- Так, товарищ военврач, а где ж я его тут достану? – удивился дядька-прапорщик, разведя в стороны руки. – Полевая кухня далеко.
- В столовку пусть солдат сгоняет – там как раз завтрак раздают.
- Хорошо, доктор. – Кивнул дядька. – Так, Васьков, слышал товарища военврача? Бегом в столовую! Скажешь, чтобы чайник чая выдали. Да поскорей!
Аня кивнула и вернулась к своим делам.
- Иван Сергеевич, какая там у него температура?
- Тридцать пять и ноль.
- Спасибо, - Аня быстро черканула в карте три цифры и замерла. – Иван Сергеевич, а как же мы их будем различать? Я же даже не поняла, как их зовут.
Доктор нахмурился и задумчиво почесал нос.
- Ну, попробую я. Вот из ё нэйм? - разделяя каждое слово паузой, главврач обратился к ближайшему к нему человеку. – Ду ю спик инглиш?
Произношение у самого Смальцева было на уровне третьего класса, но иностранные языки не были в приоритетных интересах доктора. Да и до сего момента нигде толком и не пригодились.
Азиат почему-то закинул голову вверх, уставившись в потолок, и выдавил что-то нечленораздельное, похожее на звук "а", только какой-то отрывистый.
- Что это с ним? – недоверчиво поглядел на азиата доктор. – Что у него с шеей? Ушибся что ли?
- Не знаю… - вроде, никаких травм не было.
– Ду ю спик инглиш? – снова повторил доктор.
На этот раз азиат головой дергать не стал, а попытался что-то сказать, при этом сюсюкая, шепелявя и принудительно смягчая твердые согласные. В общем, получилось что-то типа:
- Есь, есь...
- По-моему, он сказал "да", - заметила Аня. – Попробуйте его дальше разговорить.
- Попробуем… - согласился главврач. – Нейм.. Ё нейм…
- Есь, есь, - вновь повторил ту же фразу азиат.
- Чего эт он? – вскинул бровь Смальцев. – Эй! Имя твое… тьфу ты… нэйм ё… как? Тьфу ты! Вот!
- Есь! Есь нейм, есь… - преданно глядя в глаза врачу, повторил пациент.
- Нет! Это невозможно! – отшвырнул ручку главврач.
- А если попробовать с ними объясниться жестами? – встрял все тот же прапорщик.
- Ну давай… пробуй. – Буркнул главврач, махнув рукой.
- Да я ж не по этой части… - замялся дядька. – Да и жесты у меня все больше непристойного содержания. Не поймут меня интуристы.
- Ну коль не по этой части, так чего тогда встреваешь? – рассердился Смальцев. – Так, Анна Михайловна, пишите: этот – Иванов Иван Иванович, второй – …
- Да они же и выговорить свои новые имена не смогут, - заметил прапорщик, разглядывая новоявленного "Ивана Ивановича", переводящего непонимающий взгляд с медсестры на врача.
- Да мне все равно. Мне нужно их как-то отличать в документах одного от другого. Хоть на лбу у них пишите.
- Тогда уж что-то родное им придумайте.
- Товарищ прапорщик, вы свой генератор гениальных идей только на критику настроили или есть что по существу?
- Да без проблем. Вспомним классику. Чего далеко ходить? Например: Ли Си Цын – и нам понятно, и им если что будет проще. Или вон Ван Ю-Шин… Ванюшин значиц-ца по-нашему.
Аня перевела вопросительный взгляд на доктора и тот согласно кивнул:
- Ладно, Анна Михайловна, отставить с Ивановым. Нарекаю его Лисицыным… ну в смысле, Ли Си Цином. Это из "… сбил тебя наш лётчик Ли Си Цин"? Если я не ошибаюсь… - скорее самому себе задал вопрос врач. – Ну тогда вот этого гражданина – Си Ни Цыном, того – Ван Ю-Шином, того, что чай не пьет - … как бы его назвать? Боец, у тебя какая фамилия? – обратился Смальцев к ближайшему бойцу – белобрысому и лопоухому.
Тот немного потерялся из-за неожиданного вопроса, но ответил:
- Губенко, тащ военврач, - ответил парень, по-южному "гэкнув".
- Хохол что ли? – удивился Смальцев.
- Русский я… - даже немного возмутился тот и сразу же пояснил. – Фамилия просто такая.
- А-а, бывает... Пишите, Анна Михайловна: Ху Бен Хо. Так а… - Иван Сергеевич замолчал, о чем-то задумавшись, но подумать ему не дал второй боец, рявкнув из всех сил, впрочем, как и учили, по-уставному.
- Климук!
- Чего? – удивленно поднял голову Смальцев, даже немного вздрогнув от неожиданности. Аня так и вовсе испугалась.
- Моя фамилия – Климук.
- У каждого свои недостатки, - перевел дыхание Смальцев. - Пишите, Аня – Ки Ли Мук.
Новоназванные спасенные, не понимая всей торжественности случившегося, сидели, кутаясь в армейские одеяла, да чай потягивали, издавая характерные звуки.
- Тащ военврач! Разрешите я этих товарищей в штаб на допрос сопровожу? – поправил ремень прапорщик, нетерпеливо перетаптываясь с ноги на ногу.
- Не разрешаю. Они пока побудут в стационаре, понаблюдаются… А расспросить вы их и здесь можете.
- Да? Ну ладно… - подозрительно быстро согласился прапорщик. – Губенко, марш в штаб, в ленинскую комнату, там карта Европы есть и еще одна акватории Черного моря – сюда тащи ее.
- А для чего вам карта? – поинтересовалась Аня.
- Так будем устанавливать, откуда-куда-зачем… - удивился такому вопросу прапорщик. – Если слов русских не понимают, то пусть хоть пальцем ткнут. Если уж их взяли в матросы, то хоть какие-то азы географии они должны знать. А на русском или на, прости Господи, китайском написано – это уже дело десятое.
Аня кивнула в ответ и вернулась к заполнению карточек, продублировав все личные записи на отдельном бланке – морякам предстояло еще оформить пропуска для пребывания в гарнизоне, поэтому Аня решила упростить работу своим коллегам.
Когда уже все формальности практически были завершены и моряков заселили в палату, явились сменщики, и Аня, наконец, смогла передать все документы пришедшему врачу, в надежде отоспаться дома. Во второй половине дня ей еще предстояло отработать по основному своему направлению – были записаны два человека. Так что сейчас просто хотелось поспать, предварительно слопав что-нибудь посущественнее пустого чая.
Переодевшись и попрощавшись со всеми, Аня вышла из медсанчасти, с удовольствием подставляя лицо несшему соленые брызги ветру, дувшему с моря, до которого отсюда было буквально сотня метров. Хотя эта бухта в своем окончании была абсолютно не пригодна для купания – слишком заиленное дно, но она чудесно подходила уткам и лебедям, заселявших ее, и деловито копошившихся в иле. Да и не до водных процедур сейчас: после ночного шторма впору в куртки потеплее укутываться – ветер-то довольно прохладный, если не сказать холодный и не утих еще. Все так же резкими порывами набрасывается, расшатывая ветки деревьев и завывая, попадая под крыши. Не позавидуешь сегодня тем, кто все еще оставался жить в палаточном лагере. Ну а с другой стороны – кто им доктор? Раз работать не хотят, то с какого им выделять постоянное жилье?
В животе вновь появилось непонятное тянущее ощущение, которое Аня списала на голодные спазмы.
- Надо срочно поесть, а то голова вновь закружится. – пробормотала Аня и кивком головы поздоровалась с проходившими мимо офицерами.
Отойдя от двухэтажной санчасти с веселенькими оконными рамами, выкрашенными в голубой цвет, Аня свернула на дорогу, ведущую мимо обеих столовых, миновала ржавый и зияющий дырами остов какого-то ангара, который собирались то ли ремонтировать, то ли демонтировать, и вышла на длинный плац, с обеих сторон которого возвышались солдатские казармы. Чуть дальше по правую руку размещался штаб, а за ним, если свернуть с плаца направо, располагалось КПП, куда Аня и вышла. Едва не столкнувшись с дежурившим там солдатиком.
Внезапно снова накатило головокружение – даже перед глазами потемнело от той дурноты, а ком из желудка поднялся к горлу. Аня покачнулась и едва не упала, успев схватиться за руку подоспевшего дежурного.
- Вам плохо? – обеспокоенно взглянул на Аню тот.
- Есть немного… - попыталась улыбнуться Аня. – Устала просто. Ночное дежурство.
- Вам нужно присесть.
- Нет, мне нужно домой… - попыталась отстраниться Аня. – Мне уже лучше. Спасибо.
- Анна Михайловна? – окликнул девушку выходивший через КПП Смирнов, заметивший побледневшую девушку. – Что с вами?
- А, Сергей Сергеич… Да вот, - Аня вымученно улыбнулась, - что-то я переработала сегодня. Моряков этих привезли, пришлось с ними повозиться. Вы слышали уже?
- Да… Слухи у нас по гарнизону расходятся быстро. Удивительно, как они еще живы остались, - покачал головой Смирнов и погладил свои выдающиеся усы, из-за которых полковника частенько между собой величали Будённым. Бывший начальник отделения милиции об этом не мог не догадываться, но смотрел на подобное сквозь пальцы – чай не самая худшая кличка. – Давайте, я вас провожу домой. Володин как обычно за рулем, так что через пять минут вы уже будете лежать в мягкой постели.
- Не могу отклонить столь заманчивое предложение, - вновь улыбнулась Аня.
- Ну вот и славненько. Анна Михайловна. Пройдемте, - Сергей Сергеич подставил девушке локоть, за который она решила придержаться - хоть темнота перед глазами и ушла, но ее все еще покачивало. – А скажите мне, Анна Михайловна… Вот капитан Никитин наш, он как, уже поправился?
- А почему вы о нем спрашиваете у меня? – напряглась Аня.
- Ну… - закашлялся начальник. – Во-первых, вы единственный человек, с кем он более или менее общается, во-вторых, вы какой никакой, а медик… А в-третьих… как бы это сказать, - затушевался полковник, - помните, как в фильме? Бабу не обманешь, баба она сердцем видит.
Аня замолчала, раздумывая над словами Смирнова, который распахнул перед ней двери служебного УАЗика, за рулем которого был несменный старший сержант Володя Володин, сокращенно именуемый не иначе как ВэВэ. Был он невысокого роста, хлипкого телосложения и вообще ну никак не вызывал ощущения надежности у слабого пола. Наверное, именно поэтому он и пошел служить в милицию. Парнем он был компанейским, болтливым и с весьма своеобразными музыкальными предпочтениями, о которых знали уже все в их группе. Потому как мало того, что он включал музыку, когда выбирались на задание, так еще и цитировал некоторые обрывки из репертуара этих групп. А учитывая, что ВэВэ предпочитал слушать матершинников типа "Сектор газа" и "Ленинград", не считая более нейтральных "Король и Шут" и "Арию", то порой своими цитатами попадал прямо в яблочко, но за их нецензурное содержимое постоянно получал нагоняй от Смирнова.
- Так что скажете?
- Я думаю, что ему сложно… Ну, сами понимаете. Он может быть и хотел бы вернуться к прежней жизни, но ему не дают.
- Кто? – удивился полковник, сам взгромоздившись на переднее сиденье и кивнув водителю "поехали!".
- Мы.
- Мы? – опешил он. – И каким же образом?
- Нужно относиться к нему так же как и прежде, а не пытаться оградить или посочувствовать. Ему наше сочувствие поперек горла. Оно только делает ему хуже. Делает его слабее.
- Да? Никогда не думал… Я считал, что сочувствуя ему мы помогаем пережить его горе.
- Нет! – замотала головой Аня. – Мы только раздражаем его. Его горе… он должен пережить это сам. Это… это как терапия после перелома. Нужно дать пациенту палку, чтобы он разрабатывал ногу – и в один прекрасный момент он прекрасно обойдется без нее. А мы своими действиями словно постоянно поддерживаем его, не даем самостоятельно справиться с проблемой. Нет, поддержка это тоже хорошо, я не спорю. Но все должно быть в меру…
- Хм… Что ж, Анна Михайловна, я, пожалуй, понял, о чем вы. Он вчера разговаривал со мной, чтобы вернуться к работе, все же нужно выпускать его в поле. Володин, аккуратнее веди! На все кочки наехал! Машина хоть и казенная, но беречь надо.
Аня откинулась на спинку сиденья, чувствуя, что вот-вот заснет… Да и заснула бы, если бы очередной приступ дурноты не нахлынул.
- Остановите машину, - простонала она, чувствуя, что содержимое желудка вот-вот выхлестнет наружу.
- Володин, стой! – гаркнул Смирнов, заметив, как побледнела девушка.
Машина резко затормозила, и Аня, открыв дверцу, опустошила желудок.
- Что это с вами? Анна Михайловна?
- Да вот… давление скакнуло, еще и не выспалась, - быстро вытерев рот, пояснила девушка. – Мне всегда нехорошо, когда дождливая погода.
- Ну что ж… уже почти приехали, - пожал плечами Смирнов, кивнув Володину.
10.30. г. Севастополь, п.Голландия.
Лариса Тюнина
День не заладился с самого утра. Хотя, если сказать совсем уж по-чесноку, то день не заладился еще вчера. Плохое настроение Ларисы вперемешку с самокопанием переросло в какое-то глухое раздражение. Но одно радовало – вчера вечером все же удалось кое-как обмыться. Это было то еще действо – воды много нагреть не получалось, потому как с водой вообще было не все так хорошо, как хотелось бы, а ничего глубже пластмассовой миски не нашлось. А если еще и прибавить не отапливаемое помещение, то вырисовывалась совсем нелицеприятная картина. Хотя для Ларисы помывка даже в таких условиях показалась райской процедурой. Конечно, было очень неудобно в холодном помещении быстро мыться в тазике, чувствуя, как кожа покрывается мурашками, после того как горячая вода стекала по коже, исходя белесым паром. Но одна мысль, что она избавилась от этого тошнотворного запаха и смогла хоть и обыкновенным мылом, но все же вымыть волосы, улучшала настроение хоть на какой-то короткий промежуток времени…
Джинсы и свитер, в которых была Лариса и школьную форму Альки женщина тут же застирала и забрала сушиться в свою комнату, развесив на холодных батареях – так хоть была уверенность, что одежду не сопрут. Как здесь происходило оснащение одеждой и прочими бытовыми необходимостями, Лара не имела ни малейшего понятия. Но на первое время, чтобы переодеться после помывки ей все же выдали кой какую одежду. Хоть на два размера больше, но и на том спасибо… Как потом Лара узнала, что эта одежда – это то, что осталось в брошенных общежитиях и квартирах окрестных домов. После того, как ее собрали, местные женщины, работавшие прачками, все выстирали, так что можно было смело одевать. Лариса, прекрасно понимая, что для того, чтобы воротить нос сейчас не подходящее время, мысленно поблагодарила женщину-кладовщицу и быстро натянула на себя одежду.
С одеждой для дочки все обстояло хуже, потому как детской одежды в общагах было мало, а времени перерывать все баулы попросту не было, поэтому нашли более-менее подходящие по объемам джинсы и рубашку, а длину Лара взялась сама подшить, вооружившись взятыми там же нитками и иголкой.
- На первое время сойдет, - обнадежила дочку Лара.
- Но, мама, мне здесь давит, - принялась капризничать Алька, покупка одежды для которой была сущим адом. – А вот здесь и вовсе висит.
- Аль, не начинай…
- Ну ма-а-ам… - кривила курносый нос девчонка и крутилась, стараясь рассмотреть себя без зеркала, что было весьма сложно сделать. – Ну, посмотри… они же длинные. И рубашка такая огромная.
- Аль, мы не в том положении, чтобы выбирать. Спасибо хоть такую одежду дали. Я найду нитки и все тебе подошью.
- Да уж, спасибо, - продолжала вредничать девчонка, не смотря на все увещевания матери. – Если тебе так нравится, то сама одевайся как бомжиха, а мне не нравится!
Лариса и так, и эдак пыталась уговорить дочку не капризничать, а понять всю сложность ситуации, но Алевтина словно решила испытать мать на прочность, пока Лариса не выдержала и на очередное хамство девчонки не отвесила той подзатыльник, сама испугавшись своего поступка. Алька застыла на какое-то время, широко распахнув глаза, а потом подскочила на месте и буквально выбежала из комнаты. Тогда как Лариса осталась стоять на месте, словно это ее кто по голове огрел, понимая, что она сама вот-вот сорвется.
Впору было бежать за дочкой, но той и след остыл. Лара, успокаивая себя, что территория ограждена и безопасна, как ее в том уверяли, а сама Алька не столь глупа, чтобы попасть в какую-либо неприятность, решила изводить дурные мысли единственным доступным ей сейчас способом – физической работой. Вот и устроила генеральную уборку помещения, в котором ей теперь суждено жить, да еще и за "буржуйкой" нужно будет спуститься на склад… Ночью прошла гроза, грохотало так, что ужас обволакивал словно кокон, к тому же резко похолодало, и Лариса боялась, как бы Алька не простыла. Не те времена были, чтобы болеть.
И как-то женщина закрутилась в делах, что не заметила, как время перевалило далеко за полдень, а дочка так и не возвращалась, пропустив обед. Лариса начала беспокоиться. Сначала чувство тревоги словно небольшой червячок грызло ее изнутри, разрастаясь в размерах все больше и больше, пока Лариса не бросила все дела и не отправилась на поиски дочки, абсолютно не понимая, где ее искать. Все же территория бывшего университета была ей не знакома, до вчерашнего дня она никогда здесь не была.
Приходилось спрашивать у всех, кого довелось встретить, но никто ничего толком не знал. Кто-то что-то где-то видел – все же детей сейчас на территории гарнизона было не так уж и много, но когда Лариса прибегала в то место, где, по словам очевидцев, видели Альку, ее там, естественно, и близко не было. Понимая, что просто теряет драгоценное время с абсолютно нулевым результатом, Лариса уже готова была разрыдаться, когда в одном из коридоров встретила вчерашнего собеседника. Мужчина в черной униформе с закинутым за спину автоматом широко вышагивал по паркету, устилавшему длинный коридор учебного корпуса, увидел Ларису и широко улыбнулся.
- Лариса, добрый день. – Поздоровался Шамиль и, моментально отметив покрасневшие от слез глаза тут же поинтересовался причиной их вызвавшей.
Лара юлить и кривить душой не стала и призналась, что поругалась с дочкой, та убежала, и теперь Лариса не может ее найти. Мужчина выслушал ее с абсолютно серьезным лицом и, подхватив под локоть, повел в сторону склада.
- Погоди, не реви. Сейчас пойдем к Сергею Алексеевичу, лучше него тут никто не ориентируется - он тут каждый закоулок знает на всей этой территории. Так что он поможет.
- А он не откажет? – уже не сдерживала рыданий Лара, начиная всхлипывать.
- Он нормальный мужик. Конечно, не откажет.
Сенчуков, оторвавшись от своих дел, коими оказались какие-то баулы, действительно, внимательно выслушал Ларису и тут же, выловив в коридоре пятерых парней, начал раздавать ЦУ. Позже оказалось, что не могут найти еще одного мальчишку, на год старше Альки. Куда пропали дети, никто не знал. Тут же были организованны поиски – заглядывали в каждую щель, проверяли все кабинеты как в главном корпусе (а их там было вместе с дополнительными помещениями больше, чем можно было себе представить), так и в дополнительных корпусах. Даже к БОРТ-70 спускались и котельную осматривали, но детей нигде не было. И не удивительно – территория была огромная, зданий было много, к тому же начавшая распускаться листва превращала рощицы в сплошной зеленый ковер.
На Ларису уже было страшно смотреть. Она была бледна как смерть, глаза опухли от слез, покрывшись тонкой паутинкой капилляров, кроссовки и штаны были измазаны в грязи и траве, а в волосах застряло несколько веточек.