Майор Кристан здоровой рукой взял бутылку амасека, стоявшую на подносе посередине стола, и налил себе, Леониду и Андерсу, после чего наполнил стаканы у напротив пустых кресел Вобана и Тедески. Он предложил выпить и двум космическим десантникам, но те вежливо отказались; новому командиру Легио Игнатум и представителю Адептус Механикус он такого предложения не сделал – специально. Пит Андерс достал из внутреннего кармана кителя несколько тонких папирос с черутом, которые так любил Вобан, и предложил их сидящим за столом. Все джуранские офицеры взяли по одной, но космические десантники вновь отказались.
Леонид поднял стакан, окидывая взглядом флаги и эмблемы полков, украшавшие стену зала. Столько людей сменили друг друга в гарнизоне этой крепости; столько героических имен было забыто. Он пообещал себе, что Претр Вобан не войдет в их число.
– За кастеляна Вобана, – объявил Леонид.
– За Вобана, – отозвались офицеры и одним глотком осушили стаканы.
Леонид затянулся папиросой – и закашлялся, когда от едкого дыма черута перехватило горло. Раздалось несколько смешков: все офицеры знали, что он не одобрял такие вредные привычки.
– Джентльмены, – заговорил Леонид, кривясь от неприятного привкуса дыма. – Осада идет уже три недели. Нам пришлось нелегко, мы потеряли многих добрых друзей, но все-таки задали этому хаоситскому отребью трепку, которую они еще долго не забудут. Неважно, как закончится эта битва, я хочу, чтобы вы знали вот что: вы с честью выполнили свой долг, и я горжусь тем, что сражался рядом с вами.
Указав на Астартес, сидевших слева от него, Леонид продолжил:
– Капитан Эшара сообщил мне, что Империум уже знает о нашей беде, и подкрепление уже в пути. Капитан полагает, что помощь прибудет через...
– Пятнадцать, двадцать дней максимум, – закончил за него Эшара, и голос его звучал властно и отрывисто. – К счастью, менее чем в двадцати световых годах от той точки, где мы перехватили ваш сигнал бедствия, находится промежуточная астропатическая станция, принадлежащая Адептус Механикус, поэтому связаться с военными кораблями нетрудно. Код тревоги, который мы зашифровали в сообщении, обеспечит незамедлительную реакцию.
Сидевшие за столом заулыбались и стали пожимать друг другу руки, радуясь этой новости; но Леонид остался серьезным:
– Помощь уже на подходе, но для сохранения дисциплины я хочу, чтобы эта информация пока держалась в тайне. Когда солдаты начнут задавать вопросы, скажите им, что мы ждем подкрепления, но не говорите о сроках. Не сомневайтесь: теперь, после поражения на батарее, враг еще сильнее захочет отомстить.
– Ваш кастелян прав, – сказал библиарий Корвин, наклонившись вперед и соединив кончики пальцев. Его лицо все еще было осунувшимся и бледным: он защитил джуранцев от энергии Хаоса, заточенной в машинах войны, но это потребовало очень много сил. – Орудия, которые вы уничтожили на батарее, были не просто инструментами войны. Их оживляли страшные демонические сущности, заточенные в машины ценой крови невинных и благодаря дьявольским договорам, заключенным с Губительными Силами. Из-за разгрома на батарее многие из этих договоров оказались нарушены, и Железным Воинам потребуется кровь, чтобы их восстановить. Наша кровь.
– Вы много знаете о Железных Воинах, сэр. Есть ли что-нибудь, что могло бы помочь в битве с ними? – спросил Андерс.
Корвин кивнул:
– Железные Воины – одни из самых ужасных врагов, с которым сталкивался Империум. Десять тысяч лет назад они занимали достойное место среди самых любимых сынов Императора, были Его самыми доблестными и храбрыми солдатами; но в долгих сражениях Великого крестового похода они изменились, ожесточились, и в итоге собственные цели стали для них важнее долга перед Императором. Когда Великий Предатель, чье проклятое имя я не буду называть, восстал против нашего властителя, Железные Воины отказались от старых клятв верности и присоединились к нему в войне против Императора. Многое из истории тех дней навеки утрачено, но известно, что Железные Воины осквернили священную землю Терры и обратили свои умения, отточенные в бесконечных сражениях, на то, чтобы обрушить стены, возведенные Рогалом Дорном, нашим примархом. Недооцените Железных Воинов – и вы совершите страшную ошибку. Да, потеря демонических машин стала для них серьезным ударом, но они найдут другой способ поквитаться с нами, и мы должны быть к этому готовы.
– Библиарий Корвин прав, – согласился Леонид. – Мы должны сделать все, чтобы подготовиться к их новой атаке. – Он отодвинул кресло и затушил папиросу, а затем встал и зашагал вокруг стола. – Мы должны восстановить парапеты, чтобы на них можно было снова разместить солдат. Должны установить на стенах новые орудия, потому что даже сейчас – и я в этом не сомневаюсь – в нашу сторону прокладываются новые траншеи, и их надо беспощадно обстреливать день и ночь.
– Не уверен, что наши склады боеприпасов смогут обеспечить обстрел подобной интенсивности, подполковник Леонид, – заметил магос Наицин.
Леонид даже не старался скрыть презрение, которое он чувствовал к магосу.
– Наицин, когда мне потребуется ваше мнение, я спрошу вас сам. Уясните вот что: чем больше пороха мы потратим сейчас, тем меньше крови прольют мои люди в последнем бою. – Он отвернулся от магоса и продолжил: – Взводы каждого батальона должны распределить между собой вахты и сменяться через каждые шесть часов. Люди утомлены до предела, а я хочу, чтобы гарнизон на парапете всегда был в полной боевой готовности. Но отработайте со всеми процедуру размещения на стенах – когда будет дан сигнал тревоги, каждый солдат сразу же должен занять свою позицию.
Андерс и Кристан кивнули, делая пометки в личных инфопланшетах. Принцепс Даэкиан тоже дописал что-то, а затем спросил:
– Чем может помочь Легио?
Леонид взглянул на другой конец стола.
– Понятия не имею. Что вообще может Легио? – прорычал он.
Даэкиан встал и, держась скованно, сцепил руки за спиной.
– Немногое – пока враг не преодолеет внешние стены, – признал он.
– Тогда какая мне от вас польза? – резко спросил Леонид.
Даэкиан продолжил – спокойно, так, словно последней реплики Леонида не было:
– Но если враг все же прорвется, мы можем с гораздо большей эффективностью прикрыть ваше отступление за внутреннюю куртину. – Заметив скептический взгляд Леонида, он мрачно улыбнулся: – Орудия, установленные на стенах, легко взять в вилку и уничтожить, поверьте моему слову. У меня осталось два "Пса войны", которые будут гораздо подвижнее. "Псы" не так высоки, чтобы по ним можно было вести огонь из-за стен, и они лучше всего подойдут для огневой поддержки. "Грабители" и "Гонорис Кауза" должны оставаться за куртиной, иначе их уничтожат еще до начала сражения, но вы сможете использовать их как мощный резерв для контрнаступления.
Даэкиан на мгновение умолк, а затем добавил:
– Вы гордый человек, кастелян Леонид, но я знаю: вам хватит мудрости, чтобы увидеть истину в моих словах. Вы злитесь на Легио, но не позволяйте этому чувству ослепить вас.
Лицо Леонида покраснело, на скулах заходили желваки, но капитан Эшара, выпрямившись во весь свой немалый рост, встал между двумя офицерами.
– Кастелян Леонид, не возражаете, если я вас прерву?
Леонид кивнул и, скрестив руки на груди, вернулся на свое место; Эшара же двинулся вокруг стола, забирая у каждого офицера его трость. Трости эти – тонкие, с серебряным набалдашником – были лишь данью церемонии, и во время строевой подготовки офицеры полка обычно носили их подмышкой левой руки.
Собрав их, он вернулся во главу стола и протянул одну трость Леониду.
– Переломите ее, – попросил он.
– Зачем?
– Сделайте мне одолжение.
Леонид с легкостью переломил трость надвое, после чего положил расщепившиеся остатки на стол. Астартес передал ему еще одну трость.
– Еще раз.
– Не понимаю, при чем тут...
– Давайте же, – приказал Эшара.
Леонид, пожав плечами, переломил вторую трость с той же легкостью, что и первую, и положил обломки обеих рядом. Третью трость постигла та же участь, а затем Эшара собрал шесть фрагментов, лежавших перед командиром джуранцев. Он сложил их вместе, скрепил в связку стеблем черута и отдал Леониду.
– Попробуйте сломать вот это.
– Как скажете, – вздохнул Леонид, взялся за толстую связку и попытался ее согнуть. Его лицо исказилось от напряжения, но, несмотря на все усилия, обломки не поддавались. В конце концов он сдался и отбросил связку – так и оставшуюся несломленной – на стол.
– Не получается, – признал он.
– Вот именно, – подтвердил Эшара и, подобрав связку, положил руку Леониду на плечо. – В этом зале я вижу людей, которые ни на шаг не отступают перед врагом, страшнее которого не найти, и это наполняет меня гордостью. Но я сражаюсь дольше, чем прожил любой из вас; я сталкивался с самыми разными противниками и бился плечом к плечу с поистине великими воинами. И ни разу не проигрывал бой, так что слушайте меня внимательно. Для того чтобы защитить дело Императора, вы должны понять, что стали частью неизмеримо более масштабной войны и что вы не можете сражаться только за себя. Этот путь ведет лишь к проклятию и гибели. Вместе вы крепче адамантия, но по отдельности вас сломят, как эти трости. Кастелян Вобан это понимал. Возможно, он злился по поводу некоторых решений, принятых в прошлом, но он знал, что в вопросах командования личным чувствам не место.
Эшара подошел к полковому знамени Джурана и, подняв его, провел пальцем по словам, вышитым по нижнему краю полотнища.
– "Fortis cadere, cadere non protest". Девиз вашего полка, кастелян Леонид. Скажите мне, что значат эти слова.
– Они значат "Храбрый может упасть, но не отступить".
– Точно, – сказал Эшара и указал на противоположный край стола: – А "Сила в единстве"? Магос Наицин, разве это не один из афоризмов вашей организации?
– Один из многих, – признал Наицин.
Эшара кивнул в сторону принцепса Даэкиана.
– Принцепс? Девиз вашего Легио, пожалуйста.
– "Inveniam viam aut faciam". Это значит "Или найду дорогу или проложу ее сам".
– Очень хорошо, – кивнул Эшара, возвращаясь к своему месту. – Теперь понимаете? Я пробыл здесь совсем недолго, но уже вижу раскол среди вас. Об этих мелочных распрях нужно забыть – иного пути нет.
Взглянув на несломленную связку прутьев. Леонид потер небритый подбородок, а затем поднялся, чтобы обратиться к своим подчиненным:
– В словах капитана Эшары – истина и ясность, которые мы утратили. Джентльмены, с этого момента мы – братство, объединенное одним священным делом, и я лично буду разбираться со всяким, кто посмеет угрожать единству этого союза.
Леонид твердым шагом прошел к другому концу стола и остановился рядом с принцепсом Даэкианом, который поднялся со своего кресла. Кастелян Гидры Кордатус обнажил меч, который Даэкиан отдал ему, и поклонился, возвращая оружие законному владельцу.
– Думаю, это принадлежит вам.
Даэкиан кивнул и протянул Леониду руку.
– Оставьте его себе, кастелян Леонид. Вам этот меч больше подходит, а у меня есть еще один.
– Как скажете, – улыбнулся Леонид, вложил меч в ножны и ответил на рукопожатие Даэкиана.
Затем кастелян обогнул стол, чтобы оказаться лицом к лицу с магосом Наицином.
– Магос, любая помощь, которую вы можете нам оказать, будет принята с благодарностью.
– Я ваш слуга, подполковник, – Наицин встал и поклонился.
Леонид пожал руку Наицина, затянутую в перчатку, и признательно кивнул капитану Эшаре. Может быть, ему все же удастся сохранить этот союз вопреки всему.
Глава 2
Хонсю пнул большой обломок камня – результат взрыва, – а потом, присев на корточки, пропустил горсть каменной крошки между пальцев механической руки. Эта новая рука ему очень нравилась: она была прочнее и сильнее, чем ее органическая предшественница. Когда-то протез принадлежал Кортришу, бывшему чемпиону Кузнеца Войны, и сейчас стал вещественным доказательством благосклонности командира. Неожиданный подарок Кузнеца Войны удивил Хонсю, так как и раньше, до битвы на батарее, он действовал не хуже (а то и лучше), но это никогда не вознаграждалось.
Еще Хонсю был уверен в том, что Форрикс рассказал командиру, что его отряду не удалось уничтожить всех в той самой первой атаке, а значит, именно Хонсю был в ответе за разрушения, учиненные торпедой. Горан Делау с тех пор не выходил на связь, из чего можно было заключить, что заместитель порученную миссию провалил.
Но если все обстояло именно так, почему же Кузнец Войны оказал ему такую честь?
Возможно, одной из причин стало краткое, но очищающее присутствие демона, на время завладевшего его телом? Может быть, эта временная одержимость уничтожила в своем безжалостном огне генетическую скверну и сделала его, наконец, чистым? Величие силы, которое Хонсю ощутил в те краткие мгновения, опьяняло, и он жаждал вновь прикоснуться к ней, хотя и понимал, что это означало смерть. Его тело до сих пор не оправилось от благого вторжения демона; казалось, какая-то часть порождения варпа еще оставалась в нем, хотя Хонсю не мог сказать этого наверняка.
Возможно, Кузнец Войны тоже почувствовал это и распознал в нем присутствие родственной силы?
После выволочки, которую устроил им командир, Кроагер пребывал в постоянной ярости, а Форрикс опасно притих. Хонсю держался от обоих подальше. Кроагер поступил вполне предсказуемо и выплеснул все разочарование на пленников, утопив свой гнев в их крови. Хонсю подозревал, что Кроагеру уже недолго оставалось до той стадии, когда он окончательно погрузится в трясину безумия и превратится в одного из лишенных индивидуальности берсерков.
Форриксу же и его воинам Кузнец Войны поручил неблагодарное задание по прокладке последней сапы. Хонсю представил, как Форрикс, капитан Первой Великой роты, ковыряется в траншеях, и улыбнулся про себя: раньше такая работа, без сомнения, выпала бы на долю его собственной второсортной роте.
В траншеях до сих пор лежал слой пепла, доходивший до колен, – и это несмотря на усилия сотен рабов, день и ночь занятых расчисткой. Оглянувшись вокруг, Хонсю заключил, что никоим образом осадные работы не могли завершиться за десятидневный срок, который установил Кузнец Войны.
Последняя сапа была направлена к середине центрального равелина, но продвигалась ужасно медленно. Теперь, когда до цитадели оставалось совсем немного, каждый новый отрезок в ломаной кривой, по которой шла сапа, приходилось делать под все меньшим углом, иначе солдаты на стенах с легкостью обстреляли бы ее. Если из сап, проложенных от первой и второй параллелей, землю высыпали на передний край траншеи, то эту сапу приходилось вести с особой осторожностью и изобретательностью. Большинство уцелевших рабов (которых, благодаря взрыву торпеды, осталось совсем немного) вели раскопки в лагере, доставая из-под обломков материалы и боеприпасы, пережившие разрушение Тор Кристо, а потому прокладкой последней сапы занимались сами Железные Воины.
Метр за метром их отряды продвигались вперед – на четвереньках, под прикрытием бронированных передвижных заграждений. Они тщательно утрамбовывали вынутый грунт на переднем краю траншеи, а затем подтаскивали железные прутья, чтобы укрепить насыпь. Следом двигались бригады специально отобранных рабов, которые углубляли траншею и готовили сапу для штурмовых отрядов. Сооружение такой сапы было опасной и тяжелой работой, в которой нужно было действовать умело и согласованно, так как строителей постоянно обстреливали защитники цитадели. Если до ночи траншея продвигалась вперед хотя бы на десять метров, день можно было считать удачным.
Бригады, сформированные из роты Кроагера, трудились не переставая: они разбирали все машины, без которых можно было обойтись, на запчасти, из которых потом собирали новые передвижные заграждения. Необходимость в них возросла из-за того, что после атаки на батарею имперским войскам удалось восстановить многие орудия на парапете. Пушки противника обрушивали прицельный залп на каждое катковое заграждение, и они разваливались на куски всего за несколько часов, и помешать этому Железные Воины практически никак не могли.
"Диес Ире" обстреливал цитадель, но его орудия были почти на пределе досягаемости, и до тех пор, пока огромная машина войны не обрела опять подвижность, польза от этого обстрела была весьма ограничена. Два других титана Легио Мортис оставались в резерве для финального штурма, хотя Хонсю подозревал, что серьезные повреждения, изуродовавшие "Диес Ире", подорвали боевой дух Легио.
Даже издалека Хонсю видел, что стены бастионов спешно восстанавливают – без сомнения, под руководством презренных Имперских Кулаков. Как ни горько было это признавать, но в осадном деле старый враг проявлял изрядное мастерство и еще больше усложнял и без того трудную задачу по захвату цитадели.
Хонсю с нетерпением предвкушал финальную атаку. Убить Имперских кулаков – вот единственное, о чем он мог теперь думать, и жалкая скорость, с которой продвигалась вперед сапа, действовала ему на нервы.
Хотя дело двигалось крайне медленно, Хонсю прикинул, что через три дня сапа почти достигнет края огромного рва перед цитаделью; потом от сапы направо и налево будут проложены траншеи, которые станут третьей параллелью. В обычных условиях вдоль всей параллели был бы сооружен траншейный кавальер – основательная земляная постройка около трех метров высотой, с бруствера которой солдаты смогли бы обстреливать равелин навесным огнем. Вместе с огневой мощью "Поборников" – осадных танков – и похожих на пауков "Осквернителей" это вынудило бы защитников покинуть равелин, и атакующие смогли бы штурмовать бреши.
Но сложившиеся условия были далеки от обычных, и из-за того, что осадные батареи оказались уничтожены внезапной атакой, никаких брешей в стенах не было.
Если они хотят взять эту цитадель, то стены придется разрушить каким-то другим способом. Уже направляясь обратно к лагерю, Хонсю внезапно придумал, как можно решить эту непростую задачу.
Забившись в темный угол в блиндаже Кроагера, подтянув колени к подбородку, закрыв уши руками, Ларана Уториан безостановочно раскачивалась взад и вперед. По подбородку из прокушенной губы стекала тонкой струйкой кровь; ее тело из-за постоянного недоедания было истощено до предела. Лицо осунулось и пожелтело, под потрепанными обносками, когда-то бывшими шинелью, грязная кожа натянулась над выпирающими ребрами.
Доспех Кроагера, заляпанный кровью, вновь занял свое место на стойке.
На земле перед ней лежала латная рукавица: пальцы сжаты в кулак, суставные сочленения забиты высохшей кровью. Костяной нож, которым она обычно пользовалась для чистки доспеха, лежал на рукавице, лезвие его покрылось зазубринами и покраснело.
Ларана дышала прерывисто, учащенно. Она снова услышала голос.
– Кто ты? – хрипло, еле слышно прошептала она. Ответа не было, и на мгновение ей показалось, что шипящий голос, говоривший с ней, существовал только в ее воображении.
Она уже была готова истерически рассмеяться, но тут голос заговорил опять:
Я – все, что тебе нужно, человечек. Я чую твою ненависть, и у нее изысканный вкус.