Через полчаса полумрак, царящий под пологом леса, начал сгущаться. И сразу же лес стал просыпаться от дневной спячки. Где-то среди крон оглушительно затрещали невидимые с земли птицы, несколько крупных ящериц затеяли возню, ловко перепрыгивая с одного ствола на другой. Раза два или три где-то неподалеку Ольма слышала треск ломающихся сучьев, чей-то топот и тяжелое дыхание – но идущий впереди Вервал даже ухом не повел. Не обращая внимания на сердитые окрики охранников, он, якобы увлекшись сбором грибов, начал удаляться от основной группы, забираясь в нехоженые дебри.
Внезапно Вервал остановился со сдавленным криком, словно увидел впереди, среди густых зарослей молодняка, что-то страшное.
– Горд! – завопил он, что было силы, протягивая вперед дрожащую руку. – Матерь божья, я вижу горда! И еще одного… Да здесь их целая стая!!
Схватив за руку перепуганную Ольму, Вервал, крича во все горло, побежал налево в самую гущу деревьев. И тут же позади них раздался дружный залп – это охранники, заняв круговую оборону, начали обстреливать невидимых пока хищников. Вокруг немедленно начался переполох. Каторжники побросали корзины и бесцельно стали носиться по болотистой низине, не зная, чего больше опасаться – то ли свирепых гордов, то ли пуль охранников. Шум и треск от их беготни еще больше напугали надсмотрщиков и вскоре они, присев на колени, уже беспорядочно посылали во мглу одну пулю за другой.
Вервалу только этого и ждал. Он быстрым шагом направился в сторону гор, безошибочно находя путь среди бурелома. Ольма с трудом поспевала за ним, перебираясь через поваленные гнилые стволы, перепрыгивая болотистые лужи, продираясь сквозь колючий кустарник. Руки ее покрылись кровоточащими ссадинами, лицо горело от царапин, но девушка упорно шла вперед, понимая, что это единственный шанс скрыться от охранников. Ее беспокоило отсутствие Ланты – кто знает, что у этой хитрой старухи на уме?
Наконец, они выбрались на обширную поляну, заросшую щетинистой травой, среди которой возвышались крупные замшелые валуны. Ольма без сил опустилась на ближайший камень и, вытирая пот рукавом платья, осмотрелась по сторонам. Впереди она увидела круто уходящий вверх склон горы, усеянный желтыми пикообразными скалами. В узкой глубокой расщелине бурлил голубой поток, срываясь с уступа небольшим водопадом. Округлая вершина была освещена розовым светом заходящего солнца, но небо уже заметно потемнело, затянулось кисеей перистых облаков, среди которых парили черные птицы.
Вервал присел рядом прямо на землю, сдирая с одежды шарообразные синие колючки. Вид у него был усталый, но очень довольный.
– Вот мы и убежали, девонька, – насмешливо сказал он, подмигивая измученной Ольме. – Теперь охранники до ночи будут от гордов отстреливаться – пока пули у них не кончатся… Ага, вот и наша старушенция объявилась!
Невдалеке зашуршали кусты, и на поляну со вздохами и причитаниями вышла Ланта, чуть припадая на левую ногу. Ее волосы были всклокочены, ноги по колено зеленели от прилипшей ряски, но в целом она выглядела довольно свежей – видимо, она знала в лесу тайные тропы в обход бурелома. Старуха с облегчением поставила на землю корзину и рядом бросила ружье, наверное, украденное у охранников.
– О-ох, еле дотащила… Годы мои уже не те, чтобы по чащобам мотаться с таким грузом на плечах! Вервал, что скалишься, дубина? Режь хлеб, мясо… Сейчас перекусим маленько и надо в гору подниматься – там, в скалах, можно без всякого беспокойства переночевать.
Вервал оживился и пододвинул к себе корзину.
– Ловко я придумал насчет гордов? – похвастался он, доставая из-за пояса нож. – Я так и думал, что наши охраннички сдрейфят…
Старуха вдруг отчаянно заверещала и, обхватив голову руками, упала на землю. Вервал вскочил и, побледнев, невольно сделал шаг назад. Ольма обернулась – и увидела, как в двадцати шагах позади нее из-за бугристого ствола на поляну неспешно вышел громадный горд.
* * *
Ахав шел к берегу по улицам непривычно опустевшего поселка. В новых инверс-очках, подаренных ему неделю назад Сантием Спеллом, было странно видеть крыши хижин, заросшие густым маскировочным кустарником, и двери, забитые крест накрест толстыми досками. С расстояния двух-трех лиг поселок выглядел сейчас грядой невысоких холмов, а массивное здание Таможни больше напоминало скалу, увенчанную несколькими чахлыми деревцами. Если рыцарский флот не сумеет остановить Врага за орбитами лун Полдии, то этот нехитрый камуфляж сделает свое дело. Вряд ли матерые, много повидавшие на своем веку секачи догадаются, что здесь, на крошечном островке, прячутся несколько десятков перепуганных стариков, женщин и детей. Да и не до них будет Врагу… Неприступный Замок, гордо стоящий на вершине огромного утеса – вот его главная цель. Но сначала он должен разметать флот…
На причале было тихо и голо. Мутные волны с легким шорохом накатывались на пологий илистый берег, вяло играя обломками досок, пустыми раковинами и полудохлыми медузами. У причала стояло, накренившись, только одно судно – это была "Таун-Хо", новая шхуна Ахава. Остальные корабли ушли с Одина еще три дня назад. Часть из них направилась к утесу – они должны были обеспечить надежную связь Замка с цепью окружавших его островов-бастионов, на которых находились дальнобойные орудия. Самые же быстроходные суда по приказу Управления были отряжены в состав арьергарда флота. И только один он, старый Ахав, никому не пригодился…
Рыбак с раздражением вспомнил, как неделю назад на Один прибыл прыщавый молокосос, лейтенант с имперского линкора "Волопас". Объявив спешную мобилизацию, он все утро провел в доме старосты, уточняя списки рыбаков, членов их семей и схемы маскировки наиболее важных объектов острова. Ахав все это время просидел на причале, но так и не дождался вызова на комиссию. И только к вечеру уставший лейтенант вышел на берег в сопровождении двух солдат – после долгого сидения в душной накуренной комнате моряк изрядно одурел и жаждал глотнуть свежего воздуха. Он медленно пошел по вязкому песку к причалу, заложив руки за спину, и во весь голос клял бестолкового старосту.
Ахав почему-то заволновался и встал перед юнцом навытяжку. Тот лениво скользнул взглядом по морщинистому, небритому лицу старика и презрительно хмыкнул, не удостоив рыбака даже словом. А вот "Таун-Хо" ему пришлась по душе. Сразу же оживившись, лейтенант ловко взобрался по канату на борт шхуны и прошелся по ее тщательно надраенной палубе, цокая языком от удовольствия.
– Это корыто я забираю, – сказал он, спрыгнув вновь на берег и при этом забрызгав илом свой новый, с иголочки китель со звездчатыми погонами и золотистыми аксельбантами. – А ты, старик, иди домой. Задрай получше ставни и залезай-ка в погреб – авось пронесет!
И офицер захохотал, запрокинув к небу прыщавое лицо, слегка тронутое редкой рыжей растительностью.
Ахав нахмурился, сжав кулаки с набухшими от ярости жилами. Ему чертовски хотелось устроить юнцу выволочку.
– Ишь чего захотел – шхуна мне и самому понадобится! – выговорил он сквозь зубы.
Двое солдат, присевшие невдалеке на дощатом причале, перестали болтать и посмотрели на рыбака с изумлением.
Лейтенант покраснел так, что на его пухлом гладком лице выступили веснушки, и грубо схватил старика за отвороты куртки.
– Ты что, сволочь, не знаешь законов военного положения? К нам движется Враг, а ты, сучья душа, думаешь только о ловле своих сопливых бычков…
Ахав без видимого усилия оторвал от себя руки юнца и оттолкнул его в сторону.
– Дело покажет, кто из нас годен только для ловли бычков, – со скрытой угрозой произнес он, недобро блестя глазами. – Господин Спелл не для того выхлопотал мне новую шхуну, чтобы каждый сопляк…
Солдаты втянули головы в плечи и даже зажмурились – видимо, зная своего офицера, они ожидали яростного взрыва. Но, к немалому их удивлению, лейтенант лишь зло выругался.
– Так ты – Ахав? – не скрывая разочарования, спросил он. – Господин Спелл вообще-то предупреждал меня – но я не ожидал, что знаменитый китобой – такая развалина… Ладно, черт с тобой, живи…
Повелительно махнув рукой солдатам, он упруго зашагал к поселку, зло впечатывая в песок ребристые подошвы сапог. Не пройдя и нескольких шагов, он внезапно остановился и, повернувшись, с улыбочкой произнес:
– Знаешь, почему господин Спелл просил не обижать тебя, старик? Не за твои былые заслуги перед Орденом, нет. С помощью твоей Ольмы он ловко свалил самого Рония Кара! Ах, ты об этом не знал? Что ж, очень приятно сообщить, что твою девку сослали в какой-то из концлагерей на Полдии… а может, уже и повесили как рыцареубийцу. Теперь господину Спеллу осталось избавиться от тебя, старый пень. Иди, иди в плавание на своей посудине – быть может, Белый кит поможет тебе побыстрее сдохнуть!
Расхохотавшись, офицер пошел дальше по берегу, нервно расшвыривая с дороги обломки досок. Ахав тупо смотрел ему вослед. Сердце его бешено билось, в глазах дрожала мгла. Он вспомнил, как несколько дней назад на Один проездом заглянул Сантий Спелл и с любезной улыбкой передал ему привет от Ольмы, которая по его словам хорошо устроилась у графини Панги. Только глаза у чиновника тогда как-то нехорошо блестели. Вот, значит, как дело-то обернулось…
На два дня Ахав заперся в своей хижине, не отзываясь на стук соседней, и по-настоящему запил. "Проклятая судьба! – горько думал он, опорожняя стакан за стаканом. – И сам я словно проклят богом… Все растерял к старости. Жена ушла первой, а за ней и дети, которых я не смог уберечь. Бедный Илия – легко ли ему было умирать от голода и жажды в зловонном чреве секача? А Ольма… девочка моя…Что сделал с тобой этот мерзавец Спелл? До какой же крайности он довел твою нежную, доверчивую душу, раз ты смогла поднять руку на человека… Где ты сейчас, что с тобой? Проклятый Замок, чтобы тебе сгореть в адском огне! Ладно, я все запомню, все…"
Когда пьяный угар прошел, Ахав с удивлением увидел, что он стоит в детской перед стеной, на которой Илия некогда в порыве вдохновения нарисовал Белого кита, плывущего посреди штормового морекосма. В полураскрытой пасти чудовище держало рыбацкое судно со сломанными мачтами. Несколько черных фигурок, растопырив руки, летели в кипящие волны, пытаясь спастись, но судьба их была предрешена…
Ахав издал яростный хрип. Вот кто ответит за всю его погубленную жизнь! Ну конечно, во всем виноват он, морской дьявол, исчадие ада, злой рок всех рыбаков! Если бы не его безграничная жажда крови, то не было бы ни секачей, бродящих словно разбойники вокруг мирных планет, ни рабства, ни даже самого Замка. Верно говорят проповедники: зло в нем одном, в белом призраке смерти, и когда оно будет уничтожено, во всей Вселенной не прольется ни одна детская слезинка!
В бешенстве Ахав огляделся по сторонам в поисках оружия. Внезапно он заметил на тумбочке детский гарпун, который он сам когда-то выстругал для Илии из обломка бушприта.
– Будь ты проклят! – он с силой метнул гарпун в голову исполина.
* * *
…Ахав встряхнул головой, отгоняя воспоминания, и зашагал к шхуне.
Дождавшись прилива, рыбак поднял якорь и отплыл в сторону Некры. Морекосм был на редкость спокойным, за бортом лениво колыхалась мелкая зябь, подернутая рыхлой пленкой тумана. Несколько игривых дельфинов увязались вслед за судном, высоко выпрыгивая над водой, но вскоре поняли, куда идет "Таун-Хо", и стремительно повернули назад, к Замку. Только огромный белый альбатрос время от времени с клекотом проносился над кормой. Небо было чистое, звездное, и лишь на западе радужной кисеей плыли перистые облака. Дул легкий прохладный бриз, в котором улавливалась маслянистая горчинка – это был невидимый след недавно прошедшего возле Одина рыцарского крейсера.
Через три часа он увидел далеко впереди, почти на линии горизонта, два темных полукруга. Они тянулись с севера и юга к солнцу двумя зловещими клешнями, оставляя лишь небольшой проход для Белого кита – если, конечно, Враг воспользуется своей обычной тактикой нападения. Подрегулировав окуляры инверс-очков, Ахав смог отчетливо разглядеть каждую из клешней, в состав которых входило по несколько десятков линкоров и крейсеров, не говоря уж о бесчисленном количестве мелких рыбацких суденышек. Паруса кораблей гордо вздымались в небо, орудия были выдвинуты из фальш-бортов, мощные лазерные установки на решетчатых мачтах были расчехлены и сверкали грозными бликами линз. Рыцарский флот выглядел весьма устрашающе, но Ахав знал, что это не остановит ни ветеранов-секачей, ни тем более самого Врага. Конечно, многие из китов найдут свою смерть после схватки на дне морекосма, но это дно будет уже вдоволь усыпано обломками погибших кораблей…
В полдень "Таун-Хо" миновала линию обороны Замка. Ахав, сосредоточенный и суровый, ни на минуту не покидал рубку и потому не заметил, как с одного из флагманских линкоров ему был дан световой сигнал: "немедленно остановиться!" Сигнал был повторен трижды, после чего одна из лазерных установок молниеносно повернулась в сторону шхуны… но не стала тратить заряды на такую ничтожную и, главное, безопасную для Замка цель.
Теперь впереди по курсу "Таун-Хо" стелилась лишь одна дрожащая дорожка расплавленного золота, уходящая в бесконечную даль к ослепительно сияющей Некре, косматой от протуберанцев. Морекосм был ровным и чистым, и только на востоке были видны несколько водяных "динозавров", покрытых густой желтой пеной, да справа по борту зарождался стремительный водоворот.
К вечеру шхуна миновала остров Сор – последнюю из лун Полдии. В инверс-очках она выглядела словно белый иззубренный рог, поднимавшийся из синих глубин почти на поллиги в небо. Прибой с грохотом обрушивался на гладкие отвесные кручи, местами источенные множеством узких туннелей. Белесая стена брызг окутывала остров словно просторный саван, и потому Ахав не заметил подстерегавшего его огромного секача.
Исполинский кит внезапно вынырнул из глубин всего в четверти лиги впереди по курсу "Таун-Хо", но вместо того, чтобы накрыть судно "огненным плевком", продолжал вздыматься на облака пены как грозная черная скала. Даже видавший виды старик вздрогнул от ужаса – он знал, какая смерть ожидает его. Прежде чем он успеет пустить в ход гарпуны, гигант взмоет высоко в воздух, а затем всей своей немыслимой массой обрушится на мачты шхуны, в считанные секунды превратив ее в мириады щепок. Лишь дважды за свою долгую жизнь Ахав видел, как взбесившиеся секачи прибегали к подобной жестокой атаке. Что ж, сейчас настал и его черед. "Может, это и к лучшему, – обречено подумал он, сняв руки с бесполезного штурвала. – Долго жить и быстро, безболезненно умереть – это лучшая участь, выпадающая на долю человека…"
Он закрыл глаза, бесстрастно ожидая гибели. Прошла секунда, другая – и Ахав едва не оглох от страшного грохота. Выбежав из рубки, он увидел, как там, за кормой, секач круто входил в волны, вздымая гору брызг. Высокий вал немедленно обрушился на шхуну, так что Ахав едва удержался на скользкой палубе, мертвой хваткой вцепившись в медный поручень. Несколько раз его окатывало бурными потоками воды, едва не смыв за борт. Старик стоял, дрожа всем телом, и все еще не мог поверить в свое спасение. Секачи никогда в таких случаях не промахивались! Эти чудовища не жалели своих жертв, будь то даже безобидный прогулочный катер с детьми. Выходит, кит пощадил его сознательно, а это может означать только одно…
"Да, отец, это я, – вдруг из глубины его подсознания выплыли чьи-то бесцветные слова, лишенные человеческих интонаций. – Ты узнаешь меня?"
– Илия? – прошептал пораженный Ахав. – Ты… ты жив?
"Жив… Но по-другому, чем раньше."
– По-другому? Но как? У тебя давно должна была кончиться еда, не говоря уже о питье…
"Я же сказал тебе, отец – я живу, но иначе. Странно…как в полусне… кошмарном, но порою и приятном полусне. Попав в ловушку, я несколько дней бродил в угольной тьме, пока случайно не забрел в рубку управления. Я не помню точно, что произошло дальше… Кажется, я почувствовал резкий, удушающий запах газа и потерял сознание. Очнувшись, я ощутил себя иным, огромным… как будто у меня появились тысячи рук и глаз, а тело разрослось до звезд! У меня больше не было ног, но я мог блуждать внутри себя… Это трудно объяснить. Я словно просачивался сквозь переборки корабля… Иногда я оказывался в тесных, пыльных каютах, где некогда жили члены экипажа моего корабля, а иногда – внутри сложнейших приборов и устройств, и я почему-то сразу начинал понимать, зачем они нужны и как они взаимодействуют. Порой неожиданно я проникал во внешние рецепторы корабля и видел звезды… И однажды настал день, когда я понял, что сам стал кораблем".
Ахав присел на мокрую палубу, чувствуя как у него начинает кружиться голова и резко покалывает в груди. – "За что бог так наказал меня? – думал он, раскачиваясь из стороны в сторону. – Никому я не делал зла, даже моим врагам – за что же столько черной воды обрушивается на меня в последние дни? Где же твоя справедливость, боже, неужели я пережил детей своих?"
"Справедливость? – вновь в его мысли вмешался внутренний голос. – Неужто ты сам творишь справедливое дело, выйдя сегодня в морекосм навстречу Белому киту? А Замок, а Спелл, а рыцари?.. Мне иногда удавалось с помощью бортового компьютера устанавливать связь с нашей бедной Ольмой – правда, связь одностороннюю. Не беспокойся, она жива – но это единственная добрая весть, которую я могу тебе сообщить. Замок страшно обошелся с моей сестрой – почему же ты не направил шхуну на это гнездо грязи и разврата? Или отцы уже не должны мстить за честь своих поруганных дочерей?"
"Зло? О чем ты говоришь, Илия… Разве ты забыл, что первопричина зла в Белом ките, и только в нем? Я ненавижу обитателей Замка, всех этих поганых чинуш, рыцарей и их слуг – но разве в них корень наших несчастий?"
"Мне жаль тебя, отец… С детства тебя одурманивали ложью, что враги – это те, кто пришли извне: киты, секачи, и, конечно, Он. Но подумай, кто тебе лично принес больше зла – Белый кит или Орден? Много поколений таких простых рыбаков, как ты, прожили в рабстве у Верховного Магистра – но вместо того, чтобы возненавидеть его, вы поклонялись тирану как богу. Чем же зло-следствие лучше зла-первопричины? Кто, используя легенды о кровавых деяниях Белого кита, устраивал на десятках, сотнях планет Лиги настоящий геноцид? Кто уничтожал противников Ордена, как, якобы, "пособников Врага"? Кто сделал из вас, гордых и свободолюбивых рыбаков, жалких рабов? Кто, наконец, обманом выманил у тебя Ольму, использовал ее в грязной интриге, а затем бросил на гибельные каторжные работы? Разве это сделал Он или мы, секачи? Нет, это дело рук Звездного ордена. Почему же ты не взял меч и не высадился у подножия утеса, чтобы отомстить за дочь?"
Ахав долго молчал, опустив голову. Усилившийся ветер трепал его седые волосы, лицо заледенело от соленых брызг, шхуна стала угрожающе раскачиваться, хлопая парусами, но он ничего не замечал.