В прежние времена многочисленные огни храмов отражались в реке, теперь же в ней блестели лишь холодные звезды, да рябая лунная дорожка лежала поперек. Жара сменилась ночной прохладой, пели цикады, да иногда плескалась рыба. Город молчал, притаившись за речными холмами. Показалось бы, что его нет вовсе, если бы не слабый запах дыма, который приносил ветер - где-то готовили мясо да не углядели, и оно подгорело. Афра проснулся, отошел и долго внюхивался, поводя влажным черным носом, потом поднял лапу на кусты, вернулся и подпихнул мордой руку хозяину. Натабура посмотрел на него и решил, что пес что-то хочет сказать, он не может. Должно быть, голоден, решил он.
- Нет у меня еды, нет. Потерпи!
Афра в знак презрения оттого, что хозяин его не понял, напился из реки и, облизываясь, подошел и снова пихнул мордой.
- Ну и молодец, - похвалил Натабура. - Молодец!
Акинобу с Баттусаем шли впереди. Баттусай хорошо видел в темноте, но не знал дороги, и помогал Акинобу. Затем шел Митиёри, который клевал носом от усталости, от обилия впечатлений, но из упрямства даже не прилег и на кокой. А уж замыкающими были Натабура с Афра. И снова Афра повел себя странно - то прижимался к ноге, то убегал в темноту. Что-то его тревожило, но Натабура не сумел почувствовать тревогу пса. Афра даже не интересовали лягушки, которые при приближении замолкали, а потом прыгали в воду. Обычно Афра не упускал возможности погонять их.
Вначале тропинка бежала вдоль реки, потом стала забирать вверх, все выше и выше. Ноздри щекотали ночные запахи полыни, горячей летней пыли и тины. К ним добавлялся крепкий запах жареного мяса.
Афра снова убежал вперед и отсутствовал так долго, что Натабура уже стал волноваться. Вдруг его очень тихо позвал Акинобу. Вначале Натабура различил лишь столпившиеся фигуры.
- Что-то случилось? - спросил он.
- Случилось, - сказал откуда-то снизу Баттусай.
Оказывается, он сидел чуть поодаль - в двух шагах. Блеснул его кастет - тэкко.
- Это кто-то из наших, - прошептал Митиёри и посторонился.
И пахло. Пахло так знакомо, что сразу невозможно было понять, чем именно, но явно не горелым мясом. Тогда Натабура шагнул к Баттусаю и все понял: в траве лежал труп самурая, которого убили мшаго. И тогда Натабуру едва не стошнило, хотя он не ел в течение всей луны.
- Кими мо, ками дзо! - прошептал он, отступая на тропинку, которая белела среди густой травы.
- Поэтому так и пахнет, - сказал Акинобу. - А я думаю, чего так пахнет?.. - и посмотрел наверх, туда, куда лежал их путь. Но берег Слияния был темен и безответен.
- Надо спешить, - сказал Натабура. - Может, еще успеем, - хотя понимал, что они уже безбожно опоздали.
- Чуял, ведь чуял, что что-то случится! - в сердцах воскликнул Акинобу.
Тотчас где-то совсем недалеко раздались гортанные голоса, и взлетела китайская ракета. Вернее, она была похожа на китайскую ракету, но слишком долго плыла в воздухе, освещая все вокруг желтым светом.
Все присели, словно их действительно можно было увидеть с холмов.
- Тихо! - прошептал Баттусай.
Ракета с шипением упала в реку за Запретным островом, осветив деревья и скалы, придав им напоследок сказочные очертания, как в театре теней Кабуки. Всем сделалось не по себе. Все, кроме Афра, невольно подумали о проделках хонки.
Арабуру пустили еще одну ракету, заспорили. Натабура уловил, что речь идет о каких-то мятежниках, и наступила темнота, а за ней и тишина. Потом долетел глухой звук, словно люди шли по тропинке и кто-то оступился.
- Ушли, что ли? - прошептал он, чувствуя, как Афра дышит ему в ухо.
- Ушли, ушли… - отозвался Митиёри. - Вверх по склону.
Митиёри по деревенской привычке с почтением относился к старшим и если высказывался, то только по делу.
- Кого-то же, наверное, оставили? - усомнился Баттусай. - Не может, чтобы не оставили?
Они еще подождали. Но были тихо и сонно. Река равнодушно катила воды, из-за тучи выглянула луна. Афра воспользовался случаем, завалился тут же рядом в траву и стал выкусывать у себя блох.
- Сделаем так, - прошептал Акинобу, - идем очень тихо, разговаривать нельзя, приготовьте ножи.
Теперь они поднимались очень медленно и осторожно. Было слышно только, как шелестят сухие стебли трав. Афра понял, что к чему, и уже не путался под ногами, а преданно и чинно бежал рядом.
Они поднимались все выше и выше. Ярко светила полная луна. Река уже блестела где-то далеко внизу. Холмы кончились, пошли уступы, и на одном из них, когда, казалось, что уже конец пути, что где-то здесь среди сосен и елей должна быть нужная пещера, наткнулись еще на один труп. Человек тоже был убит мшаго - пахло все тем же горелым мясом. Собственно, по этому запаху его и нашли. Афра постарался.
- Бакаяро! - выругался Баттусай. - Мы так никогда их не осилим!
Придумаем, зло подумал Натабура, мы обязательно что-нибудь придумаем. И осилим. Быть такого не может, чтобы не осилили. Наверняка есть средство, просто мы еще не догадались. Надо поговорить с Акинобу.
На поляне у входа в пещеру лежали два человека. На пороге - еще один с луком. Это могло означать только одно - капитана Го-Данго защищали до последнего вздоха. А если это так, то, значит, все пропало, и заговор, не успев созреть, рухнул.
Баттусай обшарил все окрест, вернулся и прошептал:
- Больше никого нет…
- Ну что будем делать? - спросил Акинобу, переворачивая лучника, чтобы посмотреть ему в лицо.
Он узнал его по затылку. Только у одного из его друзей был такой плоский затылок - у сотника Гэнго, который когда-то был лучшим лучником в отряде капитана Го-Данго.
- Прости, друг, - прошептал Акинобу, - что мы пришли слишком поздно.
Он подумал, что раз Гэнго с его луком не смог поразить ни одного арабуру, то дела дрянь. А может быть, он все же кого-то из них убил? - с надеждой подумал Акинобу.
Они сели в круг на корточки, готовые при малейшей опасности вскочить на ноги и схватиться за оружие.
- С рассветом все равно надо уходить, - высказал здравую мысль Натабура.
- Да, они обязательно вернутся, - согласился Баттусай.
- Утащили своих, - убежденно произнес Митиёри.
- Хорошо бы… - вздохнул Натабура.
- А что если кого-то оставить? - предложил Акинобу. - Ведь сюда кто-то приходит из наших.
- Я бы вообще пока убрался из города, - высказал Баттусай здравую мысль.
- Это правильно, - согласился Акинобу. - Но, с другой стороны, сюда кто-то обязательно должен вернуться. Ведь не сидели они здесь все это время, сложа рукава.
- Не сидели, - согласился Натабура, - это правильно. Сэйса, давайте, я останусь?
- Хорошо, - почему-то не сразу согласился Акинобу. - Надо еще подумать. Ты слишком долго не ел и к тому же ранен, - сказал он.
И действительно, при упоминании о еде в желудке Натабуры неприятно засосало, и он ощутил приступ слабости: то ли кончалось действие сутр, то ли пришло время поесть.
Вдруг Митиёри, который почтительно сидел поодаль, не смея вмешиваться в разговоры старших, горячо зашептал:
- Учитель, учитель!.. Там кто-то есть…
Они тотчас попрятались кто куда и замерли, как сурки в норах. Только после этого Натабура уловил неясные звуки и удивился - подросток слышал лучше всех их вместе взятых.
В пещере кто-то зашуршал. Может, барсук, подумал Натабура. Или медведь? Нет, не может быть. Откуда в пещере барсук, а тем более медведь? Афра не реагировал, хотя был охоч на всякого зверя. Однако и Афра заворчал, но не так, когда чувствовал живность, а совершенно по-другому. Более нервно, что ли? Стало быть, это человек, догадался Натабура. Ну, это мы сейчас проверим!
- Тихо… - прошептал он в ухо другу, и они вдвоем, храбрясь, подступили к ветхой двери.
Дверь скрипнула и приоткрылась. В щелочке забелело лицо. Человек долго прислушивался к звукам ночи. То, что это не капитан Го-Данго, Натабура сообразил сразу - слишком мелким был человек. Мелким и осторожным. Он бочком выскользнул из пещеры и запричитал над одним из убитых.
Тогда-то Натабура бросился на него, прижал коленом к земле и прошептал:
- Тихо, свои…
И пока к ним подбегали Акинобу и Баттусай, Афра во всю кусал ноги маленькому человеку, который брыкался, как теленок.
- Кто ты? - спросил Акинобу, отгоняя Афра.
Баттусай юркнул в пещеру. Но и так было ясно, что там больше никого нет.
- Пусто, - сообщил Баттусай через кокой.
За это время выяснилось следующее: можно было догадаться, что капитан Го-Данго жив и здоров и находится где-то недалеко, иначе бы человек не вертелся здесь. Однако человек, который назвал себя Гэндзабуро, не торопился сообщить, где именно. И вообще, он держался очень мужественно, и Акинобу понял, что тот готов умереть за своего господина.
- Ты думаешь, мы кто? - спросил Акинобу, отпуская его.
- Люди, - дипломатично ответил Гэндзабуро.
- Какие люди?! - возмутился Баттусай. - Ты чего нам голову морочишь? Мы друзья твоего господина.
- Я не знаю никакого господина. Я один здесь живу.
- Ну да, - согласился Акинобу и выразительно глянул на Баттусая, чтобы он не пугал Гэндзабуро. - Вот что, тебе капитан говорил что-нибудь о Натабуре?
- Натабуре? - переспросил Гэндзабуро, чтобы выиграть время.
- Ну да, - терпеливо подтвердил Акинобу. - Или об Акинобу?
- Не знаю никакого Акинобу и Натабуру тоже!
- Вот он, - Акинобу показал на Натабуру.
- Я его не знал, - гнул свое Гэндзабуро, даже не взглянув в сторону Натабуры.
- А о собаке?
- Какой собаке?
- О медвежьем тэнгу, тикусёмо! - снова не удержался Баттусай.
- О медвежьем?..
- Ну?!
- Который мне ноги покусал?
- Тот, который покусал…
- Говорил… - с еще большей настороженностью отозвался Гэндзабуро, как-то странно вертя головой.
Натабура насторожился, потому что уловил желание Гэндзабуро сбежать в ближайшие кусты.
- Стой! - он поймал его за пятку в последний момент и, хотя получил удар ногой в лицо, все же удержал Гэндзабуро.
Акинобу и Баттусай долго очищали глаза от песка, который швырнул им в лицо ловкий Гэндзабуро. Баттусай при этом ругался самым черными словами:
- Ах, ты симатта! Ах, ты куриное дерьмо!
- Можете меня убить! - твердо произнес Гэндзабуро и сложил руки на груди. - Я больше ничего не скажу!
- Не говори, - согласился Натабура. - Только капитан Го-Данго давно нас ждет. Он вызвал нас с острова Миядзима. Вот мы и пришли.
Гэндзабуро лишь неопределенно пожал плечами и гордо отвернулся. Тогда Натабура сказал:
- У твоего господина шрам через правую часть лица. Веко разрублено. Волосы у него рыжие, а сам он такой огромный, что не всякая лошадь снесет его. Его жену зовут Тамуэ-сан. Цвет волос у нее рыжий. Его сын - Каймон. Он тоже рыжий. Ну? - просительно добавил он.
- А зачем вы пришли?! - с подозрением спросил тогда Гэндзабуро.
- Кими мо, ками дзо! - не выдержал Натабура. - Сколько можно пытать?!
- Хватит валять дурака! - снова не удержался Баттусай и даже замахнулся. В руке его блеснул тэкко. - Веди нас к своему господину!
- Мы пришли затем, чтобы участвовать в восстании, - снова набрался терпения Натабура, невольно загораживая Гэндзабуро от Баттусая.
- Хорошо, - неожиданно согласился Гэндзабуро. - Я отведу вас. Я узнал его, - он показал на Афра. - Мой господин рассказывал о летающей собаке. А о вас не рассказывал.
- Ладно, - с облегчением кивнул Натабура. - Веди. Только не сбеги.
- Не сбегу… о вас он тоже один раз говорил, - признался Гэндзабуро. - Мол, деретесь, как Бог, мечом. Один раз его по пьянке тоже задели.
- Ну, положим, не по пьянке, - заметил Натабура и вспомнил ночной бой, в котором капитан Го-Данго разворотил полдома, пока его не угомонили.
- Так что ж ты нас пытаешь?! - удивился Акинобу.
- Мало ли что… - жалобно шмыгнул носом Гэндзабуро, - я вас не знаю, может, вы, цукасано гэ.
- Ты что, думаешь, что мы предатели? - возмутился Баттусай. - Ах ты, гад!
- Мой господин болен. Ему покой нужен, - с жалостливыми нотками в голосе добавил Гэндзабуро.
- Вот мы и вылечим твоего господина, - с облегчением поднялся Акинобу. - Пойдем, а то светает.
Действительно, небо на востоке из черного превратилось с темно-голубое, а река на Слиянии, напротив, потемнела и, казалось, стала шире, хотя куда уже шире - противоположного берега видно не было, только в отдалении чернели скалы Запретного острова, поросшего редкими соснами.
- Хозяин меня послал проверить, может, кто живой остался, - наконец объяснил Гэндзабуро, когда они ступили под низкий свод пещеры.
Из ниши в стене он достал толстую свечу, зажег ее, и они пошли куда-то вглубь берега. Миновали ряд разгромленных келий, скудные пожитки и утварь которых арабуру выкинули наружу.
- Конечно, он упоминал и о великом учителе, - признался Гэндзабуро.
- А что ж ты молчал? Кими мо, ками дзо! - возмутился Натабура, наконец разглядев лицо Гэндзабуро.
Он походил на рано состарившегося подростка. Только черные волосы говорили о его настоящем возрасте.
- Мне велено было только посмотреть. А о вас он ничего не говорил.
- Узнаю капитана.
- Он всегда бдит, - похвастался Гэндзабуро.
- Может, он устал ждать?
- Может, и устал, - покорно согласился Гэндзабуро.
В нишах лежали мумии монахов - маленькие, почерневшие, со сложенными руками, похожими на гусиные лапки. Кое-где горели вечные лампады.
Когда по расчетам Натабуры они углубились в берег примерно на расстояние один сато, белый известняк сменился черным камнем. И они ступили под огромный свод подземного храма. В центре возвышалась статуя Будды. Похоже, арабуру сюда не добрались, потому что в крохотных нишах тоже горели свечи и пахло благовонными палочками.
Гэндзабуро поколдовал в углу храма, и вдруг Будда сдвинулся с места, а под ними открылся ход с лестницей, оттуда тянуло запахом реки.
Глава 6
Самая большая тайна Нихон
Язаки и Ваноути тащились, проклиная весь белый свет, по одной из улиц столицы. Как всегда, все тяготы, что послала судьба, легли на плечи бедного Язаки, и этой тяжестью на сей раз оказался старший черт Майяпан. Мало того, что он был в стельку пьян, так еще и покрыт ранами, как лев, победивший в смертельной схватке. Ранен был и сам Язаки, но не очень серьезно - в зад, и не чем-нибудь, а осколками бутылки, на которые он от испуга сел, когда в притон "Уда" ворвались разъяренные завсегдатаи. Как ни странно, повезло одному Ваноути - он не получил даже царапины, чем ужасно гордился, напевая под нос: "Блеснет ли мне ответный луч твоей любви?.. ля-ля, ля-ля…"
- Держи этого силача крепче! - приказывал Язаки Ваноути.
Дед тут же подпрягался, а через мгновение снова все перекладывал на слабые плечи Язаки, и Майяпан повисел на нем, как мокрая тряпка на заборе.
Язаки потел, кряхтел, но тащил, а вот куда, он и сам не знал - главное, подальше от притона "Уда", а потом хоть трава не расти, рассуждал Язаки, даже не имея возможности смахнуть пот со лба. Пот заливал глаза и щипал сверх меры, скатывался на кончик носа и оставлял на земле дорожку, которая тут же высыхала под горячим солнцем.
Наверное, им бы везло и дальше, но они возьми да забреди в квартал горшечников. Все это случилось, потому что Язаки видел лишь землю под ногами, а Ваноути вел. Но так как он радовался непонятно чему и по этой причине вообще ничего не замечал вокруг, то вывел не к реке, а совершенно в другое место.
- Бросил бы ты его… - ворчал Ваноути. - Черт он черт и есть… хотя и друг…
- Я тебе брошу… - из последних сил грозил Язаки. - Я тебе брошу… Тащи!..
Он и сам не знал, зачем ему нужен был Майяпан. Просто из чувства товарищества не мог его оставить - беспомощного и израненного. Не по-нашенскому это, не по-самурайски, думал он, испытывая гордость за самого себя от одной этой мысли. И они тащили его, обливаясь потом под полуденным солнцем.
- Держи крепче! - в очередной раз приказал Язаки, но Ваноути почему-то замер. - Ну что еще случилось?! - раздраженно спросил Язаки, силясь разглядеть что-либо из-под нависшего Майяпана.
- А-а-а… - как-то странно ответил Ваноути.
- Куриное дерьмо! - выругался Язаки, стараясь не уронить огромное тело Майяпана. Поднять его потом будет крайне трудно - труднее, чем столкнуть в море гору Фудзияма.
Язаки прислонил Майяпана к ближайшему забору и сказал с заботливыми нотками в голосе:
- Стой! Стой, сказал!
Черт, что я делаю? - спросил он себя. Майяпан норовил подогнуть ноги и завалиться в траву.
- Стой! - на этот раз грозно приказал Язаки и оглянулся, потому что Ваноути все еще тянул, как козел, непонятное свое: "А-а-а…"
Узкий переулок, в котором они находились, загородил им самый настоящий песиголовец. Морда у него была не такой длинной, как у собаки, а немного короче. Да и зубы не такие огромные, но все равно впечатляли, если представить, что они вцепятся тебе в глотку. Язаки сразу же вспомнил императорский парк и непонятное существо, которое они вспугнули, когда оно справляло малую нужду, и невольно попятился. Страшен был песиголовец, но не тем, что по силе не уступал Майяпану, а тем, что не было в нем ни капли человеческого, понятного - одна звериная, безмерная сила. Вот ее-то и ощутил Язаки и от этого застыл, как вкопанный, а Ваноути тихонько скулил. "Вот это да!" - хотел произнести Язаки, но у него отнялся язык.
- Отдайте мне его и уходите, - песиголовец показал когтем на Майяпана.
Язаки сам не понял, как произнес:
- Еще чего захотел!
Песиголовец зарычал. Он зарычал так низко, что трава в переулке всколыхнулась и полегла, птицы впорхнули с деревьев, а забор, на который опирался Майяпан, прогнулся и с треском рухнул во двор чьего-то дома.
- Эй, вы!.. - возмутился кто-то. - Зачем забор сломали?!
Не открывая взгляда от песиголовца, Язаки чуть-чуть повернул голову. В саду, подбоченясь, стоял хозяин дома - пьяный красномордый горшечник.
- Мы здесь ни при чем, - хотел объяснить Язаки, но кроме таких же звуков, которые издавал Ваноути, выдавить из себя ничего не мог.
- Я спрашиваю, что вы здесь делаете?! - горшечник взялся за оглоблю и пошел в раскорячку, похрапывая, как бык:
- Бу-ккоросу! Куриное дерьмо!!!
Язаки хотел шевельнуть ногой, да не смог. Хотел вздохнуть поглубже, да не тут-то было. Хотел почесать нос, да рука не поднялась. Тут он вспомнил о мшаго и посмотрел на него - мшаго висел вдоль ноги, как вялый уд, и казалось, что ему нет дела до происходящего. Удобно устроился, как о живом существе, подумал Язаки, и снова посмотрел туда, где стоял песиголовец, а потом на горшечника, который надвигался неумолимо, как зимний шторм.
- А это что за образина? - удивился горшечник, вытаращив глаза на песиголовца.
Его слегка качнуло, и он икнул, но не от испуга, а от обжорства. Песиголовец тихо зарычал. С яблонь в саду посыпались плоды.