- Насчёт войск, я могу с вами поспорить, конечно, в сравнении со всеми армия вашей империи, немецкие вооружённые силы - мелочь, однако для того, чтобы захватить Варшавское герцогство, а также оттяпать несколько западных земель у вас и удержать их, немецких полков вполне достаточно.
- Бросьте, де Брасиль, - усмехнулся Кмит. - Немцы разрознены, их армия разношёрстное сборище солдат из десятка с лишним германских курфюршеств, а руководят ими десяток с лишним мелких тиранов, мечтающих о том, чтобы расширить свои скудные владенья. Быть может, они и смогли бы захватить часть нашей территории, но удержать - никогда. Во время войны они могут выступать единым фронтом, однако без общего врага мгновенно передерутся друг с другом. Не удержать им завоёванного.
- Всё это, как говорит, фельдфебель моего стрелкового взвода, - сказал я, - разговоры в пользу бедных. Нам сейчас надо думать не об Испании, Варшавском герцогстве или немецких курфюрстах. У нас есть вполне конкретные проблемы в виде армии фон Блюхера и того, что осталось от армии фон Лихтенштейна. О них нам надо сейчас думать.
- Приземлённый вы, Суворов, человек, - вздохнул де Брасиль. - Совершенно не мыслите о мировой политике. А ведь именно она определяет, с кем мы будем воевать в самом скором времени.
- И что же эта политика говорит о поведении пруссаков и рейнцев? - ехидно поинтересовался я. - Не так давно кайзер Вильгельм Третий лебезил перед вашим императором, и что же теперь? Пруссаки ещё неделю назад бывшие нашими верными союзниками, теперь осаждают нас. Как это выглядит с политической точки зрения?
- Я не политик, - пожал плечами, ничуть не смущённый де Брасиль, - я солдат. Моё дело сражаться, но, как бы то ни было, я человек образованный, из старой дворянской семьи, а не бессловесное орудие, вроде солдата.
Это, конечно, было распространённое мнение о солдатах, особенно в нашей армии, где их и за людей-то не считали. Как же, те же крепостные, только что не работают. Как бы то ни было, оно весьма коробило меня. Я лично всегда считал, что солдат - это в первую голову, человек, такой же, как и все. Это мешало хладнокровно отправлять их на смерть, однако я тогда был простым ротным командиром и всегда сам ходил с солдатами в бой.
К концу второго дня работы были закончены и место за выстроенными нами баррикадами заняли наши сменщики. Похоже, теперь нам придётся ними делить позиции. Так оно и вышло, мы с де Брасилем дежурили днём, а Бушмакин и безымянный француз - ночью. Если уж быть точным, дежурили там не одни мы, мы обустроили позиции для всего батальона, как выяснилось позже - его солдаты в это время помогали окапываться артиллеристам.
- Здесь будем принимать удар кавалерии, - сообщал нам майор Губанов. - Нам завтра должны подвезти пару лёгких шестифунтовок, они будут вести огонь картечью. Как только в атаку пойдёт вражеская пехота, отстреливаемся, сколько сможем, но в рукопашную не вступаем, прикрываем отход артиллерии, а потом сами отходим вглубь города. Там уже готова вторая линия и сапёры с пионерами готовят третью. Будем драться за город сколько сможем. В рукопашную вступим только на третьей линии.
- Людей будем беречь, - сказал капитан Антоненко, получивший звание толи за Трафальгар, толи за Труа, хоть оба этих сражения мы проиграли. - Но ведь, чтобы отойти с одной линии обороны к другой, придётся оставлять взвод прикрытия, который почти наверняка погибнет полностью.
- Да, капитан, - согласно кивнул Губанов, - именно так. Однако это куда лучше, нежели уложить всех людей разом на окраинах города.
- Почему бы не отвести всех ближе к центру? - спросил штабс-капитан Зенцов, ещё не вполне оправившийся от ран и, как говорили, попросту сбежавший из госпиталя.
- Не смотря на потери в битве, - ответил майор, - нас очень много. Не забывай, в городе кроме нас ещё есть люди, а в центре и так уже не протолкнуться от солдат и офицеров. Кроме того, если враг займёт пригороды и установит тут свою артиллерию, то сможет бить по центру из тяжёлых и средних пушек. Вот тогда нам придётся, действительно, туго.
- Но ведь если мы отступим чуть позже, - возразил Зенцов, - то враг всё равно сможет установить пушки, и отроет огонь.
- На штурм со всех сторон у немцев сил не хватит, - сказал на это Губанов, - и там, где они прорвутся через первую линию, то не смогут установить там пушки, потому что по ним будут бить со второй линии. А когда усилят нажим на эту часть города, то на этом направлении уже будут стоять наши пушки и когда немцы попытаются закрепиться там, они тут же откроют по ним огонь.
Офицеры батальона собрались в нашем импровизированном штабе. Небольшом доме между первой и второй линией баррикад. Мы заняли самую большую комнату дома, рассевшись вокруг длинного стола, вокруг которого раньше, видимо, собиралась за обедом вся семья хозяина дома. Где он и кем он был, никто не знал. Однако человек, наверное, был осмотрительный, потому что вовремя сбежал со ставшей опасной окраины города.
- Как считаете, господин майор, - поинтересовался командир второй роты капитан Пётр Острожанин, - станут ли немцы ждать подхода фон Кинмайера или атакуют в самое ближайшее время?
- Раз не напали тут же, - сказал Губанов, - значит, ждут Кинмайера. Видимо, фон Блюхер хочет и дальше римскими руками загребать жар.
- Но не такие уж цесарцы и дураки, чтобы и дальше подставлять за немца грудь?! - воскликнул Антоненко. - Чем же их так прельстили пруссаки и рейнцы? Сначала обстреливали, а потом вроде как на их сторону перешли. В голове не укладывается, если честно сказать.
- Политика, - словно брань выплюнул Зенцов.
- Во время битвы немцы могли уже перейти на сторону цесарцев, - предположил я. - Я был в немецком штабе в середине битвы, как раз перед атакой нашей кавалерии с фронта и тыла. Их артиллеристы работали как проклятые, а вот толку от их усилий было очень мало. Такое впечатление, что они били по известным цесарцам ориентирам.
- А что вполне может быть, - сказал Острожанин. - Изображали активность, усыпляли наше внимание, а между тем готовились вероломно ударить нам во фланг.
- Этого нападения ждали и в нашем штабе, - добавил я, - поэтому и сосредоточили всю тяжёлую кавалерию напротив их позиций.
- Не слишком-то это помогло, - заметил недолюбливающий меня Зенцов. - Перемудрили штабные головы.
- Прекратите, штабс-капитан, - остановил его майор Губанов. - Ваша ирония неуместна.
На такой вот ноте и закончилось наше совещание. Офицеры разошлись по позициям.
Врага мы ждали ещё два дня. Дежурили на баррикадах, высматривая в зрительные трубы, передаваемые от офицера офицеру, строящихся немцев и цесарцев. Они собирали против наших позиций значительные силы пехоты и кавалерию, в основном, римскую. А вот артиллерии никто не заметил, быть может, по нашему примеру её подтянут туда, где прорвутся, или же здесь не основное направление удара, а так - силы наши распыляют. У них-то солдат куда больше. Фон Кинмайер, судя по коричневым мундирам пограничных полков Восточной Европы, уже привёл свою армию.
- Венгры и румыны с границы с Портой, - сказал де Брасиль. - Да и оружие у них, как говорят, почти у всех нарезное. Бьёт дальше обычных ружей и намного точнее. В моей роте такие ружья только у лучшего взвода, а у коричневых, как говорят, через одного. Они со своими ружьями приходят на службу, с теми же, с какими на охоту ходят.
- Это не новость, - отмахнулся я. - У нас, в егерских полках, особенно из сибирских губерний, это обычная практика. Охотники приходят на службу со своим оружием.
- Так и у нас стрелковые полки есть, - с гордостью за страну заявил суб-лейтенант Маржело. - Они ничуть не хуже ваших прославленных егерей и цесарских граничар.
- Вот только ни тех, ни других с нами нет, - оборвал ему, как-то не слишком вежливо, де Брасиль, - а вот пограничники - есть. И завтра-послезавтра начнётся перестрелка.
- К тому времени, де Брасиль, - сказал ему я, - у нас уже будут две пушки. Конечно, пара шестифунтовок не остановят врага, но и стрелков заставят быть осторожней.
Перестрелка началась на следующее утро. С самого рассвета, как только мы заняли места на позициях, вдали замелькали мундиры граничар. И засвистели пули. Наши артиллеристы палили по ним, но больше для острастки, небольшие шестифутовые ядра на таком расстоянии не причиняли особого время солдатам. Только когда шрапнельный снаряд попадал в самый центр вражьего построения, он наносил изрядный урон, а в остальном по большей части они пропадали втуне. Не совсем, конечно, зря, они тревожили пограничников, сложновато сосредоточиться на прицельной стрельбе, когда по тебе палят из пушек, а рядом взрываются гранаты, тысячами кусочков свинцовой смерти. Мы стреляли в ответ, но без особого результата. Гладкоствольные мушкеты не могли сравниться в дальности и точности стрельбы со штуцерами пограничников.
- Нет у нас штуцерных, просто нет, - сказал мне в ответ на просьбу передать хотя бы полвзвода солдат "третьей линии". - И штуцеров нет. У нас и так с запасным оружием скверно. Солдат-то после Трафальгара дирижаблями прислали, а вот оружие - нет. Последние резервы распотрошили, чтобы всех вооружить. Я из своего жалования штуцера стрелкам твоей роты покупал.
- Вот только вооружены они гладкоствольными мушкетами французского образца, - сказал я. - Куда же подевались ваши штуцера?
- Видимо, твой предшественник, Серёжа, - ответил Губанов, - успел подсуетиться. Он, вообще, был человек крайне шустрый, любил казённое имущество налево пускать. Жаль, погиб, как герой, а то я его за штуцера под трибунал бы отдал, сволочь этакую. Теперь эту историю придётся замять - и плакали мои денежки.
- А что же, - несколько уязвлено поинтересовался я, - его имущество между офицерами делить не будут? Как моё.
- Нет, не будут, - сказал майор. - У него семья в Тверской губернии, жена, дети. Им всё и отойдёт, как положено. А ты у нас, как говориться, один, как перст.
- Какие-то дальние родственники есть, - задумался я, - но я их видел очень давно. На похоронах деда, тогда почти всё наше семейство собралось.
- На похоронах нынче семьи только и собираются, - заметил майор Губанов, - чтоб наследство поделить. У вас всё? - спросил он. Я кивнул. - Тогда свободны.
Первый штурм состоялся на следующее утро. Едва солнце осветило крыши окрестных домов, как в окулярах зрительных труб замелькали коричневые мундиры.
- Стрелки на позиции, - приказал я. - Ефимов, без приказа не стрелять. Кмит, Фрезэр, берите гренадеров и занимайте позиции по домам. Ваша цель - военные инженеры. Они придут, я уверен, попытаются растащить рогатки, расчистить дорогу кавалерии. Переколите их штыками, не считаясь с потерями.
- Стоит ли, - спросил у меня командир бывшей моей роты капитан Антоненко, - стоит ли так рисковать людьми, ради этих рогаток, штабс-капитан?
- Стоит, капитан, - поддержав официальный тон, ответил я, - очень даже стоит. Фронт атаки достаточно широк. Без рогаток, вражеская тяжёлая конница несколькими атаками где-нибудь прорвёт нашу оборону. И тогда нам конец. Даже пушки не спасём.
Антоненко пожал плечами с видом "наше дело сказать, а там хоть трава не расти". Я же повернулся к своим стрелкам.
- Солдаты, - обратился я к ним, - вон там шагают венгерские стрелки. Они считают себя лучшими стрелками во всём мире. Даю целковый каждому, кто собьёт мадьяра с максимальной для ваших мушкетов дистанции.
- Есть! - с воодушевлением ответили мои бойцы.
- Стрелять без команды, - приказал я. И тут же загремели выстрелы.
Я приложил окуляр зрительной трубы к глазу, следя за успехами моих солдат. Коричневые венгры падали довольно редко, но всё же куда чаще, чем я даже мог надеяться. Выучка стрелков гренадерской роты превосходила выучку обычных мушкетёров во много раз.
- Молодцы, - ободряюще крикнул я солдатам, - будете так стрелять, весь взвод по целковому получит. Выискивайте синие мундиры, - продолжал я, - синих бить в первую очередь. За каждого синего по пятиалтынному накину.
Выстрелы зазвучали несколько реже. Стрелки приняли высматривать в коричневых рядах синие мундиры военных инженеров врага.
Несмотря на потери, противник медленно, но верно продвигался к рогаткам. Венгры ответного огня не вели. Похоже, коричневая масса солдат была нужна для того, чтобы телами прикрывать военных инженеров. Теперь всё зависит от Кмита с гренадерами, опоздает - и они успеют растащить или просто испортить рогатки, поспешит - только положит людей без толку, а враг своё дело всё равно сделает.
- Переходить к залповой стрельбе? - спросил поручик Ефимов.
- Рано, - покачал головой я. - Вот как только гренадеры Кмита выстрелят, так и мы следом.
- А у половины солдат мушкеты будут разряжены, - буркнул Ефимов. - Кому стрелять тогда? Промедленье тут, как говорят древние, смерти подобно.
- Мудрые люди во все времена говорили, - парировал я, - поспешишь - людей насмешишь. А смех у этого врага - скверный, свинцовый. - Я помедлил ещё несколько секунд и сказал: - Всему взводу по рублю с пятиалтынным. Тебе, Ефимов, пять - за отличную стрельбу. Прекратить стрельбу. Заряжай мушкеты. Командуй, Ефимов.
- Взвод, - воскликнул поручик, - стрельбу прекратить! Мушкеты заряжай!
Едва отзвенели последние шомпола, как гренадеры дали залп по врагу.
- Залпом! - крикнул я. - Не целясь!
- Пли! - скомандовал Ефимов.
Уши заложило от ружейного треска. Баррикаду затянуло пороховым дымом. А затем с той стороны донеслось родное "Ура!". Первое время, пока не рассеялся дым, мы узнавали только по звукам. Вот зазвенели клинки, раздались крики и команды на русском и разных диалектах немецкого, а также, кажется, на венгерском. Наконец, дым рассеялся, и мы увидели, как коричневых солдат теснят от баррикад. Они совершенно не ожидали атаки не только с фронта, но и с флангов, не сумели дать ответного залпа ни по нам, ни по гренадерам Кмита и теперь их, буквально, вырезали мои солдаты, прорываясь к военным инженерам. Те пытались отбиваться мушкетами и тесаками, однако не особенно успешно, куда им было до наших гренадер. Самые умные успели попрятаться за спины венгерских солдат и тем спасли себе жизни.
И вот враг отступил. Гренадеры Кмита отошли обратно к домам и вернулись на позиции. Когда он вернулся, в порванном, запятнанном кровью и порохом мундире, я обнял его за плечи и крикнул:
- Молодец, подпоручик! Орёл! Доложи о потерях.
- Двоих убили, - ответил он, - тела мы вынесли. Ещё пятеро ранены, пара - тяжело.
- Убитых к священнику, - распорядился я. - Раненым - в лазарет. Тяжёлым - в госпиталь.
- Может оставить легкораненых на позициях? - спросил Кмит.
- Не надо, - покачал я. - Немчура вряд ли сегодня ещё сунется. Мы им славно всыпали, нескоро опомнятся. Так что о раненых лучше позаботиться, как следует.
Дорогой отец.
Я знаю, что это письмо придёт к тебе, когда я, скорее всего, или буду лежать в сырой земле или, даст Бог, вернусь домой. Мой друг и командир, капитан Антоненко, недавно рассказал мне историю про своё письмо, написанное в сходных обстоятельствах, во время войны со шведами. Он прибыл домой раньше этого письма. Мы посмеялись над этой историей, и тогда я решил написать Вам это письмо.
Не смотря на героическую стойкость наших солдат, поддержку французов и умелые действия кавалерии, мы проиграли. Сначала нам удалось рассеять римские войска, обратить их в бегство, однако предательский удар пруссаков и рейнцев решил исход боя. Теперь мы вынуждены отступить к городу Труа, неподалёку от которого, и происходило сражение. На наше счастье, враг не спешит со штурмом, и мы успеваем укрепить его в достаточной мере. Сооружены три линии обороны и сейчас мы дерёмся с врагом на первой из них.
Немцы попытались растащить рогатки, которые должны защитить нас от кавалерии. И в некоторых местах им это удалось. Пионеры, приданные нам, настаивают на том, чтобы выставить новые рогатки этой ночью, но солдаты слишком устали и командиры отказали им. Мне, кажется, что это большая ошибка. Быть может, завтра нам придётся сражаться с вражеской кавалерией, а без рогаток это будет очень тяжело и приведёт к большим, потерям, которых можно было бы избежать. А у нас и без того каждый человек на счету.
Не смотря ни на что, мы будем драться завтра так, чтобы враг запомнил нас. Даже если мне суждено погибнуть, то знайте, дорогой отец, что я не посрамил высокого звания русского офицера.
За сим дозвольте откланяться, навеки Ваш покорный сын, поручик, командир 1-го взвода 3-й роты 3-го батальона Полоцкого пехотного полка, Пётр Большаков.
12 числа февраля месяца 18.. года.
- Сегодня кавалерией ударят, - уверенно сказал де Брасиль. - Даже у нас рогаток почти не осталось. Почти все растащили и порубили.
- Скорее всего, - не стал спорить я, - слишком долго они топчутся на нашей первой линии. Наверное, думали, что к третьему дню боёв уже из города нас выбьют.
- Нас выбьешь, - усмехнулся первый лейтенант. - Как же. Мы им уже надавали по рогам. И ещё надаём.
- Каждая атака стоит врагу нескольких десятков человек, - поддакнул ему суб-лейтенант Маржело. - И это только на нашем направлении.
- Нам они тоже стоят недёшево, - сказал Кмит. - В моём взводе очень большие потери. Легкораненых некогда в лазарет отправлять, а тяжёлых выписывают не долечившихся.
- Мы должны продержаться ещё несколько дней, - настойчиво произнёс Маржело. - Придёт Макдональд с Северной армией, придут Ожеро и Ланн. Маршалы не бросят своего императора.
- Прийти-то они придут, - согласился я, - вопрос только: когда? Доживём ли мы до этого момента.
- А это, по большому счёту, не так важно, первый лейтенант, - сказал мне де Брасиль. - Главное, чтобы город продержался. Только это имеет значение.
Кавалерия ударила на рассвете. Ещё в сумерках, когда солнце только показалось из-за горизонта, мы услышали топот сотен копыт. Первыми мчались знакомые мне кирасиры Священной Римской империи. В зрительную трубу я видел латки на полукирасах. За ними маячили кирасиры прусские в двуугольных шляпах и драгуны рейнцев с карабинами наперевес.
Тот карабин, что дал мне Ахромеев, так и остался у меня, и я активно пользовался им во время перестрелок с венграми. Ему не хватало дальности и точности стрельбы - всё же оружие всадника, однако когда коричневые солдаты и инженеры подходили к рогаткам, он собирал свою кровавую жатву в полной мере. Теперь уже мои стрелки били точно без каких-либо материальных мотиваций, а гренадеры старались от них не отстать. Теперь уже заключались пари между стрелками и гренадерами, к которым вскоре присоединились и вольтижёры первого лейтенанта де Брасиля. Спорили на выданные мною премиальные за первый бой, на прошлые и будущие жалования, на доли в трофеях, на патроны, сапоги, обмундирование и прочее. На что угодно, кроме оружия и наград - есть для солдата вещи не просто чтимые, но святые.
- Один залп, - командовал я. - Только один залп. Времени зарядить мушкеты враг нам не даст. В рукопашную пойдут все. Гренадеры и стрелки.
- Мы также дадим только один залп, - сообщил командир артиллерийского взвода поручик Сергеев. - Картечью. Потом потащим пушки в тыл. Ко второй линии.
- Ясно, - кивнул я.