Вера. Вот, опять. Он смотрел на сияющее лицо Ске Врис и чувствовал дикую зависть. Эта женщина потеряла сотни своих сородичей за один день, но смотрела в будущее не просто с надеждой, но с чем-то гораздо более сильным: с уверенностью. Каншелл задумался, что же могло бы её потрясти?
И подозревал, что ничего. Он смотрел на женщину, чья вера была нерушимым щитом, возможно даже более крепким, чем у Танауры - та была напуганной, а Ске Врис радовалась даже после всего произошедшего.
- Почему? - спросил Каншелл. - Почему вас необходимо испытывать?
- Чтобы мы стали сильными. Мы должны быть сильными, чтобы завершить наш труд.
- И что это за труд?
Ске Врис посмотрела на скрытое тучами небо и высоко подняла руки, приветствуя его.
- Это откровение ещё не пришло, - она помедлила, пытаясь объять необъятное, а затем опустила руки, и глаза её сверкнули с ещё большей радостью, чем прежде. - Оно явится здесь, и скоро. Так сказал мой учитель.
- Твой учитель?
Ске Врис показала на одного из людей в мантиях, стоявшего рядом с посадочной площадкой и наблюдавшего за спором между Аттиком и представителями колонистов. Даже в наступающих сумерках его можно было заметить, ведь этот человек почти на голову был выше большинства своих собратьев, державшихся от него на почтительном расстоянии.
- Как его зовут?
- Я ещё не заслужила право произнести его имя.
Каншелл вновь посмотрел на одежду Ске Врис. Туника женщины была длиннее, чем у большинства колонистов. На ней также был короткий капюшон. Каншелл заметил связь между этим и тёмными одеяниями.
- Ты религиозная ученица?
- Послушница. Да.
Каншелл помедлил, прежде чем заговорить, пока не понял, что должен. Если он не скажет ничего, то признает поражение того, что знал как истину.
- Зря вы тут остались. Вас привели сюда заблуждения. Здесь нечему поклоняться. Нет никаких богов.
- Ты так думаешь? - улыбка Ске Врис не померкла. - Ты так уверен?
- Да.
- Но почему ты так уверен?
- Император открыл эту истину всему человечеству, в том числе и тебе, не так ли?
- А чем открытая истина отличается от божественного откровения?
- Нет, - запнулся Каншелл. - Нет, ты всё не так поняла, я… я… - он умолк. Его воля защищать свои воззрения исчезла.
- Да?
- Ничего. Но ты ошибаешься, - даже сам Каншелл слышал, насколько слаб его довод.
Должно быть, его тревога была заметной. В знак понимания Ске Врис положила руку ему на плечо.
- Друг мой, думаю, нам предстоит поговорить ещё о многом в грядущие дни.
- Вы действительно намереваетесь остаться.
- Намереваемся ли мы? - Ске Врис расхохоталась. - Это наш дом! Здесь наша судьба!
Даррас наблюдал за представлением на посадочной площадке и с отвращением думал, что это фарс. Люди переигрывали. Оборванцы вели себя помпезно, церемонно и горделиво. Они должны были бы быть скромными, но, пусть они и высказывали благодарность, но лучились самоуверенностью, словно это Железные Руки только что явились и были приняты на Пифосе как гости. Полученные им от десятка беглецов ответы только укрепили это впечатление.
Гальба подошёл к нему в тень "Непреклонного".
- Ну как, есть успехи?
- Я спросил, кто они, и они назвались паломниками, - Даррас резко и отрывисто рассмеялся. - Паломники откуда? "Идущие от лжи к истине". С какой планеты? "Они пришли в царство истины, а потому прошлое, как и вся ложь, больше для них не существует". А когда я спросил, как они попали сюда…
- Они сказали, что вознеслись на крыльях веры, - закончил Гальба.
- Именно, - презрительно усмехнулся Даррас. - Чушь.
- Чушь, в которую они, похоже, сами верят.
- Ну, значит, всё хорошо. Мы спасли не лжецов, а глупцов. Прекрасно провели день! - сержант взмахнул рукой, обводя базу и толпы на склоне. - Брат, это плоды твоих трудов. Взгляни на них.
- Я не хотел этого.
- Нет, ты не хотел, - уступил Даррас. - Но ты разочарован? - Он внимательно смотрел на Гальбу. Сержант не удивился, когда его боевой брат покачал головой. Гальба был честен с ним, и с собой и это было хорошо. Что беспокоило Дарраса, так это то, какое влияние на Гальбу оказывали Гвардейцы Ворона и Саламандры, особенно Кхи'дем. Его боевой брат уходил от машинного пути. - Ты думаешь, что мы поступили правильно, не так ли?
- Да.
- В чём смысл этого карнавала?
- Пока я его не вижу. Но честь и практичность не всегда идут вместе.
- Как и честь и правильность. Я не спрашиваю тебя, поступили ли мы благородно - несомненно, это так. Но честь бывает разной. Сегодня мы почтили плоть. В нашем легионе появилась такая привычка?
- Не стоит напоминать мне о наших догматах.
- Плоть слаба, брат, - продолжил Даррас так, словно не услышал, при этом не произнеся вслух то, сколь много её осталось в Гальбе. - Она совершает ошибки. Она поддаётся порче.
- Я знаю, - тихо ответил Гальба.
- Мне кажется, что ты слишком прислушиваешься к своей, - когда Антон не сказал ничего, Даррас продолжил. - Стратегия и рассудок - вот что чтит машину. И когда люди отказываются от рассудка, они склонны к предательству.
В глазах Гальбы вспыхнул гнев, и это было хорошо.
- Ты в чём-то меня обвиняешь?
- Нет. Просто напоминаю тебе, кто ты.
Она знала, кто вошёл в комнату. Безумие варпа наполнило её мир до такой степени, что женщина едва чувствовала своё тело, но присутствие пришедшего было сильным. Оно было суровой и безжалостной реальностью, противостоящей всем посулам и ухищрениям Имматериума.
- Здравствйте, капитан, - сказала астропатесса.
- Госпожа Эрефрен.
- Они не уходят, не так ли?
- Нет, не уходят.
- А как бы они ушли, даже если бы захотели?
- Можно было провести ремонт. Планета Киликс отчасти пригодна для жизни, это суровый мир, но не безумный. Мы могли бы перевезти их до пустых кораблей на орбите.
- Едва ли это подходящее занятие для Железных Рук.
Выражением отвращения капитана стал электрический скрежет.
- Да. Как и нянчиться с этими глупцами. Надеюсь, что вы найдете мне выход.
- Как?
- Дайте мне цель, госпожа. Найдите нам задание.
- Хотелось бы, - она вздохнула.
- Зрение подводит вас?
- Нет, проблема в варпе. Я никогда не видела таких бурь. Мы не сможем пройти сквозь них. Никто не сможет.
- Когда они начались?
- Сразу после нашего возвращения. Мы здесь в западне до тех пор, пока не утихнут бури.
Присутствие замолкло.
- Господин? - спросила Эрефрен.
- Я размышлял, - сказал Аттик, - о том, как сильно не верю в совпадения.
- Возможно ли, чтобы враг мог создать бурю в варпе?
- Нет. Нет, это невозможно, - послышался звук его тяжёлых шагов. - Сделайте, что сможете.
- Я извещу вас, как только увижу для нас путь.
- Я не могу просить о большем, - присутствие начало удаляться, забирая с собой реальность.
- Капитан, - окликнула его Эрефрен.
- Да?
- Я хотела бы поблагодарить вас. Вы оказываете мне великую честь своим доверием.
- Так и должно быть. Мы оказались в необычных обстоятельствах и должны полагаться друг на друга. Госпожа, мы похожи больше, чем вы думаете.
- Я не понимаю.
- Мы оба - инструменты. Нас изменили. Ради наилучшего исполнения своих обязанностей мы отказались от всего, что когда-то делало нас людьми. Стали оружием и ничем иным. Мы непригодны для других целей. Это наша цена и это наша великая честь.
- Благодарю вас, - сказала Эрефрен, ощутив обновлённую силу долга.
Обстрел был неравномерным, но непрерывным. "Поборники" освещали джунгли медленными и выразительными ударами и вспышками пламени. Гальба нашёл Кхи’дема рядом с "Медузанской силой".
- Ты доволен собой?
- Я благодарен вашей роте, - ответил Саламандр. - Рад, что вы сделали правое дело, и не злорадствую, если ты об этом.
- Надеюсь, что ты прав и это было необходимо сделать.
- Как ты можешь сомневаться в этом?
- Из-за потерь.
- Мне жаль, что погибли воины. Я не отношусь к этому безразлично, ведь и нас стало ещё меньше.
- И чего мы этим добились?
- Права звать себя защитниками Империума. Брат-сержант, ты ошибешься, если будешь оценивать этот день лишь с точки зрения военной выгоды.
- Я знал, что ты это скажешь, - тихо усмехнулся Гальба.
- Значит, ты знаешь правду. Ты чувствуешь её.
- Возможно, - Гальба сомневался в этом. Его всё ещё мучил вопрос, стоило ли оно того. - И какова же новая правда? Что нам делать с людьми теперь, когда мы их спасли?
- Мы ответственны за них.
- И что именно нам делать?
- Я не командую этой ротой.
- Неужели? - Гальба не стал скрывать свою досаду.
"Поборник" вновь загрохотал. Гальба указал на внезапную вспышку и горящие деревья.
- Взгляни на плоды своих трудов, брат, - Антон намеренно повторял слова Дарраса. Переносил ли он вину? Был ли кто-то из них виновен в этом? Он не знал. - Каждый выпущенный снаряд является ответом на твоё желание.
- Нет. Каждый из них выражает ваш выбор. Правильный выбор.
- Значит, ты доволен.
- Я чувствую облегчение.
- Как скажешь, - фыркнул Гальба. - Несомненно, твоё облегчение лишь укрепят мои слова.
- И что же это за слова?
- Поскольку на нас взвалена ответственность за этих смертных, то завтра мы начнём постройку постоянного поселения для них.
Кхи'дем замолчал. Через мгновение Гальба заметил, что он дрожит.
- Что-то не так? - спросил он.
- Извини, брат, - прохрипел Кхи'дем и покачал головой, а затем расхохотался.
- Объяснись.
Саламандр наконец совладал с собой, но когда он заговорил, Гальба услышал в его голосе весёлые нотки, готовые прорваться на поверхность.
- Я прожил достаточно долго, чтобы поглядеть, как Железные Руки строят деревню. Такое не каждый день увидишь, - и он расхохотался вновь.
Гальба знал, что должен чувствовать себя оскорблённым. Но он не ощутил злости, а вместо этого увидел иронию, и уголок его рта начал подёргиваться. Когда в последний раз в его роте кто-то смеялся? Он не мог вспомнить. Смех кончился в галактике, но теперь его призвал Кхи'дем. Этот звук бросал вызов ночи, и когда Гальба расхохотался, это было правильно.
Причина была неважна. Важно было само действие.
В эту ночь погибло ещё двое сервов. Один сбежал в джунгли, и его обглоданные останки нашли, когда началась стройка. Другой лежал рядом с арсеналом. Он вставил руки между челюстями и нашёл в себе силы разорвать собственную голову на части.
10
Прикосновение божественного/Не крестовый поход/Разум
Строительство началось с новых разрушений. Для создания поселения было выбрано низкое плато рядом с местоположением колонны. Этого настойчиво требовали колонисты, и Аттик согласился, что там находились наиболее пригодные для обороны позиции. В этом был и стратегический смысл - оттуда стало бы возможно протянуть зону усмирения к самой аномалии.
- Возможно, что Саламандры были правы насчёт стабильности, - сказал Даррас Гальбе, когда они следили за ходом работы.
- Они знают, как удерживать позиции, - признал Антон.
Плато было зачищено новыми сбросами зажигательных бомб с "Железного пламени". Бомбардировка была плотной, пламя пожаров взвилось так высоко, что его было видно с базы. Огни мерцали и сверкали под покровом дыма, протянувшегося под облаками, отчего серое небо Пифоса стало грязно-чёрным. Ударно-штурмовой корабль кружил над плато, используя орудия и ракеты, чтобы пробить круговую траншею. Между траншеей и вершиной плато остался лишь узкий участок деревьев. Этот круглый лес станет источником строительных материалов.
Когда пламя погасло, то Железные Руки вместе с отрядом колонистов из нескольких сотен человек вернулись туда, откуда пришли вчера. Это путешествие было более организованным, чем беспорядочное бегство. Группа уменьшилась до размера, при котором её было легко защитить. Но даже так были потери. Ещё трое боевых братьев и пятнадцать колонистов погибли по пути вниз. Пять других смертных убили хищники, рискнувшие забраться на вершину плато.
С "Веритас феррум" были сброшены временные баррикады для создания безопасной зоны на западном краю плато, где началась вырубка леса. Тяжёлые стволы были разделаны на одинаковые части, а затем началось возведение постоянного частокола.
Железные Руки обеспечивали безопасность и валили самые тяжёлые деревья. Само строительство поселения было занятием для колонистов, однако большому контингенту сервов было поручено оказать им помощь, поскольку они обладали навыками, необходимыми для быстрого возведения крепости и недавним опытом.
И их необходимо было чем-то занять.
Каншелл был одним из посланных на плато. Он вызвался с разрешения Гальбы. Йерун находился на борту "Веритас" при Хамартии, что избавило его от нескольких ночей на Пифосе. Путешествие обратно через варп было тяжёлым и полным кошмаров, но Каншеллу удалось подавить страх возвращения на планету. Первая ночь была терпимой, возможно из-за тесноты на базе. Само количество людей внушало большую уверенность.
Но некоторые всё равно погибли. Два человека, каким-то образом оказавшиеся наедине со своим ужасом.
Ошибки сделали их уязвимыми к галлюцинациям, и они убили себя. Это ведь объясняло всё, не так ли?
Каншелл думал о Георге Паэрте, о том, как кричали его глаза, и сомневался.
Танаура пыталась поговорить с ним, но Каншелл не хотел её слушать. Он цеплялся за Имперскую Истину всеми силами своей ослабевшей воли и разума. Йерун не хотел, чтобы она разрушила остатки его уверенности. Поэтому серв попросил о работе. Тяжёлом труде, от которого будет ломить спину, и который, как он надеялся, вымотает его достаточно, чтобы мгновенно заснуть от усталости и не видел никаких снов.
Солнце не появлялось из-за облаков. Ничего, кроме постепенно слабеющего света, не говорило ему, сколько прошло времени. Каншеллу казалось, что темнеет быстрее, чем на самом деле. Ему хотелось верить, что темнеет медленнее, чем на самом деле. Он бросил себя в работу, таща колоды, связывая вместе поленья, строя стену. Он работал так, словно верил, что его тело использует энергию, нужную разуму для тревог. Он видел, что не один в этом стремлении. На лицах других сервов была такая же решимость, но в глазах их плескался страх. Их челюсти были сжаты, а шеи - напряжены.
Но колонисты ликовали. Они вновь пели, как и во время пути на базу. Однако сегодня в воздухе плыли разные напевы. Каншеллу казалось, что песни были предназначены для разных занятий - для ходьбы, для разрубания деревьев, для строительства. Слова были неразборчивыми, но их смысл был вполне понятным. Они звучали почти торжественно. Серв подозревал, что песни были хвалебными гимнами. В колонистах определённо было больше радости, чем разума. Они взмывали к ней на крыльях веры в сверхъестественное. Он не одобрял.
Он завидовал.
По краям плато тянулись низкие холмы, не замеченные до сноса леса. Они находились примерно в двадцати метрах от края и сами были не более чем четырёхметровой высоты. Вершины холмов были ровными кругами примерно десятиметровой высоты. Один оказался в первичной безопасной зоне. Колонисты, не строившие стену, возводили на вершине холма остов. Здание поднималось быстро. Оно было приземистым, с островерхой крышей.
Каншелл, вырубавший из полена заострённый кол, помедлил. Он смотрел, как колонистка лезет на вершину крыши здания. Там женщина закрепила в центре один из украшенных посохов жреческой касты. Ске Врис стояла у подножия холма, говоря что-то воодушевляющее и одобрительное женщине. Наконец, та слезла вниз, и послушница захлопала.
Массивная фигура прошла перед Йеруном и направилась к Ске Врис. Это был Даррас. Сержант навис над послушницей, глядевшей на него с улыбкой. Каншелл наблюдал, как они говорили, но сквозь шум и грохот не мог услышать, о чём. Ске Врис выслушала легионера, а затем покачала головой, продолжая улыбаться. Она показала на здание, а затем начала что-то говорить, обильно жестикулируя. Она закончила, разведя руками так широко, словно собиралась обнять мир. Затем Ске Врис поклонилась, приглашая Дарраса следовать за ней. Сержант поднялся наверх и пригнулся, чтобы заглянуть в дверь.
