Глава 17
Шульгин барабанил по столу пальцами, выслушивая Казакова. У того кончился словарный запас и он просто кинул перед другом файлы с докладами медиков:
– Реабилитация Русановой продлится месяцы, состояние Чижова вовсе расценивается как пограничное. А ты хочешь снять показания мозга у обоих! Причем тут Чижов?! – прошипел, качнувшись к полковнику.
– Ответа не будет. Ты меня знаешь, зря ничего не прошу, – глянул на него мужчина.
– Знаю. И никогда не просил объяснений. А теперь прошу! И пока не получу, ты не получишь ребят!
Шульгин подумал и решил приоткрыть карты:
– Они связаны друг с другом.
– Я в курсе что у них роман.
Мужчина поморщился:
– Это тривиальность. Я о фактах влияния на реальность.
– Русанова – понятно. После рандеву в параллели все может быть, но Чижов?
– В этом и заковыка. И пока я не получу данные с чипсета, регенерированного перед заданием, пока не буду иметь на руках данные о произошедшем, ничего не смогу сказать, кроме одного: этот клубок только ее показатели не распутают.
Казаков подумал и кивнул нехотя:
– Ладно: ее сканируешь, извлекаешь свою хрянь, но пока я не получу веских аргументов в пользу твоих слов на счет Чижова, ты его не трогаешь!
– Ему хуже не будет.
– Врачи другого мнения. Я согласен с ними и категорически против твоего вмешательства. У парня сердце отказало во время перехода. С какой радости?!…
– Это я и хочу выяснить.
– Ты уже выяснял на счет Х Русановой и залетного графа! Чем обернулось? Граф чуть не перевернул всю историю, а баба вовсе призраком оказалась! Хватит с меня этих ваших штучек, экспериментаторы!
– У тебя тоже бывают проколы. Страховки от них ни у кого нет. И не время сейчас собачиться и выяснять кто прав, кто виноват. Нужно разобраться во всей этой истории. Важно.
Казаков послал бы с удовольствием Шульгина к чертям, но понимал, тот не от великой радости просит, не забавы ради.
– Ладно, – сказал примирительно. – Но условия мои ты знаешь. Будут аргументы, будет Чижов. Нет, извини.
– Речь идет не о нашем с тобой хочу нехочу, о судьбе человечества.
Казаков отвернулся:
– Свою позицию я тебе объяснил.
– Я понял, – Шульгин поднялся. – Только ты видно не понял: я мог не приходить к тебе, не спрашивать согласия и не ставить в известность. Но речь идет о твоих людях, а я уважаю твоих бойцов.
– Вот и уважай – держись от них подальше.
– После завершения операции, – отрезал Шульгин и вышел из кабинета полковника.
Мимо "зеленых" стоявших у медцентра, как в карауле, прошествовал Шульгин и Лавричев с помощником, несущим кейс. Процессия навеяла неприятные подозрения и ребята переглянулись:
– Не понял? Нас значит, не пускают, а этим: прошу на зеленку? – проворчал Сван.
Федорович крякнул и, развернувшись, потопал к полковнику за объяснениями. Не нравилась ему троица, а кейс и тем меньше. Вот как пить дать, опять что то задумали.
– Нам нужно снять показания мозга и извлечь чип, – мягко сказал Шульгин.
Стася прикрыла глаза соглашаясь.
– Будет не приятно.
Не уговаривай – делай, – посмотрела на него женщина.
Молодой парень извлек щуп детектор из кейса и запустил иглу в вену.
Неприятно – слабо сказано. Русанову передернуло, в голове загудело, и по артериям и венам прошелся "смерч". Пару секунд "удовольствия" показалось ей вечностью. Наконец противный нанон оказался в хватке детектора и переместился в герметичный капсюль датчик.
– Спасибо. За все, – похлопал ее по руке полковник.
Стася перехватила его руку и села, просящее уставившись н него.
– Тебе что то нужно? – догадался тот.
"Хочу увидеться со своими, а их не пускают. Поговорите пожалуйста с доктором", – отбила на пульте под рукой. Шульгин прочел запись, высветившуюся на мини дисплее и сомнением качнул головой:
– Трудно. Валерий Иванович категорически против посещений. Рано.
"Пожалуйста. Я знаю, вы сможете его уговорить".
Полковник улыбнулся:
– Попробую, но не обещаю. Главное, выздоравливай. Не прощаюсь, думаю еще увидимся, – поднялся.
Через пару минут разговора с врачом – куратором Русановой, троица покинула медцентр и молча прошла мимо патрульных, под их хмурыми, недовольными взглядами.
– Может не к нашим приходили? – родил идею Ян.
– Угу. К Геворкяну наведывались, спросить как его аллергия на клюквенный кисель поживает, – огрызнулся Иштван.
– В центе Геворкян с аллергией, Синицина с какими то женскими проблемами и Стаська с Колей. Все. Гадать не надо, к кому Оуроборо галс держало.
Появившийся Иван, подтвердил предположение бойцов одним своим видом: злым и хмурым как после неудачного спарринга с роботом.
– Ну и чего? – поинтересовался все же Борис.
– Послал, – буркнул тот.
– Куда?
– Прямо!
– Значит точно к Стасе эти приходили, – резюмировал Ян.
– Значит.
– У, блин! Ходят тут, бродят, того и гляди опять куда вляпают, – процедил Пеши.
– Пусть попытаются. Слышал, что Рыгов сказал: реабилитация затянется минимум на месяц. Потом восстановление связок… Короче два месяца можно смело не беспокоиться.
– И чего Оуроборо к Стасе привязалось?
– Это к начальству.
Мужчины уставились на Ивана. Тот оглядел их как креветок в тарелке с борщом и отошел к окну.
– Понятно: пояснений не будет, – фыркнул Пеши.
– А ты их когда получал? – выгнул бровь Сван.
– К Стасе прорвемся – все узнаем.
Сван передернул плечами: мечтай.
К удивлению "зеленых" распахнулась заветная дверь и возникший на пороге зам Рыгова поманил их рукой:
– Пять минут на посещение…
– Чижова?
– Русановой? – воскликнули в унисон мужчины.
– Русановой. К Чижову пустить не могу – он в на искусственном обеспечении в боксе стабилизации, к тому же без сознания.
Худо, – переглянулись патрульные и молча протиснулись в медцентр, старательно огибая Валерия Ивановича.
– Стасе не говорите, – процедил Иван, упреждая излишнюю болтливость.
– Не дураки, – заверил Сван. Остальные явно были не согласны с ними, но промолчали.
Ей не пришлось ничего говорить – сама все поняла. Жадным взглядом окинула вошедших, что старательно вымучивали бодрые улыбки и будто погасла, опустилась на подушки.
– Привет, сестренка, – подмигнул ей Сван.
– Как дела? – улыбнулся ей Иван.
– Выглядишь как всегда с ног сшибающее, – посмеялся Иштван.
– Доктор говорят: немного и в строй, – закивал Ян.
– Нет уж, какой строй? Сначала придешь в себя, потом в отпуск, а там… – начал Иван.
Стасю, как не была она рада видеть друзей, раздражала их фальшивая веселость.
"Где Чиж?" – отбила на пульте. Федорович сделал вид, что не увидел надписи и понес ахинею, о том, что нехорошо отрываться от коллектива, надолго бросать своих.
Стася почувствовала панику и вновь отбила туже фразу, развернула дисплей к ребятам. Взгляд Иштвана потух, Вадим что слеп, Борис и Ян дружно ринулись осматривать палату и вещать о комфортабельности помещения, Иван отвернулся.
Где Коля?!! – закричала она, грозя сорвать швы на горле.
Она была уверена – с ним, что то случилось. Она не знала что. В момент перехода она потеряла сознание, и все что осталось в памяти – ощущение потери, то же горькое, ужасающее одиночество, что уже раз посетило ее, кажется, во сне. И вот, пришло наяву.
– Тише, – испугался Федорович, придержал за плечи.
"Что с Николаем?!"
Иван покосился на ребят и мотнул головой, приглашая их на выход, сам присел с краю постели:
– Проблемы с сердцем, Стася, – сказал тихо. – В момент перехода вас обоих смяло. Ты еще ничего, а он… Испугался он за тебя, вот сердце и не выдержало.
Бред! Бред!! – замотала головой. Быть не может!
– До сих пор так и не выяснили что у него с сердцем, почему сбой пошел. Все было в норме, а после последнего перехода проблемы организовались. Он тебя видел. Мы все. Как призрака… В общем длинная история, не сейчас о ней.
Стася ткнулась лбом в грудь Ивана, зажмурилась. Тошно стало, хоть вой.
Иван гладил ее по голове, успокаивая как маленькую девочку, и думал: что же ты прошла, что с тобой приключилось? Ни улыбки на губах, ни озорства в глазах и будто нет той Стаси, что знал много лет.
– Тяжело пришлось?
Стася тихонько кивнула, и уставилась на Ивана: что с Колей? А взгляд не просит – требует, и не истерики, ни страха – готовность принять все как есть, и будто знает уже что с ним.
– Лгать не стану – прогноз пока плохой. Как смяло при переходе, так до сих пор в сознание не пришел. Сердце завели, а остальное… Не стоит терять надежды – он сильный, выкарабкается. Знаешь, как он тебя ждал?
Стася головой качнула: не выкарабкается. Как озарение ее накрыло четкое понимание – она виновата, она причина и без нее Николай так и останется в камере стабилизации ни живым, ни мертвым.
– Ждал, ждал, – заверил Федорович. – Ты про дубль свой знаешь? Мне когда твою копию показали – глазам не поверил. Тебя оуроборо забрал, а двойника к нам кинули. Вполне реальная женщина, точь в точь ты, только говорить не могла…хм, – покосился виновато. Стася отпрянула, удивившись и озадачившись новостью. – Извини. Но она тоже не говорила. Короче одно лицо, одна фигура, а характер… Представить себе не можешь. Злая, энергетически нестабильная. Головную боль всем устроила. А в итоге оказалась нематериальной субстанцией. Проекцией, понимаешь? Теофил твой первым понял, что она это не ты. А Николай переживал, понять не мог, что происходит. Она же только и делала, что подлости устраивала. На нервах весь был, расстроенный ходил. Может, это его еще и подкосило. Но ничего, все хорошо будет. Ты же знаешь: главное верить.
Русанова откинула одеяло и села – в голове даже загудело от роя мыслей.
"Где она?" – спросила.
– Она?… Эта? Растаяла. Мы с лаборантами на Пангею отправились, там тебя увидели, туманную, но тебя. Та тоже видела. Мысленно разговаривать начала. Рта не открывает, а все понятно. А потом раз и сгинула. Кричала что то ли королева, то ли принцесса.
Русанова глаза ладонью прикрыла: че ерт!!
Она, призрак, Стас. Трое в одном лице.
Тео, Николай…
Теофил, Фил…
Должен быть третий. Третий! Третий граф и третий Чиж. Третий мир. Иначе не бывает.
Что стало со Стасом? – вскочила, прошлась по палате, настораживая Ивана. Тот на кнопку вызова покосился, всерьез подумав, что зря они навестить женщину решили. Прав доктора – рано. Не в себе она явно.
А та руку выставила, второй на пульте отбила:
"Позови полковника Шульгина. Шульгина!!"
– Стася…
"Позови!!"
– Он же только был. Мало пообщались?
" Я знаю, как помочь Николаю! Уверена, знаю! Я не одна, значит он – не один. Но нужен еще один переход…"
– С ума сошла! Даже не думай! Тебе "зеленка" на ближайшие месяцы только сниться будет! Суток не прошло, как вернулась!…
"Это важно! Николай…"
– Нет! – отрезал Федорович. – С Чижом все будет нормально. Рано хоронить, выкарабкается.
"Он уже убит! Там откуда я вернулась! И в его смерти виновата я!!"
– В смерти не бывает виновных, как нет самой смерти. Очередной переход и только, – бросил безапелляционно.
У Стаси голова закружилась: как просто, как предельно просто и четко. Переход и только. Вот и сошлась задачка. Нет живых и мертвых – есть материальное проявление энергоинформационного поля и не материальное. Плотное сгущение информационных структур и полевая структура, точечное и объемное изображение. Как есть клетка, а есть вселенная, что суть одно.
"Мне нужен Шульгин!"
– Нервы у тебя смотрю, шалят. Восстановись сначала, потом идеи в жизнь толкай. Доктора сами разберутся. У них своя работа, у Шульгина своя, и у тебя тоже. Отдыхай, – и пошел к выходу, не обращая внимания на протесты женщины. Та давай Валерию Ивановичу про Шульгина твердить, но тщетно – на нее смотрели, как на ребенка – фантазера.
Впервые Стася почувствовала себя отверженной. Ее не понимали, ее аргументы не воспринимали. Она билась будто о стену и не могла найти выхода. Она понимала – каждая минута промедления грозит гибелью Николаю, но ее аргументы отвергали, а настойчивость принимали за навязчивость, приписывая ей посттравматический нервный срыв.
Ей бы успокоится, элементарно выспаться, восстановиться, но о каком отдыхе может идти речь, когда в соседней палате, в капсуле камеры стабилизации лежит Чиж и живет лишь благодаря системе жизнеобеспечения.
Ночью Стася пробралась к палате Чижа и долго стояла у стекла, глядя на его тело, опутанное датчиками. В отличии от докторов она знала причину болезни Николая, она то и дело вставала перед ее глазами – тот момент, когда Тео получил заряд в грудь и отлетел к перекрытию. Он так и остался лежать на ограждении, как сейчас лежит Чиж. Эти два факта спокойно увязались меж собой в ее голове, но изложенные врачам, были приняты за бред.
Она виновата в случившимся, она же может это исправить, знает, как, но говорить об этом было бесполезно. Сутки прошли бесплодно, ужасая Стасю. Двадцать четыре часа, тысяча четыреста сорок минут были прожиты впустую, потрачены на ерунду.
Чиж так и не пришел в себя, а ее погрузили в гипносон.
Иван был расстроен и загонял бойцов.
Сван отбил последний мяч грудью и отпнул его в корзину:
– Ну, хватит, капитан. Чего яришся? Давай рассказывай, – сел рядом с ним на скамью, вытирая полотенцем мокрое от пота лицо. Следом остальные подтянулись, окружили товарищей, выжидательно уставившись на Ивана. Тому бы послать их, но сил не хватило:
– Стася, – выдохнул.
Борис кивнул:
– Так и думали.
– Не такая она, не то с ней что то твориться.
– Проходили уже, – напомнил Пеши.
– Здесь другое.
– Из за Коли расстроилась. Естественно.
– Она себя винит в его состоянии. Говорит, что может исправить.
– У нее пост адаптационный синдром. Вполне объяснимо, учитывая, что месяц по параллели бродила, – глубокомысленно изрек Ян. От него дружно отмахнулись.
– Как исправить? – спросил Сван.
– Понятия не имею. Просила Шульгина позвать.
– А ты не стал.
– Не стал. А теперь думаю – может, и стоило.
– Еще не поздно.
– Не знаю. Не хочу, чтобы она снова с Оуроборо связывалась, а она упорно лезет к ним. И нам будто не рада, словно не видит, не слышит, не понимает, что домой вернулась, в свою группу.
– Говорю же: постадаптационный синдром…
– Отстань ты со своим синдромом! – дружно рыкнули бойцы на Яна. Парень растерянно моргнул и отошел на пару шагов, на всякий случай.
– Вчера все Шульгина позвать просила, я отмахнулся. Сегодня зашел, Валера говорит, всю ночь не спала, у палаты Чижа стояла. Ее в сон погрузили, а она, часа не прошло, проснулась.
– Сама? Из гипносна?
– В том и дело. Вышла и опять Шульгина требует.
– Спишут, – уныло протянул Иштван.
– Могут. Показания организма аховые, в пору к Николаю в камеру стабилизации отправлять, а она ничего не понимает. "Позовите Шульгина, позовите Шульгина" – твердит.
Патрульные задумались, Сван потер шею и хмуро бросил:
– Надо звать. Стася упрямая, пока своего не добьется, покоя никому не даст.
– Худо, что ею уже психодиагност занялся.
– Сурян?
– Да. При мне по коридору с файлами ее истории бродил.
– Точно спишут.
– Точно Шульгина звать надо. Он для нее единственный шанс в патруле остаться.
– Или наоборот – вылететь.
– Думаешь, к себе заберет?
– Легко. На пару заданий. А там точно спишут. У них нагрузка раз в пять больше, чем у нас. Не выдержит. Биороботы и то сбои дают, а тут человек.
– Почему Стася? – спросил Борис.
– Без понятия.
– А что Казаков говорит?
– К уставу посылает.
– Весело.
Патрульные рассредоточились по скамейке в ряд и дружно уставились в свое отражение в тонированном стекле стены.
В это время Русанова благополучно вскрыла код доступа в базу данных Оуроборо и вышла на линию Шульгина.
Полковник в который раз просматривал материалы, снятые с чипа Русановой, надеясь найти то, что ускользнуло от него при первом и втором знакомстве. И вдруг, прямо на его личном мониторе по середине секретных документов открылось окно связи.
"Товарищ полковник, нужно срочно поговорить!"
"Что за ерунда?" – вскинул взгляд на Лавричева. Только он да еще пара особо посвященных имели код доступа к связи с полковником. Но капитан мирно потирал пальцем полировку столешницы и не имел никаких техсредств под рукой.
"Товарищ полковник, к вам обращается капитан Русанова. У меня важная информация!"
Русанова?! – Шульгин откинулся на спинку стула и уставился на Лавричева.
"Что?" – выгнул тот бровь.
– Иди сюда, – поманил его пальцем мужчина и ткнул в сторону монитора. Капитан подошел, глянул и недоуменно уставился на начальника:
– Не понял?
– Вот и я не понял, друг мой ситный, как Русанова получила код доступа, каким образом вышла на связь. Если мне память не изменяет, капитан находится в медцентре и под рукой кроме обычного флеша преобразований не имеет. Ты когда нибудь видел, чтобы на автономной игровой приставке в эфир выходили, морзянку стучали?
– Нет, – протянул, слабо понимая, к чему это Шульгин говорит.
– А я вижу! Откуда у нее взялась линия связи и код доступа?!
Спешная работа мысли завела капитана в тупик. Мужчина пожал плечами, честно признавшись:
– Не знаю. Это в принципе невозможно.
– Но есть, как видишь.
– Сорока восьми битная кодировка прошла тесты. Ее даже машина не смогла вскрыть. Двенадцать лет без сбоев…
– А человек сделал.
– Нонсенс.
– Все что можешь сказать? – с желчью уставился на него мужчина. Капитан вытянулся:
– Схожу к Русановой и выясню…
– Нет уж, сам схожу, – поднялся Шульгин. Женщина всерьез заинтересовала его. В его планы входило посещение и беседа со Станиславой, но завтра послезавтра, после того, как он получит доклад аналитиков. Любопытная картинка вырисовывалась по полученным от Русановой данным, "чудесатая", прямо сказать. Но женщина не успокоилась и продолжила удивлять.
– Зайдешь к Рыгову, возьмешь копии обследования организма. Все. Понял? А чего нет, попросишь Рыгова взять и переслать. Мне нужно знать о Русановой все, начиная с состава кровяных телец и заканчивая последними мыслеформами в голове.
– Понял, – кивнул Лавричев.