- Ой да ладно вам… будете мне тут морали читать. Как старушек, что семечками торгуют, трясти или бомжей гонять, так это нормально, а как мне лекции по человеколюбию читать – так прям д’Артаньяны кругом на белых кобылах. Так что не надо меня тут лечить! Это - моя работа. Давайте, грузите его на кушетку… Отмывать ее еще потом от всяких алканавтов. Перестреляли бы их как наркоманов этих – и проблем бы не было… - продолжала бурчать себе под нос медсестра, но все же оттирая кровь с лица дядьки тряпочкой, смоченной в воде.
Конечно, о находке парни тут же сообщили дежурному по гарнизону. Тот внес данные, что удалось узнать у побитого мужика в общую тетрадь и приказал продолжать поиски детей. Конечно, сейчас еще не была так четко налажена работа милиции как это было до всей этой катавасии. Хотя и тогда о четкости работы правоохранительных органов можно было только мечтать, чего уж сейчас говорить! Но полковник Смирнов имел далеко идущие планы. Перво-наперво было оборудовано что-то типа камеры предварительного заключения. Законы-то сейчас были построже, чем раньше: "вышка" как крайняя мера была введена незамедлительно и уже даже пару раз применялась, но все же сигать из крайности в крайность тоже не хотелось и новый Уголовный и Административный кодекс был в разработке. Ежедневно патрулировать весь гарнизон не было смысла – вооруженных военных было достаточное количество, чтобы в случае чего пресечь правонарушение, так что функция патрульно-постовой службы была практически упразднена за ненадобностью. К тому же военные патрули неустанно обходили территорию и днем, и ночью во избежание возможных нелицеприятных столкновений с зомби. Конечно, сейчас, когда людям уже были понятны основные пути заражения, но не причины невозможности после смерти почить с миром, в лагере стало спокойнее. Всех спасенных тщательно осматривали на предмет укусов или царапин, оставленных беспокойниками, но все же помещали в суточный карантин. Потому как стало известно так же то, что инфицироваться неизвестным вирусом можно так же через попадание трупного материала на слизистую оболочку рта или глаз. Именно поэтому лихачи, которые театрально простреливали головы мертвякам, не следя, в какие стороны летит та мешанина гнилых мозгов, в первые дни очень часто заражались и погибали. Даже элементарная капля крови мертвяка, попавшая в глаз означала неминуемую гибель человека, с которым так жестоко пошутила судьба.
14.00. Пригород г.Джанкоя, Крым.
Катя Рогова
Катя стояла под горячими струями воды, обволакивающими ее уставшее тело, и получала от этого неописуемое удовольствие, которое может сравниться только с первым поцелуем, пережитом в пору беззаботной и ветреной юности. И как в те не очень далекие годы, когда не особо задумываешься о дне завтрашнем, девушка старалась жить настоящим, так как абсолютно не могла предположить, что день завтрашний ей принесет. И наступит ли он для нее вообще. Не в том была она положении, чтобы надеяться на что-то лучшее.
После стольких дней, проведенных в сыром подвале с такими же подругами по несчастью как и она, лишенная элементарных благ цивилизации в виде туалета или горячего душа, Катя ощущала себя так, будто снова родилась на свет, словно прекрасная пестрокрылая бабочка, вылупившаяся из тесного и невзрачного кокона. Подставляя лицо горячим струям, девушка негромко фыркала, жмурилась, чтобы вода не попала в глаза и невольно улыбалась, стараясь не думать, чему предшествует эта неожиданная радость.
После того, как ее предал любовник, продав, как какую-то ненужную вещь, прошло более недели. Но за это, казалось бы, короткое время судьба потерявшей жизненные ориентиры, несчастной и запутавшейся девушки кардинально изменилась, словно стрелка компаса, резко поменявшая свое направление. Ее и других пленниц, томившихся в застенках на территории Инкерманского завода марочных вин, привезли в это место рано утром, еще солнце не успело подняться из-за горизонта, окрашивая небесную даль в едва розоватые оттенки, предвещающие ветра. Путь через весь полуостров проделали ночью, поэтому, где конкретно они находились, Катя не могла понять… Да и к чему оно? А вот то, с какой целью их везли в такую даль (приблизительное расстояние можно было определить по времени нахождения в пути) понять было не мудрено.
По прибытию на место девчонок, вымотанных и уставших, вздрагивающих от каждого громкого шума, построили в разношерстную шеренгу, где их, скользя липким взглядом хитрых глаз, с интересом рассматривал невысокий тощий татарин. Катя тогда почувствовала себя коровой на базаре: разве что в зубы не заглядывали, но вот без рукоблудства не обошлось. Потому как представителя новых покупателей интересовало все: и внешний вид девушек, и упругость их грудей и ягодиц, а так же наличие или отсутствие каких-либо дефектов кожи. Что он не преминул тут же проверить, запустив свою лапищу под юбку крайней девчонки. Та испуганно пискнула и попыталась вырваться, вызвав тем самым довольный гогот как самого проверяющего, так и тех, кто находился с ним. Эту девчонку подобрали буквально по дороге сюда, поэтому та была еще совсем дикая, и не до конца сломленная, еще пыталась плакать и умолять отпустить ее. Остальные же пленницы без каких-либо намеков на эмоции молча стояли, понурив головы, морально готовые к любому исходу, который им бы приготовила столь переменчивая нынче судьба. Слишком многое им пришлось пережить. И многие, хоть поначалу и попытавшись сопротивляться, просто не выдерживали и предпочитали сдаваться и плыть по течению, отпуская свою судьбу на самотек. Да и сама Катя уже не была похожа на ту, прошлую, которой она была еще две недели назад. Как давно это было! Ей было уже откровенно все равно, какая судьба ей уготовлена: продадут ли ее в бордель, покалечат или просто убьют. Безразличие и полная апатия… Хотя смерть, наверное, была бы самым лучшим выходом из сложившейся ситуации, потому что других выходов девушка не видела.
- Какой-то товар залежалый…. – поцокал языком тощий маленький татарин, сделав шаг в сторону и остановившись напротив следующей девчонки со следами потекшей туши на лице, которое брезгливо взял двумя пальцами и покрутил, рассматривая с обеих сторон. – Грязные какие-то….
- Ничего, отмоете. – Не сдавался продавец, решивший во всем придерживаться своей линии. – Воды вон сколько вокруг.
- Ну как клиентов такими завлекать? – продолжал сбивать цену татарин, недовольно кривя рот. - Не одобрит Джамиль, не одобрит…
- Ну так они и не на курортах отдыхали. Да? – заметил Юрий Иванюк, успевший сменить кожанку и джинсы на более удобный и практичный в нынешних реалиях камуфляж. Остальные парни, которые сопровождали девиц, тоже согласно загудели, переглядываясь и кивая головами, пока Иванюк не поднял вверх руку, призывая тех к тишине. Его беспрекословно послушались, тут же прекратив любые пересуды и разговоры.
Еще бы! Ведь Иванюк был правой рукой командира, а Глеб Рыбин, бывший майор милиции, бывший начальник Отдела уголовного розыска Нахимовского РО УМВД города Севастополя, а ныне предводитель одной из банд, засевших в предместьях Города-Героя, был очень скорым на расправу и терпеть не мог непослушания. Он требовал от подчиненных беспрекословного подчинения, но и сам по себе пользовался определенной долей уважения.
- Ну вот эта еще куда ни шло…
Татарин все продолжал осмотр привезенных девушек, не обращая никакого внимания на внимательные взгляды, следившие за каждым его шагом – все же для Иванюка это было первое подобное предприятие, и доля риска была весьма велика. А вот сам представитель встречающей стороны за свою безопасность не опасался: если хоть кто-то только подумает причинить ему вред, или сделает какое лишнее телодвижение, хоть немногим отдающее опасностью, то его парни долго размышлять не будут – сделают все как надо. Парни у него что ни на есть боевые: не раз проверенные в деле, а некоторые из них успели помочь братьям по вере в войне с неверными на северном Кавказе. Так что все мысли Хафиза, как называли его окружающие, были сосредоточены на отборе товара, привезенного с юга.
Хафиз остановился напротив Кати, которая глядела перед собой отстраненным взглядом. Высокая, статная девушка была почти на голову выше его, но представителя коренного народа полуострова это нисколько не смутило. Что ему до этой рабыни? Захочет он того – будет у него хоть в ногах валяться, хоть танец живота плясать.
В какой-то мере Хафиз даже был рад всему тому, что случилось в мире. Наконец, можно было жить так, как того хотелось, не оглядываясь на законы и не боясь расстаться со свободой. Можно было выпустить своего внутреннего зверя, которого до этого приходилось сдерживать. Теперь же настала эра абсолютной свободы, когда на вершину можно было взобраться, будучи самым наглым, дерзким и сильным. А уж силу свою Хафиз чувствовал. Пусть он и не родился высоким или широкоплечим, стать его нельзя было назвать мужественной, но кого волнуют такие глупости? Другие мужчины будут судить его по поступкам, по делам его, а мнение женщин вообще никто не спрашивал. Их удел – служить мужчине, а не выражать свое мнение. И служить верой и правдой, в противном случае рискуя ощутить прикосновения кнута на своей коже.
- Да, вот эта вполне ничего… - вновь повторил Хафиз, указывая на Катю обрамленным тяжелой золотой печаткой мизинцем. – И даже не очень грязна. Тоща правда немного, но, как у вас говорят, на каждый товар найдется свой купец.
- Их вчера в баню загоняли, - хмыкнул один из сопровождающих Иванюка, словив при этом на себе насмешливый взгляд татарина и сердитый Иванюка. Мол, нечего поперед батьки в пекло лезть.
- Хавальник захлопни… - все же восстановил свой авторитет Иванюк.
- А ну-ка повернись! – скомандовал Хафиз, и Катя молча подчинилась. – Пойдет, жопа - нормальная. Эту в сторону, давай дальше смотреть.
- Выйди сюда, - дернул ее за руку Иванюк, чуть было не выдернув ту из сустава. – Туда стань!
- Так… Еще вот эта и та, - снова показал мизинцем на притихших девчонок Хафиз.
К Кате подвели еще двоих девушек, с которыми она сидела в подвале в Инкермане, и на какое-то время о них попросту забыли, предпочтя обговорить детали предстоящей сделки.
- Ну так что скажешь? – решил окончательно прояснить ситуацию Иванюк, подойдя к Хафизу. – Хороши девочки?
- А что, и вправду девочки? – загорелись удивлением глаза татарина.
- Ну вот та, высокая, точно нет. С ее-то мордахой… - осклабился Иванюк, забыв упомянуть о том, как сам несколько раз ночью вызывал Катю к себе. Незачем такими подробностями снижать цену товара. – А остальных надо бы проверить.
- Их сначала вымыть надо. Даже эта кобылка и та откровенно воняет, - скривил нос татарин, хотя от Кати, вроде, ничем и не пахло. – Джамиль меня за такой товар не похвалит.
- Давай все же вернемся к нашему вопросу…
- Ну что ж… Вот тех троих я покупаю, а остальные…. – Хафиз неопределенно повертел ладонью, мол, не девки, а черт те что. – Можешь попробовать сам их продать сегодня вечером.
Иванюк оказался слегка озадачен. Он-то рассчитывал сплавить всех единым махом и, закупив на рынке необходимые товары, отправиться обратно, но этот щуплый татарин поломал все планы. А Глеб ему голову оторвет, если тот вернется обратно с девицами – только зря катались и тратили такое драгоценное топливо. Значит, придется оставаться как минимум на один день…
- Ладно. По рукам, - нехотя кивнул Юрка, протягивая правую ладонь, которую татарин тут же пожал, скрепляя сделку. Рукопожатие у с виду щуплого татарина было на удивление крепким. – Сколько мы должны отдать с продажи этих?
- Десять процентов, - сухо ответил татарин. – Можем еще два накинуть за приведение в товарный вид и присмотр.
- Договорились. Двенадцать с носа. Кто устанавливает цены?
- А тут уже сами. У нас полное доверие к своим клиентам, - хитро ухмыльнулся Хафиз и подтолкнул крайнюю девчонку к выходу. – Али, рассчитайся за товар.
Так у Кати сменился хозяин, а вот само будущее становилось еще более туманным.
Как и раньше, девушек заперли в большой комнате, где находились такие же жертвы то ли обстоятельств, то ли собственной глупости и доверчивости. Только это помещение было на порядок чище, светлее и со множеством кроватей пусть и похожими на армейские, но после грязных матрасов, беспорядочно разбросанных на полу, кровати с древними панцирными сетками казались королевским ложем. Привезенным девчонкам дали время отдохнуть и выспаться, а после собрали их, жмущихся друг к другу и недоверчиво косящихся на ранее находившихся здесь пленниц, в кучку и повели по коридору, как после оказалось – в душевую. Хозяева рынка честно отрабатывали свои комиссионные, всеми способами повышая стоимость пленниц и причитающийся свой процент соответственно.
Без особых эмоций вспоминая все произошедшее, Катя в очередной раз намылила мочалку душистым мылом, от запаха которого голова шла кругом. Девушка и не думала, что может так кайфовать от запаха мыла, но она не могла оторваться от этого небольшого душистого кусочка, пахнущего химическим лимонным запахом. Но от этого он не был для нее менее приятным. Хотелось вдыхать и вдыхать этот аромат… А что говорить о горячей воде? За те дни плена она и позабыла, какое это удовольствие принимать горячий душ. Даже в Инкермане, прежде чем выехать сюда, девушкам максимум выдали по ведру еле теплой воды с ковшиком в придачу.
Так что теперь, когда горячие струи били по молодому телу, заставляя кровь приливать к коже, окрашивая ее в розовый цвет, а душистое мыло своей белоснежной пеной укрывало мочалку, девушка чувствовала неприкрытое чувство счастья.
Как, оказалось, для него мало надо…
"Кошмар какой-то… Прямо как кошка с валерьянкой," - подумала Катя, в очередной раз проводя пенной мочалкой по руке, стараясь не обращать внимания на очередной требовательный стук в двери.
- Да сколько там можно плескаться?! Выходи давай! – раздался по ту сторону душевой кабинки мужской голос. – А то щас выволоку!
Катя открыла глаза и разглядела в мутном стекле нечеткий темный силуэт.
- Выхожу… - со вздохом сообщила Катя, еще раз потянув воздух носом, и с сожалением выключила воду.
15.00. Севастополь, Казачинский гарнизон.
Виктор Никитин
Снова тот же сон, только в других декорациях. Опять Алёнка, живая, теплая, такая близкая, одуряюще пахнущая своими любимыми духами с едва уловимыми цитрусовыми нотками, напоминающими почему-то о тепле и лете. И снова задорный хвостик заплетенных волос, с выбивающимися из него прядками, которые она постоянно заправляла за ухо, чтобы не мешали, не лезли в глаза. Ее глаза… Сияющие каким-то неземным светом, лучистые, с танцующим в них живым огоньком. И вновь она что-то говорит ему, а Виктор и не слышит – он весь поглощен тем, что смотрит на нее.
Смотрит и не может насмотреться.
Такая близкая и далекая одновременно.
Близкая потому что вот она, протяни рукой и дотронься. А далекая… Далекая, потому что он прекрасно знает, что это сон, что это неправда, наваждение, кошмар... И она улыбается ему вновь и вновь, и снова раз за разом он ее убивает.
Как же ему все надоело.
Хочется забыть, вычеркнуть, отпустить! Никогда больше не видеть этот кошмар… И всегда в него возвращаться, всегда быть в нем, всегда знать, что она рядом. Рядом с ним. Живая, родная, любимая…
Виктор вновь очнулся в холодном поту, испуганно шаря в поисках пистолета и выдыхая с облегчением, когда, наконец-то, нашел его, чувствуя под рукой холодную сталь. Полковник сдержал свое слово – допустил капитана к дежурствам, дал ему второй шанс обрести себя хотя бы в работе, но взамен взял обещание, что тот не будет дурить и не попытается вновь шмальнуть в себя. Виктор пообещал. И не сколько Смирнову, сколько самому себе. Ведь пока он живет, Алёна тоже будет жива – в его воспоминаниях и его сердце. Пусть это и звучало через чур сладко, а может даже приторно, но это было правдой.
Вчера, прежде чем засесть за заполнение бесконечных бумаг, с которыми, казалось бы, должно было быть покончено из-за смены жизненных ориентиров нового общества, Виктор сходил на небольшое кладбище, что разбили неподалеку от гарнизонной церкви, чтобы навестить могилу погибшей жены с сыном. Их похоронили в одной могиле, как положено, со всеми церковными обрядами, и теперь только небольшая табличка с надписью да деревянный крест позволяли понять, что здесь лежат его самые близкие люди. Холмик земли уже успел осесть, и молодая трава "березка" начала осваивать новые пространства, кинув свои стрелки на взрыхленную землю. Виктор положил на могилу сорванные с клумбы нарциссы, что уже постепенно начали отцветать, сменяясь другими своими весенними "собратьями" - тюльпанами.
Тяжело здесь было находиться… душу так и сжимало невидимыми тисками, вновь удушающими волнами накатывали воспоминания. Теперь они только и оставались.
На этом кладбище помимо могилы его родных появилось еще несколько крестов – люди все еще продолжали погибать. Место для их последнего уединения выбрали хорошее: с одной стороны вид на море, с другой – кусты дикой розы, вот-вот готовившейся распуститься нежными бутонами.
Виктор постоял немного, помолчал и медленно направился к выходу.
В выделенном в штабном здании кабинете царил беспорядок и неразбериха, поэтому пришлось провозиться до поздней ночи, потом еще и патруль его остановил, предупредив, что пока еще действует комендантский час, и после двенадцати ночи по территории передвигаться запрещено. Кроме отдельных случаев. Капитан кивнул, клятвенно пообещал впредь в это время не высовываться на улицу, после чего и был отпущен с миром.
А сейчас после повторяющегося кошмара топот ног спускающихся по лестнице парней казался райской музыкой. Поинтересовавшись, что за переполох с утра пораньше, Виктор услышал, что санчасть организовывает курсы по оказанию первой помощи, куда их с утра пораньше и загнали. Виктор собрался было последовать за коллективом, но повстречавшийся Смирнов, который даже в такую рань выглядела как огурчик, его направил в распоряжение какого-то войскового капитана Гордецкого.
- С благословения начальника внешней разведки нужно прошерстить трассу в сторону Ялты, чтобы понять, как там с проездом, - пояснил Смирнов. – Так что давай, будешь нашим уполномоченным представителем.
Никитин, вопреки обыкновению, спорить не стал и, как говорится, "упал на хвост" воякам, рассудив, что лучше покататься да полюбоваться красотами южного берега, чем слушать очередную муть. За все время катания ничего особенного увидеть не пришлось – все те же застывшие мертвяки возле рынка "5-й километр", мимо которого проходила трасса, лениво провожавшие взглядом белесых буркал проезжающие машины. Они даже не бросались на транспорт – то ли энергию экономили, то ли уже допетрали остатками своих мозгов, что это бесполезное занятие. Некоторые так и вовсе, завидев машины, поспешили скрыться, вызвав недоумение у проезжающих мимо людей. Из милицейской группы был только он. Остальные в добровольно-принудительном порядке отправились на какую-то вводную лекцию по оказанию первой медицинской помощи, о чем о чем, а уж о своем отсутствии на ней Виктор абсолютно не жалел.