Так вот… выходит прошлым летом этот мужичок-сторож в ночной двор на предмет осмотра и бдения. Часа в три ночи, говорит, вышел. Двор сейчас полностью заасфальтирован, - машинёшки разнообразные стоят, ворота заперты…
Вышел…
А вот нет ни машин, ни асфальта!
В глухой кромешной тьме слабо фосфоресцирует трава… как стрелки на часах… аккуратным прямоугольником светится.
Дома, двор окружающие, глыбами мрака ворочаются, стонут глухо. Сомкнуться тужатся, задавить…
И стоят на траве столы ровными рядами. Лежат на них люди в белых саванах, ликом светлые и в восковых руках у каждого свечечка теплится.
Колокол откуда-то со стороны Верх-Исетского завода, от церкви - бом-м-м… глухо так… и звук стелется, затихая, в хрип отдаёт…
Как мужик на ногах устоял - сам не упомнит. Заперся у себя в комнатке и залпом выдул бутылку водки, накануне припасённую. Утром скандал, конечно… попёрли его с работы… а он и рад.
Вот так-то.
Нет, не ходите июльскими ночами в тех местах, не ходите! Уверяю вас - это не интересно
Это - страшно.
Я, вот, честно говоря, к этому не готов.
…
Господину телевизионному оператору Нестерову (Нестор Махно, - естественно, а какое же ещё прозвище ему могли дать?!) сложившаяся ситуация совсем не нравилась.
И дёрнул его чёрт вчера подкатывать яйца к Оксане-второй! Ну, Лекс, понятно… старая любовь не ржавеет, а он-то за каким хреном попёрся на АТР, да ещё не в свою смену? Нет, конечно, на миру и смерть красна, но не настолько уж Махно любил коллектив, чтобы сидеть в студии, в полутора метрах от отмороженных солдатиков и увесистой коробки с динамитом…
Когда вчера Москвич предложил пяти человекам уйти, он, к сожалению, имел ввиду только девиц. Правда, они все уходить отказались. И зря, как всё более уныло думал Махно.
Впрочем, авось, всё обойдётся. Москвич по сотовому говорил делово и сухо. Адрон поддержал - депутат как-никак, - так что, может, и выйдем отсюда без травм, а, ребята?
Махно вздохнул. Сегодня утром они должны были с Олегом Спицыным и прочими друзьями закатиться на рыбалку. Эх, рыбалка!.. "А рыбы не будет - и так напьёмся!" Надо завязывать с операторской работой - ну её на хрен! Денег толком нет… ни на одном из телеканалов. Всё говорили, мол, на АТР будет шоколадно… ага, как же! Пятьсот рублей добавили, зато в новости сунули. А там набегаешься, как обдолбанный бобик…
Махно снова вздохнул… Блин, ведь были времена! Они, правда, и сейчас временами бывают… вон, например, практиканточки… прошлым летом! Набежало их с первого курса журфака УрГУ… или как там сейчас университет называют? Хор-р-рошие были девочки! Лекс, правда, сгоряча назвал, было, их "куклы-неваляшки", но очень скоро выяснилось, что валять их можно и нужно. И валяли… только шуба заворачивалась!
- Что это ты, батька Махно, вздыхаешь? Всю душу вывернул, - сказала Инна.
- Да ничё… - пробормотал Нестеров, бессмысленно глядя на Инну.
Мысленно он был ещё там, с гладкими и проворными девчонками…
- О бабах вздыхает, о чём ещё? - встрял некстати догадливый Лекс. - Я всегда об ей думаю!
- Мало вам… - брезгливо дёрнула плечом Оксанка-маленькая, - всю операторскую презервативами загадили. Самим-то не противно там сидеть? Зайти тошно…
- Ну! - встряла Оксана-большая. - Они их под стол кидают, засранцы… лень до сортира два шага шагнуть!
- Святое дело - презерватив - сказал Кирилл и поднял кверху палец, - Об этом даже по телевизору рассказывают. Мол, не в радость дом, если отсутствует кондом! Это в тебе зависть клокочет, что предметы сии не с тобой использованы были…
- Ну, пошли трепаться, кобели некультурные, - поморщилась Инна.
- Деревнёв, замолчи, а?! - немедленно обиделась Оксанка.
- Поддерживаю, - подал голос Андрей. - Нам, господа-товарищи о душе подумать пора, а мы всё о бабах мечтаем!
- С чего это, "о душе"? - подозрительно спросил Пашка.
- А о ней всегда думать надо, - назидательно сказал Адрон. - Повергать себя, так сказать, ежедневному допросу - а хорошо ли ты прожил сегодняшний день, сеньор Пашка. Не обидел ли кого.
- Может мы обидели кого-то зря, - календарь закроет этот лист! - фальшиво пропела Оксана-вторая и нервно поёжилась. - Так что и думать об этом не хочу… Ох, журки… и депутаты с террористами… я что-то вся взволновалася!
- Нормально всё будет, - отрезал Москвич. - Значит, так: бабы по бокам, мы в центре. Мужики - впереди всех. Из подъезда выходите, встаёте по бокам, прикроете нас, пока мы в БМП влезем. С нами до самолёта поедут…
Он замолчал. Тягостная пауза мрачно повисла в спёртом воздухе.
- Я с вами поеду, - спокойно сказала Вика.
Москвич мрачно смотрел на неё воспалёнными глазами. Ему вдруг представилась Вика в армейской форме американского морского пехотинца. На плече М-16… улыбается во весь рот… а рядом загорелый и крепкий Коменданте Че…
- Жить надоело? - с искренним недоумением спросил Малый.
Из коридора подал голос Мустафа:
- Мы с женщинами не воюем! - и, смутившись, отодвинулся за угол.
- Хрень какую-то несёте! - вскинулась Вика. - У меня спина переломана, осколок в ребре… в Чечне два года… думаете, МЧС - это лучше армии? Меня там, почему-то, никто не спрашивал, женщина я или целка! Я с вами еду - понятно?! Андрей! Адрон! - неожиданно взмолилась она, - Что вы молчите?
Адрон вдруг улыбнулся:
- Ох, Вика-Вика… ты бы ты перед директором Ершовым так права качала… глядишь, он бы и платил вам всем гора-а-аздо больше… Что ты кипятишься?
- У тебя же мальчик… сын, в смысле, - вдруг сказал Сашка. Он сидел, прижав к груди зайца, и смотрел на Вику круглыми блестящими глазами, - Как же ты?..
- Вика, ты что? - тихо положила ей руку на плечо Инна. - Не надо…
- Как вы не понимаете? Вы пацаны все здесь, пацаны! Вы же жизни не знаете, вы же этих ублюдков не знаете! Если не будет хотя бы одной женщины, они же всех перестреляют на хрен! И на вас же свалят… на трупы ваши… что вы первые начали! - крикнула Вика и вдруг заплакала, по-мужски неумело вытирая слёзы. - Свиньи вы… девушку до слёз довели… - пробормотала она в полной тишине и отвернулась, уткнувшись в костлявое плечо Тараса.
- Я вот что скажу… - начал рассудительный Тарас, обняв Вику.
- Тихо все! Чапай думать будет! - сказал Москвич.
Видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке.
- Есть ещё добровольцы? Учтите, кого я наметил, те так и так пойдут, - он помолчал и зачем-то добавил, - как миленькие…
- Не, ребята, давайте без ура-патриотизма, - заметно волнуясь, вскочил Адрон Алексеевич.
- Ну, я здесь самый старый, так что, мне сам Бог велел… - перебил его Роальд Вячеславович.
- Роальд! Без тебя в студии одна фигня останется… Лекс, не обижайся! - заорал Кирилл. - Тебя нельзя отдавать! На тебе здесь всё держится! А моя жизнь - копейка! Я же криминальный репор…
- Тихо! - рявкнул Москвич.
Голос его сорвался.
- Б…дь, только этого не хватало, - просипел он.
- Надо было не орать, а в воздух выстрелить, - серьёзно сказал Андрей. - В кино все террористы так делают.
Никто не улыбнулся, только в коридоре дурашливо хихикнул Мустафа.
- Может, с другого конца пойдём… с правильного? - вкрадчиво спросил Адрон. - Может, есть те, кто хочет остаться? С обеих, так сказать, сторон?
- Не понял? - кашляя сипел Москвич.
- Ну, может, действительно - штык в землю?
Тишина. Воздух мгновенно сгустился… звякнули под ногами журналистов пустые бутылки.
Выстрелы прозвучали неожиданно и гулко.
У Главпочтамта образовалась толпа. Большой телевизор, висевший над входом и давно уже не показывавший никаких передач, никаких рекламных роликов, теперь работал. В окне над телевизором торчала довольная физиономия журналиста областных теленовостей Лёшки Карпова, примчавшегося сюда час назад. В глубине окна виднелись ещё чьи-то головы. Лёшка помахал рукой, что-то невнятно прокричал и скрылся.
- Погромче сделает… - пронеслось по толпе. - Насколько можно, говорит, сделаю…
Красное лицо Лёшки показалось менее, чем через минуту. Вдвоём с какой-то девушкой он взгромоздил на подоконник огромную колонку. Колонка захрюкала и вдруг заработала.
Автомобильная пробка, несмотря на усилия вялых гаишников, не рассасывалась. Огромный джип первым рванул по тротуару и затормозил в последний момент, едва не протаранив людские спины. Два крепыша, выскочив из машины, протискивались через толпу:
- Чё там? А? Мужик, чё там?
- Да тише вы! - страдальчески простонал женский голос, - И так слышно плохо!
За джипом, едва не сталкиваясь и нервно сигналя, рванулись несколько автомобилей
Над толпой сиротливо колыхался оранжевый шарф, нацепленный на ветку тополя, которую сжимала в руках какая-то очкастая девчонка. Несколько девушек сидели на плечах у своих парней. Снег падал тихо и плавно. Кому-то было плохо, и ему в стороне, озираясь на экран, зачем-то прикладывали снег ко лбу,
Выстрелы прозвучали неожиданно и гулко…
В толпе послышался истеричный женский визг.
- Ой, убили, убили! - громко заголосила краснолицая старуха в сером пуховом платке.
- Да заткнитесь там! - закричали сразу с нескольких сторон, - Не слышно же!
Из материалов уголовного дела "О террористическом захвате телевизионной студии ЗАО ТРК АТР"
ФАЙЛ ИЗ НОУТБУКА ПОГИБШЕГО АНДРЕЯ НУЛИНА (отрывки из неоконченного сборника рассказов "Городские легенды - мистика Екатеринбурга")
Край у нас, прямо скажем, страшноватенький… каторжный. Сколько здесь народу за триста с лишним лет повыморили - жуть! И то верно, пока из земли руду выковыряешь, пока её привезёшь, обогатишь и выплавишь искомое… а потом ещё и прокуёшь не на раз, да обработаешь…..просто костями всё устлано, ей-богу!
Ну, и народ соответствующий. Адрон Павлович Чехов как-то заметил, что "в Екатеринбурге на каждом шагу встречаются лица, глядя на которые думаешь, что при рождении этого человека присутствовал не акушер, а механик".
Однако, слышь, живём!
Не Москва, конечно, не Питер… но Екатеринбург тоже не пальцем делан - есть на что посмотреть. И легенды у него, как у всякого большого города, довольно разнообразны. Тут тебе и "чёрная рука" и "кровавый трамвай", и прочие страшилки для обоеполых детей… как младшего, так и детородного возраста. Впрочем, мы с вами люди возраста не детского и говорить будем страшилках взрослых, пугающе реальных…
Жила на улице Фрунзе одна бабулька. Смешная такая - сухонькая, как позапрошлогодний гриб в бумажном пакетике, что рачительная хозяйка в кухонном шкафу хранит. Семенит, бывало, бабка в магазин и на машину, грязью её окатившую, палкой своей машет. Вот, мол, я вас, засранцы паршивые! В магазине платочек сердито развернёт и 22 копейки из жалкой горсточки отсчитает - на буханку хлеба.
Ну, по праздникам, бывало, и водочки возьмёт. Сама-то не толклась у прилавка, а выберет мужичка с лицом поприятнее и просит его: мол, молодой человек, купи, уж, бутылочку, не обмани старушку! Времечко было ещё не лихое - покупали, не позарились на бабушкины 3 рубля 62 копейки люди добрые, дай Бог здоровья им!
Вообще-то, надо сказать, ох и колоритнейший же народишко у винных магазинов в те времена толокся! Особенно минут за двадцать до закрытия.
Помнится, идут два мужика в телогрейках, обнявшись за плечи, - один машет рукой с зажатым в ней рублём и горстью мелочи, - и оба размеренно кричат:
- Нужен третий, рупь-писят! Нужен третий, рупь-писят!
И подскакивает к ним человек, готовый довложиться на этот самый рубль и пятьдесят копеек… и, пошушукавшись буквально три секунды, один из телогреечников радостно отделяется от троицы и несётся к магазину. И обратно бежит с водочкой. Глядишь, уже и стаканчик готов… ну, это там, в скверике, в кустах акации неподалёку от магазина, где лежит поперёк небольшой полянки бревно, вытертое рабочими штанами, а на сучке болтается гранёный стакан, по которому ползает любопытный муравей.
А вот и плавленый сырок "Дружба" осторожно раскрывается и делится на три части… и потекла беседа. Беседушка! Кто, где и как… на каком фронте воевал… как после войны пристроился… и каков начальничек-ключик-чайничек - скотина непомерная.
Эх, тема эта неподъёмная, вечная. Хотите - читайте "Москва-Петушки". Как уверял меня один мой хороший знакомый - наш мужик эту повесть написал, наш, уральский! "А то, что там болтают, - мол, в Москве-е-е жил, - это вы не верьте. Его ж пол-Тагила знает! Сидел он там… вот те крест! И мужик со мной работал, что с ним на зоне был! Хороший, говорит, был человек, правильный! Блатные даже уважали!"
А то, что молодёжь бесперечь портвейн "777" брала - так это ж надо было додуматься, такую отраву продавать! Нет, наш брат, уральский рабочий класс, такое пойло сходу рекомендовал в Африку сбагривать. Нехай там над джунглями распыляют, чтобы контрреволюционные антиленинские негры дохли. Опять же - можно отправлять бутылки обратно советским республикам-производителям с припиской: мол, у нас все заборы и без вас покрашены - краска больше не нужна, заберите ваш портвешок… и привет мировой революции!
Однако же, есть и среди приличных людей сволочи.
Просит, так-то вот, бабулька молодого интересного… морда красная, дублёночка, кейс-дипломат, шарф мохеровый - интеллигентный мужчина! - давай, мол, уважь старость, купи бутылочку на светлый Христов праздник Победы 9 мая. Не вибрируй, бабка, - отвечает ей молодой ретивый, - стриженая девка косы не заплетёт, как я обернусь!
И пропал.
Стояла бабулька долго, всё подслеповатыми глазками всматривалась в людей, входящих в магазин и выходящих из него…
Алкаши, голь перекатная, работяги беспорточные пожалели - скинулись бабушке на бутылочку… правда, половину-то сами тут же и выдули… да много ли бабушке надо? И на том спасибо!
Выпила дома рюмочку, альбом достала и поревела на старыми фотографиями, где коса у неё - в руку толщиной… талия осиная и глазищи, как у хвалёной Софи Лорен. Пашеньку своего помянула… остаточки в бутылке уговорила… послушала радио, где Кобзон весь день глотку дерёт… плакала-плакала, да так и заснула. И снился ей Павел… двадцати ему так и не исполнилось. Косая сажень в плечах - наш корень-то - кузнечный, ВИЗовский. Бывало, здоровенные чушки железные под молот клещами, как пёрышки кидал!
Смеётся… ну, говорит, Валентинка, и старая же стала… дурёха ты смешная! Нашла, кому денежки свои пенсионные доверить - скотине тыловой! Ну, да ладно… живи спокойно, молись за солдат, невинно убиенных, за кровь их, в землю ушедшую… а я уже пятьдесят с лишним лет жду тебя, милую мою девчоночку строптивую, красавицу голубоглазую…
А сучонок к тому времени ворованную водочку ради праздничка попивает, радуется. Ну, жена, конечно, бухтит: мол, что ни праздник, так ты и на рогах! Пьёте, мол, и пьёте… когда же зальётесь-то, наконец, алкоголики?!
И - как в воду глядела!
Залился наш сучонок - на всю жизнь залился, гад!
По первости никак сообразить не мог - что же это такое, граждане? Ну, поутру понятно - не протрезвел ещё. Намахнул пивка из полиэтиленового мешочка, в холодильнике припасённого, спать прилёг, чтобы молодой ядрёный организм токсины вывел… да только и к вечеру никак не протрезвеет! И так, и этак… не проходит хмель.
День, другой… неделя… месяц!!!
Мечта алкоголика… да только хмель-то какой-то тяжёлый, рвотный. И потеет, как свинья. И тоска кабацкая, хоть голову об стену разбивай - тошно так.
В общем, таскала его жена по разным специалистам, вплоть до академиков, а те только руками разводят - нет ни хрена в сучонке никаких отклонений! Здоров, как бык - брёвна на нём возить… если протрезвеет, конечно.
А у нас не Москва, академиков мало! Довольно быстро всех и обошли. Бабе вскоре остопротивело с вечно пьяным вонючим козлом по врачам бегать. Так и бросила его… и квартирку себе у этого ремка запойного отсудила.
Сгинул мужик где-то под забором, так и не поняв - за что.
Может, перед смертью что-то поблазнилось… Говорят, нашли его, а морда вся зарёванная… и в руках бутылка. Полная. И пробка не свёрнута.
И говорят теперь постаревшие соседки… кто при жизни бабушки, ещё сопливыми девчонками, польской косметикой глаза намалёвывал, по танцам бегал и "Над землёй летели лебеди…" слушал: "А баба Валя - она всё-таки, хоть и ругалась иногда, хорошая была! Хоть и старая, а всё понимала. И парень у неё красивый был… показывала она фотки… и сама красивая в молодости была - даже не верится!"
Как померла бабушка, так, - странно даже, - эти девчонки, под барашка кудрявого стриженные (мода была в конце 70-х) - взахлёб ревели. И примета, слышь, такая повелась, что у бабушки на могиле непременно надо фотографию своего парня, улыбающегося, на ночь оставить. Если скрючило, разъело фотку сыростью, черты лица исказило - внимательна будь! А если лежит фотография под ржавым памятником, как будто только что положенная - держись за этого человека, как чёрт за грешную душу! Надёжный, значит, парень, радуйся…
…и люби его крепко, как Валентинка своего Пашеньку.
Жизнь - штука короткая, где уж нам знать, как и что.
А тот альбом девчонки-соседки бабушке в гроб положили. Настояли на своём.
И то сказать, сколько я таких выброшенных альбомов видел… кому они нужны, кроме тех, кто умер?..
Пусть Валентина с собой этот альбом хранит.
А цветы, нет-нет, да под памятником - свежие - обнаруживаются.
И фотографии…
…
- Господи, что же они творят?! - простонала Ольга.
На экране телевизора Филон, только что выпустивший короткую очередь в многострадальный потолок коридора и ворвавшийся в тесную духоту студии с дымящимся стволом автомата, трясся от ненависти и орал:
- Козлы! Козлы! Козлы! Вы же говорили… вы же обещали! Москвич… он классный план… а вы?! Адвокатов предлагали?! Не пойду я обратно, не пойду, понял?! Я вас всех, я вас… я…
Ольга почувствовала острый укол где-то под сердцем. Ноги стали ватными… по спине поползла противная струйка пота…
- Тихо, Филон, не истери! - орал Кирилл.
Микрофон взвизгнул противным звуком обратной связи.
- Да заколебал ты уже, - неожиданно спокойно сказал динамик голосом Вована. - Хрена ты разорался? Они же для нас как лучше хотят…
Филон осекся. На какой-то томительный и страшный миг проглянул дураковатый и невзрачный парнишка, вечная мишень для идиотских и жестоких мальчишеских преследований, готовый мстить за всё… стрелять веером… убивать. Филон попятился обратно к дверям, из которых он только что выскочил, размахивая стволом автомата.
- Ну… ты, блин, чуть было не спровоцировал власти на штурм, - слабым голосом сказал Адрон и утёр пот со лба.
- Мать его… я почти обосрался… - прошептал Андрей.