- Да. Похоже на то, что они решили убедить нас в бесполезности телекинеза для человечества. И они нас отсюда не выпустят. Слишком много мы уже знаем… Если бы сохранилась корабельная библиотека! Но нет, даже тогда… Человеческий мозг просто не в состоянии зафиксировать в памяти достаточно сложное устройство со всеми материалами на молекулярном уровне…
Вечером, устав от бесплодных теоретических споров, Практикант улетел в горы, не спросив разрешения у Физика. Почти каждый его шаг требовал теперь специального разрешения.
Того полного отчуждения, которого он так опасался вначале, не произошло, но и того, что было в его теперешнем положении, вполне хватало для потери душевного равновесия.
В ущельях свистел холодный ветер. Вершины близлежащих гор чертили у ног Райкова странные, резкие тени. Практикант ничком повалился на маленькую каменную площадку, на которую только что опустился, и долго лежал неподвижно, слушая свист ветра.
От этих заунывных звуков, словно подчёркивающих одиночество, он чувствовал себя особенно скверно. А потом вдруг встал, осмотрелся, нашёл подходящую скалу и закрыл глаза… Мир вокруг него перестал существовать. На секунду показалось даже, что сознание сейчас выйдет из-под контроля. Но он взял себя в руки и с предельной чёткостью представил, как скала исчезла и на её месте появился земной звездолёт, появился их старый "ИЗ-2", появился таким, каким запомнил его Практикант в земное холодное утро старта, с разводами краски на боках, с яркими сполохами сигнальных огней…
Всё у него получилось. И краска, и цветные пятна на месте сигнальных огней, и довольно точная скульптура звездолёта в натуральную величину, неплохой памятник из базальта… Довольно детальный памятник с ажурными переплетениями антенн и хищными щелями для вспомогательных реакторов… Вот только люк не открывался.
Он не стал разрушать звездолёт. Накрыл каменным конусом огромной скалы, из которой перед этим убрал сердцевину. Скрытый памятник. Никто не увидит и не узнает о нём, но он всё же будет стоять, памятник его мечте и его глупости…
Постепенно жизнь в лагере входила в определённую колею. Дни становились похожи друг на друга. Очевидно, планета израсходовала уже все свои сюрпризы, а то огромное, что содержал теперь в себе мозг Практиканта, оставалось для них бесполезным. Они всё выжидали чего-то, осторожничали, повторяли одни и те же порядком надоевшие опыты. Словом, все усиленно делали вид, что ещё ничего не потеряно, что основная работа лишь начата и что привычная систематика исследований, сотни чертежей, графиков, формул принесут им что-нибудь неожиданное.
Практикант сидел в пещере вдвоём с Доктором, изо всех сил стараясь не нагрубить ему в ответ на его длинные и благодушные рассуждения о прекрасном будущем, которое ждёт человечество, если им удастся вернуться.
К счастью, Кибернетик с Физиком с утра куда-то ушли, и поэтому в лагере было относительно тихо.
Чтобы как-то отвлечь Доктора от темы возвращения, Практикант попытался сделать по его структурным молекулярным формулам немного крахмала. Крахмал получился жидким и каким-то прозрачным.
Доктор внимательно проверил его на экспресс-анализаторе и в конце концов мужественно решил попробовать, после чего ему стало не до Практиканта. Расстройство желудка было расплатой за эту смелость.
В чём-то они ошиблись, в чём-то очень важном… С самого начала. Может быть, нужно искать совершенно новый метод решения этой проблемы, а они идут привычным путём - ищут способы создания механизмов. Но ведь те, кто построил эту планету для контактов, наверняка передвигались в космосе без всяких механизмов. Впрочем, об этом они не оставили никакой информации, а, кроме того, само устройство человеческого организма может стать непреодолимым препятствием. В космосе человеку нужны сложные приспособления, хотя бы для защиты. Так что, возможно, он не прав, а прав Кибернетик.
И всё же Райков не верил, что они пошли на этот контакт, только чтобы доказать людям их несостоятельность. В том, как проходил контакт, в его последствиях была какая-то неправильность, непонимание, но только не враждебность.
Едва Физик и Кибернетик отошли от лагеря на несколько километров к северу, пейзаж изменился. Вместо привычных уже пустынных холмов и скал, подножия которых утопали в бархатистом, раскалённом на солнце песке, они попали на широкое вулканическое поле.
Застывшие потоки лавы образовали здесь причудливые невысокие гребни, впадины, волны. Поверхность камня ослепительно сверкала под солнцем, словно они шли по огромному чёрному зеркалу. Тяжёлые рюкзаки оттягивали плечи. С собой приходилось нести не только приборы из планетарного комплекса, но также и большой запас воды. Доктор оказался прав - в пище они больше не нуждались, но зато потребление воды значительно возросло, наверно, организм, перестраиваясь на новую энергетику, нуждался в большом количестве жидкости. В пустынной местности ручьи встречались не так часто, и всю воду вместе с неприкосновенным запасом приходилось тащить с собой.
Кибернетик отстал на несколько шагов, он то и дело спотыкался о камни, и Физик слышал его приглушённые проклятия. Наконец Кибернетик окончательно потерял терпение, бросил рюкзак и потребовал остановиться.
- Не понимаю, зачем вообще тебе нужны эти походы! Чего ты ищешь?
- Видишь ли, Миша, нас сюда прислали для исследовательской работы. Вот мы ею и занимаемся. Мы не видели даже сотой части планеты. Ничего о ней не знаем. Здесь за каждым камнем могут таиться сюрпризы.
- Никто нас сюда не присылал, и никакая мы больше не экспедиция! Незачем себя обманывать!
- Хорошо. Пусть не экспедиция. Считай, что мне просто интересно.
- Ну и ходил бы один, я-то тут при чём?
- Одному ходить по неисследованной планете не разрешает инструкция. Ты разве не знаешь?
- Я знаю инструкцию. Нечего издеваться. Я не вижу смысла в твоих шатаниях по планете. Если ты ищешь их, то напрасно. Райков ясно сказал, что они ушли и больше не вернутся.
- Знаешь, Миша, после того, что случилось с Райковым, я не могу насмотреться на эту планету. Тут в каждом камне может таиться такое… Мне действительно интересно. Вот посмотри, этот гребень похож на электрокар, а тот - на голову верблюда, а за тем гребнем может открыться озеро, лес, может быть, город… Я не знаю что, говорили же они Райкову, что здесь побывала целая цивилизация. Пусть контакт не состоялся, должны остаться хоть какие-то следы!
- Не понимаю, нам-то какая польза от этих следов?
- Не знаю, - честно признался Физик. - Может быть, никакой. Не во всём же надо искать пользу. И потом, сидеть без дела в лагере просто скучно, неужели ты этого не заметил?
- Мне никогда не бывает скучно, - мрачно изрёк Кибернетик и, словно закрепляя сказанное, сразу же повторил: - Никогда.
- Интересно, Миша, зачем тебя занесло в дальнюю разведку?
- Не твоё это дело, Петрович. Ты всё-таки не Навигатор и не председатель экспедиционной комиссии.
- В этом ты, несомненно, прав. - Физик стряхнул пот со лба, подошёл к Кибернетику и, поставив свой рюкзак рядом с его небрежно брошенным на землю, достал флягу о водой, смочил виски, голову, прополоскал горло. Потом тяжело опустился на гладкий камень в тени рядом с Кибернетиком и продолжил:
- На этой планете, несомненно, существует некая комиссия. Может быть, термин неточен, не в нём дело. Я хочу сказать, что здесь наши поступки, а может быть, даже мысли изучаются, оцениваются. По ним делают выводы, и не только о нас с тобой, обо всей нашей цивилизации. Обо всех людях сразу.
- Если бы ты был прав, они бы не выбрали для своего эксперимента этого сопливого мальчишку!
Кибернетик подобрал с земли увесистый каменный осколок и запустил его в ближайший гребень. Камень разлетелся на множество осколков с печальным стеклянным звоном, словно Кибернетик разбил хрусталь. Несколько минут Физик молча внимательно смотрел на него.
- Не такой уж Райков мальчишка, и потом, мне кажется, не в возрасте здесь дело, совсем не в возрасте, так что пеняй на себя.
- Ну знаешь! - Кибернетик вскочил. - Мне надоели твои поучения. Пойдём.
- Ты сам виноват, Миша. Не надо было хвататься за бластер. Доктор абсолютно прав. Я убеждён, их выбор совсем не случаен. Они могли в чём-то ошибиться, не разобраться до конца с нашей психологией, в наших моральных качествах, но в основном они правы. Райков наиболее подходящая кандидатура. У него светлая голова, он способен на неожиданные смелые решения, и над ним не довлеют параграфы бесчисленных инструкций, законов и правил, к которым мы с тобой слишком уж привыкли… А может, просто им понравилась его смелость, нам с тобой в нужный момент её не хватило. Я вот всё думаю, отчего меня они вышвырнули из эксперимента. Думаю и не могу понять… Видишь, как всё непросто.
Физик поднялся, и часа два они шли молча. Время от времени он останавливался, чтобы зарисовать крюки пройденного маршрута, и тогда Кибернетик, опустив на землю рюкзак, отходил в сторону, словно лишний раз хотел подчеркнуть своё несогласие с его доводами, свою обиду и нежелание нарушить молчание.
Физик его не торопил, понимая, что сказано уже достаточно и нужно дать ему время. По тому, как он хмурился, как ходили желваки по скулам, Физик понял, что в голове этого молчаливого, мрачного, отчуждённого от всех человека идёт напряжённая работа мысли, переоценка старых ценностей, оценка новых фактов… Во всяком случае, он на это надеялся.
Километра через три плато начало постепенно подниматься, идти становилось всё труднее, но зато совершенно исчез песок, полностью обнажилась полированная, гладкая, как кость, каменная поверхность. Теперь Физик не отрывал от неё глаз, старательно обходя наиболее ровные расселины, иногда нагибался и подолгу изучал камень под ногами. Наконец Кибернетик не выдержал:
- Что ты там ищешь? Ползаешь, как ищейка, по этим камням!
- Я понимаю, что вероятность мала, но всё же… Если сложить все наши маршруты, мы обошли порядочный кусок и постепенно замыкаем круг. Странно, что до сих пор не заметили ни одного следа.
- Да чей след может быть в этой мёртвой пустыне?
- След нашего робота. Не мог же он испариться?
- Вполне мог. Испарилась же шлюпка, испарилась оболочка наших скафандров.
- Об этом я не подумал, хотя обшивка шлюпки и наши скафандры разрушились не случайно. Нам просто дали понять, что они здесь не нужны.
- Можешь считать, что робот им тоже не нужен. - Минут пятнадцать Кибернетик молчал, надеясь, что Физик поддержит разговор, но тот не стал ему помогать. Наконец он спросил: - Зачем тебе робот?
- У него хорошая память, прочная, с большим объёмом. Кроме того, пешком, без транспорта, мы немногого добьёмся. Жалкие царапины маршрутов, а вокруг десятки тысяч километров неисследованной поверхности. Там может скрываться всё что угодно. Не верю я в мёртвый камень. Слишком уж он однозначен. Словно кто-то специально проектировал эту пустыню.
- Скорее всего, так оно и было.
Кибернетик отвернулся и вновь молча пошёл вперёд. Физик долго стоял неподвижно, глядя ему вслед. На худой фигуре Кибернетика одежда болталась, точно он носил её с чужого плеча. Куртка местами уже порвалась, неряшливо торчали клочья подкладки, а давно не бритые щёки, оттенённые синеватой щетиной, ввалились внутрь.
Усилия доктора поддерживать их всех в определённой форме, не давать опускаться, в случае с Кибернетиком не имели успеха. Безнадёжность ситуации, в которой они оказались, а может быть, и сама эта странная планета, словно рентген, высвечивала в них нечто глубинное, в обычных условиях скрытое от постороннего глаза. Только сегодня он, например, понял, что Кибернетик завидует Райкову. Изо всех сил старается этого не показать, но всё-таки завидует. "А ты разве нет? - спросил он себя. - Конечно, и я тоже, хотя зависть, наверно, не то слово". Неизвестно ещё, является ли благом их дар. Во всяком случае, Райкову труднее, чем любому из нас… Труднее, но интереснее, - тут же поправил он себя, - и потом, не в этом, в общем-то, дело. Каждый из нас невольно спрашивает себя в глубине души, почему они выбрали не меня? Спрашивает, старается найти ответ… Это должен быть очень честный и до конца откровенный ответ. Может быть, впервые мы видим себя со стороны, словно бы в увеличивающем зеркале чужого взгляда.
Он догнал Кибернетика, пошёл с ним рядом, испытывая жалость к этому человеку, понимая уже, что на Земле у него наверняка не всё сложилось удачно, были причины, заставившие его покинуть родную планету. Глубинные, скрытые от всех причины. Ещё он испытывал тревогу. Тревогу оттого, что экипаж не подготовлен к невероятно сложной и ответственной задаче, обрушившейся на них неожиданно, как обвал. Здесь должны были бы быть вместо них специально отобранные и подготовленные люди, а не они, рядовые космонавты, со своими слабостями, горестями и обидами. Слишком случаен оказался выбор для того, чтобы судить по нему обо всём человечестве сразу.
- Я хотел тебя, Миша, попросить об одном одолжении…
- Ну? - мрачно пробурчал Кибернетик, не поворачивая и не замедляя шаг.
- Помоги, пожалуйста, Райкову…
- Помочь Райкову? В чём я должен ему помогать?
- Ты к нему несправедлив, держишься с ним слишком резко, слишком отчуждённо, ему труднее, чем любому из нас.
- Здесь не школа третьей ступени, а я не нянька.
- Конечно, ты не нянька, но всё-таки постарайся, одному мне с этим не справиться.
- Хочешь знать, почему я ушёл в разведку? - неожиданно спросил Кибернетик. - Сын у меня погиб в нелепой катастрофе. Взорвался подземный автоматический завод, и он раньше времени полез выяснять причины аварии и не вернулся… Сейчас ему было бы столько же, сколько Райкову, он был талантливым мальчиком. Это он мечтал о дальней разведке, он, а не я. Но мне всегда хотелось узнать, чем она его привлекала, что он хотел найти за пределами круга наших познаний о мире. Я до сих пор стараюсь это понять и не могу…
Он надолго замолчал, словно ждал от Физика каких-то особенных, важных сейчас слов. Но тот лишь молча, ссутулившись, шёл рядом, тяжело прихрамывая под своей ношей, словно рюкзак у него стал тяжелее от его слов.
Вернулись они в лагерь поздно вечером.
Оба пришли молчаливые, усталые и подавленные. Кибернетик сразу же ушёл в пещеру. А Физик долго стоял рядом с Практикантом. Райкову хотелось избежать предстоящего разговора, но когда Физик спросил: - "Может, пройдёмся?" - он только кивнул.
- Последнее время ты совсем забросил работу.
- Да.
- Я просил тебя вести дневник, но даже это ты делаешь не очень аккуратно.
- Вчера я заполнил почти за весь месяц.
- Я смотрел. Там совсем нет анализа твоего состояния и ощущений, которые ты испытываешь во время экспериментов.
- Во время экспериментов я не испытываю никаких ощущений.
- И совершенно напрасно. По крайней мере, напрасно не стараешься понять, что ты ощущаешь в момент, когда…
- Дело не во мне. Уверяю тебя, я не ощущаю ничего необычного. Почти ничего.
- Вот это самое "почти".
- Не понимаю, зачем тебе… ну, в общем, сначала я должен представить себе это со всеми деталями, потом напрягаю волю, представляю, как мысленный слепок материализуется, и в какой-то момент что-то срабатывает. Это требует большого напряжения воли и внимания, поэтому случайные мысли-образы не могут материализоваться.
Они спускались по длинной, метров сто, каменной лестнице, ведущей от их жилья до самого дна ущелья. Физик всё время шаркал по ступенькам, словно ему трудно было поднимать ноги. Райков подумал, что Физику уже немало лет и что, наверное, это последняя его экспедиция. Но почти сразу же поправился. Для всех них это была последняя экспедиция.
Он упрямо повторил:
- Никому всё это не нужно. Вы живёте в каком-то сне. Придумали забавы. Надоело…
Вдруг Физик взял его за руку. Практикант вздрогнул, так непривычен был этот простой жест.
- Для Земли не так уж важно, вернёмся мы или нет.
Несколько секунд они молча стояли на последних ступеньках лестницы. Вечерние тени уже накрыли дно ущелья, лестницу, клеть подъёмника.
- Что же важно? - тихо спросил Практикант. - Что же тогда для нас важно?
- Сохранить и передать людям то, что есть у тебя.
- Но я ведь не знаю самого главного: как это получается. А если бы даже знал, всё равно сначала надо вернуться…
- Или передать.
- Передать?
- Ну да. Просто передать тем, кто когда-нибудь прилетит сюда вслед за нами. Сохранить и передать.
- Но что? Что передать?
- Вот это я и стараюсь понять. Ищу всё время. И ещё мне хотелось бы знать, для чего они всё это затеяли. Не верю, что им так уж безразличен результат эксперимента.
- А если прав Миша? Если они хотели доказать нам нашу беспомощность?
- Нельзя забывать, что, решая этот вопрос, они оперировали не нашей, не человеческой логикой, поэтому вряд ли мы когда-нибудь сумеем до конца понять, почему они так решили. Но одно мне ясно: в этой странной игре мы должны выиграть хотя бы несколько очков. Мы с Мишей искали робота, но безуспешно. А сейчас он нам нужен, как никогда.
- Хочешь его использовать как хранилище информации для тех, кто прилетит сюда после нас?
Физик кивнул.
- Но, может быть, его постигла участь шлюпки?
- Не думаю. Вряд ли их интересуют наши механизмы. Кроме того, ты же сам сказал, что они покинули планету до конца эксперимента. А если мы заложим информацию в робота, эксперимент фактически будет продолжаться даже после того, как мы сойдём со сцены…
- Пока что нечего в него закладывать! Нет у нас никакой серьёзной информации.
- Да… ты прав… Но ведь здесь, на планете, была гуманоидная цивилизация, по крайней мере её представители. И если информация, которую тебе передали, верна, именно здесь они учились управлять материей. Должны же были остаться какие-то следы. Нам бы транспорт, хотя бы небольшой вездеход из планетного комплекса, но и его не удалось собрать…
- Я бы мог тебе представить вездеход, даже звездолёт, только это будет игрушка, макет. Я уже пробовал.
- Я знаю.
- Знаешь?
- Да, я видел, как ты пытался одним махом справиться с нашим "ИЗом".
- Может, ты знаешь, почему мне это не удалось?
- Ты и сам это знаешь.
- Но подожди! Тогда надо начинать с малого, с каких-то частей, деталей, всё вместе мы могли бы вспомнить! Ведь мы же всё знаем о его системах! Знаем, где расположен каждый винтик! Надо изготовлять отдельные части, а потом собирать их в более сложные! Вместо этого ты меня заставляешь делать какие-то дурацкие упражнения!
- Даже если бы это было возможно, не хватило бы всей нашей жизни. Но это невозможно. Вот, например, генератор защитного поля, довольно простое устройство, в сущности, многослойный конденсатор, правда, слои расположены в пакетах через половину длины альфа-волн, чтобы получить интерференцию. Ты помнишь длины этих волн?
- Ну, приблизительно…