Номер на втором этаже никто не убирал. Сетка кровати, которую я использовал в качестве тарана, лежала на том же месте, где я ее бросил, точнее - так, где она мне упала на ноги. Разбитый телевизор валялся на полу. На кровать, где спала блондинка, я старался на смотреть. У меня было такое ощущение, что блондинка все еще сопит в темноте, и меня так и подмывало посветить фонариком на койку. Я не выдержал и посветил. Все было в крови. Много крови. На всякий случай я приподнял подушку и плед. В одном месте кровь даже не свернулась - не мудрено в таком климате. Желудок вспомнил о том, что голоден, и меня едва не вывернуло. С минуту я дышал тяжело и глубоко и даже прислонился для равновесия к стене.
- Ты чего молчишь? - спросил Леха, и я вспомнил, что он стоит под окном.
- Набираюсь впечатлений… - ответил я, дыша, как стайер после марафонской дистанции.
- У меня пока все тихо…
В этот момент я увидел то, что искал. Пришлось убрать в сторону спинку, полусгнившие цветы и осколки вазы: за ножкой кровати, на которой в ту злополучную ночь спала блондинка, лежал знакомый предмет. В других обстоятельствах я бы не обратил на него внимания - мало ли детских шариков валяется на полу. Виниловых шариков. Но меня остановил символ внутри него в виде правильного многогранника, который я впервые увидел на брелке и между лопатками блондинки. Только на это раз многогранник выглядел, как вращающаяся голограмма. С минуту я разглядывал ее, не обращая внимание на кряхтенье Лехи под окном. Вот зачем приходил человек в черном, понял я. Я был почти уверен в этом. Осторожно потянулся, дабы не спровоцировать желудок, и взял планшетник. Но прежде чем взять его, я словно увидел под собой город. В следующее мгновение, как и в баре, передо мной раскрылась карта местности: Леха стоял внизу, Теодор Кашинский спал за стойкой, через два номера от меня парочка занимались любовью, используя небезопасные приемы соития. В тупике под лестницей на третьем этаже двое баловались 'баяном' и героином.
Я как будто приподнялся над гостиницей - оказалось, масштаб менялся в зависимости от моего интереса к тому или иному объекту. У меня закружилась голова, снова появились неприятное ощущение в желудке. Повернул карту так, что увидел события у себя за спиной. Ба!!! Ноги Шурика Бондаря торчали из ванной. Черт! - выругался я и дернул руку. Все пропало. Шарик весело запрыгал по полу.
- Лезь сюда, - позвал я Леху, - я что-то нашел…
Но он молчал, только странно кряхтел. Я бросился к окну: Леха боролся с человеком в черном. В следующее мгновение, обдирая локти и колени, я слетел по гинго белоба вниз. Однако человек в черном оказался проворным, как кошка. Вырвавшись из Лехиных объятий, он ящерицей скользнул по ветвям плюща, обвивавшим здание гостиницы, и был таков. Вниз полетели оборванные листья. Леха, все так же кряхтя, поднялся.
- Фу-у-у… чуть не задушил, гад. Нашел что-нибудь? - спросил он как ни в чем ни бывало.
За свою долгую журналистскую карьеру Леха привык ко всему. Только совсем недавно он перестал носить на шее кусок цепи, которую использовал и в качестве украшения, и в качестве оружия. Кусок лебедочной цепи он выменял на бутылку водки на Канонерском судоремонтном заводе, отполировал ее и связывал толстой ниткой. Это было идеальное оружие ближнего боя, которое не раз спасало его в трудных ситуациях. Обычно нападают на безоружного человека, - и вдруг у него в руке оказывается такой 'аргумент', которым Леха пользовался как нунчаками.
- Вот за чем он пришел, - сказал я и показал Лехе шарик с вращающейся голограммой многогранника внутри.
- Да… - удивился он, когда планшетник открылся. - Слышал о таких технологиях, но не видел.
Я едва не поверил его словам. Дело в том, что Леха наверняка знал больше, чем я, но никогда ничего не говорил зря. И тут мы обнаружили его - человека в черном: он уже миновал Андреевский собор, Большой проспект. Мы буквально висели у него над головой. Он оглянулся и вдруг пропал в районе Бурского переулка.
- Это, должно быть, блокировка, - уверенно заявил Леха.
'Видеоглаз' у Лехи был вставлен прямо в роговицу глаза, поэтому он смешно таращился, когда снимал. Впрочем, как он мне объяснил, съемка проводилась даже при закрытом глазе, для этого достаточно было поднести правую или левую руку к виску.
- Ну что?.. - спросил я.
Я потыкался перед домом и даже попытался войти внутрь через подъезд, но Леха взмолился:
- Нет, нет! Не стоит. Вдруг там у него засада - какая-нибудь активная зона… излучатели, черт его знает что. Еще сожжет планшетник и нас в два счета.
- Ладно, - согласился я, полагая, что он больше меня разбирается в подобных вещах. - Тогда поехали сюда. - От моих движений изображение смазалось, но мы сразу вошли в холодильник. Бондарь по-прежнему лежал в ванне с формалином. Разумеется, мы не чувствовали запаха. Лицо его выражало ужас.
- Я всегда знал, что он плохо кончит, - констатировал Леха, не выказывая особенного сострадания.
В образцово-показательной комнате Бондаря царил хаос: стулья были разбросаны по углам, большой медный стол беспомощно лежал в центре вверх ножками. Все, что можно было разбить, было разбито. Впрочем, на осколки мы все равно не могли наступить. Термостат доверительно показывал нам свое нутро. Похоже, искали сбережения. Мы услышали голоса и даже разобрали слова:
- Перчеклин, Перчеклин! Ты же говорил, у него миллионы!
Выскочили следом: их было двое. Они убегали в сторону соседнего здания, и мы не успели их разглядеть. Единственное, что бросилось в глаза - оба были в белых халатах и в шлепанцах на босую ногу. Вот что значит использовать термостат в качестве копилки. Все-таки деньги нужны для того, чтобы их тратить.
- Ты понял?.. - Леха потыкал меня в бок.
- Понял, - ответил я. - Понял, что кто-то навел грабителей, а за одно убрали и свидетеля. Если бы Бондарь меньше любил свои деньги, то остался бы живой, а так мы влипли. А? - Я не хотел никого тащить с собой и спросил Леху для проформы. - Ну что? - я подождал, - пошли в 'Юран', поговорим с барменом, а потом к одному человеку, который знает о планшетниках больше нас с тобой?
Пусть Леха, подумал я, хранит свои тайны. Значит, на это есть причины. Я сунул шарик в карман, изображение послушно исчезло, и через пять минут мы уже стояли в баре. Бармен переспросил:
- Берёзин, что ли? Бывший капитан? Так, х-х-х… он сегодня отдыхает. - И назвал адрес: - Улица Маяковского двадцать два, дробь тридцать.
Пришлось Лехе брать такси. На этот раз он даже не роптал. Шофер немного поартачился, но свернул с проторенного Невского на Литейный и высадил нас около церкви святых Симеона и Анны. Дальше он ехать не хотел - улицы в глубине квартала, заросшие лианами, сплошь были усыпаны кирпичом и многолетним хламом. Леха молча расплатился. У него было очень сосредоточенное лицо. Надеюсь, у меня точно такое же, потому что дело приобретало серьезный оборот. И я гадал, стоит ли вообще дальше заниматься планшетником. Мы пошли по извилистой тропинке, проложенной между всем тем, что отваливалось от домов или выбрасывалось жильцами на улицу. Где-то лаяли собаки и плакали дети. Откуда-то из-под крыш доносилось одно и то же: 'Когда я уйду далеко-далеко… Потом нам на головы высыпали содержимое мусорного ведра. И мы, отплевываясь и обираясь, прибавили хода.
- Как ты думаешь, хватит с нас на сегодня одного планшетника? А?
- Для нас с тобой хватит, - согласился Леха. - Но главный… - он покрутил носом и очень сильно поморщился. - Не-а-а… не поймет…
Казалось, мы с ним подтвердили договор. Но ей богу, я бы сам справился.
- Слушай, - сказал он нетерпеливо. - Мы идем или не идем?
- Идем, - согласился я.
Леха был специалистом во многих вещах, в том числе и по взлому всякого рода замков. Несколько раз он показывал мне свое мастерство, когда мы по роду деятельности вынуждены были проникать в чужие квартиры. Должно быть, нам не хватило каких-нибудь пяти минут. И умение вскрывать замки Лехе не понадобилось - дверь в квартиру Берёзина оказалась распахнутой. В этот момент внизу хлопнула парадная дверь - кто-то выбежал из дома. Официант лежал на кухне в луже крови. У него, как и у блондинки, было перерезано горло. Он еще хрипел. Мы попытались ему помочь, но рана оказалась слишком обширной. Леха вылетел в прихожую вызвать скорую, но в этот момент мы услышали в гулком подъезде голоса.
- Полиция! - почему-то шепотом объявил Леха, и мы, выскочив из квартиры, увидали в пролете лестницы поднимающихся людей. Кажется, среди них была Люся. Я узнал ее по аккуратной прическе с ровным пробором. Стараясь не шуметь, мы на цыпочках прокрались на чердак. И разумеется, не заметили, что сильно наследили - кровавая цепочка следов потянулась вслед за нами. В довершении, Леха, как нарочно, оставил на стене и перилах кровавые отпечатки рук. При данных обстоятельствах нам совершенно не улыбалось встретиться еще раз с Быком и его командой.
Они дали нам фору минуты в полторы, а потом погнались следом. Но их было слишком мало, чтобы оцепить квартал. И я услышал, когда мы уже спустились по чудом сохранившейся пожарной лестнице и уходили в сторону Фонтанки, как Пионов твердит в рацию, понимая безнадежность своих призывов:
- Пришлите людей… Пришлите людей, черт возьми! А?! А?! А-а-а… Я слушаю, идиоты!!!
При его габаритах он был плохим бегуном и руководил операцией из машины. Где-то наверху перекликались Акиндин, Люся и водитель. Признаюсь, я испытал чувство злорадства, представляя, как она лазает по лестницам, а ее заглядывают под юбку. Нечего женщине соваться в такие дела.
Глава 3
Новейшая история
Мы не побежали в сторону Невы или Фонтанки, что казалось наиболее логичным, потому что те мосты, которые не были разведены, наверняка уже были перекрыты полицией, а свернули в сторону Спасо-Преображенского собора и присели подальше от убогих в тени его кущ, где гортанно ссорились мадагаскарские руконоги, а встрепанные стаи рогоклювов перепархивали в тени деревьев. Опять начинался мелкий дождь. С моих ушей капало, и я уже не обращал внимания на мокрую одежду. Вода на асфальте, медленно испаряясь под невидимым за облаками солнцем, превращалась в редкий туман. Откуда-то сразу же появились вездесущие комары и мухи, которые принялись пить из наших истерзанных тел последние капли крови.
- Тебе не кажется странным, что убивают всех, кто имел даже косвенное отношение к блондинке? - спросил Леха, отмахиваясь от насекомых.
Он панически боялся всяких мух и особенно пчел. В прошлый году он пошел в гости к своему дяде, который жил в районе Авиагородка. Дом стоял в саду, а в саду заведись дикие пчелы. Леха с дядей сели под деревом, выпили по здоровенной чарке, и дядя решил похвастаться. Он ударил ногой по стволу, на котором висел улей, и сказал:
- Мне и собаку заводить не надо, у меня пчелы, как собаки!..
- И какие они у тебя? - поинтересовался пьянеющий Леха.
- Цепные!!! - похвастался дядя и еще раз ударил ногой по дереву.
Естественно, пчелы покусали обоих. Мало того, что в Леху вкатили немереное количество лекарства, так он еще неделю походил на крокодила, вымазанного зеленкой.
- Я тоже думал об этом, - признался я, рассматривая, как из собора выходят хлысты, собирающиеся на молитву со всей округи.
У них было особое одеяние - холщовый балахон и кусок веревки на талии. Надо будет спросить у отца Вадима, подумал я, почему они молятся в обыкновенных церквях. Вид у них был, словно они в чем-то сговорились, но считали нужным этого скрывать. Потом я вспомнил его слова: 'Церковь должна объединять всех прихожан независимо от их заблуждений'. Он только забыл, что настоящие, 'дикие' хлысты молятся на голову козла в подземных молельнях и пьют человеческую кровь. Однажды Лехе даже удалось снять репортаж об их ритуале, но материал по политическим соображениям так и не пошел в печать, хотя в последние годы различные антицерковные секты появились, как грибы после дождя. Власти явно не знали, что делать с этим явлением и закрывали на все глаза.
- Зачем они его убили? - спросил Леха.
В его пегой прическе блестели капли влаги, а серые глаза выражали ухарскую беспечность. К середине дня мы оба устали, и пора было перекусить. Мой желудок успокоился и готов был к принятию пищи.
- Бармен мог увидеть планшетник, мог что-то услышать. Да мало ли что. Бармены часто бывают чьими-то информаторами. Хочешь, мы прекратим расследование, падем ниц перед главным и откупимся планшетником?
- Хочу! - заявил он, выпячивая грудь колесом.
- Пошли, - сказал я, понимая, что он валяет дурака. - Пошли…
Один из убогих, обвязанный окровавленной тряпкой, замер рядом с нами.
- Я не сумасшедший! - заявил он, сдирая тряпку с шеи, на которой у него алел здоровенный укус. - У меня просто отклонения в психике.
Он был в засаленном пиджаке, одетом на голое тело. Его щеки в голубоватой сыпи болезненно лоснились то ли от возбуждения, то ли от дождя, а грудь была впалой, словно по ней проехался грузовик. Глаза блестели, на загривке же была большая 'гуля' - опухоль величиной с кулак. Я с тоской подумал, что через десяток лет стану точно таким же, если не сбегу на Марс. Земной климат давно стал вредным для здоровья.
- Господи… - произнес Леха.
При его профессии он еще не потерял способность сострадать: кроме всего прочего, правая часть лица у бедняги тоже была поражена опухолью. Такие опухоли у бродяг и бездомных встречались все чаще и чаще. Кто-то из наших даже написал серию статей на эту тему. Но причина так не была названа. Впрочем, кто будет изучать бездомный? Покажите мне этого человека. Мне кажется, земное общество вместе с обнищанием утратило способность к состраданию.
Леха порылся в своих бездонных карманах и извлек начатый шкалик.
- На, - сказал он, - выпей, батя.
Я знал, почему он так сделал: у него не было отца и он часто подпаивал приглянувших ему бродяг. Единственного он не учел - хлысты вообще ничего не ели и не пили, по крайней мере, на людях. Кроме этого у некоторых вырастали настоящие клыки. Должно быть, для того, чтобы прокусывать сонную артерию на шее жертвы. Эти феномены еще не были до конца понятны, но всезнающий Лука утверждал, что хлысты питаются святым духом, а Забирковичус - что они энерготоники, то есть люди, черпающие энергию из вне, а не из обыкновенной пищи. Хотел бы я верить в подобные объяснения. Тогда зачем хлыстам клыки?
На лице убогого отразилась хитрость. Я мог поклясться, что в его птичьих глазах даже промелькнула хитрая мысль - он посчитал нас за идиотов, раздающих дармовую выпивку. Схватив бутылку, он отскочил на пару шагов. Взгляд его выражал безумие. Кое-кто из толпы обратил на нас внимание. Среди них была пара женщин весом не меньше двух центнеров. Их намерения получить свою долю не требовало особой интуиции. Мне показалось, что губы у них накрашены слишком яркой помадой, но потом понял, что это кровь. Почему-то они причащались таким образом прямо в церкви. Впрочем, в вопросах церковного этикета я разбирался плохо.
- Ты зря это сделал, - заметил я. - Посмотри на себя. - Действительно, дождь еще не смыл с нас кровь бедняги бармена. - Они приняли нас за своих, но за богатеньких.
- Это точно… - понял Леха. - Надо убираться.
Должно быть, это точно была целая секта кровососов-хлыстов. Они бежали за нами четыре квартала до самой Невы. Иногда кто-то вырывался вперед, но жадная стая тут же поглощала его, и тогда мы слышали дикий, безумный вой разочарования. Я решил, что хлысты возмутились самим фактом спаивания их водкой.
Нас спасли желтоватые заросли тамариска и фиттонии. Мы спрятались за ее гигантскими красноватыми листьями и смыли кровь в ближайшей луже. Честно говоря, я уже начинал привыкать к тамошнему климату - влажно и тепло, и каждый раз подсознательно ждал, что сезон дождей никогда не закончится, но рано или поздно выглядывало солнце и наступала беспощадная жара. Говорят, что резкое изменение климата повергло европейцев в шок - одна из причин переселения, ведь на Марс отбыло в основном население умеренных природных зон. Леха отдышавшись, хихикнул:
- Накось, выкуси… - и свернул дулю в сторону безумных хлыстов.
Впрочем, это было в его стиле - рисковать и убегать. В отличие от меня, он получал от этого удовольствие. Меня же вполне устраивали мягкий диван и телевизор. Я дал себе слово, что больше никогда, никогда не впутаюсь ни в одну авантюру. Потом я позвонил в домофон и услышал голос Аллы Николаевны:
- Кто там?
- Алла Николаевна, - сказал я, оглядываясь, толпа тщетно искала нас в гранитных развалинах набережной, - это Викентий Сператов…
Старый разведчик жил на улице Шпалерной, в доме, который еще выглядел вполне прилично: с целой крышей и даже кодовым замком на двери. Благо снова пошел дождь и мы не оставили кровавых следов на пороге, а все остальное дождь тут же смыл в Неву.
- Заходите, - пригласила она.
И дверь открылась. И вовремя, потому что когда мы поднимались на пятый этаж, то через чудом уцелевшее подъездное стекло увидели, как перед домом промчались эти безумные, а следом за ними, разбрызгивая лужи, - полицейская машина. Бык взялся за дело со всей основательность, на которую был способен. Наверное, он решил доказать начальству свою незаменимость.
Юрий Вадимович Бухман был легендарным человеком. Знаменитый боксер и тренер, участник двух 'странных войн', он, казалось, переживет это гнилое время. Мы с ним дружили, и у него была забавная привычка отвечать на незаданные вопросы. Обычно, если я спрашивал его о ранениях, он начинал рассказывать, что этому предшествовало, где и как он их получил и последствия для командования, наступившие после этого. В глубине души он был добрейшим человеком.
- У альнсовцев обычно боевой дозор состоял из пятнадцати человек под командованием сержанта, - рассказывал он. - Они разделялись на группы и прощупывали нашу оборону, ища слабые места. А вооружены были всеми видами стрелкового оружия. Как только слабое место обнаруживалось, туда вводились войска в виде клина. Бока клина атаковали вправо и влево, а центр закреплялся или шел дальше.
- А у нас? - интересовался я.
- У нас обычно использовали разведчиков. Разведчик на войне - хуже некуда. Хуже только в пехоте. Однажды на бассейне Нижней Тунгуски в районе Нидыма нам поставили задачу найти проход в горах, не занятый противником. Проход мы нашли, а когда отходили запасным маршрутом через сопки, попали в чужие окопы. Выстрелить никто не успел. Произошла скоротечная рукопашная. Нас было слишком мало, чтобы втягиваться в бой. Я кричу: 'Бей! , и в это мгновение меня пырнули штыком. Пробили ребра, задели легкое. Хорошо ребята вынесли. И еще одного ранили. Сейчас уже память остыла. Бывали такие моменты, когда судьба решалась в доли секунды… Как-то был случай: мы попали в переплет. Я прикинулся убитым. Альянсовец подошел и пнул ногой. Мне до сих про это снится…
Я прикинул, сколько же ему. Выходило не меньше семидесяти, но при случае он мог еще подраться. Последний раз, кажется, это произошло в общественном транспорте, где он поймал за руку карманников. Их оказалось трое. И всех троих он периодически укладывал на пол автобуса, пока они не перестали шевелиться.