– ...весьма пускается под откос во многих заведениях, – услышала она голос капитана, – что завсегда раньше были существа под именем "скваты", хотя многие школумы и прочие многоразумные полагают их только мифом, тем, что никогда не было. Но мой дорожайший великий старый дядьек калился мне, что Ануэрты имеют пару щепок их крови в какой-то дальней перспективе. Я хотеться говорить, что...
Каре не хотелось вмешиваться. Точнее говоря, она собиралась поговорить с Белкнапом наедине. Поэтому она попыталась тихо уйти.
– Кара? – оглядываясь, окликнул ее Белкнап.
Глаза на затылке. Бдительность бывшего имперского гвардейца, привычного стоять на часах.
– Просто проходила мимо, – пожала она плечами.
– Посиди с нами, – пригласил Белкнап.
– Нюхни чуток этой тупиловки, – улыбнулся Ануэрт, покачивая бутылку. – Мы просто бессмысленно болтологизируем.
– Чуть позже, наверное. Я не должна пропустить сеанс связи.
Она ушла, свернув в боковой коридор, ведущий к корабельному лазарету. Включив свет, Кара принялась копаться в стальных шкафчиках в поисках обезболивающего. Голова просто разламывалась.
Оно не могло вернуться. Не могло, верно? Пожалуйста,
Трон...
Кара остановила свои поиски, когда поняла, что уже задыхается. Паника не была для нее чем-то обычным. Она облокотилась на конторку возле стены, делая медленные и глубокие вдохи. Поблизости, упакованное в коробки, стояло дорогущее медицинское оборудование, приобретенное Рейвенором на Юстисе Майорис. Белкнап пользовался им, чтобы проверять и контролировать ее состояние. Он до сих пор брал у нее анализы раз в пару недель или около того. Последний раз он занимался этим по пути от Танкреда. И он не уставал восхищаться невероятностью ее выздоровления. Каждый раз анализы говорили одно и то же. Это доставляло ему радость.
Как она могла рассказать ему? Как она могла попросить его?
– Ты в порядке?
Кара рывком обернулась к Вистану Фрауке, стоящему в дверях.
– Прости. Ты напугал меня, – произнесла она.
– Я увидел, что здесь горит свет, – пожал плечами Фраука. – Ты в порядке?
– Голова немного побаливает, – призналась она, Фраука бросил недокуренную лхо-папиросу на палубу и, раздавив окурок каблуком, вошел в лазарет. Там он открыл шкаф со стеклянными дверцами и достал из него пузырек с капсулами.
– Вот эти штучки великолепно помогают, – сказал он.
– Это обезболивающее?
Он нахмурился, словно никогда не задумывался над этим.
– Думаю, да. Синие пилюльки сильнее всего, но вызывают забавные глюки и сушняк. Можно сказать, что они просто "перекрикивают" головную боль.
– Не знала, что ты страдаешь от головных болей, – сказала она, принимая пузырек из его рук.
– Ну... – протянул он.
– Человеку, страдающему от мигреней, я могу посочувствовать, – сказала она. – В противоположность, скажем, человеку, тайно экспериментирующему с лазаретной аптечкой.
– Значит, будем называть это мигренями, – с мудрым видом кивнул Фраука, – и не станем больше возвращаться к этому вопросу. Я только хотел помочь.
Он повернулся к двери.
– Извини, – окликнула его Кара. – Извини. Прости меня. У меня действительно очень сильно болит голова. Скажи, Вистан, твоя жизнь ведь довольно тосклива?
– Есть и свои радости. – Тупилыцик пожал плечами. – Как правило, они довольно непродолжительны и интенсивны. Но в остальное время... Короче, спасибо, что обратила внимание.
Кара набрала в стакан воды из-под ржавого крана и вытряхнула несколько капсул на ладонь.
– Две?
– Сам я обычно глотаю сразу три или четыре, – печально сказал он, потирая широкую грудь. – Но у меня и масса тела побольше, да и с утра дел не слишком много.
Она рассмеялась и проглотила две капсулы.
– Как мальчик? – спросила Кара.
– Почему бы тебе самой его не проведать?
Он провел ее по короткому соединительному коридору к маленькой комнатке, примыкающей к лазарету и хирургической палате. Только одна из шести кроватей была занята. Бледный, исхудавший Заэль лежал на ней в своем бесконечном сне, подключенный к системам жизнеобеспечения и биомонитору. Возле его кровати стояли единственный стул и тумбочка, на которой покоились лампа, информационный планшет и блюдце, полное окурков.
– Есть какие-нибудь изменения? – прошептала Кара.
– Ага. Он проснулся и принялся танцевать. Совсем забыл тебе рассказать.
– Трепло! – прошипела она с усмешкой.
– Когда он проснется, боюсь, я буду тосковать. – Фраука произнес эти слова с удивившей ее грустью. – Кто тогда будет слушать мои истории?
– Тебе чего-нибудь принести? – спросила она, но Фраука только покачал головой. – Что ж, спокойной ночи и... спасибо.
Она ушла. Фраука подошел к стулу и уселся на него, прикурив лхо-папиросу и включив планшет. Мерцание монитора отразилось на его лице.
– Так, где я остановился? – произнес он. – Ах да... "Ее розовые соски напряглись от возбуждения. Она запищала от восхищения, когда его набедренная повязка упала на палубу. Очень медленно он..."
– У тебя кровь из носа идет.
– Что?
– У тебя кровь из носа идет.
– Проклятие! – произнес Фраука, поднося палец к верхней губе.
Он отложил информационный планшет, раздавил папиросу в блюдце и извлек из кармана носовой платок. Вытерев нос, он уставился на замаранную ткань. Кровь у него шла уже не в первый раз. Старые пятна казались налетом ржавчины.
– Не сильно. Уже прекратилось.
– Но все-таки шла.
– Да. Ну и что? – Он убрал платок и пару раз шмыгнул носом.
– Что?
– Да, что? – Фраука достал новую лхо-папиросу. – Что? Почему ты спрашиваешь?
– Я жду ответа.
– Она просто шла. Заткнись уже.
– Без причины кровь из носа не пойдет.
– А я уверен, что так бывает. И в моем случае, сынок, я просто неудачно в нем поковырялся.
– В обеих ноздрях сразу?
– Окажи мне услугу. Заткнись. Я читаю.
– Мне уже надоели эти бесконечные грязные рассказы.
– А вот мне – нет, – отрубил Фраука, снова поднимая планшет. – "Ее полные груди были столь же белыми и округлыми, как и..." – Он опустил планшет и посмотрел на мальчика. – Ты хоть знаешь, что я должен сделать, если ты проснешься?
– Да. Я ощущаю тяжесть пистолета в твоем кармане и тяжесть обещания, данного тобой Креслу, в твоей голове.
– Ладно...
Последовала долгая пауза.
– Я неприкасаемый, – произнес затем Вистан. – И не существует никакой возможности для тебя ощутить что-нибудь в моей голове.
– И все же?
– Заткнись. Где я там остановился?
– Что-то там о грудях?
– Верно. Точно.
– Ты хоть понимаешь, что больше не можешь доверять ни одному из них? Понимаешь? Слишком много грязных историй. Слишком много тайн. Кара, Тониус, Бэллак, Шейл...
– Поэтому-то я никому и не скажу. А ты?
Мальчик недвижно, точно мертвый, лежал на кровати.
– Верно... где я там остановился?
Она направлялась по центральному коридору к мостику, когда появился Белкнап.
– Привет, – сказала она.
– Все еще "просто проходишь мимо"? – спросил он. Кара кивнула.
– Шолто уснул. Слишком много "тупиловки". Знаешь, а у него много забавных историй. Не поверишь, но он полагает, что в его роду были...
– Мне страшно! – резко перебила она.
Он посмотрел на нее. Объяснять причины не было необходимости.
– Пойдем в лазарет.
– Не могу. Я должна быть на мостике. Сеанс связи через пять минут.
– Хорошо. Не беспокойся. Проверь системы. А я пока схожу все настрою, а затем вернусь за тобой.
Она снова кивнула.
– Все будет хорошо, – сказал он, беря ее ладони, складывая их в знамение аквилы и прижимая их к ее груди. – Не теряй веру.
Белкнап поцеловал Кару, и она с такой силой обняла его за шею, словно собиралась сломать ее.
– Через десять минут, – произнес он, высвобождаясь.
И они разошлись.
На мостике обнаружился Файфланк, он сидел на месте главного рулевого и проводил какие-то непонятные системные проверки. Когда вошла Кара, человекопес поднял на нее взгляд и что-то прорычал, а затем вернулся к своей работе.
Кара села за вокс-терминал, потерла глаза обеими ладонями и сделала глубокий вдох.
Пульт засветился. Автоматика пробудила системы. Руны вспыхнули и побежали по главному коммутационному экрану. Кара подождала, пока успокоятся графики, а затем ввела код связи.
– Гнездо жаждет Коготь, – напечатала она. – С неба, со звезд друзей голоса.
Последовала пауза. А затем на экране возникли слова.
– Слишком устал я для глоссии, Кара. У нас все в порядке. У нас есть одна наводка, возможно, нам повезло. А у вас как дела?
– Все отлично, – напечатала она.
– Хорошо. Еще поговорим с тобой через три часа. Доброй ночи, Кара.
– И вам, Гидеон, доброй ночи.
Глава четверимая
Беринт (темный, грязный, уродливый улей, прилепившийся к юго-западной оконечности второго по размерам континента Утохра) окружали пять десятков добывающих станций, изрыгающих дым. Все это скопление жилых и промышленных зданий, раскинувшееся более чем на десять тысяч километров в диаметре, нельзя было разглядеть с орбиты. Нельзя было увидеть с "Аретузы". Нельзя, поскольку небо Утохра затягивали ядовитые тучи. Большую часть поверхности суши и обоих океанов покрывала корка льда, а облачный покров представлял собой плотную, непроницаемую завесу, благодаря которой зима продолжалась уже тридцать тысяч лет. Астрономы винили в этих отвратительных погодных условиях столкновение с одной из меньших лун.
Я просеиваю и изучаю подобную информацию лишь для того, чтобы ход моих мыслей не останавливался.
Сам Утохр, восьмая луна из двадцати восьми, движется на большом расстоянии по орбите вокруг Кито – густонаселенного имперского мира. Утохр, кажущийся когтем в зимнем небе этой планеты, имеет мрачную репутацию. Ранние поселенцы Кито окружили восьмую луну мифами, в которых она выступала в качестве ада, куда после смерти отправлялись уродливые и злые души.
Возможно, это место и в самом деле логово зла. Аристократы и богатеи совершают паломничества к Утохру, как правило, пользуясь для того чартерными рейсами с главной планеты. Паромы отходят регулярно. Богатый благодаря своей сложной и активной структуре полезными ископаемыми, Утохр превратился в центр активной горнодобывающей промышленности и, во вторую очередь, ювелирного искусства. Горные массивы, протянувшиеся подо льдами луны, исправно поставляют лучшие камни в секторе. А лучшие имперские ювелиры основали в Беринте свои филиалы. Со всего сектора слетаются сюда аристократы – и ради качественных изделий Утохра, и ради престижа. Лишь очень богатые и наиболее высокородные граждане способны позволить себе местные цены и затраты на перевозку.
Но существует и другая услуга, которую восьмая луна Кито готова предоставить тем, кто очень богат или очень суеверен...
Или же очень отчаян.
И есть у меня такое неприятное ощущение, что я вхожу именно в последнюю категорию.
Это риск. Путешествие в Ведьмин Дом всегда рискованно. Его уже неоднократно пытались обнаружить и уничтожить. Но он неуловим и очень хорошо защищен.
А еще – опасен.
И никогда не ошибается.
Найти Ведьмин Дом пришло в голову Карлу. Поначалу я противился этой идее, но и Бэллак поддержал ее. Мне нравится этот дознаватель, я восхищаюсь им. Поэтому, может быть, я и сдался наконец, согласившись отправиться на Утохр.
Покинув высокую орбиту Танкреда, мы в тот же миг обрели статус отступников. Теперь мы действовали не под знаком особых обстоятельств, а под клеймом отступничества. Термин этот обладает собственным определением в уставе Инквизиции. Означает он агента или агентов, пренебрегших обязанностями, проявивших непокорность или имеющих преступные намерения. Я нарушил прямой приказ своего начальства. Повернулся спиной к своим обязанностям. И сам выбрал себе задание, не дожидаясь ордера или разрешения. Я прятался, чтобы никто не сделал мне выговора. Чтобы никто не смог остановить меня.
Отступник.
Никогда не думал, даже не мог представить себе, что пойду на подобное прегрешение, и тем не менее этот выбор сделал я сам.
За час до нашего отбытия с Танкреда нас тайно навестили Бэллак и Ангарад. Случилось это сразу после кровавой бани, устроенной Молохом. Бэллак предложил мне свои услуги и знания. Он не смел возвратиться к Мизард.
Я несколько раз просканировал дознавателя – и с его согласия, и без. И каждый раз видел одно и то же: выслеживание Молоха вместе с Фенксом, западню и гибель друзей одного за другим. Смех Молоха, оставившего прикованного к турбине Бэллака ждать своей участи. Ангарад, едва успевшую отсечь дознавателю руку и оттащить его в безопасное место.
– Молох жив, – напрямую сказал мне Бэллак. – Он подстроил все так, чтобы скрыться, оставив вместо себя фальшивый труп. Вы были правы, сэр, Молох все это время находился на Танкреде, а теперь он жив и свободен. Но Инквизиция уверена, что он погиб. Нас предали. Кто-то из сотрудников ордоса предал нас. Иначе Молох ничего бы не знал.
– Так почему вы пришли ко мне?
– Потому, сэр, что вы были правы и никому, кроме вас, я теперь не доверяю.
Молоху слишком часто удавалось уйти от меня. И всякий раз он обходился мне слишком дорого. Маджескус. О Трон, мои дорогие Уилл, Нора и Элина! Я до сих пор я просыпаюсь среди ночи, вспоминая их вопли.
Слишком часто, Зигмунд Молох, но теперь не выйдет. Пусть даже это и похоронит мою репутацию и карьеру.
Кто-то из ордосов сдал Фенкса Молоху. Из чего следует. простой вывод: ордосам нельзя доверять. Чтобы настигнуть Зигмунда, мне придется действовать, не обращаясь ни к их помощи, ни к их данным. Мне придется преследовать его тайно, надеясь найти его раньше, чем найдут меня. К этому все шло с самого начала. Молох стал моей немезидой. Именно он и должен был расправиться со мной. Кара только что отключилась. Вокс-сеть снова мертва. Свол говорит, что на борту "Аретузы" все в порядке, и я доверяю ей, хотя меня по-прежнему беспокоит тот таинственный секрет, который она хранит. Я продолжаю бодрствовать и размышлять, ощущая назойливый гул навязчивой идеи. Неужели ради того, чтобы сослужить человечеству великую службу, выполнить то, что только я способен выполнить, я вынужден нарушить все те правила, которые клялся никогда не нарушать? Или я просто нарушаю все правила? Как бы то ни было, но я веду своих друзей в ад. Подписал им всем приговор.
Инквизиция не умеет прощать.
Кыс, Мауд и Карл спят. Они устали. Я не собираюсь в этом мешать. Нейл где-то трахается с картайкой. Он думает, что я не знаю. Я счастлив и за него, и за нее и хочу удавить их обоих. Трон, давно мне не доводилось испытывать ничего подобного.
Во всяком случае с того дня, когда я оказался в этой коробке.
Ублюдок. То, что ты с ней трахаешься, – черт с тобой, не возражаю. Но ты скрываешь это от меня – вот что меня бесит. Неужели же ты думаешь, что тем самым щадишь мои чувства? Ты? Ты?
Глава пятая
Колодцы отстойников располагались глубоко под ульем, ниже вечной мерзлоты. Они представляли собой сырые, скудно освещенные рокритовые пещеры, протянувшиеся на многие километры, куда регулярно сбрасывали жидкие отходы горной промышленности. Сырой воздух пах каменной пылью. Ледяные сквозняки просачивались с поверхности, вторгаясь в подземелье через погрузочные скаты и шахты сброса, проносясь мимо пронумерованных бункеров, поднимая серую пыль.
– Гирам Лацик? – позвал Бэллак.
Человек на склоне каменной груды распрямился и посмотрел на них. Он был тощим, но казался больше благодаря мехам и термоодежде, сочетающейся с элементами ветхого защитного костюма. В руках он сжимал переносной сканер. Пятеро старых, проржавевших геологических сервито-ров сновали по отвалу, закидывая в корзинки куски черной породы, разъеденные коррозией скелетных конечностей.
– А кто спрашивает?
– Мы.
Мужчина и женщина стояли у подножия кучи, глядя на него.
– Да, я Лацик. Но вообще-то я занят. За то, чтобы свободно покопаться в этой куче в течение двух часов, мне пришлось выплатить бешеные деньги. И я не собираюсь тратить впустую ни минуты. А "мы" могут уйти и возвратиться позже. Или просто уйти. Думаю, вы захотите с нами поговорить, – произнесла женщина. – Нам сказали, что вы сможете помочь. Нам требуется представление.
Лацик помедлил и бросил взгляд на сканер в своих руках. Он практически ничего не показывал. Шлак, поступающий из девятнадцатого накопителя, был беден в эти дни. Чем, вероятно, и объяснялось, почему он получил право свободной зачистки по бросовой цене.
Лацик вздохнул и заскользил по неустойчивым камням. Двигался он как человек, привычный к ходьбе по перемолотой породе.
– Продолжайте, – сказал он.
С близкого расстояния они ничем особым не выделялись, если не считать чистоты и хорошей одежды, что предполагало наличие у них денег.
– Представление "Стайну и Стайну", – произнесла Кыс.
Лацик был странным парнем, настолько тощим и тонким, что казалось, будто под одеждой были только кости, обтянутые сухожилиями. На угловатом лице резко выступали скулы и длинный, тонкий, точно лезвие ножа, нос. Огромные глаза словно грозили вывалиться из глубоко запавших глазниц.
– Представление? Это дорогостоящее предприятие.
– Мы понимаем, – произнес Бэллак.
– Да, я знаком со "Стайном и Стайном", – сказал Лацик, – поскольку работаю геологом-разведчиком. Они иногда покупают у меня материалы. Давайте подумаем... Представление, значит?
Он быстро произвел кое-какие мысленные расчеты, прицениваясь к их манерам и качеству одежды. Слишком мало – и он надует самого себя. Слишком много – и потеряет заработок. Он умел оценивать обстоятельства. Да, к анализу У него был талант.
– Ну, так, не меньше чем две или три, – произнес он.
– Сотни? – спросила Кыс.
– Сотни тысяч, – поправил Бэллак. – Я прав?
– То, о чем вы просите, – закивал Лацик, – стоит недешево.
– Нам нужно представление, – произнесла Кыс.
– Только дайте мне вначале умыться, – ответил он.
Вновь он встретился с ними в грязной общественной столовой, где общались и отдыхали рабочие отвалов и геологи. Лацик переоделся в серый комбинезон и плащ с меховой подкладкой. Отмыть до конца руки ему не удалось. Бэллак заказал три порции какого-то горячего пойла и немного пересушенного печенья. Пар висел в воздухе, резко пахнущем перегретым маслом от обогревателей.