Он застегнул молнию на форменной куртке, пожалел, что не может посмотреться в зеркало, и вышел в коридор.
За дверью его ждал охранник, огромное животное по имени Никко Имбала-Са (еще одна предосторожность, гарантирующая, что человек не выйдет из–под контроля). Болдуин направился к центру корабля. Имбала-Са пошел следом. Хадатанский эквивалент искусственного гравитатора создавал вполне удобное для землянина гравитационное ускорение, чуть меньшее одного "g".
Коридор, по которому они шли, был выше и шире стандартных человеческих коридоров и выглядел точно так же, как все остальные коридоры корабля. На потолке и переборках через равные промежутки появлялись осветительные полосы, через каждые двадцать футов встречались одинаковые соединительные коробки, а на полу лежали одинаковые съемные решетки для обслуживания протянутых внизу волоконно–оптических кабелей. Болдуин подумал, что такое однообразие навевает скуку, но хадатан оно, наверное, успокаивает. Они считают, что так и должно быть в упорядоченной вселенной.
Они подошли к перекрестку, пропустили командира копья с его телохранителями и направились к лифтам. Лифтов было восемь. Четыре двигались вверх и четыре - вниз.
Болдуин подождал, когда подойдет платформа, идущая вверх, и встал на нее. Имбала-Са поедет на следующей. Каждая платформа предназначалась для одного, и только для одного, пассажира. Болдуин уже заметил, что хадатане стремятся по возможности избегать нестроевых групповых ситуаций.
Платформы не останавливались, поэтому приходилось караулить нужную палубу и спрыгивать. Болдуин спрыгнул, подождал, когда Имбала-Са догонит его, и направился в командный центр линкора.
Перед дверью военного командующего стояли четверо вооруженных часовых. Все четверо - из элитной Звездной Гвардии. Они не пытались преградить Болдуину дорогу, но пренебрегли жестами уважения, которые полагались бы хадатанскому офицеру. Болдуин сделал вид, что ничего не заметил. Что еще ему оставалось?
Крышка люка исчезла в потолке, и Болдуин вошел в образовавшийся проем. Имбала-Са держался сразу за ним.
Командный центр имел овальную форму. В его внешних стенах располагалось пятнадцать ниш - по одной на каждого члена штаба военного командующего. Такие кресла–пещеры гарантировали инопланетянам чувство безопасности и защищали их спины. Четырнадцать сидений были заняты. Болдуин почувствовал, как четырнадцать пар холодных, безжалостных глаз просверлили его взглядом.
Пятнадцатое кресло, принадлежащее самому Ниману Позин-Ка, пустовало.
Центр помещения занимал огромный головизор, показывающий сейчас систему Мира Уэбера. Голограмма имела не меньше двадцати футов в диаметре и выглядела абсолютно настоящей. Болдуин знал, что если он посмотрит внимательнее, то увидит крошечные истребители, обстреливающие поверхность планеты, вспышки света от взрывов ядерных бомб и зарево догорающих городов.
Но его глаза были прикованы к куда более убедительному свидетельству победы - к женщине в форме полковника и мужчине в летном комбинезоне.
Неописуемая радость заполнила сердце Болдуина. Вот она! Та минута, которую он ждал, минута, когда они валяются у него в ногах, минута, когда его месть свершилась! Он посмотрел по сторонам:
- Где они?
Женщина была примерно его возраста, хорошенькая, с темно–рыжими волосами, тронутыми сединой. Роста невысокого - пять футов и четыре–пять дюймов - и очень стройная. От нее исходила аура силы.
- Кто где?
- Адмирал. Генерал. Словом, офицер, которого послали сдаваться.
Женщина грустно покачала головой:
- Это я. Остальные мертвы.
Болдуин почувствовал, что его радость иссякла, словно вода, выпущенная из запруды.
- Мертвы? Женщина нахмурилась.
- Да, мертвы. - Она указала на голографическое изображение планеты. Облачный покров был испещрен черным дымом. - А чего вы ожидали?
Болдуин сделал усилие, чтобы оторваться от давно лелеемых фантазий и вернуться к реальному положению дел.
- Да, конечно. Я полковник Алекс Болдуин. А вы?
- Полковник Натали Норвуд. Это лейтенант авиации Том Мартин.
Болдуин кивнул Мартину и снова повернулся к Норвуд:
- Надеюсь, полет прошел приятно?
- Нет, - ответила Норвуд. - Два ваших истребителя погнались за нами в верхних слоях атмосферы. Нам удалось их стряхнуть. Теперь давайте закончим пустые разговоры и перейдем к делу. Вы напали, мы проиграли. Чего вы хотите?
Болдуин улыбнулся. Фраза пришла прямо из его фантазий. Не важно, что ее должен был произнести губернатор или адмирал, слова были те самые.
- Ничего.
Брови Норвуд взлетели вверх:
- Ничего?
- Это верно, - сказал новый голос. Он говорил на стандартном языке, но с шипящим акцентом. - Полковник Болдуин не желал ничего, кроме удовлетворения от вашего прибытия.
Норвуд повернулась и оказалась лицом к лицу с 450–фунтовым хадатанином. Он носил ремень и перевязь с большим драгоценным камнем зеленого цвета. Камень искрился внутренним светом.
Болдуин сделал жест уважения.
- Полковник Норвуд, лейтенант Мартин, позвольте представить: военный командующий Ниман Позин-Ка.
Норвуд протянула ладони в универсальном жесте мирного приветствия и посмотрела хадатанину в глаза. Она увидела в них ум и что–то еще. Любопытство? Сочувствие? Понемножку того и другого? Или его эмоции настолько иные, настолько чуждые, что ей никогда не понять их? Но она обязана попытаться. Целый мир поставлен на карту.
- Для меня честь познакомиться с вами, военный командующий Позин-Ка. Должна ли я понять ваши слова так, что переговоров не будет? Нет никакой возможности прекратить огонь?
- Верно, - спокойно ответил хадатанин. - Незачем вести переговоры о том, что уже наше.
У Норвуд внутри все оборвалось. Она осторожно выбирала слова.
- Но зачем атаковать? Зачем разрушать то, ради чего вы тратили жизни?
Позин-Ка моргнул, и на мгновение, на одно лишь мгновение, сомнение мелькнуло в его глазах. Или ей почудилось? Его ответ был взвешенным и казался бесстрастным.
- Мы будем атаковать, пока есть признаки сопротивления. Сопротивление не может быть терпимо. И мы его не потерпим.
- И это хорошая практика для войск, - бодро вставил Болдуин. - Вроде разминки для будущих сражений. Мы, кстати сказать, пропустили все ваши торпеды. Надеемся, Империя ответит.
Норвуд посмотрела на Болдуина так, как ученый–естествоиспытатель рассматривал бы не совсем приятный образец. Она увидела густые каштановые волосы, разделенные посередине пробором и зачесанные назад, высокий лоб, напряженные глаза, аристократический нос и выразительный рот. Красивый мужчина, если не считать чего? Некой слабости, которая, подобно трещинке в металлическом лезвии, обнаруживалась под давлением. Глаза Норвуд сузились, а голос стал жестким.
- Так это игра? Подачка вашему самолюбию? Глаза Болдуина вспыхнули от сдерживаемого гнева. На левом виске забилась голубая жилка.
- Нет! Это доказательство! Доказательство, что они были неправы! Доказательство, что я годен для командования!
Внезапно ее осенило. Полковник Алекс Болдуин. Конечно! Как же она раньше не вспомнила. Его отдали под трибунал, что было большой новостью на Имперской Земле и еще большей новостью в военных кругах, где полагали, что все обвинения ложны. Речь шла о резне в каком–то краевом мире, о наркотиках и племяннике императора.
- Да, - сказал Позин-Ка, словно читая ее мысли. - Полковник Болдуин предал свой народ, чтобы доказать свою компетентность. Так, во всяком случае, утверждает он. Но есть и другое объяснение. Наши лучшие ксенопсихологи обследовали полковника Болдуина и пришли к заключению, что его подлинный мотив - месть.
Норвуд не знала, что удивило ее больше всего. Спокойное, чуть ли не клиническое описание хадатанином психологии Болдуина или отсутствие видимой реакции со стороны обсуждаемого.
У Болдуина был такой вид, будто военный командующий вообще ничего не говорил, будто он умеет отфильтровывать то, чего не хочет слышать, будто он не совсем нормальный.
Норвуд посмотрела на Позин-Ка и снова увидела то непонятное выражение, которому не могла подобрать названия: сочувствие? понимание?
- Что ж, значит, так тому и быть, - раздался голос Мартина.
Все повернулись к нему. Норвуд нахмурилась.
- Чему быть?
Мартин пожал плечами. Его темные глаза сверкнули.
- Тому, за чем мы пришли. Вы слышали гада… никаких переговоров, пока не кончится сопротивление… а значит, нам нечего терять.
- Постойте, Мартин, не делайте ничего…
Но лейтенант авиации закрыл глаза, активировал свой имплантат и послал на челнок мысленный приказ. И на палубе в полумиле от командного центра реле замкнулись, хлынула энергия, допуски превысились, и самолет взорвался. Это был козырной туз Мартина, маленький сюрприз, придуманный им и шефом наземной команды по фамилии Перес.
Но этим все не кончилось. Взрыв челнока породил настоящую цепную реакцию. Следом за ним взорвался хадатанский штурмовик, что в свою очередь вызвало еще несколько взрывов, от которых содрогнулся пол под ногами Мартина. Через несколько мгновений донеслись глухие раскаты, подтвердившие то, что произошло.
Мартин открыл глаза, и в ту же секунду Имбала-Са двумя низкоскоростными дротиками пробил его сердце.
Завыли сирены, по корабельной оповещательной системе прозвучали приказы, и уцелевших людей выволокли из комнаты.
Норвуд попыталась запомнить расположение коридоров, но скоро сбилась.
Во всех направлениях, выкрикивая друг другу приказы, бежали члены экипажа, делая все то, чему их обучали.
Трудно было думать среди этого смятения, но одна мысль оставалась четкой. Мартин прикончил–таки несколько инопланетян, тем самым ненароком усилив их расовую ксенофобию. Пройдет много времени, прежде чем хадатане снова согласятся встретиться с людьми. Если это вообще когда–нибудь произойдет. За этой мыслью потянулись и другие, но разбежались, когда Норвуд втолкнули в грузовой лифт и зажали в угол.
Поездка была очень короткой, а затем ее вытолкнули, протащили по коридору, швырнули в маленькую каюту и привязали к вмонтированным в стену кольцам.
Болдуина раздели, заставили лечь на металлический стол и пристегнули ремнями. Он сказал что–то на хадатанском, и техник зашипел в ответ.
Норвуд страшно испугалась, но всеми силами постаралась скрыть это.
- Что происходит? - спросила она.
Болдуин хотел небрежно усмехнуться, но вместо усмешки у него вышла болезненная гримаса.
- Хадатане считают, что немедленная награда или наказание способны изменить последующее поведение. Я привел вас сюда, значит, и ответственность за ваши действия лежит на мне.
- Что они будут делать?
- Меня вынудили согласиться на имплантат. Через него они могут доставлять мне наслаждение или боль.
Норвуд чуть подумала.
- Вы заслужили боль. Болдуин понимающе кивнул:
- Да, с вашей точки зрения, полагаю, заслужил. Техник включил таймер и коснулся одного из
огоньков на пульте управления.
Болдуин закричал, от боли выгнул спину и забился в конвульсиях.
Норвуд думала о планете внизу, о людях, которых он убил, и пыталась наслаждаться муками Болдуина.
Но крики все продолжались и продолжались, и как она ни старалась, она не смогла удержаться от жалости к этому человеку.
2
Луи Филипп, Король Франции
Приветствуем всех нынешних и грядущих. Принимая во внимание Закон от 9 марта 1831 года по докладу нашего военного министра, Мы приказываем:
Статья 1
Образовать Легион, состоящий из иностранцев.
Именовать этот Легион "Иностранным Легионом".
Планета Альгерон, Империя людей
День выдался прекрасный. Сияло солнце, воздух был кристально чист, и горы казались такими близкими, что протяни Сент-Джеймс руку, и он коснулся бы их. Башни Альгерона. Так называют их наа, и они заслуживают этого величественного названия. Самые высокие пики уходят в небо на 80 000 футов - это выше земного Эвереста и марсианского вулкана Олимп. Они настолько огромные и массивные, что продавили бы земную кору.
Но Альгерон не похож на Землю. Очень не похож. И главная причина в том, что он совершает полный оборот вокруг своей оси за два часа сорок две минуты. Центробежная сила, вызванная столь быстрым вращением, сильно сжала планету с полюсов, что привело к образованию большой выпуклости на экваторе.
Поэтому, хотя масса Альгерона фактически равна массе Земли, его экваториальный диаметр составляет 16 220 километров, то есть на двадцать семь процентов больше земного. А поскольку его полярный диаметр всего 8 720 километров, что на тридцать два процента меньше земного, получается, что экваториальный диаметр Альгерона почти вдвое больше его полярного диаметра.
Отсюда и Башни Альгерона. Они являются верхней частью экваториальной выпуклости этого бешено крутящегося мира и, благодаря разнице в силе тяжести на полюсах и на экваторе, весят лишь половину того, что весили бы на Земле.
Но все это не имеет никакого отношения ко Дню Камерона и к легионерам, ждущим речи Сент-Джеймса. Ему просто нравилось об этом думать. Это одна из привилегий, приходящих вместе со званием: можно долго молчать, и это молчание будет считаться мудрым.
Генерал Легиона Айан Сент-Джеймс улыбнулся и пробежал глазами по рядам собравшихся. Тысячи бойцов стояли перед ним, тысячи белых кепи сияли на солнце, тысячи винтовок замерли штыками вверх. Услада для военного глаза.
Впереди стояли ряды киборгов. "Бойцы II", каждый восьми футов ростом с вооружением, которого хватило бы на взвод космических пехотинцев. Они не нуждались в форме, но многие имели медали за доблесть и надели их на церемониальных лентах, предназначенных для подобных случаев.
За ними Сент-Джеймсу были видны штурмовые кводрупеды или "кводы" - четырехногие ходоки, которые объединяли в себе артиллерию, танк и зенитные батареи. Они возвышались над войсками, заслоняя солнце.
И наконец, "биотела" - мужчины и женщины с такими короткими волосами, что казались лысыми. Их кепи белели на солнце. Они носили хаки, как было в течение тысячи лет и будет в течение еще тысяч.
На всех были эполеты - зеленый погон с красной бахромой, - принятые с 1930 года, зеленые галстуки, введенные в 1945, алые кушаки, утвержденные в 2090, воротниковые кометы, добавившиеся после Битвы Четырех Лун в 2417, и нарукавные нашивки, показывающие стаж службы.
Он увидел дивизии 2–го Иностранного воздушно–десантного полка, 3–го Иностранного пехотного полка, 5–го Иностранного пехотного полка, 13–й Demi-Brigade de Légion E'trangère * и 1–го Иностранного полка, который оказывал административно–хозяйственные услуги всему Легиону.
Сегодня был тот день - тридцатое апреля на Земле, - когда весь Легион собирался вместе, вот как сейчас. Не физически, поскольку служба не позволяла этого, но духовно: своеобразное единение мужчины, женщины и киборга, связующее вместе прошлое и настоящее. Мистический союз, превративший Легион в нечто большее, чем просто в группу солдат.
И ничто не символизировало этот союз больше, чем День Камерона. День памяти, день празднования и день солидарности.
Сент-Джеймс поднял старинный документ, который собирался прочесть. Запаянной в пластик бумаге было несколько сотен лет. История битвы читалась один раз в год, и в этом году ему выпала обязанность - нет, честь - исполнить эту традицию.
Сент-Джеймс откашлялся. Церемония только началась, а солнце прошло уже половину своего пути по небу. Придется поспешить, чтобы закончить чтение до наступления ночи, которая длится на Альгероне один час и двадцать одну минуту. Его голос, усиленный громкоговорителями, вспугнул пару сидящих на стене брелл, и они взмыли в воздух.
- "Весной 1863 года на планете Земля в стране, называвшейся тогда Мексикой, шла война. Сейчас, спустя тысячелетия, уже не важно, почему она шла, и кто в ней победил, важно, что Легион был там.
В глубине страны, примерно в ста пятидесяти милях от Мексиканского залива, на высоте 5 000 футов над уровнем моря мексиканцы удерживали город Пуэблу. Французы окружили город, началась осада.
Чтобы поддержать свои войска и сломить оборону противника, французы послали в нагорье караван с припасами. Караван состоял из шестидесяти запряженных лошадьми повозок, груженных ружьями, боеприпасами, провизией и золотом".
Сент-Джеймс помолчал и обвел глазами плац.
- "Подразделения Легиона могли бы сопровождать караван… но они несли караульную службу вдоль Мексиканского залива".
Сент-Джеймс посмотрел в документ.
- "Генерал Эли-Фредерик Фори выразился так: "Я предпочел отправить иностранцев, а не французов охранять самый нездоровый район - тропическую зону от Веракруса до Кордобы, где… царствует малярия".
Сент-Джеймс усмехнулся.
- Звучит знакомо?
Взрыв смеха подтвердил, что знакомо. Легиону всегда поручали самые безнадежные дела, и до сих пор он не отказывался от чести их выполнить. Генерал подождал тишины.
- "И вот командующий Легионом полковник Пьер Дженнингрос послал две роты, поредевшие из–за болезни, встретить караван и проводить его на базу на горе Чикиуите.
Через два дня разведчик принес тревожные известия. Несколько батальонов пехоты, кавалерия и местные партизаны готовили засаду. В надежде избежать несчастья Дженнингрос послал еще одну роту вниз по дороге: предупредить караван или установить контакт с неприятелем. Он выбрал 3–ю роту 1–го батальона, в которой не осталось годных для службы офицеров.
И тогда капитан Жан Данжу, представитель штаба, вызвался повести этот отряд. К нему присоединились два младших офицера. Из ста двадцати бойцов роты только шестьдесят два были годны для службы".
Сент-Джеймс посмотрел на слушателей и понял, что хотя большинство уже много раз слышали эту историю, она захватила их. Подобные битвы случались после Камерона и произойдут снова. И возможно, следующая история расскажет о них. Он сделал глубокий вдох.
- "Рота вышла еще до рассвета тридцатого апреля и зашагала к побережью. Они шли быстро и еще затемно достигли поста, на котором несли службу гренадеры того же батальона. После завтрака - кофе с черным хлебом - марш возобновился.
Данжу предусмотрительно вывел своих людей на заре, так как день обещал быть исключительно жарким.
За следующие несколько часов они миновали ряд деревень. Одна такая деревня - захудалое скопище лачуг - называлась Камерон.
Данжу, ветеран Крымской войны, возглавлял колонну. Вместо левой руки у него был деревянный протез, но это ему нисколько не мешало.
Около семи утра легионеры вошли в Пало Верде. Вокруг не было ни души. Они сварили кофе и пили его, когда Данжу заметил приближающееся облако пыли. Это облако могло означать только одно - всадники, и много.
- Aux armes *! - закричал Данжу.
В Пало Верде рота была вся на виду, поэтому они отступили к Камерону и искали место для позиции". Сент-Джеймс поднял голову и продолжил по памяти.