Город лежал в руинах, более или менее сохранившиеся постройки чередовались с растертыми в пыль. Хорошо хоть ядерными мегатоннами не накрыло… Но все равно следовало торопиться, даже знакомые участки с фоном в пять рентген не радовали путника, а за границей старого города, за самолетом на постаменте, Алексей не бывал, фон там неизвестен. Ходить дальше просто не было смысла. Принадлежавшие МЧС хранилища, найденные и раскопанные, как угольная шахта, давали сталкерам все необходимое - герметично упакованные пайки для пострадавших в природных катаклизмах и гуманитарная помощь очень пригодились выжившим. Резерв использовался точно по назначению, снабжая два небольших поселения людей продовольствием и медикаментами. Только средств защиты от радиации там больше не было, они находились под замком и оберегались, как великая ценность, их не оставили и в пустом бункере, в который так легко проникнуть.
Ему не давала покоя мысль: во всем Жуковском должен найтись хоть один счетчик Гейгера. Ну, хоть один! Навязчивая идея преследовала, он не мог сосредоточиться на ходу, пришлось остановиться. Чувство голода становилось более мучительным, жажда давно была нестерпимой. Усталость валила с ног, но нельзя же садиться отдыхать посреди улицы, тем более днем. Поиск подвала с закрытой, но не запертой дверью занял еще полчаса, за это время он не раз готов был уже сорвать противогаз и сделать глоток из фляжки. Остановил себя: пыль на развалинах города не шла ни в какое сравнение с относительно чистой, укрытой травой, землей вокруг бункера. Да, Алексей не рассчитывал прожить сто лет, но и умирать через месяц мучительной смертью не хотел. Поэтому, найдя подходящий подвал, он заглянул внутрь, не заметив ничего подозрительного, зашел и закрыл за собой дверь. Она звякнула, обрубив даже малейший лучик света. Осторожно пройдя несколько шагов, он позволил себе сделать один глоток воды. Колени подогнулись, он сел на пол, нащупал за спиной что‑то вроде картонной коробки и, прислонившись к ней, провалился в сон, больше похожий на потерю сознания.
Снаружи был день. И Алексей усомнился, следующий ли это день, подозревал, что спал он вовсе не несколько часов… Не прошло ли двое суток, потому что организм даже не требовал еды, а от обезвоживания накатывала страшная слабость. Сон его мог быть кратковременной комой, защитной реакцией. Часов у него не оказалось. Кто же надевает часы, когда на расстрел выводят? Он не рассчитывал, что впереди ждет еще какое‑то время, поддающееся измерению. В вечности хронометр ни к чему.
Казалось, весь город был пуст, только полуметровые серые ящерки неподвижно грелись на камнях на солнечной стороне улицы. Алексей вернулся в подвал - пришлось открыть консервную банку, потому что без пищи он не смог бы даже нести ее дальше. Оставалось еще достаточно, если путь займет неделю. И слишком мало, если больше. Воды почти не было. Идти при ярком солнце в таком состоянии невозможно, но спать больше не хотелось. Чтобы отогнать навязчивые мысли о воде и дозиметре, он начал думать о Елене. Ненавидел ее! За то, что идет к ней и путь так мучителен, за то, что она никогда не простит его. За то, что не посмел поднять на нее руку. Сейчас убил бы, не задумываясь! Мысли о ней помогали отвлечься, и это немного примирило с действительностью. Стоило потерпеть немного. Вот терпения у него хватит надолго. Он продержится. Не сдохнет. Просто назло не сдохнет! Только потому, что столько людей желают ему смерти, разочаровать их всех - вот это было бы несомненным удовольствием. Он еще не скатился на самое дно, смог удержаться и теперь упорно карабкается наверх. На самый верх! Бункер - это мелочь. Метрополитен - более достойное поле деятельности. А сейчас нужны только вода, еда и сон. Силы для долгого пути. Оружие для защиты. Потребности хищника не так уж велики.
Мечтать о новых достижениях, находясь на краю могилы… Но бесцельное существование - это для неразумных существ. Алексей цеплялся за последние рациональные мысли, пытаясь выбраться из затягивающей сознание воронки болезненных галлюцинаций. Вода… Такая мелочь. Никогда не задумывался, что она так важна. Он всегда хотел получить какую‑то ерунду, обладать ненужным: власть, признание, девушки… А теперь думает об одном: не трогать последние остатки воды на дне фляжки. Иначе… Нет, не сейчас, лишь когда останется только желание выжить, когда совсем угаснет сила воли. На что он надеялся, чего ждал? Но Алексей почему‑то не сомневался в том, что его путь закончится не здесь. Он не загнется в этом темном подвале. Или эти картины будущего тоже порождения бреда обезвоженного организма? Силы ушли на последний рывок, подальше от клетки, к свободе. Теперь никто не вернет его назад, но и вперед пути не было, Алексей пока не видел его. Да и что увидишь в кромешной тьме подвала?
Он проснулся и почувствовал, что ноги не двигаются. Вроде не отлежал их, просто почти не ощущал, а при попытке встать голени сводило судорогой. Вода давно закончилась. Сверху из‑за двери доносился какой‑то шум, потянуло прохладным воздухом. Сейчас бы только и идти! Но нет сил. Что же шумит там на улице?
Алексей пополз к выходу, превозмогая слабость и боль, ноги постепенно начали слушаться его, он сделал несколько неверных шагов. Дождь! Обычный дождь стучал по асфальту и жестяной крыше гаража. Алексей упал в лужу, стянул противогаз и подставил лицо под холодные струи. Пусть вода отравлена! Без нее он умрет еще быстрее. Живая вода… Или мертвая? Может, ему повезет не схватить смертельную дозу радиации? Алексею было уже все равно, он сидел неподвижно, едва дышащее тело наполнялось силой, а фляга - дождевой водой. Пусть недолго… Но жить будет. Волосы липли к лицу, он срезал перепутавшиеся пряди ножом. Не для кого украшать себя, здесь это никому не нужно. Останется только необходимое.
Глава 2
ОЖИДАЕМАЯ ВСТРЕЧА
Отряд сталкеров, вышедший со станции, если охране не изменяла память, состоял из восьми человек, а по возвращении обнаружился лишний - девятый.
- На дороге подобрали, - оправдывались они перед блокпостом. - Не бросать же?
Незнакомец так и продолжал сидеть на полу, сжимая в руках незаряженный автомат. В его мешке нашлись пистолетные патроны, но самого пистолета не было, как не было ни дозиметра, ни запасного фильтра, ни документов. Разодранный противогаз с него сняли с трудом, воспалившиеся раны на лбу и виске выглядели устрашающе, неровно обрезанные светлые волосы напоминали паклю. Не похоже, чтобы этот сталкер вернулся из короткой "ходки", его не меньше недели где‑то черти носили.
- Вы его на Николо–Архангельском кладбище выкопали, что ли? Хоть узнали, откуда он?
- Повторял все время: Конфедерация Печатников. Далековато…
- Да уж, до Новокосино ему идти не близко было! Эй! Ты кто? Почему документов нет?
Взгляд был мутным от боли, но осмысленным, человек горел в лихорадке, не стоял на ногах и все же ответил:
- Василий… Филиппов.
- Ведите его в медпункт, потом разберемся, чего он сюда забрел.
Неразговорчивый сталкер оставался на станции. Несмотря на то, что экономный врач не тратил на чужака антибиотики, загноившиеся раны все‑таки зажили. Человек почти все время молчал, уставившись в потолок, ел немного. Когда больной пошел на поправку, его начали кормить получше. В сталкерах, тем более чужих и больных, не было надобности, но оказалось, что у Василия руки растут из нужного места, и скоро он, тихо матерясь на закрывавшую один глаз повязку, уже чинил водяной насос, а местный техник, посмотрев на работу, отдал инструменты в его распоряжение. Паек этот чужак получал не зря. Но начальник станции не мог не отнестись с подозрением к человеку без документов. Он расспрашивал караванщиков, которые бывали на "салатовой" ветке, не помнят ли они этого Филиппова. Те не припоминали, впрочем, не могли же они знать в лицо всё население Конфедерации.
И все же чем‑то сталкер не нравился начальнику. Если он так разбирается в технике, какой черт погнал его наверх? И если он сталкер, то почему тогда… И бабы к нему липнут, как привороженные! Но Василий им лишь дружелюбно улыбался, не более. И улыбка его не нравилась, и волосы, заблестевшие после помывки… Только чернота под глазами еще выдавала в нем недавнего больного, почти с того света выбравшегося. Не жрал мужик крысятину полжизни, как некоторые в метро, хоть и похудел теперь сильно, но видно - не прост.
И работал он как‑то вяло, без огонька, просто отрабатывал свое содержание на станции. Уходить не торопился. Начстанции Карягин рад был бы выпереть его восвояси, да не мог: не разбрасываются такими спецами. Нехозяйственно.
- Ты, Василий, прям как ударник коммунистического труда!
- Социалистического… - негромко и как всегда без эмоций процедил Василий. Провел рукой по лбу и отдернул ее. Повязку с него сняли совсем недавно, и он продолжал иногда нащупывать несуществующий предмет.
- Один хрен, но вроде у Москвина все коммунизм строят.
Чужак кивнул. Его молчание раздражало не меньше, чем та девчонка, стоявшая в отдалении с мисочкой еды и сверлившая взглядом ненаглядного.
- Васенька…
Хренасенька… Карягин сплюнул. Его почему‑то никто Сашенькой не называл. И в платок обед не заворачивал, чтобы не остыло. Так и лопал вечно холодное, потому что так занят - до столовой дойти некогда. Васенька. Тьфу!
Из имущества у этого оборванца только химза потрепанная осталась да ботинки крепкие. Пришлось еще и переодеть за счет станции. Хорошего не дали: вылинявшие до цвета детской неожиданности бывшие камуфляжные штаны и черную куртку–толстовку с капюшоном, чтобы шрамы в половину лба закрывать. Сталкер молчал, при каких обстоятельствах получил такие раны, хотя обычно эту братву хлебом не корми, дай только про мутантов рассказать. Ясно только, что не человеком он ранен. Поэтому и держали до сих пор на станции, уличить пока было не в чем, кроме того, что документы потерял. Так ведь и разгрузки при нем не оказалось.
Начальник станции неподдельно обрадовался, когда с блокпоста привели человека, интересующегося Василием Филипповым. Впрочем, гость выглядел еще подозрительнее "Васеньки": глазки бегают, рожа уголовная, хоть и документы в полном порядке. Почему‑то Александру Карягину очень хотелось, чтоб этот неблагонадежный Вадим Першуков не подтвердил личность чужака… Не верил он сталкерам ниоткуда, даже раненым.
- Пойдем, покажу тебе твоего товарища.
Даже со спины тот не напоминал коренастого Тимофея.
- Смотри, Вась, тут вроде приятель твой нашелся!
Человек неторопливо поворачивался, откинув капюшон. Золотистый густой ежик волос, справа прорезанный тремя чуть поджившими рубцами, не имел ничего общего с Васькиными залысинами. Холодный взгляд голубых глаз приковал к месту, будто на станции вдруг повеяло морозным ветром из подмосковного леса.
- Здравствуй, Вадим, - произнес знакомый низкий голос. Глаза заледенели еще больше, а губы изобразили улыбку.
- Привет… Вася, - хрипло отозвался Глюк.
- Ну, пойдем побазарим, - Алексей даже не был удивлен. Не удивляться сейчас нужно, а строить планы с учетом изменившихся, наконец, обстоятельств.
Карягин успокоился немного, личность установлена. Теперь можно будет выписать этому Василию временный документ. И пусть валит подальше! Обратно на свою станцию или еще куда. Подлечили сталкера в порядке взаимопомощи, и хватит.
Не подчиниться этому… педерасту из бункера, как называл его Глюк, не найдя в памяти имени, было просто невозможно - страх отбил все желание протестовать. Вроде пока его убивать не собирались, да и не за что. Наоборот, это он может контролировать обстановку, в любой момент открыв истинное положение дел! С такими противоречивыми мыслями Глюк отправился за мнимым Василием в конец платформы, где их никто не мог бы услышать. Все же они были на виду, кругом люди, это внушало хоть какое‑то ощущение безопасности. И даже дало силы начать наступление:
- Ты зачем сюда явился? А Васька… Что с ним случилось?!
- Притормози с вопросами, - Алексею и самому хотелось о многом спросить бывшего сталкера.
- Я с самого Треугольника пёрся не для того, чтобы нарваться на тебя! Ты мне еще должен, между прочим, и немало…
- За что?
- А мне Василий обещал процент от сделки за посредничество.
- Сделка не состоялась. Так что процента не будет.
Чем больше оказался расстроен Глюк - отсутствием перспективы получить долг или тем, что вместо Василия Филиппова он встретил под этим именем совершенно другого человека, Алексей так и не понял. Но прекратить этот словесный понос нужно было обязательно. Крики становились все громче, их могли услышать окружающие.
- Василия можешь не искать. Он мертв.
- Как это? - Глюк не ожидал такого известия. Опечалился или нет, но говорить стал потише. - А что с ним случилось?
- Ты действительно хочешь это знать? Или догадаешься?
Догадаться было нетрудно, и желание задавать вопросы тут же
пропало.
- Вот как…
Алексей не боялся разоблачения: трудно будет Глюку объяснить людям, что он требует справедливого суда за убийство киллера при выполнении задания. К тому же, не доказуемо. Он рисковал только потерей потенциального союзника, очень нужного сейчас союзника, с которым можно будет покинуть станцию и идти дальше. Теперь все зависело от того, кем для Глюка был Василий: близким другом или просто деловым партнером, которого можно и сменить. И почему‑то трудно поверить, что у этого жулика вообще могли быть близкие друзья.
Но все же Глюк оказался не полностью бесчувственным, расстроился и предложил пойти помянуть Ваську. Алексей согласился, но поставил условие: только после того, как под свидетельство Глюка получит от начстанции справку. Пока еще тот не передумал.
- Василий Александрович Филиппов… Год рождения? - начальник станции смотрел на Алексея в ожидании, в справку нужно было вписывать полную информацию. Интересно, всё ли он помнит или начнет финтить и говорить, что забыл?
- Год рождения девяносто шестой, семнадцатое октября. Паспорт выдан третьего февраля двадцать пятого года на станции Дубровка. За подписью Климова К. С.
Глюк не переставал удивляться. Сам Васька не знал так подробно, что у него было в паспорте написано! А уж его номера точно не помнил. Теперь могут даже проверять - не найдут, к чему придраться, кроме портрета личности.
- А чего так поздно выдан‑то?
- Потому что затопило полстанции, пришлось многим выдавать новые документы, - Алексей не стал сочинять слишком длинную и подробную легенду, ограничился отговоркой. Карягина это устроило, он с чувством затаенного облегчения подписал справку. Срок действия сильно ограничен, Алексей должен за это время вернуться туда, где старый паспорт был выдан, и восстановить… А ведь это же невозможно!
От поминок отвертеться не удалось, но Глюк меру знал. Казалось, он хочет рассказать о чем‑то или спросить и не решается. Алексей давно забыл, как наемник Тимофей–Василий выглядел, выпил, не чокаясь, за какой‑то смутный образ, в котором самой запоминающейся деталью было пулевое отверстие над глазом.
Лёха, ты чего, во всем такой… законопослушный?
- Во–первых, Алексей Аркадьевич, а не Лёха. Во–вторых, на данном этапе просто не хочу привлекать к себе лишнего внимания. И так не понимаю тут ни хрена!
- Понятно. И куда ты теперь?
- Мне нужно некоторое время где‑то отсидеться, пока я не разберусь, куда вообще попал. После бункера тут, знаешь ли, много нового и интересного. Из‑за этого пришлось на станции все это время жить, не говоря почти ни слова. Боялся себя выдать. Но ни с кем не общаясь и информации не получишь. Так что можно сказать, что я рад твоему приходу, Вадим. Ждал, что, возможно, кто‑то придет по Тимофееву душу, но не ждал тебя.
- А мне чего радоваться? Патронов‑то теперь не будет. И Васьки нет.
- Почему не будет патронов? Будут…
Думал Алексей недолго, из рассказа Глюка он выяснил, что наемника Тимофея почти никто не знал в лицо, лишь несколько человек принимали для него заказы. Одним из них и являлся Вадим Першуков, вот только он представлял самый грязный участок работы: так называемый бандитский Треугольник и Китай–город. С благополучной Ганзой наемника связывал другой посредник, о котором Глюк слышал, но ничего в точности не знал.
Алексей теперь понял, что от пули киллера его спасли только точность стрельбы и неслыханное нахальство: сунуться в комнату Привратника сразу после выполнения задания - такого даже Тимофей не ожидал. И самому приходилось стрелять не только из "калаша", Борис Владленович не жалел патронов на тренировки племянницы в умении обращаться с пистолетом, чем и пользовался сопровождавший ее повсюду Алексей. Ведь он когда‑то держал ее за руку, пальцы сжимали рукоятку поверх Ленкиных… И ничего не ощущал. Вспоминать больно. Зато сам стрелять научился, с двадцати шагов обычно не промахивался, дальше - уже хуже.
- Вадим, у меня к тебе есть вопрос: ты пришел просто проведать Василия? Или на имя Тимофея поступил новый заказ?