Но почему-то ни один из этих людей не мог создать в Медиане ничего приличного. Наивные дейтрийские священники объясняли это отсутствием в Дарайе благодати Божьей. Гелан давно пытался понять реальную причину этого отставания. Придумать маку может кто угодно. Сделать так, чтобы она убивала или защищала от дейтрийского оружия, наполнить её некоей внутренней энергией, оживить – никто не мог. Это получалось лишь у подростков, создающих образы, очень похожие на киношные, но при этом – настоящие и живые.
Потом это становилось им неинтересно. Секс, изобилие, потребление на высоком уровне (хотя наркотики и алкоголь им всё же запрещали. Против ожиданий, наркотическое состояние не облегчало создание образов, а наоборот – затрудняло его, получался бред). Мозг, забитый компьютерными играми, сериалами, уже не мог работать на созидание. Ребята увольнялись с отличной пенсией и выходным пособием. Теоретически они прекрасно могли учиться, получать профессию, прожить жизнь так же, как все остальные. Но – Гелан это знал – почти никто из них не шёл по этому пути. Что-то – непонятно что – калечило их необратимо. Большая часть бывших творцов через несколько лет подсаживалась на иглу, или колёса, или что-то полегче, опускалась, образ их жизни был крайне беспорядочным. Процент самоубийств и обращений в центр эвтаназии был пугающе высок.
Поэтому родители неохотно отпускали детей в центр, всегда надеясь, впрочем, что с их-то ребёнком такого не случится…
Четверо из "контингента А" – трое восемнадцати и одна девушка девятнадцати лет – за последний месяц не выдали ни одной эффективной маки. Это – сигнал к увольнению. Гелан назначил ребятам время – одному за другим. На завтра. Скорее всего, они только обрадуются…
А вот новички работали пока неплохо. Гелан скинул несколько новых мак на флешку. Они обещали быть интересными. Пригодятся. Заодно он через сеть пошарился на компе начальника оружейной части и снял информацию о последних разработках всех аналогичных центров мира. Флешка, к счастью, была достаточно вместительной. Конечно, перекачку информации, не положенной ему, кадровику, могли отследить. Но на этот риск приходилось идти.
Теперь у него был ещё и один работник из "контингента Б". Вторая категория людей, способных производить маки. Этот дейтрин, согласившийся работать на противника. Зная, как прессовали пленных в атрайде, понять его можно вполне. Хотя парня ещё и не прессовали толком, он сломался почти сразу. Гелан не обольщался на его счёт. Дейтрины тоже не боги и способны творить оружие лишь в определённом состоянии. Предательство разрушает что-то внутри, разрушает необратимо. Через пару лет и дейтрин перестанет давать хоть какие-то результаты. Может быть, осознание предательства происходит со временем. Может, ещё какие-то причины, таинственная дейтрийская Благодать перестаёт действовать, например.
Пока Вен иль Таэр работал хорошо. Заметно лучше остальных. Да что там, он в одиночку мог заменить весь отдел, где работал "контингент А". Он выдавал по нескольку сильных, эффективных мак в день. Мог бы и больше, но ведь он ещё и консультировал боевые части, обучал вангалов. Гелан просмотрел новые маки дейтрина и аккуратно загрузил их на ту же флешку.
Больше отчёт ничего интересного не содержал. Гелан нажал кнопку коммуникатора.
На экране появилось чуть одутловатое лицо Каллета, менеджера по снабжению.
– Фел Гелан? – менеджер повернулся к нему.
– Да, Каллет. На сегодня у нас следующее. Мне понадобится свежий труп. Лучше два для надёжности. Эксперименты в Медиане. Биоматериал для полного уничтожения, чтобы никаких претензий.
– Хорошо, фел, я немедленно свяжусь с центром эвтаназии.
– Спасибо, Каллет. И самое главное – что у нас с ремонтом интерната? Ребята жалуются. Долго вы ещё будете возиться?
Он выслушал оправдательный лепет менеджера. Махнул рукой, попрощался, погасил экран. Рабочий день подходил к концу. Гелан поднялся. Убрал флешку. Накинул плащ – на улице становилось прохладно. И пошёл к своей "Риа-122", фиолетовой снизу, прозрачной сверху, новой модели, купленной недавно в кредит. Гелану нужно было ещё побывать в городе.
Кадровик поставил машину на верхнем этаже высокой парковки. Шагая по пандусу, поглядел сквозь прозрачную крышу на облака, подсвеченные косыми вечерними лучами. Скоро в это время будет темно. Зима надвигалась на город Бал-Геан, на всё Геанское плоскогорье. Но пока ещё осенний воздух светел и прогрет, пока ещё сатты на бульваре играют широкими тонкими золотыми листьями на ветру. Гелан любил это время года.
Он шёл неторопливо. Время поджимало, но было бы странно после работы идти в кафе размашистым строевым шагом.
Гелан давно жил в этом городе. Привык. Тихонько шёл мимо ухоженных длинных клумб, художественно выстриженного кустарника. По идеально ровным красным и серым кирпичикам мостовой. Ещё не смеркалось, но некоторые магазинчики уже зажгли рекламные огни. Булочная Маттера расцветилась ярко-жёлтыми кренделями и тортиками, лотерейный киоск зажёг синюю эмблему – человечка в цилиндре. Компьютерная лавка продолжала безостановочно демонстрировать ролики на экране. Другие – городской банк, магазин игрушек, магазин постельного белья – оставались блёклыми, разве что витрины пестрели богатыми композициями выставленных товаров. У входа в "Рони", магазин дешёвой одежды, были выставлены большие корзины с уценёнными носками, майками, накидками, модными сбруями из кожаных ремней с заклёпками. В корзинах с энтузиазмом рылись две женщины явно из числа получателей социального пособия. Гелан равнодушно скользнул взглядом по товарам в витринах "Рони" – его это не интересовало, люди его уровня одевались не здесь. В тройном зеркале витрины он отразился сразу в нескольких экземплярах, высокий и стройный, в хорошем сером плаще, с пепельными, тщательно зачёсанными назад волосами. Ещё далеко не старый. Дальше шло старинное островерхое здание городского Зала Торжеств. Здание с лепными завитушками фронтона и колоннадой считалось памятником архитектуры, хоть и плохо вписывалось меж более современных построек. Гелан знал, что раньше в этом здании была христианская церковь. Давно, вроде бы, она опустела задолго до полного запрещения этой религии в Дарайе. Он остановился и глянул на здание. Наверху, на острие крыши, раньше точно был установлен крест. Сейчас там не было ничего, и эту пустоту хотелось чем-то заполнить.
Перед бывшей церковью бульвар выгибался, образуя небольшую площадь, где по традиции собирались рекламщики и неформалы. Несколько художников сидели у холстов, безнадёжно поджидая готовую платить натуру. Какой-то шустрый юноша нечувствительно всучил вир-гарту рекламную листовку (что-то про скидки на мобильные телефоны). Но вообще народу здесь было немного, меньше обычного. Взгляд Гелана выхватил в глубине площади небольшой рукописный плакат. Вир-гарт остановился, поглядел с интересом. На плакате стояло "Руки прочь от Дейтроса! Война – отстой" Однако, подумал Гелан. Плакат держали двое юнцов типа "флора", с длинными крашенными волосами, в мешковине. У ног одного из них сидело подобное же существо, в котором Гелан не сразу, но признал девушку, в основном по бритой налысо голове. В этом сезоне парни-неформалы отращивали длинные лохмы, девушки же, наоборот, брились налысо и ещё рисовали на черепе разные устрашающие штучки. У этой на темечке красовалась фиолетовая очень натуральная пасть с зубами. Вид у всех троих был обкуренный.
Гелан миновал площадь и увидел маленькое кафе "Фиалка", куда, собственно, и стремился попасть.
– Привет, – сказал он, – свободно?
– Присаживайся, старина, – пригласил его знакомец, – как жизнь – скрипишь помаленьку?
Гелан чуть заметно кивнул, сел за маленький овальный столик с другой стороны.
– Живу, песок пока что не сыпется. Ну а ты как?
Его визави, высокий, совершенно седой, но спортивного и бодрого вида, усмехнулся.
– Тоже неплохо. Что будешь заказывать?
Перед ним самим стояла кружка тёмного пива. Гелан нажал на кнопку системы автоматического заказа. Выбрал в меню ореховый коктейль.
На этом обмен формальностями, то есть паролями, был закончен. Старик впился взглядом в лицо Гелана. Тот достал из кармана портсигар. Чиркнул зажигалкой, закурил. Тщательно выбрал одну из сигарет и протянул собеседнику.
– Угощайся?
– Спасибо, – старик повертел сигарету в пальцах, – ишь ты, дорогая. Знаешь, не хочется курить, лучше сохраню как память.
– Содержание там интересное, – негромко заметил Гелан. Молоденькая официантка, коснувшись его почти обнажённой пышной грудью, поставила на столик высокий бокал.
– Попробую дома, – старик убрал сигарету во внутренний карман.
В сигарету была встроена та самая флешка, которую Гелан только что заполнил полезной информацией о последних разработках дарайского виртуального оружия.
Вир-гарт отхлебнул терпкого и крепкого напитка. Посмотрел внимательно на собеседника.
– Верн… что с парнем?
– Всё решено, – негромко ответил старик, – двадцатого в семнадцать вечера. В твоей зоне.
– Пять дней, – Гелан подумал, – да. Я сделаю. Второй?
– Нет, – ответил старик, – пусть остаётся. Иначе опасно для тебя. Сделай себе прикрытие.
– Ну об этом я позабочусь.
Гелан сделал ещё глоток.
– Сколько их будет?
– Не знаю. Просто будь там. Парень сможет хотя бы встать?
– Не сможет – я вытащу.
Они обменялись ещё несколькими незначащими фразами. Потом Гелан заявил, что коктейль омерзителен, попрощался и вышел из кафе.
Он шёл к парковке теперь уже быстрым шагом. Он по-прежнему смотрел вокруг, и лицо его ничего не выражало, но внутри всё сжималось от ненависти. Этот мир выглядел слишком хорошо. Люди здесь были слишком благодушны и счастливы, витрины ломились изобилием, мостовые были вымыты и вычищены до последнего камешка. Но Гелан слишком хорошо знал, что скрывается под этим дивным фасадом. Он привык к этому. И лишь в последние месяцы нервы стали сдавать – всё из-за этой операции с пленными дейтринами. О девочке, которую он видел один раз, Гелан старался просто не думать. Её спасти не удалось. Он пообещал себе, что спасёт хотя бы последнего из них. Любой ценой, пусть это будет провал, пусть это будет его собственная гибель. К счастью, командование пошло ему навстречу. Первый вариант операции – проникновение в атрайд – оказался невозможным. Теперь разработали второй. Теперь за пять дней ему нужно любой ценой получить парня к себе в центр. Пропади всё пропадом, сказал себе Гелан, усаживаясь за руль "Риа-122". Хоть бы и в самом деле раскрыться – чтобы на законном основании уйти в Дейтрос. Он был агентом уже восемь лет. Сын дейтрина и триманской женщины, светловолосый, с чертами лица не совсем дейтрийскими, что позволило ему стать своим в Дарайе. Он устал. Смертельно устал. Все восемь лет он снабжал командование информацией о последних разработках дарайского оружия, выполнял попутно разные операции. Сознание собственной нужности, конечно, грело. Но шендак, сколько же можно? Ничего, сказал себе Гелан. Зато я вытащу парня. Он посидел, ткнувшись головой в дверцу. Кельмин иль Таэр, восемнадцатилетний гэйн, стоял перед его глазами – таким, как видел его Гелан в последний раз. Искалеченный, с глазами, мутными от боли, постоянной и непереносимой боли. Уже три раза разработанные операции по его спасению срывались. Гелан не должен, понимаете ли, подвергаться риску провала. Это кончится, мальчик, пообещал ему Гелан в тысячный раз. Я вытащу тебя. Всё будет хорошо. Он знал, что хорошо уже не будет никогда. Кельмина мучили уже пятый месяц. Девочка мертва. Его брат стал предателем. Что ещё может быть хорошо в этой жизни? По крайней мере, кончится боль, сказал Гелан. Я обещаю тебе это, мальчик.
Он тронул машину с места. Надо ещё придумать предлог для поездки якобы в столицу на несколько дней. В столице другой агент должен был в случае чего подтвердить его алиби.
Кельм смотрел фильмы. Теперь его ещё и развлекали. Семейные драмы и комедии – сюжет почти везде один и тот же, шутки похожи, образы стандартные, но что в них было действительно приятно – действие повсюду протекало в антураже дарайского жилья, аккуратных городков, витрин, сверкающих изобилием, великолепной техники. Фильмы перемежались остроумными рекламными паузами.
Эта яркая, наполненная, красивая жизнь протекала мимо него, уходила бесследно. Гэйн лежал в кресле, пристёгнутый ремнями, теперь его привязывали снова. Скорчившись, страдая от притупленной, но постоянной боли. А там на экране играли белокурые большеглазые дети, аппетитные девушки резвились на пляже, поглощали неведомые ему лакомства, загорелые мужчины в белых костюмах усаживали девушек в автомобили с прозрачной крышей. Семейство въезжало в собственный трёхэтажный дом с большим, тщательно ухоженным садом, с просторными комнатами. Кельм никогда не знал такой жизни. Не знал – и не узнает, это всё не для него. Но смотреть фильмы было скорее приятно. Он не понимал, зачем их демонстрируют. В концепцию Линна "сделать его слабым и пассивным" это не вписывалось.
В промежутках между фильмами с ним по-прежнему беседовали. Его очень мало кормили и совсем не давали пить, только капали физраствор в вену в больших количествах. Пить хотелось всё время и нестерпимо. Слизистые во рту растрескались и болели.
– Ты ведь не глупый человек, Кельмин, – с усмешкой говорил Линн, – но сам не понимаешь, чего хочешь. Хотел бы ты, чтобы тебе отдали облачко, отпустили?
– Да.
– А ты понимаешь, что с тобой сделают в Дейтросе? Будет проверка в Версе. Ты её не боишься? Ты вообще как думаешь, тебе поверят, что тебя отпустили просто так? Я тебе скажу – расстреляют почти наверняка.
– Так вы же меня и не отпустите, – равнодушно сказал Кельм.
– А ты в безвыходном положении. Даже если бы тебе удалось бежать, – Линн слегка улыбнулся, – тебе не поверили бы в Дейтросе. И вообще подумай, ради чего ты мучаешься? Ведь ты умрёшь. Ты так наивен, что веришь в загробное воздаяние?
– Нет, – медленно сказал Кельм. В самом деле – он давно перестал в это верить. Теоретически должен был, конечно. Вероятно, священники всё же правы, и на том свете Господь вознаграждает служащих Ему честно. Но вот представить это – как вообще представить себе что-то хорошее в своей жизни – Кельм не мог. Да и не пытался никогда.
– Твоя коренная ошибка, Кельмин, заключается в том, что ты не живёшь в настоящем. Ты думаешь – вот я помучаюсь сейчас, вытерплю – а потом всё будет хорошо. Твой народ будет считать тебя героем. Друзья будут тебя любить. После смерти ты попадёшь в рай и встретишься со своим Богом. Но это не так! С наибольшей вероятностью это не так. Ты же умный человек, подумай. В Дейтросе скорее всего тебя расстреляли бы. Или отнеслись как минимум с недоверием – потому что из плена не возвращаются, если ты попал в атрайд, ты обязан умереть. А если не умер – значит, предатель. Не так?
Кельм молчал, глядя в сторону. В сущности, конечно, это очень возможно.
– Друзьям ты был нужен сильным и здоровым. Девушкам тоже. Кому ты будешь нужен – больным и слабым?
И это может быть, думал Кельм. Что такое дружба… прикрыть спину, поддержать огнём, даже закрыть собой. Да, но для этого и другом не надо быть, это, в общем, обычный долг товарища по шехе. Кельм сам прикрывал людей, лично ему глубоко неприятных. На самом деле всё сложно и неоднозначно, люди – существа малопонятные, если вдуматься. Любит ли его кто-нибудь? Лени любила. Мама. Но Лени нет, а для мамы он уже не ребёнок, она сама нуждалась бы в нём. Сейчас ему казалось, что всю жизнь он тащил на себе других, помогал, поддерживал, работал для них, организовывал их – но кто и когда делал это для него? И значит, никто не поможет ему, слабому… Наверное, психолог прав.
Ничего не будет и впереди хорошего. И сейчас нет. А что, он в самом деле терпит ради того, что будет потом?
– Я же всё равно отсюда не выйду, – сказал он, – тогда зачем говорить мне это…
– Жить надо здесь и сейчас. Здесь и сейчас ты можешь либо лежать и страдать от боли, либо получать удовольствие от жизни. Прошлое и будущее не существуют.
– Здесь и сейчас, – медленно повторил Кельм, – я не хочу быть подлецом.
…Он терпел не ради того, что будет впереди. Он вообще мало об этом думал. Будет – тогда и будем принимать это в расчёт.
Бог был здесь и сейчас. Он никогда так ясно этого не понимал. Вообще он понял, что до сих пор практически и не был верующим. Так, ходил в церковь, потому что положено. Знал, что защищает Триму и христианство.
Здесь и сейчас был выбор между предательством и болью. И здесь же и сейчас – вознаграждение или расплата за тот или иной выбор. Вот только трудно иногда понять, что – награда, а что – расплата.
Кельм любил, конечно, удовольствия. Он бы получал удовольствия от жизни. Уже прекращение боли и жажды было бы большим удовольствием. Но цену за это удовольствие пришлось бы платить слишком большую. Часть своей души, а может быть, и всю душу. Тысячи жизней дейтринов.
На кожу приклеили электроды. Кельма колотило уже заранее. Стали пускать ток – сначала слабый, потом всё сильнее. Хуже всего электрические удары отзывались в недавних ранах. Да и нервы, ещё не зажившие, отвечали такой болью, что Кельм часто терял сознание. Он плакал и хрипел, пытался вывернуться из ремней из последних сил. Датчики на коже контролировали сердцебиение и давление. К счастью, и то, и другое становилось всё хуже. У Кельма началась аритмия. Его оставляли в покое, лечили, давали выспаться. Потом начинали всё заново.
Цветные пятна плыли перед глазами. Во рту страшно пересохло. Кельм почти не различал над собой лицо Линна, но хорошо слышал голос. Звучащий ласково и разумно.
– Это же нелепо, Кельмин. Ты не понимаешь этого? Наши методы безотказны. Рано или поздно ты всё равно изменишься. Позволь твоему сознанию сделать скачок. Посмотри на вещи шире. Пойми, есть то, что человек преодолеть не в силах.
– Иди к чёрту, – прошептал Кельм. Ему показалось, что звука не получилось. Но Линн, кажется, понял.
– Зря ты так. Зря. Ну что ж, если ты не сделаешь рывок, придётся начать следующий этап. Будет новая операция. Подумай об этом.
Хуже всего – сознание бессмысленности. Действительно, зачем он делает всё это? Кельм не знал. Согласиться с психологом, идти у него на поводу – было бы слишком страшно, вот и всё, что он понимал. Но зачем он терпит – не знал тоже. Ведь всё бессмысленно… Дейтрос, Дарайя, Бог, люди… какая разница? Война… он давно уже не воин. То, во что он превратился, никак нельзя назвать воином. У него и воли уже нет давно. И ничего нету…
Рядом послышался какой-то шорох, Кельм с трудом повернул голову. После пытки все нервы в теле, казалось, снова были воспалены и ныли, временами вспыхивая острой болью. Очередной мучитель стоял рядом с ним. Гелан – Кельм даже вспомнил его имя.
– Кельмин, ты помнишь меня? Я заместитель по кадрам начальника центра виртуального оружия. Ты так и не согласен работать со мной, как я вижу. Твои попытки сопротивления нелепы. Ты только измучаешь себя, а потом всё равно попадёшь к нам.
Кельм не отвечал, равнодушно глядя сквозь него.
– Кельмин, ты понимаешь меня? Если да, то ответь.
– Я понимаю, – вяло сказал он. Иногда его начинали мучить, просто чтобы вывести из полного оцепенения.