Каре оборонялось отчаянно, солдаты сбивались плотнее, занимая места погибших. Чувствуя, что батальон держится из последних сил, бостонцы наседали на нас, окружив со всех сторон и обрушивая на голову солдат удары сабель. Это полностью исключало возможность рассыпания каре, все знали, что бежать из этой людской крепости некуда, только под американские сабли. Мушкетёры, стрелки, гренадеры дрались, падали, умирали, но держались, стояли насмерть.
А потом спустились сумерки и в британском лагере заиграли горны и забили барабаны. Сражение завершилось. Как бы ни хотел американский кавалерист покончить с нами, но ослушаться приказа он не мог. Он вскинул над головой саблю и махнул, командуя отступление.
- В колонну, - скомандовал майор Губанов, когда кавалеристы отъехали к линии бывших редутов. - Возвращаемся в лагерь.
И батальон, подобрав раненных и убитых, направился к лагерю объединённой армии.
Глава 24, В которой герой принимает самое деятельное участие в Полуостровной войне
Бьют барабаны. Их гром отдаётся в ушах. Кажется, что снова вернулся на поле боя. Сейчас тоже прозвучат выстрелы, но врага не будет. Британцы отступили ещё ночью. Не смотря на то, что его солдаты устали, не меньше наших, Уэлсли увёл их на юго-запад, к Вальядолиду. Продолжать осаду Бургоса имеющимися силами он посчитал бессмысленным. Сегодня будут стрелять в своих. По скорому решению трибунала будут расстреляны все обер-офицеры бежавших с поля боя полков испанской армии. Сами полки будут расформированы, солдаты и унтера будут распределены по другим полкам рядовыми с лишением всех наград и знаков отличия, не смотря на былые заслуги и выслугу лет. И сейчас я, как и все офицеры объединённой армии присутствовал на казни.
Это было жуткое зрелище. Сначала на городскую площадь Бургоса вывели всех обер-офицеров Королевского иностранного, Кастильского и Толедского полков в парадной форме, при оружии и наградах. Сам Жозеф Бонапарт лично сорвал с них все знаки отличия и швырнул на мостовую, за ними последовали пояса с оружием. Дюжие гвардейские гренадеры в белых мундирах переломили их шпаги. Я видел слёзы на лицах бывалых офицеров, они были готовы искупить вину своих полков кровью, пусть даже снова пойти рядовыми, но трибунал лишил их такого права. Но самым страшным испытанием для них оказалось сожжение полковых знамён. В центре площади, где ещё не так давно жгли еретиков и ведьм, развели большой костёр, куда и швырнули знамёна под барабанную дробь. Теперь уже многие офицеры плакали, ничуть не стесняясь слёз. Оно и понятно, кто же вынесет такое зрелище. После этого и жить не захочется. Хотя жить им осталось всего ничего.
- A la pared! - скомандовал гренадерский офицер, командующий мрачными солдатами расстрельной команды.
Офицеры в изорванных мундирах строевым шагом прошли к стене ближайшего дома. Гренадер развернул вслед за ними своих солдат и вскинул шпагу:
- Parar! - Гремят барабаны. - Al hombro, mar! - Командир расстрельной команды делает паузу, набирая побольше воздуху в грудь - Apuntar! - И, наконец, короткая команда: - Fuego!
Воздух разрывает треск мушкетов, заглушая барабанный бой. Бывших офицеров отбрасывает на стену, кровь пачкает белые рубашки, на камнях остаются тёмные пятна. Это особенно сильно врезалось мне в память.
- Зря с ними так поступили, - говорил капитан Эстевес, командир роты гвардейских вольтижёров графа Ги. - Крепкие были ребята, настоящие вояки, а умерли, как собаки.
Мы сидели в кабачке, расположившемся в подвальчике неказистого дома. Возвращаться сразу после казни в полковые казармы не хотелось отчаянно, особенно трезвым, поэтому я отправился гулять по городу в поисках питейного заведения. В офицерское собрание идти не хотелось тоже, там, верно, и вовсе царила зелёная тоска. Неподалёку от площади, где свершилась казнь, меня перехватили знакомые французские офицеры - капитан Жильбер и Эжен Люка, чей Двадцать четвёртый линейный полк дрался в составе дивизии генерала Леваля и понёс большие потери. С ними были и несколько испанских гвардейских офицеров, пребывавших в крайне мрачном расположении духа. Они направлялись в кабачок "Крокодил" и я присоединился к ним.
- Решил устроить показательную казнь в стиле своего младшего брата, - сказал я. - Для поддержания, так сказать, морального духа армии. Показать, что станет с теми, кто покинет строй в бою.
- Бред это всё! - вскричал мой знакомец ещё с Уэльвы Энрике Фернандес де Камбра, кавалер де Овандо, командир батальона гвардейских гренадер. - В чистом виде бред! Расстрелами моральный дух армии не поднимешь! Его можно только опустить ниже нижнего предела! Но где это видано, чтоб испанцы с поля боя бежали, даже ещё и от паршивых inglИs?! Этого не бывало раньше, испанская пехота с поля боя не бегала! Куда катится этот мир!
Он одним глотком осушил стакан местной граппы, обжигающей не хуже нашего хлебного вина. Поставив его на стол перед собой с громким стуком, что было сигналом хозяину кабачка повторить. Пожилой и полный кабатчик качал головой, осуждая столь неуёмное пьянство, но спорить с саженного роста гренадером не решался. Как говориться, кости свои каждому милы.
- Враги превозмогали нас и прежде, Овандо, - покачал головой Эстевес, - даже во времена Филиппа Второго, когда наша пехота, действительно, была непобедимой и о ней слагали легенды.
- Превозмогали, не спорю, - сжал в могучей ладони, вновь наполненный стакан с граппой майор де Камбра, - на всякую силу всегда найдётся большая, война, в конце концов, переменчивая девка. Я не о том! - Он снова проглотил граппу и стукнул стаканом о столешницу, кабатчик уже и не отходил далеко. - Я про то, что не видело ещё солнце Испании, чтобы кастильцы и толедцы бежали, чтобы строй их рассыпался! VАlgame Dios! За что ты покарал нас, верных детей своих, espaЯol?! Отчего не лишил меня глаз, чтобы они не видели этого позора?!
- Многие бегали с поля боя прежде, - сказал я. - Многие побегут и впредь. Войска не побегами мерить надо. - От выпитого речь моя на не родном мне французском языке стала несколько невнятной, и строить фразы было сложновато. - Под Нарвой русскую регулярную армию шведы разгромили наголову, по некоторым свидетельствам побежали, поддавшись общей панике, даже преображенцы и семёновцы. Сейчас это лейб-гвардейские полки, - зачем-то уточнил я, - лучшие солдаты всей Российской империи.
- Ты не понимаешь, Суворов! - ещё громче закричал де Камбра. - Я уважаю тебя, ты сделал из уэльвских лавочников и ремесленников настоящих солдат, которые прославили твоё имя на всю Испанию. - Дело в том, что полк уэльвских ополченцев носил моё имя. - Но всё равно, ни один иностранец не сможет понять, что такое испанская пехота! Мы наводили ужас на всю Европу!
- Так говорили о себе и швейцарцы, которые сейчас охраняют Папу Римского, - мрачно сказал Эстевес, - и шотландцы, служившие во французской гвардии при Бурбонах…
- Они говорили, а мы - были лучшими!
- Вот именно, что были! - отрезал Эстевес. - А кто мы сейчас. Нами правили немцы из Священной Римской империи, а теперь, стоило только Бонапарту захотеть, и король наш идёт к чёрту вместе с Годоем, а на трон садится августейшая задница его старшего братца!
- С такими речами можно и жандармам загреметь, - заметил Люка.
- Лучше сразу к Уэлсли податься! - закричал Овандо. - К этому виконту Веллингтону, или как его там! Звать нашего короля и французского императора, а заодно и всех французских солдат, Бони!
- В дезертиры меня записываешь?! - вскочил Эстевес, хватаясь за рукоять шпаги.
Развиться ссоре не дали мы. Люка повис на плечах у Эстевеса. А я и Жильбер одновременно бросились на поднимающегося Овандо. И хоть мы с гусаром были люди немаленькие, и силой нас Бог не обделил, однако гренадерский майор продолжал подниматься. И даже выхватить шпагу хотел, не смотря на то, что в его предплечье вцепился обеими руками капитан Жильбер.
- Дуэль! - кричал Эстевес, которого взял в борцовский захват коренастый Люка. - Немедленно! Шпагу из ножен, bastardo!
- Я прикончу тебя! - ревел в ответ густым от гнева басом майор Овандо. - Да отпустите же руки, monstruos! Hidalgos желают драться! Это наше исконное право!
- Под трибунал захотели?! - орал на них капитан Жильбер.
- Вопите громче, idiots, чтобы сюда вся жандармерия собралась! - поддерживал его Люка.
Нам удалось всё же усадить разбушевавшихся испанцев на стулья. Но после этого инцидента пришлось покинуть кабачок. Хозяин его терпеть нас и дальше не стал. Мы быстро расплатились с ним и ушли.
Спустя два дня после битвы при Бургосе армия выступила вслед за Веллингтоном. По данным разведки, которую составляли, в основном, наши казаки и испанские казадоры с уланами, отступали британцы к Вальядолиду. Там он останавливаться не станет, как считали наши многомудрые штабные офицеры, и отойдёт дальше на юго-запад, к Саламанке, а то и ещё глубже, к Сьюдад-Родриго. Нам на помощь с юга шла армия маршала Мармона, так что Уэлсли оказывался в весьма затруднительном положении. Его армия после поражения была не в самом лучшем состоянии, как физическом, так и, что много важнее, моральном. Ещё недавно победоносная, она была вынуждена отступать по чужой земле, где её солдатам в красных мундирах совершенно не рады. Хотя где красномундирникам рады, как, собственно, и всяким солдатам чужой армии на своей земле. Не думаю, что нас и французов испанцы воспринимают лучше, не как захватчиков, дерущихся в другими захватчиками за их родную землю.
- Двигаться будем скорым маршем, - сообщил нам полковник Браун. - У Саламанки должны соединиться с Мармоном и совместно ударить на Уэлсли. В этом случае у него не останется никаких шансов.
- По-моему, господа, - высказался майор Губанов, - мы недооцениваем Уэлсли. Он отличный полководец. Об этом говорят не только его прошлые победы, но и тот факт, что он вывел армию из боя и провёл её ночным маршем. Уставших солдат и кавалеристов, кони которых едва не валятся с ног.
- Каким бы он ни был полководцем, - отмахнулся Версензе, - но с объективными фактами ничего поделать не сможет. Солдат у него меньше, пушек после Бургоса почти не осталось, а к нам идёт маршал Мармон со свежей сорокапятитысячной армией. Будь у Уэлсли больше войск он, быть может, попытался разбить нас поодиночке, но это у него вряд ли выйдет.
- Отчего же, - покачал головой Губанов, - если сумеет закрепиться, дать бой Мармону на выгодных для себя позициях. Под Бургосом у него было около ста тысяч солдат и офицеров. Убитыми он потерял около двадцать тысяч, ещё сколько-то раненными, которых он забрал с собой, и многие из них ещё встанут под ружьё снова. Так что армия у Уэлсли будет едва ли не вдвое больше мармоновской.
- Мармона он может и разобьёт, - согласился Браун, - но не стоит забывать и о нашей армии. Дать два сражения в относительно небольшой промежуток времени, это слишком даже для Уэлсли, будь он, хоть трижды гениален.
- Вы забываете, господин полковник, - встрял я, - что после победы моральный дух войска обычно на подъёме, чем Уэлсли не может не воспользоваться. Воодушевлённый солдат стоит двух.
- Хорошо сказано, - усмехнулся подполковник Версензе, - прямо в духе вашего знаменитого батюшки.
Я не стал возражать, что генералиссимус князь Александр Васильевич Суворов-Рымникский не мой отец и к моей семье никакого отношения не имеет. Мне давно надоело исполнять любимый номер офицерского собрания полка, а до того, кадетского корпуса.
- Как бы то ни было, господа, - поняв, что дежурной шутки сегодня не будет, продолжал подполковник, - я, лично, не верю, что Уэлсли удастся разгромить наши армии ни вместе, ни поодиночке. Как бы ни были воодушевлены его солдаты.
- Вспомните о победах Уэлсли в Индии, - напомнил Губанов. - Ахмаднагар, Ассайе и взятие Гавилгура.
- Вы следите за карьерой нашего врага, - усмехнулся Версензе. - Мне эти слова мало, что говорят.
- Между этими тремя битвами прошло менее полугода, - разъяснил Губанов. - Армия Уэлсли страдала от жары и лихорадки, но они прошли пол-Индии и разгромили войска раджей. После этого они взяли крепость Гавилгур, считавшуюся непреступной. Без подкреплений и резервов, практически, как сейчас.
- Но воевал-то он с индусами, ну и арабами ещё, кажется, верно? - уточнил полковник Браун. - А сейчас его противники - мы, так сказать, полноценная европейская армия.
- Но и в подчинении у него не сипаи, составлявшие большую часть войск в Индии, - заметил Губанов, - а такая же полноценная европейская армия.
- Как бы то ни было, господа, - завершил наш разговор полковник Браун, - выяснить мы это сможем только в будущем. И очень скоро выясним, я так думаю.
В конце второй недели марша к Саламанке к нам пришла весть о разгроме Мармона. Как и предрекал майор Губанов, Уэлсли, закрепившись близ Саламанки, дал Мармону бой и разбил его на голову. Остатки сорокапятитысячной армии французов были вынуждены отступить к городу Авила. Веллингтон не стал преследовать его, более того, сражаться с нами он также не собирался, уйдя из-под Саламанки и выдвинувшись к Сьюдад-Родриго.
- Видимо, придётся штурмовать город, - сказал на очередном офицерском обеде подполковник Версензе. - Веллингтон запрётся в Сьюдад-Родриго и нам придётся его осаждать.
- Сил на штурм не хватит, - сказал майор Губанов. - Я беседовал с испанцами, Сьюдад-Родриго отлично защищён, да ещё и британские сапёры укрепят его. Для штурма нам нужно больше осадных орудий и пехоты.
- Значит, будем осаждать, - пожал плечами Версензе. - Подождём подкреплений - и возьмём город. Или же голодом уморим.
- Во время осады, - вздохнул я, - часто гибнет и умирает людей столько же, если не больше, чем при штурме.
- Да, - кивнул Версензе, - так бывает. Но вы забыли уточнить, что люди гибнут с обеих сторон. От болезней, голода, в перестрелках.
- Я думаю, что бостонцев Уэлсли в городе не оставит, - сказал Губанов. - Выведет за стены, что тревожили нас постоянными набегами. К тому же, из Португалии к Уэлсли также придут подкрепления. И уже мы можем оказаться между молотом и наковальней, фигурально выражаясь.
- Откуда у него подкрепления? - удивился полковник Браун. - Перед походом в Испанию Уэлсли забрал из Португалии всех солдат. Он сам не раз заявлял, что там не осталось ни единого красного мундира.
- Вы, господин полковник, - возразил Губанов, - забываете, что у Британии огромный военно-морской и воздушный флот. Не только из России идут новые солдаты, но с Альбиона. Не сомневаюсь, что красномундирные полки уже готовятся к посадке на корабли и дирижабли.
- Когда они ещё будут здесь, - отмахнулся Версензе. - Этих подкреплений Уэлсли может ждать несколько месяцев.
- К нам оно не придёт вовсе, - напомнил Губанов. - Мы после Труа почти подчистую выбрали второй батальон и Брянское рекрутское депо. Нам придётся воевать теми солдатами, которые есть у нас сейчас.
- Вы, майор, - заметил полковник Браун, - забываете о французах. Бонапарт должен прислать солдат своему старшему брату, чтобы тот сумел усидеть на троне.
- Выходит, господа, - заявил я, - что у нас вся надежда на подкрепления из Парижа.
- Именно, - кивнул Губанов, - и это лично мне не особенно нравится.
- Вы считаете нас ненадёжными союзниками, - в нашу палатку вошёл полковник Кордье, командир Семьдесят пятого линейного полка. - Messieurs officiers, - поздоровался он.
- Присаживайтесь, господин Кордье, - пригласил его Браун. - Разделите нашу трапезу.
- Merci, avec plaisir, - не дал себя упрашивать Кордье.
- С чем пожаловали? - поинтересовался наш полковник.
- Да вот родилась мысль в нашем штабе, что надо догонять Уэлсли, - сказал французский полковник. - Если он запрётся в Сьюдад-Родриго, нам его оттуда и за десять лет не выщелучить, город отлично укреплён и сил обороняться у британцев вполне достанет.
- Об этом мы и говорили, мсье Кордье, - ответил на это Браун. - Но поделать с этим мы ничего не можем.
- Можем, - отрезал Кордье, - вполне можем. Для этого нужно ускорить марш.
- Но солдаты и без того идут скорей некуда, - покачал головой Браун.
- Люди не лошади, - заметил майор Губанов, - мы же просто загоним их.
- Это верно, - не стал спорить французский полковник, - но можно ускорить марш, не загоняя людей. Есть у молодого штабного офицера один план, его будут обсуждать на ближайшем заседании штаба армии.
- В чём он состоит? - поинтересовался Браун.
- Фамилией офицера вы даже не поинтересуетесь? - усмехнулся Кордье, и сразу стало понятно, что этот офицер он сам и есть. - А план его в общих чертах таков. Армия теряет очень много времени из-за того, что движется по одной дороге. Вспомните, иногда полки сутки простаивают, бывало у вас такое?
- Не без того, - согласился наш полковник.
Тут я вспомнил, как наш Полоцкий пехотный простоял на испепеляющей жаре, пропуская одну за другой колонны обозов, снабжавших авангардные части объединённой армии. Тогда, не смотря на команду снять кивера, несколько солдат потеряли сознание, и их пришлось везти на телегах.
- Так вот я предлагаю, - совершенно позабыв о конспирации, продолжал Кордье, - идти четырьмя колоннами, в прямой видимости. Таким образом, мы очень ускорим темп марша и сможем двигаться практически без задержек.
- Заманчивое предложение, - покачал головой Браун. - Что скажете, господа офицеры?
- Опасно, - первым высказался майор Губанов. - Бостонцы по округе шныряют. Дня не проходит, чтобы наши пикеты не столкнулись с американской лёгкой кавалерией.
- Да, риск велик, - согласился с ним подполковник Версензе, - но выгода от этого манёвра чрезвычайно велика. Если мы успеем нагнать Уэлсли и дать ему бой, судьба Испании будет решена.
- Вот только непонятно, в чью пользу, - заметил капитан Антоненко. - Как бы то ни было, у Уэлсли остаётся большая сила и воевать он умеет, что доказал не раз.
- И об бостонцах забывать не стоит, - напомнил я. - Они славятся своей жестокостью и быстротой атак и отходов. Они вполне могут налететь на батальон, даже скорее роту, вырезать её и уйти, пока остальные части колонны среагируют.
- Но ведь колонны пойдут в прямой видимости, - словно ребёнку объяснил мне полковник Кордье.
- Не по пустыне, - покачал головой майор Губанов. - Местность неровная, придётся выбирать, либо шагать через холмы, либо обходить их и тогда колонны потеряют друг друга из виду. Вот тут лёгкой кавалерии будет самое раздолье.
- Не успеет батальон перестроиться в каре, - добавил я, - и конец батальону.
- Значит, должны быть начеку всё время, - жёстко заявил полковник Кордье. - Мы на войне, в конце концов.
- Риск, всё равно, очень велик, - сказал Версензе, - но выгоды каковы! Риск, так сказать, вещь возможная, а вот выгоды от ускорения марша - вполне реальны.
- Мы можем даже поступиться потерей нескольких подразделений, - ледяным тоном произнёс Кордье, - ради выгод, что сулит нам ускорение марша. Vraiment, не можем же мы вечно топтаться на этой дороге.
- Вот только солдат потерять мы можем слишком много, - заметил я, - и без особого толку.
- Как бы то ни было, господа, - сказал полковник Браун, - я выслушал ваше мнение и склонен, всё же, согласиться с полковником Кордье. Об этом я и скажу нашему командующему.
Именно это решение и стало причиной наших дальнейших приключений.