* * *
Дальше мы ехали молча. Лиза сидела, обняв свою винтовку тупо уставившись перед собой. По щекам у нее текли слезы. Девушка их украдкой вытирала, стараясь не привлекать мое внимание. Видать, уж очень дурехе хотелось выглядеть сильной. Пашка тоже сидел насупленный. Правда, не разводил сырость как сестра, но по всему было видно, что думает он о том же. Как великую ценность он обеими руками прижимал к груди добытые сапоги. И было понятно, что для него это не просто полезная ценная вещь, это память о хорошем человеке, может даже о друге.
Украдкой поглядывая на ребят, я вел машину по мертвой пустынной улице или вернее по шоссе. Можайское шоссе пересекало Одинцово с северо-востока на юго-запад и являлось, пожалуй, самой широкой магистралью города. Я всегда ездил только по нему. Безопасная дорога. С обеих сторон широкие полосы чистой земли, именуемые когда-то газонами. Имелась полная гарантия, что никакая вредоносная гадина не прыгнет на крышу из окна близстоящего дома. А то потом попробуй, отделайся от нее! Я вспомнил, как однажды пришлось даже поджечь машину, чтобы избавиться от настырного прилипалы. Когда здоровенная пиявка отвалилась, я ее раздавил колесами вот точно так же, как сделал это сегодня с человеком. Воспоминания о недавнем страшном событии вернули меня к действительности. Я понял, что до сих пор не спросил у ребят, что же они делали на окарине города. Зачем их послал туда мистер Крайчек?
- Лиза, а искали то вы чего?
Девушка сидела у правого борта, почти рядом со мной, именно поэтому мне с ней было удобно разговаривать.
- Что? Мы? - она не сразу вернулась из сумрака своих горьких мыслей.
- Вы, кто же еще. В разведку зачем ходили?
- Имеются сведения, что где-то в районе улиц Крылова, Чикина, Говорова мог сохраниться нетронутый продовольственный склад или магазин.
- Сведения? Любопытно, и откуда же они взялись?
- Собаку там наши охотники подстрелили, - встрял в разговор Пашка. - Когда потрошили, в желудке нашли куски колбасы. Мужики говорят копченая колбаса, старая, засохшая. Собака ее почти не разжевывая глотала. Перевариться колбаса не успела, значит, недолго в желудке пробыла. Отсюда вывод - собака ее где-то поблизости нашла. А где может отыскаться колбаса, как не в продовольственном магазине? Вот нас и отправили. Три группы по два человека.
- Этот ваш дядя Витя тоже в разведку ходил?
- Угу, - Пашка шмыгнул носом.
- А где ж напарник, тот, что с ним был? - это я спросил скорее сам у себя, так как ребята знать ничего такого не могли.
- Может его тоже того... наездники убили, - едва слышно предположил мальчишка.
Не исключено, - подумал я, а потом поправился. - А почему именно наездники? Ханхи нам столько всяких тварей в наследство оставили... одна другой гадше. И почти каждая страстно желает нас, землян, на тот свет отправить. Всю нашу фауну уже сожрали. Одни мы, люди, пожалуй, и остались. Еще держимся, но уже из последних сил.
Похоже, Лиза мыслила в том же направлении.
- Это дядя Витя привел нас сюда, - задумчиво произнесла она. - Прослышал он, что в Одинцово целую крепость построили и сагитировал нас идти дальше. Мы-то раньше в Подольске осесть хотели.
- Да, Крайчек молодец, - кивнул я. - Голова у него варит, что надо.
Только я это произнес, как впереди показалась большая кольцевая развязка, на которой каким-то чудом умудрилась сохраниться высокая ажурная арка с надписью: "Старая смоленская дорога". От вида сего архитектурного изыска мне почему-то всегда хотелось поискать глазами камень, который весьма вероятно полагался к нему в комплект. Ну, знаете, тот самый придорожный камень с хрестоматийной надписью: "Налево пойдешь...". Но к счастью выбор делать мне не судилось. Вариант для здравомыслящего человека здесь был всего один. И я с облегчением поглядел сквозь бетонную серую и унылую, в полном соответствии с духом эпохи, радугу. В туманной дымке позади нее проступили очертания чего-то темного и огромного, словно там, среди чистого поля, вдруг выросло высокое скалистое плато.
- Вот и добрались, - вздохнул я с облегчением. - Как там с Южными воротами? Готовы или нет?
- Нет, еще не готовы, - проинформировал Пашка.
- Я слышала, закончат только через месяц, - подтвердила его сестра.
- Ладно, тогда двинем к Северным.
Я повернул направо, съехал с Можайского шоссе, обминул застывшую на обочине, покореженную, кое-где тускло мерцавшую позолотой, громаду. Церковный купол от какого-то модернового храма, который возвело не верящее ни в бога, ни в черта поколение. Я когда-то слышал, что в старину места для православных церквей выбирались особые, наделенные энергией, силой, добром, светом. И стояли они от этого веками, переживали смуты, войны и нашествия, служили символами и святынями великой Руси.
Однако, похоже, современные зодчие с ноутбуками под мышками, с ГОСТами, СНИПами и планами городской застройки в головах совершенно не думали ни о чем подобном. Не знаю, возможно, именно поэтому их творению и не судилось стоять века. Что там и как было, сказать не могу, но факт, как говорится, налицо - руины, которые вряд ли кто-нибудь, когда-нибудь надумает восстанавливать.
Двигаясь по улице маршала Неделина, я глядел не только на дорогу. Краем глаза косился на огромное фортификационное сооружение, возведенное последними из выживших жителей Одинцова. Основной его частью стали жилые дома. Окна и двери в них заложили вплоть до третьего этажа. Но я прекрасно знал, что это не просто тонкая кладка в два кирпича. Все помещения, которые имели наружные стены, будь то комнаты жилых квартир, лестничные клетки, подъезды или пристроенные магазины, до потолка заполнили землей и битым кирпичом. Балконы и лоджии на нижних этажах срубили. После такой переделки ограждающие периметр здания стали напоминать стены неприступной крепости, над которыми нависли этажей так шесть-десять сплошь усеянные первоклассными огневыми точками. Жаль только, что занять их по большей части было некому.
Для укрепления зданий люди потратили немало сил, однако основной проблемой стали пространства между ними. Вначале их перегородили баррикадами. В ход шло все подряд: от старых автомобилей, столбов, труб, стволов мертвых теперь деревьев до мебели и домашней утвари. На первых порах баррикады достойно выполняли свою функцию и сдерживали зверье, норовившее проникнуть внутрь охраняемого периметра. Правда, для этого на каждой из баррикад доводилось постоянно держать отряд человек так в двадцать-тридцать. Но время шло, зверья становилось все больше и больше. Откуда-то с северо-запада пришли стаи кентавров, и один за другим последовали два прорыва.
Помню я приехал после второго. Внутри весь лагерь был залит кровью и усыпан труппами людей и многоногих тварей. Отбиться тогда так и не удалось. Уцелели лишь те, кто спрятался и пересидел опасность в главном убежище и других укрепленных подвалах под домами. Честно говоря, тогда я подумал, что этому поселению пришел конец. Но Томас Крайчек был совсем другого мнения. Он сагитировал объединиться людей из маленького лагеря в Галицино. И когда те перебрались в Одинцово, начал на месте баррикад строить стены. Поселенцам очень повезло, что в те времена в городе было еще не так опасно, как сейчас. Молодым одинцовцам удалось с минимальными человеческими потерями перетащить в лагерь стройматериалы из городских складов и магазинов. Кирпич же добывали прямо на месте, разбирая соседние жилые дома. Что и говорить, работа титаническая и самое ужасное - каторжная и опасная, но люди ее сделали. Сделали, так как прекрасно понимали, что другого выхода у них просто нет.
Длинная девятиэтажка, защищающая лагерь с северо-востока, закончилась, и моим глазам открылась как раз та самая стена, которую переселенцы возвели первой. Она была совсем короткой, всего метров двадцать пять-тридцать. Смычка соединяла девятиэтажный дом на улице Неделина с двенадцатиэтажным зданием, которое стояло перпендикулярно и являлось главным защитным бастионом на пути с северо-запада. В основание стены заложили фундаментные блоки, столбы, перемычки и прочие железобетонные конструкции, которые поддавались погрузке и транспортировке с помощью имевшихся у поселенцев примитивных механизмов. На бетонную подушку легло пять метров кирпича. Толщиной заграждение получилось метра три и вполне могло остановить даже тяжелый танк. На стене натянули колючую проволоку, поставили фонари и разместили несколько огневых точек. В угловой, обеспечивающей обстрел градусов этак на двести пятьдесят, виднелся ствол крупнокалиберного "Утеса". Этот пулемет Крайчеку привез я. Сам устанавливал и пристреливал.
Когда мы завернули за угол, Пашка попросил:
- Дядя Максим, а можно я высунусь из люка?
- Давай! - я понял, что пацану уж больно хочется промчаться на БТРе под завистливыми взглядами стоявших на стене часовых.
- Только пялься не на одну лишь стену. Следи за руинами справа, - строго приказала брату Лиза.
- Не учи ученого! - крикнул Пашка и тут же вылез наружу. Он уселся на край люка, так что внутри БТРа остались лишь его болтающиеся ноги.
- Непоседа, - я кивнул головой в сторону мальчишки. - Наверное, хлопот с ним полно?
Мне припомнился мой собственный сын, когда ему было пятнадцать. Сейчас мне казалось, что мы ссорились ровно через день, а в конце каждой недели он появлялся с разбитой губой или фингалом под глазом. Как давно это было! Кажется прошло не пять лет, а целая вечность.
- Да, так... не очень много, - оторвала меня от воспоминаний Лиза.
- Что не очень? - я не стразу пришел в себя.
- Хлопот, говорю, не очень много. Пашка вполне самостоятельный и может постоять за себя. Это я так... по привычке его одергиваю. - Тут девушка понизила голос и, придвинувшись ко мне поближе, спросила: - Ну, а как насчет моей просьбы? Патронами я у вас разживусь?
Я не ответил сразу, припоминая есть ли у меня с собой боеприпасы 7,62х54. В "Логове" точно есть, а вот здесь, сейчас...?
Лиза очевидно подумала, что я молчу потому, что никак не сложу цену.
- У меня есть две банки сгущенки. Каждая пойдет за десять патронов. - Заметив, что я продолжаю молчать, девчонка поспешила уступить: - Ладно, за пять. Где же я еще такие патроны возьму?
- Посмотрим, Лиза. Может чего и отыщется, - я не стал заранее обнадеживать свою спутницу, потому как честно не помнил что там у меня валяется в ведре. В него я ссыпал все патроны, которые где-то и когда-то подбирал.
- Максим Григорьевич, я прекрасно понимаю что вы хотите другой платы, - Лиза зашептала совсем тихо. Ее голос был едва различим на фоне рокота мотора. - Я могу, я не целка какая-нибудь, мне не впервой. Только тогда пятнадцать патронов дадите, ладно?
Я так резко затормозил, что девчонка чуть не слетела со своего сиденья, а Пашкины ноги ударились о стальной потолок. Ни слова не говоря, я обернулся к перепуганной Лизе. Внутри все клокотало. И находись девчонка чуток поближе, я бы не удержался и залепил ей хорошенькую оплеуху. Или нет, для оплеухи эта соплячка еще не доросла. Снял бы ремень и врезал по заднице. Кстати, задница у нее вроде ничего, кругленькая такая... Тьфу ты, черт, старый козел, куда это меня понесло! Отвлекшись на мгновение, я растерял большую часть своего гнева. Однако и той, что осталось, вполне хватило, чтобы как следует напугать Лизу.
- Ну, что вы, Максим Григорьевич, - залепетала она. - Мир сейчас такой. За все приходится платить.
- А я, слава богу, еще живу в другом мире, - проскрежетал я и, отвернувшись, угрюмо уставился в водительское окно. - Там, сзади... в углу за пирамидой оцинкованное ведро стоит. Поройся в нем. Что найдешь, то твое. А плата... Плату, конечно же, возьму. Когда приедем, лобовые стекла и фары помоешь, у меня на это времени никогда не хватает.
Несколько секунд Лиза сидела тихо как мышка, а затем вдруг ожила, рванулась ко мне, наклонилась через спинку сиденья и поцеловала в щеку. Меня давно уже никто не целовал, тем более так искренне и горячо. Само собой, что старый полковник Ветров сразу размяк:
- Иди, займись делом, - я по-доброму поглядел в большие карие глаза. - Времени у тебя мало. Заедем в лагерь, я машину запру, а то людишки есть разные. Того и гляди чего-нибудь сопрут.
- Я мигом, - Лиза кинулась в десантное отделение. Чтобы ей было сподручней, я включил внутреннее освещение.
- Спасибо, - выкрикнула девушка.
- По крайней мере "волшебные слова" помнит, и то достижение, - проворчал я и стронул машину с места.
Мы уже были около самых ворот, и я отчетливо видел огромный ржавый квадрат, контрастно выделяющийся на фоне серых кирпичных стен. Ворота были устроены довольно просто, можно даже сказать примитивно, но именно эта простота и обеспечивала их невероятную прочность и надежность. В состав конструкции входило: самосвал "Камаз" - одна штука, швеллера двутавровые - насколько я помню штук восемь-десять, а также обрезки листовой стали толщиной от ноль-пяти до сантиметра - превеликое множество. Из стальных лоскутьев сварили здоровенный щит размером так метра три с половиной на четыре. При помощи швеллеров прикрепили его вертикально к кузову самосвала аккурат позади задних колес. Этим-то стальным бигбордом и загораживали проем ворот, выстроенных точно под его размеры.
Естественно, процесс открывания и закрывания получался довольно трудоемким и продолжительным. Тяжелую машину приходилось вручную катать взад-вперед. Но зато проломить ворота и прорваться внутрь лагеря уже не могла ни одна стая.
Остановившись у ржавой, забрызганной грязью, исцарапанной заслонки, я посигналил, хотя, конечно же, мог этого и не делать. Часовые давно засекли меня и доложили руководству. Теперь Крайчек должно быть собирает людей, чтобы открыть дверь для нежданного, но неизменно дорого гостя.
Пока я ждал, мысли продолжали крутиться вокруг разговора с Лизой. Уж больно меня эта история задела, кольнула в самое сердце, всколыхнула старые мысли. Ведь если вдуматься, если постараться понять что происходит, так это же тихий ужас! Она собиралась платить собой за патроны. Ни за еду, ни за кров, а за патроны! Вот и выходит, что сейчас есть патроны - есть жизнь, можно найти пропитание, защититься от врагов. А нет зарядов... тогда все, амба, считай ты уже покойник.
Разумеется в этой ситуации я всюду желанный гость. Я привожу эти самые патроны, чиню оружие, обучаю пользоваться всякими войсковыми приспособлениями и приборами. За это мне дают еду, одежду, медикаменты, чистую воду. И так продолжается уже почти два года. Ну, а что будет, когда мои запасы иссякнут, когда на подземных дивизионных складах бывшей Кантемировской дивизии, о которых, пожалуй, теперь знаю один лишь я, останутся только битые ящики и выпотрошенные цинки? Это произойдет, конечно, не завтра, и не послезавтра, и даже не в течение года. Тут я призадумался. Хотя кто его знает? Учитывая резко возрастающее количество разнообразной нечисти и соответственно возросший расход боеприпасов...
Мысль мою прервал скрежет за бортом. Огромный стальной щит слегка чиркнул по кирпичной стене и стал медленно отползать внутрь. Мне следовало ехать за ним, чтобы в нужный момент быстро рвануть внутрь. Проход не должен оставаться открытым ни одной лишней минуты. Кто знает, может бестии сидят где-то поблизости и только этого и ждут.
Я как в воду глядел. Не успела морда моего БТРа сунуться в проем ворот, как со стены ударили пулеметные очереди.
- Кентавры! - завопил Пашка, кубарем скатившись вниз.
- Чего орешь?! Разворачивай башню! - гаркнул я.
- Ага... я сейчас, - пацан пулей кинулся выполнять мой приказ.
Я оказался в идиотском положении: поле боя не вижу, стрелять не могу, маневрировать тоже. Все, что мне оставалось, так это медленно следовать за по-черепашьи отползающей железной створкой. А почему только следовать? Ведь "Камаз" уже сняли с тормоза, и колодки из-под колес тоже выдернули. Значит, теперь и я могу подсобить. Сказано-сделано. Я поддал газку, и бронетранспортер гулко ударил мордой в металл ворот.
Именно в этот момент и заработал башенный КПВТ. Пашка стрелял длинными очередями, абсолютно не экономя патроны. Это было глупо и расточительно. Незачем угощать каждого кентавра несколькими пулями калибра 14,5, когда и одна-единственная разрывала того на куски. Объяснить это мальчишке я не имел ни малейшей возможности, поэтому приходилось тупо толкать ворота и ждать, когда закончится лента. Перезаряжать пулемет Пашка вряд ли умеет, так что...
КПВТ действительно замолчал, но пацан даже не подумал париться над перезарядкой. Он тут же продолжил огонь из спаренного с ним пулемета Калашникова. Мощь, естественно, не та, но зато в ленте двести пятьдесят патронов. Должно хватить для прикрытия нашего въезда в лагерь, тем более, что осталось совсем немного. Справа и слева от щита уже открылись широкие просветы. Сейчас они метра по три, но я решил, что не стоит дожидаться, пока стальная заслонка отползет на положенные ей десять. Дал задний ход, и, откатившись от щита на пару метров, вновь рванулся вперед и вправо. За стеной справа - свободная площадка. Ее оставили специально для въезда техники, то бишь для меня, так как последние полгода других транспортных средств в округе не объявлялось.
В открывшийся проезд я буквально втиснулся, ревя мотором, пробуксовывая колесами, обдирая краску с бортов. Наверняка я слегка раскрошил кладку и покорежил край щита, но, думаю, Крайчек меня поймет и простит.
Оказавшись внутри, я вдавил сигнал и сквозь разбегающуюся толпу описал небольшой круг. Расчет был таков, чтобы в конце разворота моя "восьмидесятка" столкнулась нос к носу с "Камазом". Так оно и вышло. Уткнувшись мордой в кабину самосвала, я стал возвращать его на прежнее место.
Мне это уже практически удалось. Оставалось дожать каких-то полметра, когда в брешь просунулось туловище кентавра. Зверюга уперлась в щит всеми своими лапами, подключила к делу мощный хвост и попыталась помешать мне. Ага, тупая скотина, как бы ни так! Не тот случай! Я с неописуемым наслаждением надавил на газ, и стальной поршень вошел внутрь каменного цилиндра. Край щита сработал как нож, разрезая кентавра пополам. Внутри периметра осталась верхняя часть туловища с головой и двумя растущими прямо из-под нее лапами. Всю остальную шестиногую, похожую на огромную ящерицу тушу я словно ковшом вышвырнул наружу.
Фух, кажись все! - вздох облегчения вырвался из моей груди. Несколько секунд я просто сидел и отрешенно глядел на маячившую за бронестеклом облезшую оранжевую кабину старого самосвала.