- И снова прошу простить меня, Ваше величество, но, по моему мнению, России лучше не воевать вовсе.
- Генералы твердят мне, - устало вздохнул Государь, - что нельзя упускать стратегическую инициативу. Вы, дипломаты, что война - губительна. Но не воевать сейчас нельзя. Британия и Франция стремительно набирают силу, пока они воюют друг с другом, Россия в относительной безопасности. Однако, как только одна из этих империй разделается со своим врагом или хотя бы изрядно ослабит его, вот тогда она тут же обернёт свой взор в нашу сторону. Так как вы думаете, граф, на чьей стороне нам лучше выступить?
- В этой войне я бы поставил на Францию. У Британии сильные морской и воздушный флот, однако изрядная часть их войск расположена в Индии и Америке. А войны выигрывает пехота, как любит говорить Бонапарт.
- Что ж, граф, - кивнул Государь, - пригласите ко мне французского посланника.
Глава 6, В которой герой познаёт премудрости воздушного боя на практике
Весть о том, что мы начинаем заграничный поход против Британии, застала меня в Капсукасе. Батальон Губанова вернули на отдых в расположение полка после двух месяцев службы. Однако не успел первый батальон нашего полка выдвинуться к Шодровичам, как из штаба Западной армии пришёл приказ всем полкам, расквартированным на границе вернуться в Вильно. Так что в Шодровичи отбыл резервный батальон пограничной стражи, однако батарея Ермилова осталась стоять укреплённом застянке на случай новых инцидентов.
Собрав армию, Михаил Богданович Барклай де Толли выступил к Варшаве, где соединился с армией генерала Жюно и, снова погрузившись на дирижабли - русские и французские - направились к испанской границе. Как не странно, нашему полку вновь выпало лететь на "Гангуте" - флагмане воздушной эскадры, отправленной Государем на помощь Бонапарту.
В первый же день я отправился на поиски своего приятеля подпоручика Булатникова. Он нашёлся в своей крохотной каюте и, что самое удивительное, совершенно трезвый.
- Кончился кьянти, - усмехнулся он, после взаимных приветствий. - А на самом деле, у меня принцип. Никогда не пью во время войны.
- Отчего же? - спросил я.
- Это вы, пехота, можете и пьяными в бой идти, - сказал Булатников, - а иные трезвыми и не бывают. В бою воздушном каждому солдату нужно твёрдо стоять на ногах.
- Что-то я не очень понял? - покачал я головой.
- Ты на дирижабле недавно, - как-то издалека начал подпоручик, - к качке ещё не привык. Однако нынешняя качка - ничто в сравнении с тем, что начнётся во время воздушного боя. Палуба будет биться под ногами, как будто в пляске святого Витта. Оно, конечно, многие офицеры морской пехоты - да и воздушного флота - считают, что нужно просто качаться с нею в такт - и напиваются почти до бесчувствия. Вот только я заметил одну неприятную вещь.
- Какую? - спросил я.
- Они первыми гибнут в сражениях, Серж, - мрачно ответил Булатников, а затем резко сменил тему: - У тебя тесак есть?
- Нет, - сказал я. - Только вот палаш.
- С ним ты при абордаже не развернёшься, - заметил Булатников. - Вот. - Он вынул из ножен полусаблю. - Самое лучшее оружие для боя внутри дирижабля. Хотя я сильно сомневаюсь, что до абордажа дойдёт, но всё же обратись к баталеру. У нас на "Гангуте" изрядный запас тесаков.
- Почему же, до абордажа не дойдёт? - удивился я. - У нас же два десятка дирижаблей. Пять транспортных и пятнадцать боевых, пускай, наши, русские, и уступают британским, однако французские, разумею, ничуть не хуже.
- Дирижабли, может, и не хуже, - согласился Булатников, - но у Британии есть дредноуты с новейшими паровыми пушками, которые и бьют сильней, и стреляют быстрей.
- И что это за дредноуты такие, Виктор? Все о них говорят, как о самом разрушительном оружии, но толком никто объяснить не может.
- Дредноуты, Серж, это тоже, что линкоры на море. Как и у линкоров, их корпуса обшиты сталью, а пушки не пороховые, как наши, а паровые. Принципа действия, врать не буду, не знаю, но я видел однажды, как снаряд, пущенный из паровой пушки, пробил французский разведывательный дирижабль насквозь. После этого, собственно, даже до наших военных министров дошла мысль, что воздушные суда надо защищать куда лучше. И всё равно, я готов поставить бриллианты против орехов, что ни один дирижабль не выстоит против британского дредноута.
- Это, Виктор, можно проверить только в битве.
- И нам с тобой это предстоит, - мрачно усмехнулся Булатников.
Тут он был прав.
Дорогой отец.
Можете меня поздравить подпоручиком. Я сумел отличиться в небольшом столкновении с контрабандистами. Они перешли границу со стороны Варшавского княжества и были обнаружены казачьим патрулём. Принимать бой казаки не решились и, оставив небольшой отряд для наблюдения за контрабандистами, отправились в Шодровичи за подмогой. Нашу роту направили разобраться с ними. Бой был коротким и ожесточённым, рота почти не понесла потерь, я же сумел захватить главаря контрабандистов живым, за что и был повышен в звании.
Однако, не это главное, дорогой отец. Вы, разумею, уже знаете о том, что наш Государь поддержал Бонапарта в его войне с Британией. Теперь наша армия в составе эскадры вице-адмирала Якова Гершеля отправлена на помощь флоту адмирала Вильнёва. По всей видимости, нам придётся схватиться с адмиралом Нельсоном. Это весьма странно, ведь ещё в вашей, отец, молодости адмирал Ушаков сражался вместе с Нельсоном против французов в Средиземном море.
Многие офицеры флота, с которыми я общаюсь, отнюдь не уверены в нашей победе. Они рассказывают мне о превосходстве британского флота, о дредноутах, о паровых пушках. И всё же, я уверен, что мы выиграем сражение, ведь иначе и быть не может.
Прошу прощения, что вынужден прервать письмо, подошло время отправлять его с очередным почтовым дирижаблем.
15 сентября 18..года.
- Вот смотри, - сказал мне Булатников, вынимая из ножен свою полусаблю. - Попробуй напасть на меня.
Мы стояли в коридоре, соединявшем стрелковую палубу с мостиком и машинным отделением. Именно здесь идут самые ожесточённые бои во время абордажа, как объяснил мне подпоручик.
Я для пробы пару раз махнул своим палашом - клинок скрежетнул по стенкам коридора, однако драться вполне можно. Решившись, я шагнул навстречу Булатникову и сделал выпад. Булатников отбил. Ещё выпад. Снова отбит. Подпоручик не двинулся с места. И тогда я рванул ему навстречу, обрушив град ударов. Хотя с градом это я погорячился. Если первый прошёл ещё более-менее удачно, то второй… Клинок снова заскрежетал по металлу переборки - и почти на полдюйма вошёл в дерево, из которого была сделана стенка коридора. Булатников ткнул меня концом клинка в горло.
- И всё, - сказал он. - А теперь возьми тесак.
Я вложил палаш в ножны, отстегнул и прислонил к стенке, взял тесак, что принёс с собой Булатников. Следующие несколько часов мы посвятили фехтованию в узких помещениях. К середине тренировки мы оба скинули мундиры, оставшись в нательных рубашках. То и дело ходившие мимо нас матросы и офицеры "Гангута" только качали головами, некоторые давали советы - дельные и не очень.
- Смотри теперь, - продолжил обучение Булатников. - Здесь лучше всего держать оборону. - Он распахнул дверь и стукнул носком сапога по высоком порогу. - Порожек закроет человека, стоящего на колене, хоть и невеликая, но защита. На петлях можно удобно устроить ствол мушкета, хорошо повышает точность стрельбы. Они специально сконструированы с этой целью.
- Так значит, вот почему во всех коридорах столько дверей, - понял я. - Прорываться через них очень тяжело.
- Именно поэтому, Серж, - сказал мне Булатников. - Штурмует дирижабли воздушная пехота, вроде нас или британских "Форлорн Хоупс", а обороняет линейная пехота. Мы прорываемся, а они дают по нам залп за залпом, остаётся только прятаться за переборками или падать лицом в палубу. Хотя те же немцы штурмуют отрядами обычной пехоты, устраивая длительные перестрелки за каждый коридор, но это - глупо. Бездумная трата пороха и свинца.
- Значит, лучше кровь лить в штурмах? - спросил я.
- Отнюдь, - покачал головой Булатников, - просто они стачала, расстреливают весь запах патронов, а уж после - идут в рукопашную и льют кровь. Со штыками и мушкетами, вместо тесаков. Глупо.
Я потёр пальцем переносицу. Нда, выходит, кругом он прав.
А эскадра наша, меж тем, соединилась с флотом адмирала Вильнёва, запертым в Кадисе, стремившимся прорвать британскую блокаду. Решив с помощью дирижаблей добиться относительного превосходства в воздухе и тем самым исправить крайне тяжёлое положение Вильнёва, наше совместное командование отправило эскадру Гершеля ему на помощь. Даже я понимал, что это не самое лучшее решение - Вильнёв обречён. О том же говорили в кают-компании "Гангута", куда я также не забывал наведываться.
- Флот Нельсона многочисленнее, - говорил лейтенант со смешной фамилией Шубик. - Пускай, как вы говорите, капитан-лейтенант, линкоров больше у Вильнёва, но не одни линейные решают на поле боя. К тому же, не стоит забывать об орудиях, а тут преимущество полностью на стороне британцев.
- Возможно, - соглашался с ним штабс-капитан Антоненко, - но не в пушках или кораблях главное преимущество британцев.
- В чём же оно? - поинтересовался у него лейтенант Шубик. - А, догадался, - тут же перебил он, сгорая от нетерпения блеснуть знаниями, - вы имеете в виду дредноуты и паровые орудия.
- Отнюдь, - усмехнулся Антоненко. - Никакие пушки-корабли не превзойдут по значимости одного.
- Чего же?! - воскликнул Шубик, уязвлённый тем, что его "гениальная" догадка оказалась неверной.
- Британского командующего, - ответил я вместо Антоненко. - Адмирал Горацио Нельсон, лучший флотоводец нашего времени. Вильнёву до него очень далеко.
В кают-компании после моих слов надолго повисла тягостная тишина.
В Кадисе мы даже не поставили дирижабли к мачтам, а тут же вместе с флотом выдвинулись навстречу Нельсону, прорывать блокаду. На дирижаблях все готовились к грядущей битве, а потому передвигались исключительно бегом, а в коридорах не смолкали отзвуки команд, передаваемых по медным трубам, которыми был пронизан весь "Гангут" сверху донизу.
Нас вежливо, но настоятельно попросили не покидать кают и кубриков, дабы не мешать команде. За день до битвы, когда флот Нельсона уже показался на горизонте, однако близился вечер, и начинать сражение было глупо, нас провели на стрелковую палубу. Она была просто огромна. На ней вполне мог разместиться не то что батальон, но и весь наш Полоцкий пехотный полк, если немного потесниться. Матросы под руководством кондукторов сняли панели с борта, и у меня перехватило дух.
Находясь внутри дирижабля, не слишком понимаешь, что летишь по небу, а сейчас у меня словно глаза открылись. Впереди, насколько хватало взгляда, простиралось бескрайнее пространство осеннего неба. По нему медленно ползли облака, многие выше нас, иные на одном с "Гангутом" уровне или, что самое удивительное, ниже него. О чёрт, да такого и с самой высокой колокольни, на какую я в детстве забирался, не увидишь!
Мы стояли, переводя дыхание, под хитроватыми взглядами матросов и кондукторов, в которых легко читалось превосходство опытных аэронавтов над "наземниками". Солдаты крестились, даже молились втихомолку, офицеры и унтера не спешили наводить порядок, ведь и беспорядка особого не было, да и самим командирам нужно было время, чтобы прийти в себя.
- Попрошу подойти ближе к краю, - сказал капитан-лейтенант, проводивший эту своеобразную экскурсию.
Матросы, тем временем, уложили снятые секции вдоль борта, и отошли, давая нам место. Никто не спешил подойти к краю, не смотря на то, что от него нас отгораживала оставшаяся часть борта, высотой примерно по грудь человеку.
- Батальон! - воскликнул майор Губанов, вскидывая над головой шпагу. - За мной! Шагом! Ать! Два!
И муштра сделала своё. Батальон, как один человек, сделал шаг вслед за командиром. Затем ещё один. И ещё. И вот уже первая шеренга стоит вплотную к борту.
- Вы можете видеть, - сообщил нам капитан-лейтенант, - выемки под мушкеты.
- Какой смысл обстреливать друг друга? - спросил штабс-капитан Антоненко. - С расстояния до ста пятидесяти футов стрелять смысла нет, в человека не попасть. А уж когда он укрыт бортом корабля почти весь, бить нужно практически в упор, и всё равно шансов попасть почти нет.
- Именно, - согласился капитан-лейтенант. - Обстрел с больших расстояний ведут стрелки из экипажа нашего дирижабля, а задача линейной пехоты, в вашем лице, противостоять абордажу и поддерживать нашу ландунгс-команду.
Надо же, вспомнили о команде подпоручика Булатникова! А в кают-компании о них что-то ни слова не сказали.
- Выходит, и этот борт убирается, - сказал с нотками истерики какой-то совсем молодой прапорщик из 3-ей роты.
- Да, - не стал отрицать капитан-лейтенант, - но сейчас он закреплён на совесть. Сам по себе не откинется.
И сколько же в голосе этого офицера яду, укрытого в сладком вине вежливости. Не удивлюсь, если ему сегодня же прийдёт несколько десятков вызовов. Я слать не стану и "Гастинн-Ренетты" не дам. Очень уж хорошо мне в память врезались слова моего денщика.
За пистолетами приходили трижды, и трижды я отказывал. Четвёртым мне нанёс визит майор Губанов.
- Без чинов, - сказал он, садясь на мою койку. - Привет, старина! - тут же вскочил и кинулся обнимать моего денщика, совершенно засмущавшегося от настолько неуставных отношений. - Привет! Привет! Да не бурчи ты, старый пень! Ты ж меня с прапорщиков знаешь! И заладил "господин майор, господин майор"…
- Значит, ты, Серёжа, при себе оставил Жильцова, - продолжил майор, когда вконец засмущавшийся бывший фельдфебель ушёл из каюты. - Спасибо тебе за это! От всей души. Как человек говорю, не как командир. И ещё одно спасибо, за то, что никому пистоли свои не дал. Нам завтра с самого утра драться с британцами. И не в поле, как привыкли, а на палубе дирижабля. Я вот воюю не один год, а ни разу ещё не сражался в воздухе. Сам не понимаю, как это, как командовать, что делать, что нас всех ждёт. - Он помолчал минуту, понимая, что снова слишком расслабился и наговорил мне лишнего. - Никаких дуэлей перед боем быть не должно. Дворянская честь, дворянской честью, но терять офицеров нельзя и в мирное время, а во время войны тем более.
Он поднялся и кивнул мне, сказав на прощание:
- Рад, что не ошибся, когда подписывал приказ о твоём повышении в звании и должности. Завтра всем нам будет проверка. Большая проверка, Серёжа.
Глава 7, В которой герой узнаёт, какое оно, небо над Трафальгаром
Утро 21-го октября выдалось на удивление солнечным и ясным, особенно для середины осени. Когда нас построили на стрелковой палубе, вражеские дирижабли и дредноуты уже можно было разглядеть в зрительную трубу. Правда, выглядели они пока не больше ячменных зёрнышек, однако я лично ничуть не обольщался на этот счёт. "Зёрнышки" росли, прорастая жерлами пушек, покрываясь бронёй, щерясь мушкетными стволами.
Тогда я впервые увидел знаменитые британские дредноуты. Они не были похожи на дирижабли, более всего, напоминая хищных китов мирового океана - кашалотов. Так же сужаются к корме, короткие крылышки и паруса, с помощью которых управляют этим левиафаном, похожи на плавники, а иллюминаторы, расположенные на носу - натуральные глаза. Один вид их внушал страх, это если невзначай позабыть о десятках стволов паровых пушек. Они также сильно отличались от привычных нам пороховых орудий. Стволы их были разделены на несколько частей и, как объяснил мне стоявший неподалёку подпоручик Булатников, при выстреле они складываются, гася инерцию. Наше счастье, что дредноутов только три - было бы больше, точно нам конец.
- Скоро сблизимся на дистанцию залпа, - сообщил нам давешний капитан-лейтенант. - Приготовьтесь.
- Залп, - прозвучало эхо команды в медной трубе, словно бы в ответ на его предупреждение.
И следом нас оглушило грохотом бортовых орудий. Палуба ушла из-под ног, я судорожно взмахнул руками, стараясь удержать равновесие. Подобные телодвижения проделывали и остальные солдаты и офицеры батальона, хватаясь за переборки и край борта, позабыв о страхе перед бездной, раскинувшейся за ним.
И в таких условиях драться?! Чистое безумие!
- Приготовиться к ответному залпу! - прокричал капитан-лейтенант. - В сто раз хуже будет!
Тут дредноут, который мы обстреляли, окутался дымом, полыхнул пламенем. Снаряды его врезались в бронированное "брюхо" нашего дирижабля. На сей раз, я едва удержался на ногах, а многие солдаты - да и что греха таить, офицеры тоже - рухнули на палубу. Что самое интересное, на лицах матросов и их командиров не появилось ни единой улыбки.
- Подровняйсь! - скомандовал Губанов. - Подровнять ряды!
Мы только-только привели в относительный порядок наше построение, как "Гангут" снова сотрясся в судороге бортового залпа. По рядам солдат и матросов пробежал тихий шёпот радости. Из бронированного борта дредноута вырвался язык пламени, его сильно качнуло и повело вниз, отчего ответный выстрел его орудий вышел кривым - снаряды ушли сильно вверх и взорвались над куполом нашего дирижабля, осыпав его градом осколков. Для дирижабля это стало бы фатальным - слишком большой бортовой дифферент, как сказал бы Булатников, от него я и нахватался морских и аэронавтических словечек, орудия в воздух смотрят. А вот паровые пушки дредноута были установлены на специальных лафетах, позволявших им вращаться во все стороны и поднимать и опускать стол на немыслимые градусы. Однако ещё один залп британцы пропустят. Словно в ответ на мои мысли "Гангут" снова тряхнуло, но теперь уже почти все вполне устойчиво держались на ногах. Даже к пляшущей палубе привыкаешь, а если надо - очень быстро.
- Пистолеты заряди, - сказал мне Булатников. - Ещё пара залпов - и абордаж.
Я заметно вздрогнул - в суматохе и грохоте орудийных залпов я не заметил, как он подошёл. Остальные солдаты ландунгс-команды также заняли места среди нас, несколько смешав стройные ряды батальона.
- Прапорщик, - сказал я Кмиту, протягивая "Гастинн-Ренетт"- держите. Патроны ещё есть?
Тот кивнул, принимая оружие.
- Я к абордажу новых взял у квартирмейстера, - усмехнулся он.
Залп орудий противника снова оказался не слишком силён. Они обстреляли нас, видимо, метя по орудийным палубам, однако неудачно. Осколки пробарабанили по деревянному борту, и обошлось без потерь. Врага уже можно было разглядеть в подробностях. Не только орудия на поворотных лафетах и пробоины на стальной шкуре брони, но и стрелковые галереи, из-за которых торчали чёрные кивера британских солдат. Они то и дело окутывались дымком - красномундирники давали залп за залпом.
- Торопятся, - откомментировал Булатников. - Спешат куда-то. Порох опять же тратят впустую. Ваш майор куда умнее британского будет.
- Батальон! - скомандовал Губанов. - К залпу товьсь!
Первая шеренга положила мушкеты в выемки в борту. По нему вовсю стучали пули, что ничуть не смущало солдат, ведь ещё ни один не пострадал.
- Прошу простить, - встрял командир стрелков "Гангута", - но сейчас наше время стрелять.