- Едем! - рванул к дверям Теофил и вернулся, чтобы запечатлеть поцелуй на горячем челе женщины. - Умоляю, потерпи и подожди меня. Не уходи без меня, молю, мой ангел.
Озвар передернул плечами: а Теофил-то бард! Смотри, как ласков, нежен и речив. "Умоляю"! Когда такое было, чтоб Локлей молил! Когда столь явно был расположен и всецело предан даме? Женитьба на Симонетте Арно в свое время серьезно охладила его пыл и, о любви тот не помышлял годами, а тут вдруг вспомнил! Нет, ну что к чему?!
- Берга! Ориетта! - позвал служанок. - Отвечаете за госпожу головой. Станс… друг мой, ты знаешь, что делать, - хлопнул мужчину по плечу. Их взгляды встретились, Рокуэй низко поклонился:
- Не беспокойтесь, господин, я скорей умру, чем подведу вас.
- Надеюсь. Она…
- Я понял, господин, не утруждайтесь. О даме будут заботиться, как были бы это вы.
Теофил кивнул, с благодарностью глянув на верного слугу:
- Я постараюсь вернуться быстрей.
- Ну, что там? - буркнул в переговорник Иван, переминаясь от нетерпения у стен монастыря. Ян подпирал камни спиной и поглядывал вокруг. Первая точка выхода приближалась, а бойцы с места не сдвинулись. Ни в Каркасоне, ни в округе о Стасе не слышали, ничего подозрительного не видели, и ни о чем из ряда вон не слыхали. Маяк упорно молчал, навевая своим штилем уныние. Очередной монастырь и очередное "ничего" уже значительно раздражало.
Иван осел у кладки:
- Ничего. Н-да-а.
- Потеряли?
Федорович хмуро покосился на бойца и выдал в переговорник:
- Сворачиваемся и уходим в южные зоны.
- Капитан, можно поискать в Мюре.
- Отставить, рядовой Чижов. Идем в Пампье и Мирпуа.
- Почему?…
- Потому что приказ!
- Есть, - прозвучало недовольно.
- Переживает, - вздохнул Ян и опять удостоился хмурого взгляда Ивана: а кто нет?
Стаська, малышка, где же ты черт тебя дери!!
- А почему, правда, в Пампье? - потопал за капитаном Пацавичус.
- Потому что Иштван мог напутать. Для него что Каркасон, что Тулуза, что доминиканец, что григорианец, одинаково, а Вельковскому, с которым он ходил - нет. Маршрут был: аббатство цистерцианцев под Каркасоном и бенедиктинцев под Пампье.
- Ясно.
- Тогда не задавай тупых вопросов!
К вечеру, объехав округу Мирпуа, они, наконец, вышли на след Ферри. Тот пил в аббатстве святого Бенедикта под Пампье в обществе двух монахов. Щедро отсыпав настоятелю, Теофил и Федерик получили место за столом, кувшин вина и сносный ужин.
Озвар с аппетитом вкушал поданное, а Локлей крутил кубок с вином в руке и пристально рассматривал мужчину, от которого зависела жизнь ангела. Молод, но далеко не юн, лицо обветренное, заросшее щетиной, мрачное, взгляд тяжел и полон ненависти и презрения. Мужчина был пьян, но продолжал накачивать себя. Возможно, это и остановило Теофила от поспешности. Меньше всего ему хотелось доверяться пьяному, еще меньше доверять ему же жизнь дорогой ему женщины. Одна мысль, что это пьяница притронется к ней, вводила его в ярость. Но есть ли выбор?
- Ты уверен, что это он? - тихо спросил Озвара, качнувшись к уху друга.
- Угу, - заверил тот, зыркнув на любимца графа Тулузского. Тот глянул в ответ, как придавил, сжал кулак:
- Что уставился?
- Полегче, - посоветовал Федерик, мгновенно напрягшись. - Не хочу учить вас манерам, поэтому прошу не вынуждать!
- Тише, монсеньоры, вы в святой обители, - напомнил им монах.
- Конечно, - с кривой усмешкой качнулся Иоана, покосившись на толстяка. - Никаких разборок! Слава Божья и все такое.
Вышло уничижительно и слишком откровенно презрительно. Монахи заерзали, не зная стоит ли взывать к благочестию пьяного, и дружно промолчали. Теофил насторожился: "разборки" - что за слово? Византийское? Возможно, это знак и Федерик действительно не ошибся, тогда не стоит ждать.
- Вы Иона Ферри? - спросил, уставившись в, на удивленье, ясные глаза мужчины.
- Ну, - прищурился тот, смерил графа взглядом и потянулся за кувшином.
- Не стоит, - отодвинул тот заветное пойло. - У меня к вам предложенье.
- А не пойти б вам с ним?…
- Нет, ну, каков! Ты это стерпишь?! - возмутился Федерик. - Позволь я научу зазнайку манерам!
- Нет, - придержал друга за плечо. - Поди во двор и подожди нас. Прошу!
- Твое дело… Однако!…
- Федерик! Прошу! - повторил с нажимом и взглядом почти приказывая: выполни мою просьбу, что тебе стоит?
Иона внимательно наблюдал за господами, забавляясь их снобизму. Петухи - фанфароны. Хотя это, слева, вроде ничего.
Озвар встал, недобро глянув на пьянчугу и, вышел. Теофил подвинулся к Ионе:
- Я слышал вы лекарь-чародей.
- Сплетни, - заверил тот.
- Мне нужна ваша помощь.
- "Мне" - кому?
- Граф Теофил Локлей, - кивнул, так чтобы ни свою, ни его гордость не задеть.
- Теофил Локлей, - протянул Иона, изучая мутную жидкость в кубке. - Наслышан. Как же. Знатный сеньор, отпрыск известного рода из Арагона. Что вы здесь делаете? Ваш замок стоит у Пиренеев, поближе к графству отца и привечает всех кому не лень. Но мне без надобности ваша милость.
- Я знаю, вам благоволит сам Раймунд Тулузский.
Мужчина с усмешкой глянул на него и стало ясно - ему ровно на все благоволения разом, вообще, на все: на мир, людей, себя и Бога.
- Вам плохо?
Иона сморщился, пытаясь понять, чем вызвано сочувствие в голосе мужчины и подумал: не оскорбиться ли, но вместо этого хрипло рассмеялся:
- Что вы! Мне смертельно хорошо!
- А мне плохо.
Смех Ионы смолк. Мужчина уставился в глаза графа и почувствовал легкий укол вины. Что-то было в них знакомое, боль, наверное.
Ферри залпом осушил кубок, взял кусок хлеба, гоня наваждение: плевать, в конце концов, кому и как. Он не святой, чтоб всех жалеть и не аббат, чтобы выслушивать исповеди. К чертям все!
- Я слышал, ваша жена умерла… моя же умирает. Я знаю, только вы способны ей помочь. Поэтому прошу, любая цена, любая услуга - я отплачу, но помогите.
Нотки глубокой печали сродной отчаянью, не понравились Ионе. Ему привиделась Иоланта, мертвая, лежащая со свернутой шеей в овраге и собственные чувства в тот момент. Оглушительное горе, когда, как душу на изнанку вывернули и вырвали. Потеря за потерей, им несть числа и сил нет их терпеть. А люди в слепой гонке продолжают мчать за золотом и положеньем, рвут глотки за своих Богов, попирая самое важное - своих близких и любовь что единственно дана душе как Свет и Бог. Даже катары, уж как он не был к ним лоялен, того не понимали, в тупую проповедуя amor.
Нет, Иоланту он не любил, но свыкся с ней, принимал как данность ее любовь, ждал первенца и просто жил. И лишь когда потерял, понял, каким был идиотом, и заливал теперь не боль потери, а свою вину.
А этот, видимо, любил…
- Что же с вашей женой, господин граф?
- Ее избили, - с трудом выдавил Теофил.
- Вот как? - усмехнулся: а мы похожи! - Как же вы это допустили и кто посмел?
- Долго объяснять, - мужчина отвернулся. Он не привык откровенничать с кем-то и вынужденность подобного тона разговора раздражала его.
- Тогда выпьем, - налил себе еще вина, отсалютовал. - Поверьте, господин граф, вашей голубке будет лучше на небесах, чем на этой земле. Не мучайте и отпустите. То эгоизм в вас говорит…
И смолк - Теофил не сдержавшись, схватил его за горло и встряхнул.
- Не смей, ты!…
И отпустил, одумавшись, тяжело опустился на лавку:
- Поверьте, Ферри, я никогда, никого, ни о чем не просил, а тут прошу… даже готов молить, - выдавил через силу.
Иона потер шею, внимательно поглядывая на мужчину. Злости на него не было - досада лишь, что должно было этому графенку явиться и нарушить его покой, залезть в рану своим тоном, видом, просьбой.
"Умолять готов", - ишь ты! Сеньор готовый умолять, да что там - умоляющий лекаришку! Да-а, это нечто.
- Я заплачу, сколько скажите, как скажите и когда вам будет угодно. Прошу, Ферри, время стоит жизни.
Иона дрогнул: откуда ему знать это?
Что за черт сегодня происходит? Откуда приходят миражи и мучают его? К чему?
- Нет. Я пьян. И не хочу оставлять эту обитель.
- Проветритесь. До замка пол ночи езды…
- Тем более, - уперся, сам не зная почему. Теофил вспылил, потеряв терпение. Поднялся и, сбросив со стола кувшин и блюдо, душевно въехал кулаком в лицо Ферри. Того мотнуло и скинуло с лавки. Монахи вскочили, готовые призвать господ к порядку, но Теофил и бровью в их сторону не повел. Перепрыгнул через стол и вновь ударил мужчину:
- Позовите моих людей! - приказал монахам, встряхивая пьяницу - готов. Не хотел ехать по-хорошему, поедет по-плохому. Упреки от Раймунда конечно не нужны Локлей, но что уж тут поделать. Переживет и выживет. Да только б выжил его ангел.
- Ребята, вы шевелиться будите или нет! - прошипел в переговорник Иван.
- Здесь какая-то нездоровая канитель, командир, - доложил Сван. - Переждать бы надо.
Чиж, выглядывая из-за камней ограды, следил за суматохой во дворе. Какого-то беднягу как тюк укладывали на лошадь. Монахи пеняли и взывали к Господу, а с десяток воинов нелестно отзываясь о святых отцах, вскакивали на лошадей. Двое, видимо сеньоры, переговаривались, перепирались:
- … давно бы так!… не оберешься потом…
- … что будет, то будет…
- Они собираются уходить. Отряд из двенадцати человек и пленник, - доложил капитану Николай.
- Хорошо, дождитесь.
Ворота аббатства распахнулись и в ночь пошла дробить копытами дорогу кавалькада.
- Несутся как черти. На пожар, что ли? - равнодушно заметил Иштван.
- Догони, узнай, - фыркнул Сван.
- Разговоры! - обрезал Иван. - Приготовьтесь. Пока ворота не заперли, вам шанс дают проникнуть. Давайте, братцы!
Чиж и Сван, тенью мелькнув вниз со стены, накинули на головы капюшоны и выросли перед братьями-аббатами, что вышли проводить уехавших.
- Мир и благодать Господня вашей обители, - проблеял Сван.
- Пласидо Доминго, - хохотнул Иштван в наушник.
- И вам мир, братья, - сложил на груди руки толстяк-монах. - Что привело вас в наши края?
- Несем слово Божье, как должно любому благочестивому человеку.
- То труд усердный и праведный, - закивал. - Остановитесь у нас, отдохните, вкусите, чем Бог послал.
- Я тебя б послал, - прошипел Пеши.
Бойцы чинно прошествовали во двор:
- Что слышно в округе брат?
- Вроде тихо, - скрипнули ворота. - С Божьей помощью обитель процветает. Конечно, много нынче развелось еретиков…
- Ну, все, завел шарманку! - опять встрял Иштван.
- Пеши, вернемся, я тебе язык обрежу, - пообещал Федорович.
Через час мнимые монахи покинули обитель, не смотря на предложение братьев заночевать у них. Два силуэта ушли в ночь, скрывшись с глаз проводивших их и… нырнули в кусты за стеной аббатства.
- Что? - спросил Иван. Мужчины сели рядом со своими у стены и дуэтом качнули головами: ничего.
- Скверно, - приуныл Иштван. Ян сорвал травинку и начал жевать ее в раздумьях.
- Вообще ничего? - не поверил Иван.
- По Стасе, совсем. Зато точно можно сказать, что Иштван и Андрей были здесь.
- Ну, я же говорил! Этот монастырь! - заявил Пеши.
- Аббатство, - поправил Ян.
- Какая разница?
- Из-за твоей "разницы" мы и кружим, - проворчал Сван.
- А этот, на кого ты Стасю навел, только что с графами отчалил, багажом. Зовут его Иона Ферри, родом из Византии. Лекарь графа Тулузского. Похоронил недавно жену. Понятно? - Чиж готов был убить Иштвана. Дать Стасе мираж в руки и отправить Бог знает куда, потому что ему что-то показалось! - Ты понимаешь, что ты натворил?! Ты понимаешь, что Стаси нет нигде?! - схватил его за грудки.
- Брек! - откинул мужчину капитан. - Разборки дома!
- Я не вернусь, пока не найду ее! - заявил Николай. Иштван отвернулся:
- Откуда я знал? - вздохнул покаянно.
- Никто ни в чем никого не винит! - отчеканил Федорович.
- Если уж на то пошло, ты командир не прав в первую очередь. Понятно теперь, Стасю от нас ограждал, да? Но мог хотя бы не скрывать в чем соль и суть? А то нагородили тайн и загадок, и сами же в них запутались, - процедил Сван. - Где вот теперь сестренка? Это что же за любовь такая у них с твоим братом приключилась, что и за пять лет не выветрилась?
Федорович хмурясь смотрел в ночь: что на душе, что вокруг, одинаково мрачно.
- Не найдем мы ее, - протянул Ян.
- Тебя вроде не Аким зовут, - зло глянул на него Пеши.
- Здесь точно не найдем. Может, двинемся дальше, в Мирпуа? - спросил Чиж. - Смысл здесь сидеть. У нас еще почти одиннадцать часов в запасе, за это время всю округу вдоль и поперек перерыть можно. Не верю я, что Стася испарилась без следа!
- А если она в Древней Руси? - без уверенности протянул Ян.
- Нет. Она либо здесь, либо… - Иван встал, не желая озвучивать худший вариант. Сначала брата потерял, теперь Стасю. Дурак! Зачем он клялся Илье, зачем оставался верен той клятве? - Пошли, - кивнул бойцам и двинулся в темноту.
Стася пыталась понять, где она, кто, но веки были тяжелы и смежались, в голове лишь боль и звон в ушах.
Что-то влажное и холодное коснулось лица.
- Отходит, - всхлип. Кто это?
- Циц, дура! Неси маковый отвар и мяту.
Мак? Мята?
Перед глазами плыли оранжевые круги, в которых то ли тени, то ли люди.
Как жарко! Дали бы попить…
- Терпите, госпожа…
Кому это, к чему?
Больно! Больно…
- Не доживет, - качнула головой знахарка. Станс помрачнел:
- Мне все равно как ты это сделаешь, но она должна жить до приезда господина. Хоть на голову встань, а сотвори! Иначе - вздерну и тебя и всю твою семью!
Берга охнула, испугавшись, рухнула на колени:
- Помилуйте, господин! Разве ж в моей воле смерть остановить!
- Я сказал! - процедил, откинув женщину и, вышел из спальни. Ориета зажавшись в угол, проводила его испуганным взглядом.
Берга заплакала.
- Ты не реви, а думай! - подбежала к ней девушка, обняла, утешая.
- Да как же!… как же? Что ж здесь придумать?… - трясло знахарку. - Ведь я ж не Бог… ну, что я… видано ли?…
- Тише, успокойся.
- Глаза-то, глянь!… И не кричит, дышит уж через раз… А мне за что?… Что ж я-то?
Женщина на постели застонала и Берга смолкла. Ориета метнулась к больной, менять повязку на лоб и, встретившись с темными, невидящими глазами ойкнула, перекрестилась.
- Мамонька! - а ведь права Берга, не выжить незнакомке. - Надо бы кого за исповедником послать.
- Кого ж исповедовать и причащать? Она ж, болезная не в себе.
- Как же ей без причастья отходить? Страсть-то какая!
- А мне кто причаститься даст!… Господи помилуй, отходит!
Стася захрипела от боли и попыталась схватить рукой оранжевое пятно, надеясь хоть так зацепиться за жизнь, избавиться от боли. Но и пальцем не шевельнула.
Иона очнулся и с минуту с удивлением смотрел на летящую перед глазами траву. С трудом сообразил как так и вспомнил удар графа. Мужчину передернуло от ярости. Он взбрыкнул и начал выворачиваться, грозя слететь с лошади и поломать себе хребет. Его подняли за шиворот, приостанавливая коня:
- Убью! - пообещал в лицо Теофила.
- А ты смел, - оценил тот.
- Неучтив, - поправил Озвар.
- И тебя убью! - процедил Иона. Федерик хмыкнул, но взгляд был растерянным - ярость лекаря проняла его и уверила, что для этого человека нет преград и препятствий.
- Наверное, он не в себе. Зря ты это затеял, Теофил, сдается, лекарь ни на что не годен, как только бесноваться.
- Посмотрим, - махнул стражникам. Те усадили пленника. - Нравится или нет, тебе придется посетить мои владения. Но выбор за тобой: поедешь как мешок или мужчина.
Иона с трудом сдержавшись, чтобы не прорычать в ответ проклятья, кивнул: все лучше ехать так, а не лицом в брюхо лошади.
- Предупреждаю - вы ответите!
Локлей глянул на него, подумал и кивнул:
- Когда поможешь, разберемся.
Я тебе помогу, - пообещал взглядом Ферри. Федерика проняло, он наддал коня, спеша оказаться подальше от возмутительного лекаря, Теофил же бровью не повел. Отряд вновь погнал в ночь, не щадя лошадей.
Утром кавалькада въехала в замок Локлей.
Пленника рывком стащили с коня и повели за графом, что, перепрыгивая ступени побежал спальню, надеясь по лицам слуг определить состояние больной.
- Что?! - увидев Рокуэй, прижал его к стене.
- Жива, - заверил тот. Теофил ткнулся лбом в каменную кладку стены, дал себе пару секунд передышки и поплелся в спальню. Следом мимо Станса провели упирающегося и изрыгающего проклятья лекаря. Начальник стражи не сдержался и ударил того в живот:
- Придержи свой поганый язык смерд!
Иону свернуло.
Сюда, - кивнул слугам граф, приказывая втащить мужчину в соседнюю со спальней комнату.
- Послушай меня Иона, сейчас тебе развяжут руки и ты тихо пройдешь в спальню, где лежит женщина, дороже которой у меня ничего нет, - склонился над ним Локлей. Ферри с удовольствием плюнул бы ему в лицо, но взгляд мужчины и тон, заставляли смирить эмоции и послушать, что он говорит. - Там, - граф махнул рукой в сторону стены, за которой видимо и находилась спальня. - Ты будешь вести себя как самый благородный рыцарь. Твое настроение, твое недовольство не должны сказаться на больной, которая нуждается в помощи и заботе. И если ты все сделаешь, как я… прошу, после ты сможешь высказать мне все, что думаешь, и клянусь честью, не будешь за то наказан. Ты понимаешь, о чем я?
Иона нехотя кивнул, стараясь не смотреть на графа. Станс взмахом клинка рассек веревки на его руках.
- Хорошо. Я верю, ты разумный человек и благородного характера. Сейчас ты окажешь помощь даме, а после получишь награду. Клянусь, я буду щедр и более того, забуду твою возмутительную заносчивость, если захочешь стану… твоим другом.
Бред, - не сдержавшись, фыркнул Иона. Станс замахнулся, чтобы ударить его, напомнив тем самым, с кем он общается, но Теофил остановил руку слуги, поморщился:
- Иди, Стас, мы сами разберемся с Ферри.
Мужчина, предостерегающе глянув на лекаря, вышел.
- Дайте вина, - попросил Иона.
- Нет. Ты много внимания уделяешь горячительному. После прикажу выдать тебе бочку, пей, но сейчас ты нужен мне трезвым.
- Я всего лишь хочу пить.
Граф смерил его подозрительным взглядом и кивнул на стоящий на столике кувшин:
- Вода.
Иона с жадностью прильнул к горлышку и выпил почти все. Оттер губы и вздохнул, глянув угрюмо на Локлей:
- Веди.
Интересно, что за женщина толкнула графа на столь изысканный подвиг? Трубадур, блин!
Граф подозрительно оглядел пленника и пошел, приглашая его за собой.
Больная действительно оказалась в соседней комнате.
Иона замер разглядывая изувеченное лицо. Он слишком долго и пристально рассматривал раненную, стоял как истукан настораживая Теофила, ввергая его в панику:
- Не говорите, что ей нельзя помочь, - предупредил, готовый убить мужчину, если тот подтвердит худшие опасения.