битва! На поле боя вышли воины семи Легионов, и в пылу сражения они давили в кашу мёртвых под своими ногами. Или… Заремон? Да, возможно, это случилось там. Мы сражались бок о бок с Лунными Волками. Бесстрашные воины, стремительные, как удар энергетического луча, и непоколебимые, как скалы Хтонии. Да, вероятно, это было там.
Локен, в свою очередь, смотрел на Лютера, его лицо не выдавало ничего. В его уме прокручивались воспоминания. Конденсин, Лев, вскидывающий свой меч к небесам, с которых выжгло ночь пламенем битвы. Заремон, где Локен стоял в шеренгах бойцов и наблюдал за тем, как Лютер следует за Абаддоном через покрытые воронками редуты. Это было не далее, как считанные десятилетия тому назад. Локен похолодел. Ему не следовало появляться на Калибане. Лютер был не из тех, о ком можно судить по одному взгляду, и в том, что касалось хода войны, он был более важной, более ключевой фигурой, чем осмеливался себе представить даже лорд Дорн.
(Лютер): Ты помнишь поля сражений Заремона?
(Локен): Я ничего не помню.
(Лютер): В твоих словах проскальзывает хтонийский акцент, Кербер. Совсем в немногих, но он был.
Локен отвёл глаза, и тогда Лютер улыбнулся. В факельном свете казалось, что его рот расколол лицо широкой расселиной тени.
(Лютер): Так что же тебя сюда привело, заблудший сын Хтонии?
Локен уставился на него, не в состоянии скрыть свой шок. Они ошибались? Новости о мятеже Воителя уже дошли до Калибана?
(Лютер): Легионеры Астартес не сражаются со своими собратьями, равно как и не шпионят во владениях друг друга. Я спросил тебя, зачем ты здесь появился, и ты мне ничего не сказал. И сейчас я обязан поинтересоваться личностью того, кто тебя послал. Лев, мой названный брат? Он сомневается в том, что я продолжаю выполнять назначенную мне обязанность, эту беспримерную почесть?
Локену на мгновение показалось, что на лице Лютера заиграло какое-то чувство, нечто безобразное, прорвавшееся сквозь фасад идеального самообладания. Затем Лютер покачал головой и отвёл глаза к теням. Локен почувствовал, что тесной камеры снова коснулся перст судьбы, ему привиделся образ с резкими очертаниями, казалось, составленный из похожих на клинки углов и неприкрытых амбиций. Затем он исчез, потускнев и снова растворившись в приглушённых смутных ощущениях.
(Лютер): Нет, это не мой брат. Не Лев. Но кто тогда? И зачем? У тебя есть для меня послание, в этомдело?
Они не знали. Тогда всё было так, как Локен и Круз изначально и предполагали. Влияние Хоруса не простёрлось так далеко, чтобы распространиться на крепость Альдурух. Это должно было упростить дело. Дорн снабдил их посланием, которое следовало передать Тёмным Ангелам Калибана в том случае, если они не были изменниками.
(Лютер): Или послание - это ты сам?
Локен открыл рот. Он чувствовал, как на языке формируются слова, извещающие о предательстве Хоруса, о войне, которая разделила Империум, и призывающие Первый Легион вновь подтвердить свою верность Императору. Он мог бы высказать эту правду, мог бы выплеснуть её из себя всего за несколько слов. Он испытывал этот соблазн, чувствовал потребность разрешить этот незакрытый вопрос, но вокруг дома Тёмных Ангелов витали тьма и предательство. Локен по-прежнему чувствовал это отголоском исстванских ветров. Он подумал об интеллекте и могуществе Лютера, о подозрении, которым были пронизаны его вопросы. Когда-то Локен был воином, способным решать подобные дела при помощи простой боевой логики войны, теперь же он работал лишь с догадками и полуправдой. Он может быть уверен в том, к чему в конечном счёте приведут его слова?
(Локен): Я ничто.
Лютер кивнул, его глаза походили на сверкающие кусочки обсидиана на лице из бледного мрамора.
(Лютер): Прекрасно.
Его одежды всколыхнулись, когда он направился к двери камеры.
(Лютер): Я вернусь, Кербер, сын Хтонии, и когда это произойдёт, я решу, что ты из себя представляешь. И если ты провозвестник предательства, то я выясню личность того, кто обратился против меня.
* * *
Локен закрыл глаза, и тьма стала абсолютной. Он должен вернуть себе свободу. Он принял решение. Послание Рогала Дорна и извещение о войне следовало обезопасить. Где-то на задворках сознания скребло опасение, что они уже могли нарушить хрупкое равновесие сложившихся обстоятельств. Лютер вернётся с ещё бо́льшим количеством вопросов и, возможно, средствами для получения ответов. Никейский Совет запретил использовать псайкеров в Легионах, но, как Локен мог лично удостовериться много раз, необходимость аннулирует эдикты. Он открыл глаза.
(Локен): Почему он тебя не видел?
(Голос): Потому что мы сами решаем, кто нас видит.
В углу камеры горбилось маленькое существо, скрытое одеждами с капюшоном. Его силуэт выглядел складкой глубокого мрака, очерченной гало холодного света. Пока Лютер допрашивал Локена, оно стояло неподвижно, и пустота под его капюшоном впитывала в себя всё, что происходило. Астартес воспринимал его присутствие как слабое наэлекризованное ощущение, холодное и влажное, чувствовал колдовское прикосновение его слов, возникавших в его уме. В этом было что-то знакомое, что он никак не мог опознать, словно он смотрел на лицо позабытого друга.
(Локен): Ты воздействовал на мой разум. Я мог чувствовать вещи, которые… которых нет, тьму и миазмы варпа, возможности, невысказанные тайны, что стояли за словами Лютера. Это был ты.
(Существо): Мы позволили тебе отчасти видеть так, как это делаем мы, но твои чувства ограничены, твой разум слеп.
(Локен): Кто вы такие?
(Существо): Ты нас уже об этом спрашивал.
(Локен): Вы не ответили.
(Существо): Мы смотрим.
(Локен): Выражайся понятно. Я вам не доверяю.
(Существо): Доверия не требуется. Мы позволили тебе увидеть то, о чём ты просил, и это всё.
(Локен): То, что я ощущал, реально? Или я всего лишь увидел то, что вы захотели? Это… Это было правдой?
(Существо): Возможно.
(Локен): Но ты мне больше ничего не скажешь.
(Существо): Нет.
(Локен): Тогда почему ты всё ещё здесь?
(Существо): Чтобы тебя освободить.
Локен ощутил, как по воздуху растекается электрический заряд. В его доспехи снова потекла энергия, и его мышцы конвульсивно задёргались в процессе согласования их движений с искусственными мышечными волокнам брони. По мере того, как питание поступало на интерфейсные разъёмы, вниз по позвоночнику бежало пронзительное жжение. Цепи, которые удерживали Локена, потрескались и разорвались. Он рухнул на холодные каменные плиты пола. Смотрящий двинулся к двери, его тело рывками двигалось от позиции к позиции, словно изображение, поступающее по барахлящему пикт-каналу. Локен пристегнул своё оружие к броне, на её керамитовых пластинах искрили разряды статического электричества. Дверь камеры открылась, и Смотрящий рывком перенёсся через порог. Пятно мрака под его капюшоном было по-прежнему обращено к Локену.
(Существо): Ступай. Ты должен рассказать всем своим повелителям о том, что ты здесь увидел.
В коридоре царили спокойствие и безмолвие. Неровное пламя факелов в железных держателях застыло в неподвижности, тени на полу замерли. Локен бросил взгляд на Тёмных Ангелов, стоящих по обе стороны двери в камеру. У каждого поверх чёрных доспехов был надет плащ белёсого цвета, у их ног уткнулись кончиками в пол двуручные мечи. Рубиново-красные глазные линзы смотрели незрячим взглядом, пока он проходил мимо. Его подошвы шаркали по каменному полу. Звук в его ушах казался чужеродным, словно он вторгался в сон. В висках тяжело пульсировала кровь, отзываясь нарастающей глухой болью.
(Существо): Это то время, Локен, которое мы могли тебе дать.
Он бросился по коридору бегом, звуки шагов раскатывались в неподвижном воздухе. Тени пришли в движение, факельный свет задвигался рывками, словно пущенные веером страницы книги. Он завернул за угол.