– Будешь знать, как чужое брать, – назидательно сказал Шут, сгребая с ладошки паренька две монетки. Романов медленно покачал головой из стороны в сторону, и протянул раскрытую ладонь. Шут насупился, но отдал одну монету.
– Больше даже не проси, – буркнул он, сажая кота себе на загривок.
Романов отдал монету мальчику, так обрадовавшемуся избавлению от проклятого кота, что даже расплакался, и теперь утирал тыльной стороной ладони солёные слезинки, счастливо улыбаясь.
– Не бери чужого, – едва слышно шепнул Марк пареньку, вложив в его ладонь золотой.
В этот момент двери таверны с грохотом раскрылись, выпуская наружу шум, тёплый воздух из смеси пота, пряностей и винных паров, и на пороге возник счастливо ухмыляющийся капитан Реверс.
– Эй, чего встали, расп***? Хотите на игру опоздать? – зычно рыкнул он своим подчинённым. Те заулыбались, поспешив к капитану. Первым бежал Шут с котом на загривке.
Романов и Ханна остались одни у ступеней таверны. Мальчишка уже растаял в сгущающихся городских сумерках, а Маттершанц обречённо поднимался вслед за командой "Александрийской Рулетки".
Хана смотрела на пятно света из приоткрытой двери таверны, за которой исчезали все её спутники, а Романов смотрел на женщину. Больше всего в жизни бывшему полковнику сейчас хотелось, чтобы команда "Александрийской Рулетки" провалилась в эту самую чёрную дыру, оставив его наедине с Ханной суток на трое… или на всю жизнь – этого он пока ещё не решил.
– Эй, чего застряли, убогие? – раздался радостный голос Реверса от двери. – Вам, что, нужен сверхчувствительный прибор для подключения к нейронной сети человеческого мозга, который, обычно, обеспечивает доступ ко всей информации и ходовым качествам?
– Это он о чём? – сдвинула брови Ханна.
– О приборе класса "паяльник", – ответил Марк, делая шаг к ступеням таверны. – А что за спешка, Реверс?
– О, темнота ты полковничья! – беззлобно огрызнулся капитан, хитро улыбаясь. – Я организовал игру в рулетку!
Марк даже запнулся от неожиданности.
– Разве здесь уже есть казино? – глупо спросил он.
– Теперь есть, – гордо вздёрнул подбородок Реверс. – Высокочувствительный прибор творит чудеса…
11.2. Шел отряд по городу
17 августа 2278 года
Город простирался во все стороны света, и походил на огромную пиццу, мелко порезанную гигантским ножом без всякой системы и цели – просто так, чтобы получить побольше пересечений улиц, улочек, переулков и тупиков. Прерываемые площадями, обязательно украшенными статуями и скульптурами каких-то непонятных мужиков, баб и медведиков, пол которых определить не представлялось возможным, застывших, как живые, в разнообразных, но несомненно, героических позах, улицы представляли из себя брусчатые мостовые между плотными стенами домов, домиков, и откровенных хибар… Иногда над малоэтажной застройкой громоздились десятиэтажные башни, выстроенные из камня, дерева, металлов и, кажется, пластика, или кости, щедро увешанные флагами, штандартами и изукрашенные всевозможными финтифлюшками. Из бойниц этих сооружений иногда вырывались клубы разноцветного дыма и снопы искр…
На улицах толпились, торговали, жрали, крали… в общем, жили сотни и сотни людей, одетых сообразно представлениям о Золотом веке Тёмного средневековья, щедро разбавленные местными медведиками, носившими одёжку из кожи и ткани, а также – представителей десятков народов и рас обитаемой Галактики. В воздухе разливались тысячи ароматов и запахов, от прекраснейших и тончайших до отвратительных и мерзостных, гомон голосов перекрывал даже разливающийся над городом звук постоянно играющих огромных волынок и цимбал, призванных, по заверению местных, "отгонять злых духов". Иногда толпу взрезали, словно ножом, отряды плотно сбитых головорезов, закованных в тяжёлые пластинчатые доспехи и вооружённые алебардами. "Стража, хлопун им в панталыцу" – прокомментировал первый такой отряд, попавшийся навстречу команде "Александрийской Рулетки", какой-то оборванец, прежде чем прыгнуть в источающий вонь канализационный коллектор…
Командир отряда мазнул по незнакомым лицам горящим взглядом, и скривил губы, но ничего не предпринял, и стражники, грохоча по булыжникам кованными сапогами, прошествовали мимо.
– Я не удивлюсь, если тут у них и волшебники водятся… – тихонько сказал Док, придерживая карманы – просто так, по привычке, воришек-карманников тут было чуть меньше, чем блох на Кетчупе.
– Какие волшебники? – удивилась Рысь. – Которые нюхают, или которые колятся?
– Которые умеют летать на драконах! Берегись!!! – Док скакнул к ближайшей стене покосившейся хибаре, остальные предпочли последовать его примеру.
И не зря. Над крышами, хлопая крыльями и раздражённо ревя, пролетели три бронированных зверюги, очень напоминающие раскормленных драконов из древних легенд. На шее каждого зверя сидел человек, одетый в тёмный балахон невнятного цвета, держащий в руке посох со светящимся набалдашником, которым он периодически стучал по башке своего средства передвижения…
Последний дракон завис в воздухе, и странно заворчал, тужась.
– О, нет… Кажется, он собирается гадить! – откуда Марк это понял, было неизвестно даже ему, но не предупредить своих спутников он не мог. – Быстро…
Сверху на мостовую полилось… то есть посыпалось… В общем, с громким "ляп!" плюхнулась огромная куча дурно пахнущего навоза, смешанного, судя по всему, с золой и кислотой. Брызги проедали дырки в деревянных стенах и шипели.
– Я не знаю, как насчёт огнеметания, – сказал Док, вдумчиво изучая расползающийся кусок драконьих фекалий, – но, определённо, если эскадрилья таких вот засранцев опорожнится над полком-другим пехоты, то… мне их жаль!
– Драконов, или пехоту? – заржал Шут, отирая обувь от шипящей пакости. – А если вояки напрягутся, накладут в катапульту, и пульнут в дракона, представляешь реакцию зверюшки?
– Дерьмовая тактика, – резюмировал Романов, пытаясь определить направление дальнейшего движения. – О, кажется, нам туда…
Впереди, за перекрёстком, возле перевёрнутой бочки, расплескавшей по брусчатке солёные овощи, напоминавшие гибрид синего огурца и двух сморщенных слив, выросших у основания плода, шумно ссорились в окружении плотной толпы трое таких же "волшебников", которые чуть ранее едва не подвергли экипаж "Александрийской Рулетки" бомбардировке.
Двое из них были одеты в потёртые синие балахоны, обильно украшенные потускневшей вышивкой, и разнообразными пятнами, свидетельствовавшими о привычке носителей одеяний много и вкусно пожрать, и обильно выпить, и были слегка выбриты, и до синевы пьяны. Они лопотали что-то невнятное, поминутно икая, и цепляясь друг за друга в тщетной попытке удержать равновесие.
– Бл… Мл… Уыг!
– Аыы… Уыы…
Третий, приземистый, почти кубический медведик, покрытый густой коричнево-золотой шерстью, был затянут в оранжевую ткань, и носил широкий плетёный пояс из кожи. Брезгливо наблюдая за шатающими оппонентами, он шевелил короткими пальцами, с которых обильно сыпались искры, и угрожающе ворчал.
– Моя ваши души вынимать за репки, и в уши засовывать! – местный шаман был не на шутку зол. – Лучший бочка фигули разбить два пьяный кусок драконий помёт! Вы должны мне деньга!
– Да хрен ты с них получишь, Два Куста, – донеслось из скопившегося народа, – они ж последнее пропили, и лыка не вяжут!
– Тогда моя вязать их язык земля, – пыхнул искрами Два Куста, – и дефекация на их могил!
Один из магов, икнув, выпустил язык пламени из-под тоги, опалив остатки бочки…
– Какие странные люди, – Ханна, проталкиваясь сквозь толпу, попутно вывихнула запястья нескольким воришкам. – Но способности потрясающие!
– Хм… Разве же это способности… – грустно заметил Маттершанц, следуя в кильватере судьи, и вздохнул.
Следуя чутью Марка, они шли по заполненным людьми и чужими улицам, лишь однажды задержавшись, чтобы пропустить длинную колонну разнообразно вооружённых всадников с сумрачными лицами, следовавших за штандартом, изображавшим медведя, топчущего дракона. Всадники двигались в почти полной тишине, только звенели кольца доспехов и стучали копыта рослых коней, высекавших искры из мостовой, провожаемые летящим по толпе шепотком: "Наёмники, наёмники… Драконов воевать едут… Сволочи… Задрали…"
Кто кого задрал, осталось непонятным, но уточнять никто не решил.
Следующая сцена, наблюдаемая на большой площади, позабавила Марка сотоварищи, и заставила некоторых из них задуматься…
Под громкие, ритмичные и тягучие, но мелодичные звуки гигантских волынок, на которых прыгали по десятку медведиков, и аккомпанемент барабанов, и каких-то непонятных инструментов, звучанием напоминавшими бас-гитары, на широком пространстве, замощённом ровными квадратными плитками, танцевали несколько сотен аборигенов.
Они мягко, с казавшейся невозможной для плотно сложенных тел грацией, перетекали из одного па в другое, позванивая многочисленными браслетами на руках, ногах и шеях. Все медведики были в белых нарядах из цельного куска ткани, обёрнутого вокруг туловища, и закреплённого поясами и повязками, украшенными колокольцами, и двигались абсолютно синхронно.
Романов прислушался к доносящемуся с другой стороны площади стройному басовитому пению, и с удивлением расслышал исполняемое в несколько растянутом ритме бессмертное произведение древней "металлической" группы Manowar, "Carry On":
Carry on my sons forever
Carry on when I’m gone
Carry on for when the day is long
For as long as we’re together
Аборигены подхватывали припев, и воздевали руки к небесам. В толпе, окружавшей танцоров, слышались вопли радости и истерические крики…
11.3. Таверна
17 августа 2278 года
Внутри таверна представляла собой череду больших залов, разделённых невысокими перегородками и деревянными решётками, увитыми местным плющом. Стены, изрядно подкопчённые, украшали потемневшие гобелены и лубки, ярко расписанные сценами из местных сказок и легенд. Присмотревшись в ближайшему, Романов с удивлением отметил, что сюжет был посвящён каким-то роботам и странному каракатицеобразному существу…
В первом от входа зале было шумно и грязновато. Теснившийся за массивными столами народ выглядел не очень богато, хотя попадались и несколько волшебников, активно предпринимающие весь комплекс мер по скорейшему переходу в горизонтальное положение – дешёвое крепкое пиво и воняющий сивухой самогон лились рекой. Из культурной программы присутствовали доски для метательных ножей, изрезанные в хлам, пара медведиков-музыкантов в серых шерстяных балахонах с изображение колокольцев, бренчавшие на гибриде лютни и арфы, и дебелые официантки, все, как на подбор, человеческой расы и ростом за два метра.
– Какие ж… – Шут получил подзатыльник от Дока, и немедленно исправился, – женщины!
Прям мечта поэта…
– Да, и на вышибалах экономия… – Ханна внимательно следила, как одна из женщин, подняв возмущавшегося качеством услуг волшебника в голубом балахоне за шиворот, на вытянутой руке несёт его к чёрному ходу. На широком лице бой-бабы были написаны скука и спокойствие, смешанные в причудливых пропорциях.
– Нам туда, – Реверс проводил взглядом волшебника, обвисшего в собственном балахоне, и указал вглубь помещения, за перегородки с плющом. – Там чуть комфортнее… И народ более серьёзный.
– Здесь бывает что-то серьёзное? – скептически осведомился Марк, оглядывая помещение профессиональным взглядом полковника. – Ну, если речь идёт о серьёзных неприятностях, то это возможно. Кетчупа уворуют там, или Рысь кому на ногу наступит…
Реверс только фыркнул в ответ, продвигаясь вперёд, словно ледокол в северном море. Люди вокруг старались убраться с пути капитана, который, насвистывая неприличную песенку о пистолете и транспортном средстве, вразвалочку продвигался к месту сбора.
– А почему твоя рулетка квадратная и с точками на гранях? – спросил Шут, делая совершенно идиотское лицо и тыкая пальцем в стол, затянутый зелёным сукном. – И как-то она странно гремит в кулаках игроков… Кэп, – обратил он на капитана взгляд блестящих, по-детски наивных глаз, – я знаю! Это называется игрой в кости!
– Да ладно, – тихо буркнул Реверс.
– Шутит он, шутит, – успокаивающе похлопал его по плечу Молчун. – Это не кости, это карты, я в книжке читал.
– В той единственной, что вообще была тобой прочитана? – съязвила Ханна.
Игроки доиграли круг, и встали из-за стола, тихо обсуждая партию. На месте оставался только объёмистый медведик в оранжевой хламиде, показавшийся Марку смутно знакомым – не то чтобы он уже успел наловчиться различать аборигенов по форме морды лица и окрасу, но… Сомнения развеял вынырнувший откуда-то кубический туземец, затянутый в чёрную кожу, и увешанный разнообразными железками. Окинув собравшихся тяжёлым взглядом исподлобья, он протолкался к своему собрату за столом, и проговорил что-то ему на ухо. Тот вяло отмахнулся лапкой, но, встретив поток возражений, рявкнул:
– Нет! Тополиный Пух, ты балбес!
– Но, сиятельный господин Два Куста, мой собрат Три Кучи уже дважды вступался за вашу честь сегодня…
– Дай мне пройти ещё один круг, – Два Куста изучающе оглядел присутствующих в зале, и встретился глазами с Романовым.
Марк вспомнил, где видел этого урсоида. Рядом с разбитой бочкой местных то ли овощей, то ли фруктов, когда тот распекал двух пьяных магов…
– Вот с ними хочу, – Два Куста показал на Романова. – Они честные.
– Кто честный? – офигев немного и даже, казалось, окосев, спросил Шут, недоумённо глядя на Реверса. – Ты честный? – обвинительным тоном спросил он у Романова.
– Он тебя честным обозвал, – гоготнул капитан Реверс, хлопнув Молчуна по плечу.
– Меня? – вытаращил глаза тот.
– Тебя? – недоверчиво сощурилась Ханна.
– Обозвал? – растерянно пискнул Маттершанц. Бывший полковник понял, что он влип. А вместе с ним и все остальные, кто стоял рядом. И только неприлично сияющее лицо Реверса, всем своим видом изображавшего начищенный медный тазик для помоев, заставляло Марка подумывать о плане побега. Малодушно, по-простому, не взирая на мнение окружающих, но так заманчиво, что он уже начал даже прикидывать, как станет пробираться мимо этих аборигенов, Трёх Куч, Двух Кустов и одного Тополиного, мать его, Пуха.
"Медведь по имени Пух, – стараясь не засмеяться, подумал Марк. – Осталось брёвен навалить и медвежат выпустить утром. Будет полный северный олень".
– Картина Шишкина. Но на ней нет оленей… – проговорил, прикрыв глаза, Маттершанц. – А у вас тут водятся олени?..
Два Куста дёрнул губами, но смолчал, вместо того указав на Романова, Ханну и Шута.
– Влиятельный господин желает сыграть с вами, – угрюмо сказал Тополиный Пух, положив лапу на рукоять большого ножа, висевшего на перевязи. – Правила знаете?
Реверс кивнул ему, и быстро проговорил избранным:
– Броски по очереди, слева направо, начинает Два Куста. Кто больше выбросил очков, тот и выигрывает. Если одинаковое количество очков – то бросают, пока не будет у кого-то больше… Три шестёрки означают автоматическую победу.
– А если я выкину три туза? – хихикнул Шут, поправляя рукав.
– То я тебя сам отсюда выкину, пинком под зад… – Реверс немного напрягся. – Это очень влиятельный медведик. За него местные нас на клочки порвут.
Влиятельный медведик тем временем хмурил свои влиятельные брови, морща влиятельную морду в ожидании. Бывший полковник бросил на капитана "Рулетки" взгляд, в котором смешались скорбь, укор и обречённость. Шут передёрнул плечами, на которых всё ещё мирно лежал Кетчуп, и весело блеснул глазами, недобро улыбаясь. А Ханна смотрела на Марка, как на единственную свою предполагаемую защиту. Или кандидата на растерзание. На всякий случай Романов, перехвативший её взгляд, предпочёл выдвинуться вперёд, немного заслоняя собой женщину.
– Согласны? Хорошо, – потёр лапки медведик с ножом, расценив жест Марка, как согласие. Бывший полковник старательно изобразил на лице полную отрешённость, припоминая все самые кровавые эпизоды из своего прошлого, когда надо было оставаться непроницаемым и холодным, чтобы не выдать своих настоящих эмоций.
"Да ладно, – подумал он, – делов-то. Медведей в кости обыграть, что может быть проще. Разве что, стать богом… А, нет, это уже было, и с медведями должно прокатить".
После такого словооборота Марку тут же представились цирковые косолапые, энергично крутящие педали на велосипедах под звонкую музыку и на потеху публике. Воспоминания о цирке, в котором он был с прадедом всего пару раз, пока тот ещё гастролировал на Земле в пределах досягаемости, повлекли за собой и невесёлые мысли о самом Романове.
Марк неожиданно остро и очень ярко представил себя со стороны, прокрутив в голове всю карьеру и её окончание, вспомнил о команде "Астарты", вставшей у него на пути, как кость в горле, а потом неожиданно припомнил свою несостоявшуюся в этом будущем настоящем ученицу.
"Так вот, кого мне Ханна напоминает, – подумал Марк. – Действительно, похожа на Штафф, только… с ноткой горечи, что ли. Как щепотка полыни в мятном чае".
Ханна, тем временем, уселась на стул подальше от медведя, недобро взирающего на неё из-под мохнатых кустистых бровей. Марк решительно шагнул вперёд и сел рядом. Женщина открыла было рот, чтобы сказать что-то, но замерла, проглотив невысказанную фразу.
В глазах Марка Романова было столько уверенности и спокойствия, что Ханна впервые за многие месяцы или даже годы почувствовала себя ученицей судейского корпуса перед строгим, но справедливым ректором.
Судья так и замерла, разглядывая Романова, будто впервые увидела его только что. И никак не могла понять, что же заставило её задержать взгляд на его лице.
Марк смотрел на Два Куста, положив ладони на зелёное сукно стола, и руки его не дрожали. Он был уверен, что сделает всё правильно. Не сможет не сделать, теперь, когда на него смотрела Ханна, точно не сможет.
Абориген, прорычав что-то на своём языке, открыл поднесённую своим телохранителем резную шкатулочку, и продемонстрировал всем игрокам серебряный стаканчик для костей, и три костяных кубика с залитыми золотой краской выемками на гранях. Подержав зажатые кости перед каждым, он с поразительной для толстых мохнатых пальцев ловкостью подбросил их по очереди вверх, и поймал в мягко звякнувший стаканчик. С шорохом потрясся ёмкостью, Два Куста быстрым движением метнул кубики. Выпали шестёрки и тройка…
– Ставка по золотому за ход, – медведик дёрнул краешком рта. – Вы новенький здесь, дозволяю ставить один за всех.
Романов почувствовал, как в его карман скользнули чьи-то пальцы, оставив там что-то тяжёлое и округлое. Он взглянул на стоящего справа от него капитана, а тот заговорщицки подмигнул: дескать, "после сочтёмся". Марк успокоился, и, потянув столь внезапно появившийся кошель, отсчитал три золотых кругляша, попутно оценив оставшуюся наличность. Получалось что-то около двадцати монет, если не считать уже выложенные.
"Нам хватит на семь ставок, если проигрывать. Сколько длится круг, Реверс не говорил, кажется… – Романов осторожно сдвинул лежащие кубики в стаканчик, и потряс им, прикрыв ладонью. Выпали три шестёрки!
Два Куста вздёрнул брови чуть ли не до середины лба, и хрустнул пальцами.