Великую Отечественную войну не зря нарекли Священной. Фронтовики знают: заглянув в глаза смерти, трудно остаться материалистом. В горниле войны, когда ворота в Рай и Ад распахнуты настежь, а реальность и чудо образуют невероятные сплавы, каждый твой выстрел отзывается в Вечности, павшие встают плечом к плечу с живыми, за оскалом эсэсовских "мертвых голов" и паучьими лапами свастики клубится нездешнее Зло, а огненные трассы "катюш" подобны божественному мечу, прорубающему путь Свету.
Небо держится на твоих плечах, солдат. И Солнце восходит лишь потому, что русская пехота, истекая кровью, рвется на Запад и гусеницы наших танков вращают Землю…
Самый неожиданный, самый поразительный и яркий роман о Великой Отечественной войне! Больше, чем "военная проза". Больше, чем боевая фантастика. Удивительный сплав жестокой "окопной правды" и славянской мистики. МАГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ Второй Мировой.
Содержание:
Пролог - Завещание хранителя 1
Глава первая - Первый бой - (сентябрь 1941 года, леса подо Мгой) 2
Глава вторая - Болотное сидение - (октябрь 1941 года – февраль 1942 года, болота под Ленинградом) 4
Глава третья - Первая военная весна - (март 1942 года, Москва) 6
Глава четвертая - Комбат - (июнь – июль 1942 года, Брянский фронт) 8
Глава пятая - В степях Придонья - (июль – август 1942 года, Воронежский фронт) 10
Глава шестая - Корпус задачу выполнил - (сентябрь – декабрь 1942 года, Калининский фронт) 13
Глава седьмая - В лесу прифронтовом - (январь – март 1943 года) 15
Глава восьмая - Маятник судьбы - (апрель – июль 1943 года) 17
Глава девятая - Укус "тигра" - (июль – август 1943 года) 19
Глава десятая - Полки идут на Запад - (сентябрь – декабрь 1943 года) 22
Глава одиннадцатая - Впереди – граница - (январь – февраль 1944 года, Украина) 24
Глава двенадцатая - Танковый прорыв - (март – май 1944 года, Западная Украина) 27
Глава тринадцатая - Ведунья - (июнь 1944 года, Прикарпатье) 29
Глава четырнадцатая - Вспышка памяти - (июнь 1944 года, Приднестровье) 31
Глава пятнадцатая - На земле польской - (июль – август 1944 года, Польша) 34
Глава шестнадцатая - Женский лик войны - (осень 1944 года) 37
Глава семнадцатая - Воины и мародеры - (осень 1944 года) 39
Глава восемнадцатая - Рейд к Одеру - (зима 1944/45 годов) 41
Глава девятнадцатая - Люди в броне - (январь 1945 года) 43
Глава двадцатая - Призрак и его дети - (январь 1945 года) 45
Глава двадцать первая - Кунерсдорф - (февраль 1945 года) 47
Глава двадцать вторая - Потревоженный муравейник - (февраль – март 1945 года) 50
Глава двадцать третья - Логово зверя - (апрель 1945 года) 52
Глава двадцать четвертая - Слуги дракона и рабы Кощея - (май 1945 года) 55
Глава двадцать пятая - Тень меча - (май 1945 года) 58
Эпилог - Сорок пять лет спустя - Год 1990-й 61
Примечания 61
Владимир Ильич Контровский
Мы вращаем Землю! Остановившие Зло
С чувством глубочайшей признательности и уважения к замечательному человеку: Демидову Петру Михайловичу, чьи воспоминания положены в основу этой книги.
Все описанные события достоверны, что представляется мне чрезвычайно важным: слишком много выдумок сплетено о Великой Войне…
Пролог
Завещание хранителя
…Истинно вам говорю: война – сестра печали, горька вода в колодцах ее.
Враг вырастил мощных коней, колесницы его крепки, воины умеют убивать.
Города падают перед ним, как шатры перед лицом бури.
Говорю вам: кто пил и ел сегодня – завтра падет под стрелами.
Говорю вам: война – сестра печали, и многие из вас не вернутся под сень кровли своей.
Но идите. Ибо кто, кроме вас, оградит землю эту…
В. С. Шефнер, "Сестра печали"
Багровое зарево заливало полгоризонта.
Зарево шевелилось, подрагивало и расползалось – там горела земля, и поджаривалось небо, бессильное погасить голодный огонь слезами дождя. И не было, казалось, такой силы, способной остановить пожар, пожиравший землю, людей. Небо беззвучно плакало…
На вершине безлесного холма – невысокого, но далеко видимого на плоской спине степи, – стоял седобородый человек в длинном белом одеянии. Он был стар, но могуч: не утратив еще силы телесной, ведун обрел уже силу мудрости, приходящей с годами. Старик смотрел на зарево, и в темных глазах его отражались красные сполохи. Но сухи были глаза эти, и не было в них страха: человек этот умел видеть далеко, дальше, чем достигает простой взгляд человеческий. Ведун не только видел – он знал, и потому взор его был спокоен.
В опущенных руках, перевитых жгутами жил, старик держал длинный обоюдоострый меч: одной рукой – за рукоять, другой – за лезвие возле острия. По клинку шириной в ладонь живой водой, истекавшей из рукояти, пробегали волны голубого огня, смывавшие багровые блики – отсветы далекого зловещего зарева. На неподвижном лице ведуна жили одни только пронзительные глаза – он знал , и потому взор его был холоден.
У подножия холма всхрапывали и переступали кони, чуявшие запах близкой битвы и большой крови, а перед ведуном полукругом стояли десять молодых светловолосых воинов в клепаных шлемах и кожаных куртках с нашитыми на них железными пластинами. Короткие копья, боевые топоры и круглые щиты в руках юношей не были праздным украшением – их оружие тоже чуяло битву и жаждало напоить иссушенную землю алой влагой, чтобы вернуть ей, земле многострадальной, радость рождающейся жизни.
Над холмом бесшумной тенью мелькнул ворон, птица вещая, и сжатые губы ведуна разомкнулись.
– Зло явилось. Идите, – не снимая рук с меча, старик кивнул в сторону зарева, – и остановите его. И знайте, завтрашнюю битву переживет лишь один из вас. Кто – этого я вам не скажу, чтобы не лишать вас силы духа, но будет так – по-другому нельзя.
Русичи молчали. На их гордых лицах не дрогнул ни один мускул, хотя никто из них не усомнился в словах ведуна. Воины знали – так и будет, и были готовы встретить свою судьбу, какой бы она ни была. А потом старший из них, русобородый и статный, спросил:
– Ты дашь нам Меч, отец?
– Нет, – ведун отрицательно покачал головой. – Это Зло вы остановите простыми мечами – если очень захотите. А Меч – Меч будет ждать, ждать своего часа. Зло многолико – оно будет возвращаться на нашу землю снова и снова. Оно придет Словом, пленяющим души. Оно придет Зверем, пирующим на костях и алчущим нашей крови. И оно придет Соблазном – сыном Черного Бога, и это будет самый страшный лик его. Но пройдя через муки многие и принеся жертвы бессчетные, сможет земля наша осилить Зло и остановить его раз и навсегда. И когда весь Мир наш будет на краю гибели, придет время Меча, время обновления. А до той поры Меч будет ждать, и тот из вас, кто выживет завтра, передаст детям и внукам своим тайну его и сохранит изреченную волю неба во исполнение ее. Идите, дети мои…
Воины склонили головы, повернулись и, звеня оружием, пошли вниз, к ожидавшим их лошадям. Слово сказано – дело сделано.
Ведун подождал, пока они сели на коней, проводил взглядом, исполненным печали, удалявшихся всадников и поднял глаза к небу.
– Тяжек груз предвидения… – прошептал он, глядя на рваные облака, убегающие от зарева на горизонте. – Но нет иного пути во мраке, кроме пути к свету… Падут девять из десяти, и девяносто из ста, и девятьсот из тысячи, но сохранится память. И придет час, и Меч проснется. А пока…
Он отпустил рукоять и, придерживая оружие за клинок, упер его в землю острием вверх. Потом оперся грудью – напротив сердца – на голубое лезвие, чуть помедлил, глубоко вздохнул и резким движением сильного своего тела насадил себя на Меч, омыв холодный металл горячей кровью.
Темное небо рассекла слепящая молния.
Земля дрогнула.
Вершина холма раздалась, расступилась текучей водой и приняла падающего ничком Хранителя. И снова сомкнулась, скрыв и ведуна, и насквозь пронзивший его Меч. А затем холм стал оседать, сглаживаться, пока не сровнялся с безмолвной вечерней равниной, не оставив ни следа, ни бугорка, ни малой ямки-отметины.
Небо беззвучно плакало…
Глава первая
Первый бой
(сентябрь 1941 года, леса подо Мгой)
…войну выиграли молодые лейтенанты и капитаны. Это они вместе с солдатами ели из одного котелка, спали в одной землянке, прятались в одном окопе, вели бойцов в атаку, стреляли из пушек, водили танки в бой, сидели за штурвалами боевых самолетов и кораблей и, жертвуя собой, добывали победу…
П.М. Демидов, "В прицеле черный крест"
Впереди, за горизонтом, там, где находилась Мга, погромыхивало.
Глинистая дорога раскисла от недавнего дождя; сапоги, копыта и колеса орудий расквашивали ее в жидкое месиво, в котором вязли ноги. Люди шли молча: близость фронта – черты, где ежечасно обрывались человеческие жизни, – давила на нервы и серой тенью ложилась на построжевшие лица солдат. По обочинам грунтовки тут и там зияли воронки, валялись обломки повозок и трупы лошадей с раздувшимися животами; на задранных кверху конских ногах тускло поблескивали стертые подковы. Здесь поработала немецкая авиация – к кислому запаху сгоревшего тола примешивался сладковатый запах мертвечины. Это была уже настоящая война…
"Малой кровью на чужой земле, – с горечью думал двадцатилетний лейтенант Павел Дементьев, получивший свои пару "кубарей" ускоренно, по окончании только первого курса Ленинградского артиллерийского училища. – Немцы рвутся к Ленинграду, а крови – ее на одной этой дороге пролилось немерено. И двое моих друзей-однокашников – Миша Новиков и Володька Петров – уже погибли на Лужском рубеже вместе со многими другими нашими ребятами, когда курсантов бросили навстречу немецким танкам…".
Васька, серый в яблоках орловский рысак, словно прочел невеселые мысли всадника. Осторожно ступая по скользкой дороге, он тихонько фыркнул и слегка помотал головой, как будто желая сказать – ничего, хозяин, не журись. Конь этот сразу, еще при формировании восемьсот пятьдесят шестого артиллерийского полка в Череповце, признал Павла и остался с ним, несмотря на попытки начальства изъять красавца у зеленого лейтенантика. Васька не терпел общества своих четвероногих сородичей, и когда командир дивизиона майор Векилов подъехал на нем к группе командиров, рысак тут же проявил норов – устроил форменную драку, активно применяя копыта и зубы. Комдив вылетел из седла, а Васька разогнал всю кавалькаду и описал круг почета. Векилов, матерясь сквозь зубы и прихрамывая, подошел к Дементьеву и бросил:
– Забирай своего зверя, лейтенант. Но уговор – не попадайся мне на глаза со своим конем.
С тех пор Васька и Павел были неразлучны, вот только ни человек, ни конь не знали, что роковая пуля, предназначенная красавцу-рысаку, уже заправлена в снаряженную ленту немецкого МГ и что жить Ваське осталось совсем недолго…
Двести восемьдесят шестая стрелковая дивизия, в состав которой входил артполк, высадилась в районе станции Назия и шла в сторону Мги, навстречу немецкому танковому клину, стальным зубилом продвигавшемуся к Ладожскому озеру.
* * *
К вечеру батарея остановилась на полянке в небольшом лесочке. Полянка была вздыблена маленькой высоткой, с которой отлично просматривалась единственная дорога, бурой змеей уходившая к фронту. Кругом – бескрайний лес, по обочинам дороги – болото.
"Вот тут они и завязнут, – подумал Павел, оглядывая позицию. – Хорошее место. И елочка вон та пушистая, у дороги, в самый раз – отличный ориентир. Так и порешим…"
Темнеющее небо на западе подкрашивалось багровым, и лейтенанту Дементьеву вдруг почудилось, что он когда-то уже видел такое зарево, пожирающее родную землю. Но где и когда – этого он вспомнить не мог.
– Командуй тут, лейтенант, – командир батареи, старший лейтенант Веселов, описал рукой широкий полукруг. – А я с взводом управления пойду вперед, эн-пэ устрою. К утру чтоб все у тебя было готово к открытию огня, понял?
– Так точно, товарищ командир.
С самого начала Дементьев был назначен в 1-ю батарею командиром огневого взвода, но потом выяснилось, что кадровых офицеров в батарее всего двое – он да Веселов, – и тогда комбат сделал перестановку: своего заместителя Речкова, пожилого лейтенанта запаса, явно не тянувшего этот воз, поставил на взвод, а Павла назначил замом. Приглядевшись к Павлу, Веселов понял, что тот в пушках разбирается – как-никак, за плечами Дементьева был не только год ЛАУ, но и три года артиллерийской спецшколы. И потому Веселов оставлял на него батарею – сейчас, когда на них шли немецкие танки.
Солдаты работали всю ночь, прислушиваясь к гулу канонады, и к утру отрыли окопы для пушек и ровики для людей. Лошадей отвели в укрытия, метров за четыреста от огневой; возле орудий горками выложили снаряды, заботливо протертые ветошью.
И пришел рассвет. Несмело пискнула какая-то птаха, дробной очередью простучал в лесу дятел.
– Вот чертяка, – крякнул ездовой Тимофеев, вытирая потный лоб, – как из автомата садит. Я уж было подумал, – он криво улыбнулся, – парашютисты немецкие на нашу голову.
– Каркай больше, старый, – отозвался кто-то из бойцов, – накаркаешь.
Из низин ползли струи белого тумана, размывая силуэты деревьев. Раздвинув ветви маскировки, Павел посмотрел на темную ленту дороги. Все было тихо – пока…
Хотелось спать. Батарейцы прикорнули прямо у орудий на разостланных шинелях. Дементьев, поеживаясь от утреннего холодка, еще раз оглядел позицию, доложил на НП о готовности батареи и уже примерялся, где бы устроиться передохнуть, но зуммер полевого телефона распорядился по-своему.
"Противник пошел в наступление, – сообщил голос комбата на том конце провода. – Неподвижный заградительный огонь один, четыре снаряда, беглый, огонь!"
Четыре орудия выплюнули первые снаряды, взрыв сошниками мягкую землю. По ушам хлестнула невидимая плеть: "УСВ" – семидесятишестимиллиметровые дивизионные пушки, принятые на вооружение перед самой войной, – били резко и звонко.
Орудийный грохот густел. Там, впереди, за стеной леса, было жарко – не прошло и получаса, как Веселов приказал Дементьеву отправить к нему одно орудие для стрельбы прямой наводкой по прорвавшимся танкам. Артиллеристы сноровисто подцепили к пушке передок и шестерку лошадей, прядавших ушами при каждом выстреле, и орудие покатилось по дороге.
"Лучший расчет батареи, – подумал Павел, провожая взглядом упряжку, – жаль". Он не мог сказать, почему ему пришло в голову именно это слово – молодой лейтенант не мог знать, что всего через полтора часа его орудие номер один сожжет два немецких танка и погибнет вместе со всем расчетом под гусеницами третьего…
А потом оборвалась связь – эбонитовая трубка телефона безмолвствовала. К счастью, лейтенант Графов, однокашник Павла и командир второй батареи, стоявшей в километре от первой, прислал связного с приказом командира дивизиона: встретить танки, прорвавшие нашу оборону и двигавшиеся к нам в тыл.
Связь с НП восстановить не удалось – посланный связист не вернулся. Дементьев поставил три оставшихся у него орудия на прямую наводку, и тут на дороге появились люди, которых становилось все больше и больше. Но это были не немцы – по дороге в беспорядке отходила наша потрепанная пехота. Катились в тыл хозяйственные повозки с перепуганными возницами, полевые кухни, санитарные двуколки с ранеными, поодиночке и небольшими группами тянулись отступавшие солдаты. По угрюмым лицам своих солдат лейтенант понял, что этот всеобщий драп действует им на нервы, и все-таки бойцы стояли у орудий и ждали приказа – его приказа.
К полудню поток отступавших иссяк. Немцы не появлялись, только гремели далекие – пока? – разрывы бомб и снарядов. Солнце палило вовсю, раскаляя небесную синь бабьего лета – не верилось, что под таким небом люди могут беспощадно убивать друг друга.
Канонада оборвалась, и в наступившей тишине Павел услышал шум моторов. "Танки – вот и дождались", – подумал он и вдруг услышал сознанием произнесенное непонятно кем: "Зло явилось – идите и остановите его!" Лейтенанта Павла Дементьева обдало холодом, но холодок страха быстро превратился в холодную бойцовскую злость: "Остановим".
Первым из-за поворота дороги показался пятнистый броневичок. Покрутил башенкой, поводил пулеметным стволом, принюхиваясь, и сыпанул длинной очередью, прощупывая притихший лес. Лейтенант ждал, ждали и его бойцы, присевшие за орудийными щитами.
Не обнаружив ничего подозрительного, броневичок двинулся вперед, поравнялся с приметной елочкой, и…
– Огонь! – выдохнул Дементьев свою первую в жизни не учебную команду и рубанул ладонью воздух.
Триста метров – для дивизионных пушек это стрельба в упор. Броневик подпрыгнул, словно козел, получивший между рогов поленом, – в босоногом деревенском детстве видел Павел как-то раз такую картину, – встал поперек дороги и загорелся, выбросив в синее небо маслянистый шлейф черного дыма.
– Первый… – прошептал Павел, ощущая внутри себя пружинящую уверенность, гибкую и прочную, словно упругая сталь боевого меча. У него, лейтенанта Красной Армии Дементьева, было оружие, он умел им пользоваться, и поэтому железные звери, приползшие сюда от западной границы, топча разлапистыми гусеницами его землю, дальше не пройдут: они останутся здесь – гнить, ржаветь и рассыпаться трухой.
Через пару минут на дорогу вылез танк и попер напролом, обходя горящий броневик. И не прошел – его зажгли вторым залпом. На дороге образовалась пробка из двух горящих машин; два дымных столба переплелись, свиваясь в косматую черную колонну. Таясь за этой завесой, незаметно подошел второй танк и начал садить по высотке, где стояла батарея. И сумел-таки не зря продать свою бронированную шкуру – накрыл одно из орудий, прежде чем остальные подожгли его двумя снарядами.