В душе разгорелась злость, но какая-то сонная. Хотелось просто встать из-за стола, отмахнуться: мол, отстаньте, я сам по себе - и уйти по своим делам. Мышцы плеч и рук напряглись, я упрямо наклонил голову, плотно сжал рот. Сейчас Тох будет уговаривать и увещевать, стыдить, угрожать. А потом, когда поймет, что бесполезно, - разозлится и уйдет, громко хлопнув дверью трактира.
Брат неожиданно расслабился, втянул когти. Глаза вновь стали обычными, человеческими. Посмотрел с презрением, но говорить не стал, надолго задумался. Потом шумно вздохнул, осушил кружку в один глоток.
- Что с тобой, Эскер? - спросил он, внимательно разглядывая потолок трактира. - Ведь это Наша земля. Наши люди. Мы должны их защитить.
Тох повел рукой в широком жесте. Глянул на меня исподлобья, нервно закусил губу клыком.
- А зачем? - хмыкнул я.
Брат выпучил глаза, наклонился ко мне через стол.
- Ты заболел, Эскер?.
- Нет, - равнодушно ответил я. - Просто не хочу сражаться за людей, которым ничего не нужно. Послушай сам, о чем говорят…
Я кивнул в сторону компании мастеровых, подмигнул Тоху. Рабочие уже опьянели. Сидели, угрюмо переглядывались. Разговаривали вполголоса, о чем-то спорили. Но постепенно страсти накалились, голоса стали громче. Кто-то не выдержал, бухнул кулаком по столу, выпалил:
- Да зачем вообще война? Ведь можно и миром… Придут имперцы, а мы хлебом и солью встретим. Пусть живут среди нас, работают. Какая разница, кому платить налоги?..
- Налоги в империи высокие, - перебил другой, широко-мордый низкорослый мужик. - Будут обдирать как липку. Своих денег не увидим. Все подгребут под себя графья и бароны.
- Если будем супротивляться, они разрушат и сожгут наши дома, - возразил первый. - Пусть… проживем как-нибудь. Свое добро ближе к телу. А если будем драться, изнасилуют наших жен, поубивают детей. А графья… ничем не хуже наших мэров и чиновников.
- Чужаки и так это сделают, - нахмурился второй. - Но мы будем как стадо покорных баранов. Нас стригут, а мы молчим.
- Дурак ты, Ивар! - гаркнул первый. - Ниче, авось прорвемся…
Широкомордый попытался возражать, к чему-то призывать. На испещренном глубокими морщинами лице ярость и упрямство. Но на него зашикали, велели заткнуться. Ивар оказался в меньшинстве. В глазах остальных мелькал страх и робкая надежда, что обойдется, будем жить, как жили.
- Авось прорвемся! - подхватили мастеровые. - Авось переживем!..
Тох нахмурил косматые брови, забарабанил пальцами по столешнице. Я горько улыбнулся и пожал плечами. Кивнул на стражников. Эти отогрелись после дежурства, повеселели. Громко разговаривали, обсуждали женщин. Один, высокий и статный, с щеголеватыми усиками и холеным лицом, привстал из-за стола и расправил плечи. Зычно рассказывал о любовных похождениях. Остальные похохатывали, хлопали в ладоши.
- …я дал жару, аж пищала. А она мне - давай еще. А я ей - остынь, детка, отдохни, ведь надо и мамочке твоей оставить…
- Так ты и мамочку… того? - хохотнул кто-то из компании.
- А то! - важно кивнул стражник, облизнул губы. - Хороша пышечка! Что ни говори, опытная женщина любит иначе. С душой…
- Ну ты мужик! - засмеялся ближний товарищ.
- А то! - согласился ловелас.
Остальные заржали, весело и нагло. Дружески хлопали друг друга по плечам, перемигивались. Глаза каждого маслено блестели.
- И этих людей ты хочешь спасать? - сказал я, опустив взгляд.
В груди как будто застрял маленький колючий шарик вечной мерзлоты, выхолаживал кровь, останавливал сердце. Сам того не замечая, я задрожал от злости и отвращения. Брат пристально посмотрел на меня и надолго умолк. Чтоб легче думалось, стал таскать мясо с блюда, отправлял в рот.
- Хочу, - медленно ответил он. - Обязан.
- А я не хочу сражаться вместе с такими… такими… - проворчал я, запнулся, не в силах найти подходящее слово.
- Свиньями? Гадами? Тварями? - подсказал брат. - Я тебя понимаю, Эскер. Очень хорошо понимаю. Люди обленились. Живут по принципу - моя хата с краю. Но ведь мы не такие, мы можем быть лучше…
- Правда, что ли? - ехидно хмыкнул я, - Ты сам веришь в то, что говоришь?
Брат промолчал. Быстро доел мясо, слизнул жир с пальцев и уставился на меня блестящими глазами.
- Как тетя Маара? - неожиданно спросил он. - Как Ви-тар?
Я вздрогнул, посмотрел на Тоха с удивлением.
- Нормально, - ответил я осторожно, еще не понимая, куда он клонит. - Недавно получил письмо. У них все по-прежнему. А почему спрашиваешь?
- Да так просто… - пожал плечами брат. - Хотел напомнить, что твои родные живут в Свободных Землях.
- Вот поэтому и хочу уехать, - сказал я. - Увезу родных подальше, буду защищать.
- Но ведь так неправильно! - возмутился Тох.
- А что правильно? - с мукой воскликнул я. - Ты можешь мне сказать? Воевать за стадо похотливых свиней? А может, Аш был прав, когда сбежал с остроухой?..
Я запнулся, чуть не хлопнул себя по лбу. Мрон, ну кто меня за язык дернул! Тох застыл, широкое лицо помертвело. В карих глазах плеснулась невыразимая мука, бесконечная тоска. Брат медленно положил руки на стол, несколько раз глубоко вздохнул. А когда заговорил, голос показался мне голосом мертвеца.
- Эскер… - Он тяжко сглотнул комок, устало закрыл глаза. - Неужели ты думаешь, что предательство брата волнует только тебя?..
- Прости, Тох! - с раскаянием сказал я. - Не хотел…
- Нет, послушай! - неожиданно зло рявкнул оборотень. Даже привстал со стула, на меня посмотрел с бешенством. - Ты замкнулся, страдаешь, жалеешь себя… Как мне плохо, мой брат предатель… вокруг одни предатели, твари, подлецы и гады. И чем же я лучше? Буду думать о себе и своей никчемной шкуре. Буду предавать, лгать и лукавить! Ведь никто не заметит, все такие! Так ты думаешь, брат? Так. Вижу по глазам… Но ведь ты оправдываешь сам себя. Думаешь, что остальные гады, а ты хороший, умный и красивый. Остальное стадо и ногтя с твоего мизинца не стоит. Зачем драться за земли, где живут такие поганые люди, что не увидели в тебе личность, не хлопают в ладоши при встрече, не кланяются и не слизывают пыль с сапог?.. Ведь так?
Лицо брата покраснело, глаза налились кровью. Оборотень брызгал слюной, шипел, словно рассерженный кот. Голос то и дело срывался на низкое звериное рычание. Но Тох каким-то запредельным усилием держал себя в руках, не обращался. Лишь клыки стали угрожающе длинными и острыми, когти царапали и крошили столешницу, словно сухой хлеб. Я отшатнулся в испуге: не хватало еще получить когтистой лапой по лицу. Губы сами собой начали шептать защитные заклинания. Но я очнулся, мотнул головой - это же брат, не враг. Еще расценит как трусость или похуже… Тряхнул головой, разрушил почти выстроенный силовой щит.
Стражники перестали обсуждать баб, замерли. Руки прилипли к рукоятям коротких мечей. - Но вмешиваться не решились, увидели в Тохе высокое начальство. Мастеровые перепуганно съежились, опустили глаза. Начали вытряхивать мелочь из карманов.
- Возможно, - пробормотал я и отвел взгляд. Странно, но мне было стыдно смотреть ему в глаза. Хотя с чего бы? Раздражение во мне сгустилось, я скрипнул зубами. - Но не учи меня жить. Я достаточно взрослый, чтобы принимать самостоятельные решения.
- Правда? - удивился брат. - Что-то незаметно. По-моему, ты просто артачишься из-за того, что я пытаюсь навязать… ведь ты именно так думаешь… навязать свое мнение. Совесть не мучает, Эскер? А ведь должна бы. Я просто хочу сказать, как правильно. А ты упрямишься, словно старый осел.
- Благодарю за сравнение, - буркнул я. - Очень точно отображает…
- Ты опять меня не слышишь, - с укором сказал Тох. - Ты самовлюбленный эгоист, Эскер. Гордый, упрямый эгоист.
Я поморщился, постарался успокоиться. Ведь знал же, что Тох будет давить на это. Даже приготовился к обороне, заготовил кучу аргументов и оправданий. Так почему же чувствую себя полным дерьмом?..
Мастеровые расплатились и тихонько выскочили в дверь. Гуськом, один за другим. Испуганно оглядывались на нас, вжимали головы в плечи. Стражники пошушукались между собой. Наверняка решили, что продолжать шуметь под носом у начальства неразумно, и тоже ретировались. Мы остались одни с братом. Трактирщик с неудовольствием глянул на нас - распугали посетителей, злодеи. Но промолчал, ушел за стойку и принялся протирать тряпкой пивные кружки.
- Вот оно, Тох, - улыбнулся я. - Даже смелости и гордости у народа нет, не говоря уже о чести и достоинстве. Мы проиграем войну. Такие не станут сражаться, а просто станут на колени пред имперцами и молитвенно сложат ручки - делайте что хотите, только не убивайте и добро не трогайте.
- Люди могут стать лучше, Эскер, - проворчал Тох. - Ты не понимаешь - им пример нужен. Если найдутся такие, что поведут за собой, вдохновят на подвиги…
- Из меня плохой вдохновитель, - сказал я и быстро допил успевший остынуть чай. - Геройствовать не нанимался.
- Я тебя об этом и не прошу, - невесело рассмеялся брат. - У тебя мания величия, Эскер.
- Может быть, - скривился я. - Что ты еще найдешь во мне неправильного?
- Не говори глупостей, - парировал Тох. - Просто выполни свой долг.
- Я тебе говорил, что никому не должен, - заупрямился я. - Извини, но воевать не буду.
Брат открыл было рот, чтобы выразить свое возмущение и злость, но лишь махнул рукой, устало вздохнул. Широкие плечи поникли, словно под тяжким грузом. Тох обмяк, расплылся по стулу бесформенной массой плоти и доспехов. Огонек в его глазах погас, на меня посмотрел как на пустое место. Я поежился, передернул плечами. Неужели так серьезно?
- Эскер!..
- Да? - отозвался я, уже понимая, что сейчас сдамся, дам себя уболтать.
- Не предавай хоть ты меня, - тихо попросил Тох. - Я не смогу выдержать еще одного такого удара.
Я посмотрел в карие глаза и поежился. В них проглядывала бездна, темная и всепоглощающая. Не знаю, как Тох еще держится… А держится ли он? Цепляется за любую соломинку, карабкается, Пытается удержать свой рассудок на плаву. А я - одна из соломинок.
Ответственность. Как я ее боюсь. Стараюсь обойти стороной, не принимать на себя. Это обязывает. Но я действительно должен. Не себе, не паршивой стране или глупым ленивым людям. Я должен брату. Потому что он надеется на меня. Родная кровь - нечто большее, нежели просто похожие черты лица, детство, проведенное вместе, или глупые семейные отношения. Родная кровь - последнее, что у нас остается, когда остальное разрушено, сожжено и развеяно в прах. Но когда и кровь предает, то ты остаешься один в большом суровом мире. И некому прикрыть спину, некому сказать ободряющие слова…
- Мы ведь братья, - почти шепотом сказал я.
- Да, мы братья, Эскер, - так же тихо ответил Тох.
- Я сделаю это, - выдавил я такие трудные для себя слова. - Обещаю. Вступлю в ополчение, буду сражаться за Свободные Земли.
Тох пронзил меня взглядом, кивнул каким-то своим мыслям.
- Завтра явись в тренировочный лагерь на окраине Ген-та. Я встречу тебя, припишу к хорошему сержанту. У нас осталось не так много времени, чтобы подготовиться к вторжению.
- Хорошо, - обреченно кивнул я. - Приду. У меня одна просьба.
- О твоей матери и Витаре позабочусь, - угадал оборотень мысли. - Отец отправляется туда со дня на день. С ним небольшой отряд. За зиму найдут в лесах укромный схрон, подготовят и обустроят. Не беспокойся, все будет хорошо.
- Благодарю, - вздохнул я. - Тох, мы выживем?
Брат побарабанил пальцами по столешнице, нахмурился.
- А Мрон его знает, - хмыкнул он. - Как судьба распорядится. По донесениям разведчиков, имперская армия насчитывает около десяти тысяч солдат и продолжает увеличиваться. Прибывают новые отряды. Они в добротных доспехах, с хорошим оружием. Наше лучше, но у них преимущество в живой силе и подготовке. Нас не так много, да и силы разрознены. Если прорвут фронт на границе, города будут защищаться поодиночке. А это очень плохо. Гент может выставить лишь полторы-две тысячи воинов. В чистом поле рыцарская конница разметает нас, как сухие листья по ветру. Так что закроем ворота и будем надеяться на неприступность стен. А там как боги решат…
- Очень хороший план, - съязвил я. - Просто гениальный.
- Я ничего не решаю, Эскер, - виновато развел руками Тох. - Политика. Мы, конечно, подготовимся к осаде на всякий случай, возведем несколько линий укреплений и ловушек вокруг города. Заготовим боеприпасы, воду и пищу.
Если надо, сможем держаться несколько лет. Стены неприступны - маги-строители хорошо поработали в свое время.
- Хороша политика, когда город грабят и жгут, а соседи тихо сидят за стенами и сопят в две дырочки. Нашего добра там нет - значит, хоть в пепел превратись, пальчиком не шевельну, - фыркнул я.
- Ты прав, - согласился Тох. - Мы слишком привыкли, что "наша хата с краю". Но мировоззрение нужно менять или ломать. Пошлем зимой большой отряд на границу. Гарнизоны крепостей нужно укрепить.
- Не получится, - ^ хмуро сказал я. - Каждый будет грести под себя. И прежде всего Лукар. Будет большая ссора и дележ власти даже в пылу сражений.
- Ты пессимист, Эскер, - укорил брат. - Все не так плохо, как ты думаешь.
- Правильно, - подхватил я. - Гораздо хуже.
- Точно, пессимист, - улыбнулся Тох.
- Что говорить, - вздохнул я. - Время покажет.
- Покажет, - согласился оборотень. - Но я все сделаю. для того, чтобы у нас получилось. И остальные тоже будут стараться.
Я с тоской глянул в миску. Суп остыл окончательно и бесповоротно. На поверхности появилась твердая и противная корка жира. Кусочки морковки и лука опустились на дно и уже не выглядели такими восхитительно яркими и привлекательными. Я представил вкус холодного супа, поморщился. Лучше воды из лужи полакать!
- Остальные - это кто, например? - поинтересовался я.
- Патрик, - ухмыльнулся Тох. - Мэр пляшет под его дудку. Так что власть в наших руках.
- У~У~У- ~~ протянул я. - Тогда понятно. Уже лучше.
- Нам очень пригодится твоя древняя магия, - словно невзначай сказал брат.
- Не слишком-то рассчитывай на нее, - поморщился я. - Даже на подмастерье Серого Ордена не тяну. Да что там, меня бив ученики не взяли.
- Ладно, - согласился Тох. - Посмотрим. Время покажет.
Ликантроп встал со стула, отряхнул с длинной черной шерсти на животе невидимые соринки. Поправил пояс и ремни, удерживающие доспехи:
- Уходишь? - спросил я.
- Дела зовут, Эскер, - ослепительно улыбнулся брат. - Я капитан городского ополчения. Должность обязывает.
Я в очередной раз поразился, как быстро у Тоха меняется настроение. От грусти не осталось и следа. Оборотень оскалился в белоснежной улыбке, с треском почесал шерсть на пузе. То ли блохи замучили, то ли просто красовался. У оборотней всегда так. Эмоции искренни, настроение неуловимо быстро меняется. Тох может улыбаться, весело и оглушительно ржать над шутками, а в следующий момент в дикой вспышке бешенства будет кромсать врагов на ремни, не обращая внимания на собственные раны.
Тох махнул мне рукой, пошел к выходу. Я улыбнулся. Брат топал, словно целое стадо быков, бредущих на водопой. Посуда в трактире звенела, пол жалобно скрипел. Вылитый медведь-шатун, разбуженный в зимнюю пору. Хозяин глянул с опаской и укоризной, едва не плюнул в сердцах.
Хлопнула дверь, и я остался в одиночестве, не считая трактирщика. Но тот сидел тише воды ниже травы. Косился с опаской, уже знал - я брат того мохнатого и злого.
Я задумчиво посмотрел в потолок, стал считать паутинки на балках перекрытий. В голове роилось множество мыслей. Но бестолковые и какие-то несуразные. Почему-то вспомнился Шед, наш поход по Преисподней. С тех пор я часто говорил с мертвым рыцарем в воображении, пытался оправдаться, что-то объяснить, попросить прощения…
Расплатившись, я вышел из трактира, подставил лицо дождю. Мелкие ледяные капли охладили кожу, стали затекать за воротник. Посох в руках нагрелся, шипел, исходил паром. Почувствовал, что хозяину холодно, и решил помочь. Я сжал древко, мысленно сказал: "Не надо. Привлекает внимание". Посох послушался, медленно остыл. Небо было такое же хмурое и безрадостное. По мостовым журчали грязные ручейки. Людской муравейник на площади бурлил, разноголосо перекликался, ревел и стонал.
Нужно сходить домой, собрать необходимые вещи. Кто знает, когда еще там появлюсь. Книги и золото - все, что мне нужно. Остальное добуду сам. С Тирой бы еще попрощаться. Но уж как получится. Найдет себе кого-нибудь, утешил я себя. Девочка красивая, долго грустить не будет.
- Смутные времена настали, не так ли, молодой человек? Я обернулся на голос. Рядом стоял сухощавый пожилой мужчина в ветхом сером плаще. Мокрые седые волосы прилипли ко лбу, испещренному морщинами. Я пригляделся: лицо худое, на нем орлиным клювом выделяется нос. Губы тонкие и упрямые. Серые глаза с грустью взирают на творящееся вокруг.
- Да, времена чудесные, - съязвил я по привычке, спрятав лицо под капюшоном. Дождь, еще секунду назад доставлявший странное извращенное удовольствие, застудил губы и нос. А болеть нельзя.
Незнакомец бросил на меня быстрый взгляд, улыбнулся.
- В Свободных Землях поднялся ветер перемен, - сказал он. Голос хрипловатый, даже скрежещущий, но почему-то приятный. - И никто не знает, что будет завтра.
- Все будет хорошо, - одними губами сказал я.
- Несомненно, - спокойно произнес незнакомец. - Ветер перемен - всегда хорошо.
Бродяга закутался в плащ плотнее и побрел прочь. Я проводил его взглядом и пожал плечами. Странный человек. Было в нем что-то тревожное. Хотя что это я? Сам же из этих…
Глава 2
- Ну что, сучьи дети, собрались?
По рядам ополченцев прокатился нестройный гул. Люди стояли под пронизывающим ветром. Кутались в теплые шерстяные плащи. Дождь наконец прекратился, но с востока подул ледяной, пробирающий до костей ветер, предвестник скорой зимы. Тучи летели по небу, словно серые призраки, сердитые и быстрые. Воздух был сырой, одежда быстро впитывала в себя влагу, становилась тяжелой и мокрой.
Я пробрался в задний ряд ополченцев, огляделся по сторонам. Не везет так не везет. К тренировочному лагерю добрался лишь к девяти утра и как раз успел на построение. Ополченцы, еще вчера бывшие кузнецами, механиками, грузчиками и мелкими торговцами, стояли с несчастными лицами, перешептывались. Никому не хотелось учиться ратному искусству. Люди привыкли к тому, что их защищают и оберегают. То там, то тут раздавалось робкое и полное надежды: "Ребята, а может, ну его?.. Посмотрели и по домам?.."
Я упер посох в землю, поправил сумку на плече. Тяжелая, зараза. Каким-то образом умудрился засунуть туда книги и кучу разнообразной мелочовки. Оделся как и накануне. Но штаны и сапоги заменил на новые, более надежные и прочные. Чувствовал себя немного усталым и сонным. Целую ночь не спал, бродил по холодному неуютному дому, пил чай и думал. О себе и братьях. О том, что случилось. Мысли перепрыгивали с одного на другое, путались, заводили в дебри. В конце концов я решил оставить все как есть и плыть по течению.