Она шмыгнула носом и тоже подняла взгляд на герб.
- Я в этом не разбираюсь, - произнесла она; похоже ее все это не особенно интересовало.
Но, немного помолчав, она добавила:
- Правда, я вижу, что его перерисовывали.
- Герб?
- Все гербы. Посмотри на оттенок и яркость синей и красной краски - их явно накладывали позднее. Это сделали некоторое время назад, точнее - несколько лет тому, но и сами изображения не такие старые, как вся остальная обстановка.
- То есть, кто-то изменил изображение на гербе? - спросила я.
Она кивнула.
- Ты уверена?
Она только ухмыльнулась в ответ. Конечно, она была уверена. Большую часть из пяти лет, что она жила в коммуне на Ликанс-стрит она провела в мастерской по растиранию красок. Это была единственная вещь, которую она по-настоящему изучала и в которой стала настоящим профессионалом. Ее пальцы, покрытые въевшимися в кожу пятнами, недвусмысленно свидетельствовали о богатых знаниях и опыте. Она отлично разбиралась в красках - с одного взгляда могла сказать, как они были смешаны, как высыхали, как были нанесены и как изменились с течением времени.
Мы вернулись обратно в комнату. Лукрея отправилась к камину, чтобы погреться. Лайтберн вплотную приблизился ко мне и прошипел:
- Отвратное местечко. Я так думаю, нам надо сваливать, как только рассветет.
- Я тоже так думаю, - заверила я. - Но Шадрейк вряд ли будет в восторге. И нам надо сообразить, как взять с собой Юдику.
Он кивнул. Его задание-задание-епитимья доставить меня целой и невредимой к мэм Мордаунт, или кем там она была, по-прежнему оставалось в силе, и, хотя обстоятельства постоянно вмешивались в его планы, расстраивая их, он был полон решимости исполнить обещанное.
Внезапно в комнату вступили слуги - они вернулись, неся серебряные подносы с закусками и напитками. Следом за ними вошла Элаис Каторз.
Так мы впервые увидели ее.
Она была среднего для женщины роста, но из-за изящества и худобы казалась выше. Ее черные волосы - слишком черные для ее преклонных лет - были острижены коротко, как у мальчишки. При одном взгляде на нее становилось ясно, насколько она стара - но на ее белоснежной коже не было ни морщинки. Ее большие темные глаза напоминали кошачьи. Как я уже говорила, она была прекрасна - но это была красота не того рода, мысль о которой обычно приходит в голову, когда говорят о женской красоте. Она была прекрасна, как сияющая звезда, как хищный зверь, как штормовой океан.
Ее облекало прямое узкое невообразимо-элегантное белое платье - казалось, она собиралась на бал или светский раут, но из-за нашего прибытия была вынуждена изменить свои планы.
- Констан, - произнесла она. Ее голос походил на легкий бриз, пробегающий по кронам лесных деревьев.
- Дорогая, - откликнулся он, сгибаясь в льстивом поклоне.
- Ты привез своих друзей, - продолжала она.
- С вашего разрешения, - подтвердил он. - Как я уже говорил, возникли некоторые затруднения. А ваша помощь была особенно ценной. Возможность использовать вашу машину и разрешение быть гостями здесь…
- У нас в Лихорадке почти никто не бывает, - заметила она. - Мало кому подходит здешний климат. Другие находят, что здесь слишком мрачно. Но это отличное место, чтобы спрятаться, вряд ли кто-то будет искать вас за Сточными Канавами.
Она взглянула на Лукрею, которая стояла в тени Шадрейка, кротко склонив голову.
- Это и есть та девушка? - спросила Элаис Каторз.
- Нет, нет! - засмеялся Шадрейк, жестом подзывая меня. - Вот она. Падуя.
Элаис Каторз повернулась и смерила меня оценивающим взглядом своих сверхъестественных глаз.
- Конечно, - произнесла она. - Я должна была заметить. Она действительно очень хороша. Привет, Падуя.
- Мамзель, - почтительно ответила я.
Она подошла ко мне.
- Констан столько говорил о тебе, - сообщила она. - И теперь я вижу, почему. Он находит тебя прекраснейшим и вдохновляющим предметом, который действительно стоит изобразить. Он - настоящий мастер, но лишь лучшая модель способна заставить его показать, на что способны его глаз и рука.
Я не знала, что и ответить.
- Он сказал, что ты - пария, - продолжала она.
Я вздрогнула.
Она вскинула руку в грациозном успокаивающем жесте.
- Нет, нет, не стоит беспокоиться, - произнесла она. - Я знаю, это секрет, но у Шадрейка наметанный глаз в таких вещах.
- Скорее, наметанное стеклышко, - заметила я.
- Верно, стеклышко, - подтвердила Элаис Каторз, - которое я подарила ему много лет назад, когда он был лишь начинающим художником, пробивающимся к вершине - но его потенциал видела только я и никто больше.
- И вы увидели это через стеклышко? - поинтересовалась я, кажется, довольно ехидно. Она лишь рассмеялась в ответ, словно это предположение вполне соответствовало действительности.
- Так и было! Так и было! - подтвердила она. - Я увидела это через стеклышко и поняла, что он найдет этой вещице лучшее применение, чем я. И с тех пор его работы неизменно вызывают мое восхищение. У меня есть несколько его картин, все - по моему заказу. Тебе надо их увидеть.
- С удовольствием, - бодро соврала я.
- А что касается твоих свойств, - продолжала она уже серьезнее и с явным интересом. - Я полагаю, сейчас твои возможности ограничены?
- Да.
- Чем? Это браслет? Ожерелье? Или имплант?
- Манжет, - произнесла я. Чуть помедлив, я закатала рукав и показала ей манжет на запястье.
Зачарованно глядя, она кивнула.
- Вы много знаете о… таких, как я, - заметила я.
- Ну, я изучала этот вопрос, - ответила она. - Он очень интересует меня. Конечно, это лишь интерес любителя, а не ученого, но мне всегда хотелось воочию увидеть одну из вас.
- Про… таких, как я не так много материалов, - произнесла я, - которые были бы общедоступны или разрешены к публикации. В основном, они засекречены или запрещены. Существование таких, как я, в общем-то, не признано официально.
- Редчайшие из редких, - она улыбнулась. - И в этой комнате их целых двое.
И снова я вздрогнула от неожиданности. Меня поразила ее проницательность. Она наблюдала, как несчастный Юдика съежился в своем кресле, почувствовав, что все смотрят на него.
- Я заметила, что на нем такой же манжет. И вижу, что вы друзья. Возможно, вы учились в одной школе?
- Школе? - повторила я.
Элаис Каторз улыбнулась.
- Я знаю про школу, Падуя. И я знаю, что Падуя - это не настоящее твое имя. Я знаю о Зоне Дня, моя прелесть, и знаю, что лишь несколько ночей назад она пала при самых трагических обстоятельствах после многих лет, в течение которых она воспитывала особенных людей, не похожих ни на кого.
- Вам приходилось там бывать? - спросила я.
- Никогда, - заверила она меня, - но знала о ней очень давно. Это была почти что моя работа - узнавать о том, что делается в городе. А школа была ресурсом, который я планировала использовать - но так и не получила такой возможности. Теперь она исчезла - и это дело рук врагов настоящего человечества, но для меня будет некоторым утешением то, что я спасла двоих из ее потерянных учеников.
- И что вы хотите за то, что спасли нас? - прямо спросила я.
- Ничего, - снова улыбнулась она, - вернее, ничего особенного. Я хочу помочь твоему страждущему другу, который был ранен психомагией.
- Вы знаете и об этом?
- Я уже видела такое раньше. И еще я хочу, чтобы Констан нарисовал тебя.
- Нарисовал меня?
- Да, здесь, в Лихорадке. Я приготовила все необходимое. Я желаю, чтобы он нарисовал твой портрет для меня. С выключенным манжетом.
- Но зачем?
- Ну, я желаю порадовать себя этой единственной в своем роде картиной.
- А что еще? - спросила я.
Она покачала головой.
- Больше ничего. Решительно ничего. Мне ничего больше от тебя не нужно. Если ты решишь сказать мне свое имя, я буду очень польщена, но, если тебе это безразлично - можем спокойно обойтись и тем, что ты используешь сейчас. И еще я была бы очень благодарна тебе, если бы ты на минуточку отключила твой манжет - впрочем, все равно решать тебе.
Я пристально посмотрела на нее. Во взгляде ее прекрасных глаз не было ничего, кроме дружелюбия и открытости. Но, вглядевшись, я решила, что, возможно, в нем не было вообще ничего.
- На кого вы работаете? - спросила я.
- На кого? Что ты имеешь в виду, моя дорогая?
- Чьи интересы вы представляете?
- Ничьи. Только интересы моей семьи.
- Ваша семья изменила фамилию и герб, не так ли? - перешла я в наступление. - Вы ведь не всегда звались домом Каторз?
- Так и есть. Я - последняя представительница куда более древнего рода. Наша кровь прибыла из иных миров и оставила след в истории. Такой, что самым разумным было переменить имя, чтобы не позволить… нашим злоключениям следовать за нами.
- Вы говорите "за нами", - подхватила я, - но ведь никого, кроме вас нет, не так ли?
Она кивнула.
- Все верно. Я - последняя.
- Я отключу мой манжет, - пообещала я, - если вы согласитесь назвать настоящее имя вашей семьи.
На секунду она задумалась, потом снова улыбнулась и произнесла:
- Не вижу никаких причин, чтобы нам обеим не выполнить то, о чем ты говоришь.
Секунду я смотрела на нее. Потом без всяких церемоний вырубила манжет. Юдика никак не отреагировал. Шадрейк и Лайтберн одинаковым неловким движением отступили назад. Лукрея прямо-таки отскочила от меня - было видно, что она вне себя от изумления.
- Падуя! - выдохнула она. Я видела, как она напугана: внезапно и без видимых причин я стала вызывать в ней отвращение.
Элаис Каторз продолжала улыбаться. Она не сделала ни единого движения, чтобы отойти от меня.
- Восхитительно, - произнесла она. Потом закрыла глаза и глубоко вздохнула.
- Эта внезапная тишина. Прекрасное ощущение, - сообщила она.
Я включила манжет. Она открыла глаза и посмотрела на меня.
- Спасибо, - сказала она.
- Теперь ваша очередь, - ответила я.
- Очень хорошо, - произнесла она. - Но что ты думаешь обо мне, Падуя? Кажется, у тебя есть какие-то мысли по этому поводу, и я бы хотела проверить, насколько они соответствуют действительности.
- Настоящее имя вашей семьи - Чейз? - отважилась я задать вопрос. - Вы - Лилеан Чейз?
Похоже, она была искренне удивлена.
- Нет, нет! - рассмеялась она. - Я - не она. Ты ошиблась.
- Тогда кто вы?
Она снова посмотрела мне прямо в глаза.
- Имя моей семьи - Гло, - произнесла она.
Я была разочарована. Никогда раньше мне не приходилось слышать эту фамилию.
ГЛАВА 32
Теке Улыбчивый
Элаис Каторз пригласила нас присоединиться к ней в столовой, где сервируют ужин. Когда выяснилось, что Юдика не в том состоянии, чтобы куда-то идти, мы устроили его на кушетке и укрыли пледом.
- Для него приготовят спальню, - заверила Элаис Каторз.
- Ему нужно не только поспать, - насмешливо произнес Реннер Лайтберн.
Элаис Каторз бросила на него быстрый внимательный взгляд.
- Вы правы, сэр, - произнесла она; я заметила, что она слегка расслабилась. Полагаю, она просто проигнорировала колкость, произнесенную тем, кого считала ниже себя. Она приказала слугам позаботиться, чтобы еда оставалась горячей, но пока не подавать ужин.
- Я должна узнать, что с ним случилось, - произнесла она.
- Я не знаю, что с ним произошло, - ответила я.
- Тогда расскажи что знаешь, - попросила она.
Так я и сделала. Я рассказала все, что знала - осторожно и дозировано преподнося информацию. Я поведала, что агенты "Блэкуордса" схватили меня при попытке к бегству. Я объяснила, что они рассматривали меня как своего рода ценный актив и товар.
- Они все рассматривают в таком качестве, - заметила Элаис Каторз. - Ах, Блэкуордсы. Они - древний род, пожалуй, самый древний из всех. Во всяком случае, точно древнейший в секторе. Как зовут того молодого высокомерного придурка, который у них сейчас за старшего?
- Балфус? - подсказала я.
Она кивнула.
- Впрочем, у меня нет на него времени. Последние восемьсот лет наши семьи мирно сосуществовали в Геликане и окрестностях. Блэкуордсы всегда могли оказывать услуги, на которые был неспособен никто другой. Они были великолепными торговцами и поставщиками, и всегда могли достать самые редкостные и необычные предметы.
Она вновь устремила на меня взгляд своих прекрасных глаз.
- И я не удивлена, что они пошли на такие затраты, чтобы получить тебя, моя прелесть.
Я пожала плечами.
- Когда-то, - продолжала она, - очень давно, Блэкуордсы отлично служили моей семье.
- Вашей семье… в смысле, Гло?
- Да. На Блэкуордсов всегда можно было положиться - они могли найти все, что заказывали мои предки, и доставить это в любое место в трех окрестных субсекторах. Но их отношение к делам изменилось. Похоже, они больше не хотят удовлетворяться безупречной службой и отличной репутацией, которую получили благодаря этой службе. Они хотят власти, которой можно распоряжаться единолично, не прибегая к косвенному влиянию и интригам. Они стараются вывести семейный бизнес на новую ступень. Что ж, полагаю, именно с тех пор, когда мы впервые заметили эти амбиции, моя семья стала вести с их торговым домом все меньше и меньше дел.
- А какого именно влияния они хотят? - не поняла я.
- Влияние бывает только одного рода, Падуя, - ответила она.
Она налила в стакан воды из хрустального графина, стоявшего на маленьком приставном столике и сделала глоток.
- Продолжай, - попросила она.
Я оглядела собравшееся общество: Реннер, сидя у камина, глядел на огонь и слушал; Шадрейк прикладывался к бокалу и делал наброски, изображая меня, пока я рассказывала; Лукрея свернулась на кушетке рядом с ним; Юдика выглядел безучастным ко всему.
Я рассказала, как Балфус Блэкуордс привел меня в церковь с - именно так я и выразилась - намерением продать меня Экклезиархии. Но я не сказала ей ни о записной книжке с заметками Лилеан Чейз, которую, насколько я знала, Лайтберн до сих пор носил с собой, ни об ордосе, ни о когнитэ. Но, из чистого любопытства, упомянула "Короля" и "восемь" - в том же контексте, в котором их упоминали при мне.
- Еще тот человек Блэкуордса, Лупан - говорил о "программе", - сообщила я.
- И все эти слова незнакомы тебе? - поинтересовалась Элаис Каторз.
- Мне кажется, это не совсем обычные названия для знакомых мне вещей, - предположила я. - На мой взгляд, "программа" - это то, чем занималась Зона Дня, развитие способностей парий и подготовка из них высококлассных агентов для служения человечеству.
- Думаю, ты права, - произнесла она.
- И всем этим занимаются Король и Восемь, они - часть тех властей, что контролируют Зону Дня, - продолжала я.
Она кивнула.
- Эти названия вам знакомы? - спросила я.
- Орфей - это другое имя Короля, так же известного как Король в Желтом или Желтый Король, - сообщила она. - Он почетный титул, если угодно, обрядовое имя, которое носит глава тайных агентов в субсекторе Ангелус. Насколько помнит моя семья, Желтый Король был всегда. Впрочем, сомневаюсь, что это был один и тот же человек.
- А Восемь? - спросила я.
- Его ближний круг. Соратники и конфиденты Короля. Его советники. Его приближенные. Те, кто посвящен в его тайны. Я не знаю, сколько их.
- Думаю, восемь? - предположила я.
Она взглянула на меня с заметным удивлением, потом улыбнулась, словно я произнесла нечто, что никогда не приходило ей в голову.
- Конечно, ты права, - произнесла она. - Так оно и есть.
Хотя я и старалась быть как можно более осторожной, желание задать следующий вопрос оказалось сильнее.
- Когда вы сказали "глава тайных агентов", вы имели в виду Инквизицию, не так ли?
- Ну да, - ответила она, - конечно. У тебя какие-то сомнения?
- Нет, - коротко ответила я.
- Хорошо.
- Еще я слышала слово "граэль", - сообщила я.
Никакой реакции. Она и глазом не моргнула.
- "Граэль" - особое понятие, - произнесла она без долгих размышлений. - С точки зрения древней эзотерической традиции человечества, это важный символ. Граэль. Точнее - "грааль". Буквально, это слово означает чашу или потир, который содержит некую вечную и неизменную сущность божественного происхождения. В древних верованиях, например, в Катерической Церкви, грааль считался священной реликвией, хотя и не был чашей в буквальном смысле слова.
- Вы говорите о верованиях и религии, которые существовали до Культа Императора? - спросила я.
- Да. До культа, до Экклезиархии, до Лектицио Дивинатус. Более того, до войны, которая объединила Терру и положила начало Великому Крестовому Походу. Тогда существовало множество верований, и миф о граале был частью многих из них.
- Значит, речь идет о символе? - уточнила я.
Она кивнула и сделала еще глоток воды.
- Это слово использовалось как закодированное определение для многих вещей. Например, считалось, что грааль - это чаша, из которой персонаж, олицетворявший мессию, пил во время церемониального ужина, и таким образом эта чаша обрела мистические животворные свойства. Также считали, что грааль был сосудом, в который собрали капли крови погибшего мессии, и, благодаря этому, он также был благословен. В других религиях это слово понимали менее буквально: грааль сохранял кровь в том смысле, в котором "кровью" называют "род" или "семью". Кровь как генетическая память потомков мессии. Таким образом, граалем мог быть даже человек.
- То есть все это символизировало генетическую память? - спросила я.
Элаис Каторз пожала плечами.
- Полагаю, речь шла скорее о наследовании. Наследовании и передаче всего, что ценно, от одного поколения к другому: неважно, идет ли речь о генетических признаках, информации, данных, практических умениях. В других традициях грааль олицетворял тайное знание архитекторов, которое они передавали друг другу среди своего братства. В древние времена знания и навыки архитекторов считались великой ценностью. Они называли себя масонами - теми, кто умеет строить здания из камня, а точнее, теми, кто в силах возвести дом для бога.
- Дом божий. A maison dieu, - заметила я.
Она улыбнулась.
- Вот именно. Зона Дня, - заключила она, и я заметила восхищенный блеск в ее глазах. - Прими мои поздравления, ты отлично знаешь Древнюю Франку. Строительство храмов было древнейшим актом веры, и те, кто знал, как его совершить, высоко ценились. Такие храмовни-ки, еще будучи новициями, послушниками, проходили тайное обучение в круге своих собратьев. И, конечно…
Неожиданно она умолкла и, казалось, задумалась о чем-то.
- И конечно - что? - произнес Лайтберн. Эти слова недвусмысленно свидетельствовали о том, что разговор гораздо больше заинтересовал его, чем он хочет показать. Я предположила, что человек, который когда-то жил в храме и подчинял всю свою жизнь установленным там порядкам, непременно должен был прислушаться к подобной беседе.
Элаис Каторз повернулась, чтобы взглянуть на Проклятого.