Согнувшись, Миша ухватился за ногу… Нет, вроде бы перелома нет… не должно бы… Однако вокруг диво как хорошо! Ах, что за битва, не битва - песня! Столица, она и есть - столица. Ишь, как москвичи бьются - любо-дорого посмотреть. Натурально так, с криками, воплями, ругательствами… И раненые падают, и стрелы - тучами летят, и кровь… Кровь? Во как хлещет… Интересно, как они так делают? Кетчуп, что ли? Нет, скорее всего, натуральная - для пейнтбола - краска. Все же да… все же - этого у москвичей не отнять - многолюдство, кураж… Звон мечей, крики - во, шумят-то! Сейчас сюда точно, милиция явится… и еще пара пожарных машин - эх, окатят водичкой…
- За Новгород и Святую Софью!
Голосистые, мать их… Аж завидно. Ну битва, ну красотища - прямо историческое кино!
Миша поискал глазами своих - да так никого и не увидел, ни "князя" Сашку, ни Юрку - "Ратмира", ни Петьку-Ведро - "боярина Гаврилу Олексича". Где их носит-то? Хотя, поди-ка, разберись тут. Ладно, потом найдутся…
Вдруг затрубили трубы, и радостный громкий вопль раздался над всем мысом - рухнул подрубленный кем-то вражий шатер. Все, как по-писаному… А уж шатры… Где уж они только такие достали? Одно слово - столица. Ладно, хватит любоваться!
Заметив, как сразу трое вражин бросились на одного своего - высокого парня с вьющимися белыми кудрями, выбивающимися из-под шлема. Прикинут парень был неплохо - светлая, видать, тщательно начищенная, кольчужка до колен, червленый треугольный щит с золоченым рисунком в виде проросшего креста, синий, с золотым узорочьем, плащ.
Двое шведов с копьями в руках одновременно напали на дружинника спереди, третий же пытался оглоушить парня сзади, крутя в руках палицей.
И оглоушил бы! Кабы не ринулся на выручку своему Михаил. В раж вошел! Поднял над головою клинок, заорал:
- За Новгород и Святую Софью!
Налетел вихрем - одному по копью шарахнул, другому, крикнул парню:
- Берегись! Сзади!
Тот быстро обернулся - и вовремя! Шведская палица едва не угодила ему в голову…
- Спаси тя Бог, друже!
- Не за что!
Михаил ловко отбил натиск обозленного рыцаря. И на него тут же бросился второй. Ах вы, гады!
Один удар… Второй… Третий…
Хорошо, Миша успел подобрать брошенный "свеном" щит… Вражеский меч застрял в нем, едва не разрубив пополам. Однако! У москвичей что же, клинки заточены? Тупым так точно не разрубишь! Ну отморозки… Так ведь и до беды недалеко!
- Справа, друже! - это крикнул тот парень, кудрявый, улыбнулся, взмахнув окровавленным клинком.
Михаил повернулся, подставил клинок под секиру… Хороший меч - выдержал! А уж у шведа-то как округлились глаза! Видать, не ожидал…
- В полон его, друже, в полон! - радостно заорал кудрявый. И что-то добавил по-немецки. Нет, скорей уж по-шведски.
А ситуация - Миша краем глаза увидел - уже - прямо на глазах - изменилась. Наши побеждали - да так и должно было быть по сценарию.
- За Новгород и Святую Софью!!!
Уже появились вокруг рыцарей свои - новгородцы-дружинники. Кудрявый снова что-то бросил по-шведски, даже поклонился вражинам. Те - интересное кино! - тоже в ответ поклонились. Протянули мечи. Один - кудрявому, второй - Мише.
- Полоняники наши, друже, - радостно улыбнулся кудрявый. Махнул рукой ратникам: - Уведите обоих, потом ужо разберемся с ними…
И снова с улыбкой взглянул на Михаила:
- Добро бьешься! Хоробр! Цтой-то я тебя не припомню?
Он так и сказал - не "что-то", а "цтой-то" - так именно и говорили древние новгородцы, "цокали" вместо "ч" - "ц", а еще добавляли в слова лишние гласные. Миша об этом знал - все ж историк. Ну, москвичи, молодцы - все точно изобразили.
- Ты из каких будешь? Уж точно не наш? Пелгусьев, цто ль?
- Я сам по себе… точнее - мы.
- А, - парень улыбнулся во весь рот. - Из охочих! Поди, своеземец, с дальних земель?
- Лэтенант я, старшой, - ухмыльнувшись, пошутил Миша. - Михаил я, а ты кто?
- Так и знал, цто своеземец. А меня Сбыславом кличут… Сбыславом Якуновичем, - парень гордо подбоченился. - Слыхал?
- Слыхал. Тысяцкого сын?
- Ого, и у вас в далеке про нас знают! Ты, Мисаил, с Заволочья или с Бежецкого Верха будешь?
- С Заволочья… Металлостроем зовется. Ну, рад познакомиться!
- И язм рад.
- Слушай, а где князь?
- Ворогов гонит княже, - солидно пояснил подъехавший на коне дружинник в броне из узких сверкающих на солнце пластин. Шлем его был окован позолотой, сапоги - червленые, шпоры позолоченные. Правда, говорил он не цокая.
- Тебе, Сбыславе, велел передать, чтобы по бережку со людями со своими прошелся, вдруг, да свеи снова где на берег выйдут?
- Да куда им еще выйти-то?
- Береженого Бог бережет.
- А вот и князь! - громко закричал кто-то. - Александр, свет Ярославич, сюда скачет.
Миша посмотрел на быстро приближавшихся всадников и еле сдержал ухмылку. "Московский" князь - особенно вблизи, когда, подскакав, спешился, бросив поводья слуге - оказался не очень, по виду - куда хуже Сашки. Какой-то тощий, длиннорукий парень лет двадцати, носатый, бороденка сивая, реденькая - ну никакой тебе вальяжности. На наркомана похож чем-то, когда без дозы - такой же смурной. Но молодец, хоть держался важно, по-княжески, глазищами зыркал, на слуг покрикивал… впрочем, и не только на слуг.
- Почто еще здесь, Сбыславе? Я ж сказал - вдоль реки идти!
- Токмо своих собрал, княже, - поклонился сын тысяцкого. - Посейчас и в путь. Думаешь, свеи на брегу снова высадку содеют?
- А кто их, собак, знает? Биргер - воевода опытный, хитрый. Не смотри, что мы им тут хвосты прижали… То не битвища - стычка! Это кто еще? - Александр хмуро взглянул на Мишу. - Вижу, меч у тебя добрый. Знать, не из простых будешь?
- Своеземец я, - поддерживая разговор, Михаил улыбнулся. - С Верха Бежецкого…
- Ты ж говорил - с Заволочья? - выпучил глаза Сбыслав Якунович.
- Так! У меня и там землишка имеется.
- С Заволочья, с Верха - без разницы, - резко осадил князь. - Берите отрядец - и в путь. К вечеру жду с докладом.
Сказал и - сразу же - птицей взлетел в седло. Поскакал к реке… за ним и вся свита. Один - толстоморденький - обернулся, плетью погрозил гневно, мол - ужо я вас!
- Ишь, еще и грозится, собачья харя! - сплюнув, выругался тысяцкий сын. - То - дружба дружбой, а тут, гляди-ко - с князем спелся… Эй, вои! А ну, собирайтеся!
- А кто это? - Миша с любопытством посмотрел вслед удаляющимся всадникам. - Ну, тот, что грозил.
- Мишей-Новгородцем его кличут, не знаешь, что ли? Ах да… ты ж с Заволочья. Боярский сын, Мишиничей рода… На весь Новгород сей род славен…
Сбыслав так эту фразу произнес, что сразу стало ясно - недолюбливает он Новгородца-Мишу, и это еще мягко сказано. За что, интересно? А, впрочем, какая разница? Сейчас хорошо бы своих дружбанов отыскать - Сашку, Петьку-Ведро, Юрика… да хоть того же Веселого Ганса…
- Идем, Мисаиле, - обернувшись, позвал Сбыслав. - По тропкам рыбацким бережком пройдемся с оглядкою… Ну а там дальше - пелгусьевы пущай сторожат.
Ишь - идем! Была охота… Хотя, может, у станции кто встретится?
- Что ж, идем, прогуляемся, парни, - махнув рукой, Михаил поправил висящий на поясе меч и в три прыжка нагнал всю ватагу.
Переправившись на лодках - тоже старинные! - через Ижору, пошли вдоль Невы, быстро, растянувшись цепочкой один за другим. Почти и не разговаривали, только лишь иногда шедший впереди молодой воин - подросток лет шестнадцати - оборачивался и что-то негромко сообщал Сбыславу.
Миша снова обратил внимание на заросли - ольха, ива, рябина - такое впечатление, что тут вообще не ступала нога человека! И это, можно сказать - Питер! Пусть даже и окраина. Но все равно - безлюдье редкостное. Куда все делись-то? И это… электричек не слышно. Вот совсем! Сколько ни прислушивайся.
Вот так, в тишине, все шли и шли, на реку поглядывая… И река-то казалась пустой - ни корабля, ни катера, ни даже рыбачьей лодочки.
- Нет сейчас рыбачков, - словно подслушав мысли, обернулся Сбыслав. - Свеев убоялися.
- Слушай, а, может, хватит? - наконец не выдержал Михаил. - Не знаю, может быть, у вас там, в Москве, свои правила, а у нас - по-простому: кончил дело - гуляй смело. Короче говоря - после битвы не грех и выпить!
- А это ты верно молвил, друже! - сын тысяцкого радостно улыбнулся. - Конечно, выпьем. Посидим, погулеваним… Вот, токмо княжий указ выполним. Он ведь дело говорил, князь-то: Биргер - воевода опытный.
- Ты сам-то откуда? - Михаил вновь пристал с разговором.
- Я ж говорю - с Новгорода, Господина Великого… Да ты ж батюшку моего, тысяцкого, знаешь!
- Да знаю, - Михаил сплюнул. - А князь что, с Москвы?
- Москва? - недоуменно переспросил Сбыслав. - А, ведаю - есть такой городок в земле Владимирской.
- В земле Владимирской, - со вздохом повторил Миша. - Ладно, наиграетесь - скажете.
В это время забежавший вперед пацан вновь обернулся и предупреждающе махнул рукою:
- Шнеки!
- Всем затаиться, - передал по цепочке Сбыслав, сам же бросился в ольшаник, осторожно развел рукой ветви…
Михаил, естественно, за ним…
Интересное было зрелище - на излучине реки, уходя, маячили старинные корабли, чем-то напоминавшие драккары викингов, только не с таким изяществом обводов и значительно более объемные, толстые. Корабли - целая флотилия - быстро уходили прочь, по очереди скрываясь за мысом.
- Не пристали, - утерев пот, перевел дух сын тысяцкого. - Инда теперь вертаем обратно. Дале пущай пелгусьевы люди…
Дождавшись, когда скроется с глаз последнее шведское судно, отряд Сбыслава Якуновича после краткого отдыха отправился в обратный путь. Все так же - берегом. Михаил уже устал удивляться, гадая - где хоть они вообще есть? Что-то он совсем не узнавал местность - ни домов не было, ни железной дороги… Что за глушь-то? И - самое главное - где? Под самым Питером!
Снова не выдержал, нагнал Сбыслава, спросил:
- То - Нева-река, а то - Ижора, - спокойно пояснил тот. - Ижора - сие племя такое, народ, как раз в этих местах живет.
- Да знаю я и про Неву, и про Ижору, - разозлился Миша. - Ты мне скажи, где платформа, станция? Железная дорога где? Усть-Ижора, Рыбацкое, Колпино? Да, завод же где-то должен быть - что-то не видно, чтоб трубы дымили. Скажешь - кризис?
- Рыбацкое? - Сбыслав явно чего-то не понимал. - Не, рыбаков сейчас нету… свеев убояшеся!
Вот и поговори с таким! Впрочем, и другие не лучше - отвечали так же, либо вообще молчали, пока Михаил, наконец, не оставил всяческие попытки хоть чего-то добиться. Махнул рукой: да ну вас всех на фиг, опосля разберемся, а сейчас без стакана, похоже, все равно ничего не поймешь.
Так и шли дальше, Миша, посматривая по сторонам, молчал да вполуха прислушивался к разговорам идущих рядом дружинников. А те много не болтали - затянули вдруг песню:
Хозяюшка, наш батюшка!
Раствори окошечко, посмотри немножечко!
Что у тебя в доме деется?
Вместо "что" парни пели - "цто".
Ну и песня, мать ити! Чистый фольклор.
Раствори окошечко, посмотри немножечко…
Тьфу!
Вообще-то, к песням Михаил с детства был равнодушен, как и к музыке. Любил, правда, иногда послушать под настроение что-нибудь рок-клубовское старинное питерское - "Аквариум" там, "Телевизор", "Игры"… но не фанат, нет. Отнюдь не фанат. В отрочестве, правда, да - хаживал по рок-фестивалям, ну, тогда многие хаживали - время такое было.
Так, с песнями-то, дошли и до знакомой поляны. Михаил глянул на часы и - в который раз уже сегодня - раздраженно выругался: разбились! Что ж, не мудрено, в этакой-то сече. Вокруг зудели комары, квакали лягушки, и каркали… нет, не вороны…
- Ты не каркай, ворон черный, - негромко произнес тот самый парнишка, что шагал весь путь впереди.
- Сам ты ворон, - усмехнулся Миша. - А это - коростель!
- То верно, - согласился Сбыслав. - Так и болото тут кличут - коростелиное. Пелгусий сказывал.
Судя по небу светлому, но какому-то вроде бы как серебристо-туманному, было уже часов одиннадцать, а то и полночь. На реке, в камышах, крякали утки, какие-то мужички в посконных рубахах ходили по всей поляне, деловито собирая оружие. Оружие… Как бы автомат не нашли, ухари!
- Я сейчас! - быстро свернув с поляны, Михаил громко позвал: - Сашка! Эй, Сашка!
От ближайшего костра дружелюбно поинтересовались:
- Кого ищешь, мил человеце?
- Да дружков… Вы, кстати, их тут не видели? Да, тут и вермахтовцы должны тусоваться… с ними Веселый Ганс - может, про него слыхали? Нет? Не видали?
- Не сыщешь ты посейчас своих, друже. Утром ужо. Инда сейчас садись с нами. Поснидай ушицы. Ушица знатная.
- Ушицы, говорите? - Миша вот только сейчас ощутил вдруг жуткий, прямо-таки волчий голод. Ну, еще бы… что он сегодня ел-то? Не ел - так, закусывал.
- А и не откажусь! Ложка у вас, чай, отыщется?
- Сыщется, мил человек. Свою-то что, на поле брани оставил?
- Там…
- Садись, садись, друже. Кольчужку-от снимай, меч… на тебе ложку.
Ну и ложку дали - деревянную! А ушица ничего - и впрямь знатная, жаль только, что без картошки, да и соли маловато. Зато жирная, из рыбьих голов! Ух, завтра поутру не уха - холодец будет.
К такой-то ушице да еще бы водочки!
- Тебя как зовут-то, мил человек?
- Михаил, Миша…
- Откель будешь?
- Питерский…
- Откель, откель?
- Да что ты, Парфен, пристал к человеку? Лучше бы бражкой угостил.
- И то дело… - Парфен - любопытствующий бородатый мужик в синей длинной поддеве - взял из травы плетеную флягу. - Не побрезгуй, Мисаил, с нами… Извиняй, не рейнское - то давно уж выкушали. Ну, за победу!
- За победу! - улыбнувшись, Миша хлебнул ароматной бражки… Потом еще одна фляжка явилась. И еще… а потом уж и целый жбан. Запасливые оказались дружинники. А, может, то трофеи были?
Заночевал Михаил тут же, в шалаше, у костра. Просто вырубился и не слышал уже больше ни песен, ни радостного смеха, ни коростелиных глухих трелей. Спал крепко, без сновидений, а утром проснулся от резкого звука трубы.
Глава 4
Лето. Ижорская земля
Раба
Если сам факт наличия рабовладения в Древнерусском государстве не вызывает сомнений ни у кого из историков, то вопрос о степени распространения рабства породил разнообразные мнения и споры.
Социально-экономические отношения и классовая борьба на Руси IX–XII вв.
Хорошие были ладьи, красивые. И слажены этак хватко, с умом - ну, в точности, как средневековые. Мощные весла, борта-насады, вздыбленные лошадьми носы, мачты с полотняными парусами. Ветер, правда, не был попутным - на веслах и шли.
Михаил и сам не знал, зачем он сел в ладью вместе со всеми? Сбыслав позвал? Ну разве что… Миша все ж таки чувствовал симпатию к этому веселому кудрявому парню, хоть тот и не отвечал на многие его вопросы - отшучивался, молол всякую чушь или вообще молчал. Почему так? Не хотел? Или не знал ответов?
У Михаила почему-то возникло такое чувство, что сам, один, он из этих диких мест ни за что не выберется. Да уж… "Дикие места"… Это под Питером-то! Предчувствие чего-то невероятного, невероятно нехорошего, уже не раз и не два терзало его душу, но молодой человек все эти мысли гнал - не может такого быть! Потому что не может быть никогда. Ну, рано или поздно, кончится вот этот вот путь, вот сейчас, за излучиной, покажется Кировск, пристань с облупленными суденышками, мост, танки на берегу, у диорамы. Чего-то не видать ни того, ни другого, ни третьего… Рано еще? Выплыли-то не сразу с утра, к обеду ближе, как сказал Парфен - "в седьмом часу дня", что в переводе с древнерусского - полдень. И плыли уже… А черт его знает, сколько плыли? Может, часа четыре уже, а может, и больше.
Миша сидел на носу, вместе с остальными воинами, так же попивал из пущенной на круг фляжки трофейное винишко, очень даже, кстати, неплохое. Все вокруг были без кольчуг, в длинных разноцветных рубахах - тоже, естественно, древнерусского стиля - с обильною вышивкою по вороту, рукавам и подолу. Вышивка эта имела по большей части сакральное, доставшееся еще с древних языческих времен значение, впрочем, и для пущей красоты тоже ничего себе - годилась. Разные были на воях рубахи - у того, кто на веслах, поскромнее, посконные, а у Сбыслава, к примеру, или еще у некоторых - шелковые - голубые, желтые, малиновые.
Князя Михаил с утра не видал - тот на передней ладье плыл, вместе с Гаврилой Олексичем - орясиной здоровенной - и Мишей-Новгородцем, молодым боярином древнего и знатного рода. Что и сказать - новгородский боярин и не мог быть незнатным, боярином нельзя было стать, им можно было только родиться. Каста! Хотя у иных, вот, хотя бы у того же посадника Якуна, как хвастал Сбыслав, землицы побольше, чем у иного боярина, а все равно - не боярин Якун и не будет им никогда! Так, "человек житий"… Ну, это Михаил и без Сбыслава знал - историк все-таки, хотя, конечно, многое уже и забыл, в торгово-закупочной фирме-то совсем иные знания требовались.
Сбыслав… Сбыслав Якунович. Ну и парень! Ну никак не может на нормальную речь перейти - все "цокает", слова тянет. Хотя тут все такие… Так вошли в роль, что и не выйти… Или… Или - сложнее все? Невероятней? Страшнее?
Да нет… Не может быть.
Миша потряс головой и поглядел в высокое, голубое, с белыми редкими облаками небо. Улыбнулся: вот скоро Кировск покажется, шоссе, мост…
А вот и нет!
Солнце уже на закат пошло, светило золотисто-грустно, пуская узкие прощальные лучики по молочно-серебряным волнам, а ни мост, ни Кировск так и не показались! Проплыли, что ли? Да не могли! Миша ведь не дремал, глаз не сомкнул даже… Господи, да что же это такое делается-то?!
Между тем с идущей впереди - княжеской - ладьи замахали, заголосили. Стоявший на носу высокий бородач в белой полотняной рубахе - кормчий или его помощник - обернулся к гребцам, что-то быстро сказал… Разгоняя рыбью мелочь вспенили волну весла, и ладья плавно повернула к берегу… К деревне! Да-да - к деревне - три избы, точнее сказать, усадебки, пристань с лодками… или челнами? Все в таком же добротно-посконном древнерусском стиле, который, признаться, начал Михаилу надоедать… Да что там - надоедать, достало уже все! Пора, наконец, домой, в Питер… Ладно, сейчас… спросить у местных, где тут шоссе, поймать попутку…
Стали на ночлег, станом - даже князь в избе не ночевал - разбили шатер. Запалили костры - ушицу варили. Хорошее, конечно, дело, ушица, однако не до нее сейчас. Миша отошел в сторону от компании Сбыслава и - кусточками, почему-то не хотелось чтобы заметили, как он уходит - подобрался к изгороди, окружавшей обширный двор с бревенчатой избой на высокой подклети, баней и прочими хозяйственными постройками.
На высоком крыльце под вальмовой - четырехскатной - крышей, подбоченясь, стоял невысокий человек в синей рубахе, подпоясанной желтым шелковым поясом, с окладистой, рыжей с проседью бородой и в круглой кожаной шапке с опушкой из белки или какого-то другого меха. Постоял, посмотрел на небо, перекрестился и, махнув рукой, скрылся в избе.