– Откуда именно? – спросил монгол, сидевший рядом с орхоном. Он был заметно старше своего повелителя и производил впечатление опытного воина.
– Моя страна лежит далеко за Западными горами и морем, расположенным за ними.
– Ты из страны, где почва жирная и черная, а растительность так же обильна, как волосы у тебя на голове?
Возможно, он имел в виду Украину, славившуюся своими черноземами, или какую-либо другую область Южной России.
– Моя страна лежит гораздо дальше на запад, мой господин, – отвечал я, невольно вспомнив о разделявшем нас огромном пространстве. – Я пришел из страны, что так же далека от места, где мы находимся, как и пески Каракорума. Даже еще дальше.
– Расскажи нам о своей стране, – попросил он.
– Достаточно вопросов о далеких странах, Субудай, – прервал его орхон. – Мои люди доложили мне, что этот человек обладает невероятной силой.
Субудай. Субудай-багатур! Легендарный полководец монголов, сподвижник Чингисхана и Батыя.
Субудай критически осмотрел меня с ног до головы.
– Он производит впечатление крепкого мужчины, – согласился великий полководец, – хотя, по его собственным словам, не является воином.
– Тем не менее мне рассказывали, что он голыми руками сумел сбросить с коня вооруженного воина и поймал стрелу, когда Туман хотел его убить.
Как обычно бывает в подобных случаях, доклад не отличался особой точностью. Было очевидно, что Хулагу желает сам оценить мои способности.
– Повелитель, – возразил я, – я не ловил стрелы рукой, а лишь отбил ее клинком сабли.
– Хорошо, покажи нам, на что ты способен, – приказал он, кивком головы подзывая к себе лучника. Воины, стоявшие за моей спиной, молчаливо расступились, освобождая место для предстоящего поединка.
Даже с моими способностями – чистое безумие пытаться поймать стрелу, выпущенную к тому же с близкого расстояния. Поэтому, как и в первом случае, я ограничился тем, что сделал быстрый шаг в сторону и ребром ладони отбросил ее от себя.
Невозмутимые до сих пор монголы были потрясены. Субудай возбужденно вскочил с подушек. Хулагу одобрительно улыбнулся.
Вслед за лучником на импровизированную арену вышел профессиональный боец, мужчина огромного роста с наголо обритой головой и обильно смазанным маслом телом. Я в свою очередь разделся до пояса и сбросил сандалии. Впрочем, схватки как таковой не получилось. При первом же выпаде своевременно проведенная подсечка заставила моего противника пошатнуться. Удар ребром ладони в основание шеи довершил остальное.
– И все же я говорил правду, мой повелитель, – повторил я, кланяясь Хулагу. – Я посол, а не воин, и сражаюсь только ради самообороны.
– Никогда не видел человека, обладающего его силой и реакцией, – пробормотал орхон, раздосадованный поражением своего воина.
– Люди его народа могут стать опасными противниками, – добавил Субудай.
Другие присутствовавшие на пиру монголы выразили свое полное согласие со знаменитым полководцем.
– Но я всего лишь посол, – настаивал я, повышая голос. – Я прибыл сюда, чтобы повидать Великого Потрясателя Вселенной, Чингисхана.
Наступила мертвая тишина. Хулагу бросил на меня разгневанный взгляд.
– Он чужестранец среди нас и не знает наших обычаев, – заметил Субудай примирительным тоном. – Он не знает, что монголы не произносят вслух имени Великого хана.
– Мой великий дед умер больше десяти лет тому назад, – медленно произнес Хулагу, подымаясь на ноги и принимая угрожающую позу. – Угэдэй. правит сейчас в Каракоруме
– Тогда мне надлежит увидеть Угэдэя, – исправился я.
– Как я могу послать тебя в Каракорум, если ты не знаешь даже имени того, кто сидит на золотом троне Потрясателя Вселенной? Человека, способного голой рукой отразить выпущенную стрелу и двумя ударами повергнуть на землю моего лучшего бойца. Откуда я знаю, кто ты такой на самом деле. Может быть, ты демон. Какое дело у тебя к Угэдэю?
"Хотел бы я и сам знать об этом побольше", – подумал я. Но не мог же я публично признаться в своем полном неведении.
– Мне приказано, мой повелитель, – объявил я, – говорить о своем поручении только перед лицом Великого хана. Прошу прощения, но я не вправе нарушить волю моего господина.
– А я думаю, что ты колдун или, того хуже, убийца.
– Уверяю вас, что это не так, мой повелитель, – сказал я, понижая голос.
Хулагу снова опустился на подушки и повелительным жестом вытянул правую руку, продолжая с подозрением одновременно изучать меня узкими, как щелочки, глазами. Немедленно подскочивший слуга вложил ему в руку кубок.
– Уходи, – произнес он наконец. – Мои воины найдут тебе место для отдыха. Завтра утром я приму решение и сообщу тебе мою волю.
"Плохо дело", – подумал я.
Тон, которым были произнесены последние слова, заставил меня заподозрить, что хан решение уже принял, и отнюдь не в мою пользу. Но спорить не приходилось. Я молча поклонился и, собрав свою одежду, направился к выходу. Шесть воинов следовали за мной по пятам. У порога я оглянулся. Хулагу сидел на своем месте, мрачно рассматривая стрелу, все еще лежавшую на ковре.
Оказавшись за пределами шатра, я остановился и попытался натянуть на себя вонючую кожаную куртку. В этот момент мои конвоиры и набросились на меня. Я был сбит на землю прежде, чем сумел избавиться от проклятой куртки. Удары посыпались на меня со всех сторон. В лунном свете блеснули лезвия кинжалов, занесенных над моей головой. Я почувствовал острую боль, когда сразу несколько клинков вонзилось в мое тело. Кровь заливала мне глаза. Получив очередной удар по голове, я потерял сознание.
Когда я очнулся несколько минут спустя, нападавшие исчезли. Я лежал на земле позади брошенной повозки. С места, где я упал, можно было разглядеть белый шатер орхона и огромные костры, полыхавшие у его входа. Рукой я попытался зажать рану у себя на груди. Кровотечение замедлилось, но не прекратилось. Я чувствовал себя слабым и совершенно разбитым. Нетрудно было понять, что если я снова лишусь сознания, то потеряю столько крови, что уже никогда не приду в себя. Откуда-то из темноты до меня доносились негромкие голоса двух людей. Я попытался повернуть голову, но тут же едва не потерял сознание от боли.
– Он здесь, мой господин, – прошептал первый голос. – Они оттащили его сюда.
– Похоже, что он все-таки человек, – услышал я слова того, кого первый мужчина почтительно назвал господином. – Он истекает кровью, как любой простой смертный.
Мне наконец удалось повернуть голову и разглядеть два силуэта на фоне освещенного луной небосклона.
– Отнеси его к Агле, – распорядился второй. – Может быть, ведьма еще сумеет спасти ему жизнь.
– Слушаюсь, мой господин Субудай.
Голоса умолкли, и силуэты мужчин растворились в темноте. Сколько я пролежал таким образом, остается только догадываться. Наконец появились еще несколько человек и, грубо схватив меня за ноги и за руки, поволокли по земле. Жуткая боль заставила меня снова потерять сознание.
Когда я очнулся, первое, что я почувствовал, было тепло, исходившее от разведенного рядом костра. Голова моя кружилась. Все плыло у меня перед глазами. Я попытался было сесть, но тут же в изнеможении повалился на спину.
– Лежи, – раздался у моего уха тихий женский голос. – Тебе нельзя двигаться.
Я ощутил у себя на щеке прикосновение холодных пальцев.
– Спи… спи. Агла защитит тебя. Агла исцелит тебя.
Ее голос гипнотизировал меня. Я закрыл глаза и погрузился в забытье, инстинктивно чувствуя себя в полной безопасности рядом со своей неведомой защитницей.
Впоследствии я узнал, что находился без сознания почти двое суток. Снова открыв глаза, я обнаружил, что лежу на войлочной подстилке у стены юрты. Сквозь круглое отверстие посредине крыши в помещение струился дневной свет. Тело болело, но после нескольких неудачных попыток я сумел все же приподнять голову и осмотреть раны, которые, как я и предполагал, оказались глубокими, но не смертельными. К моему удивлению, большая их часть уже начала зарубцовываться. Можно было надеяться, что уже через несколько дней на их месте останутся только шрамы, да и те со временем исчезнут. В юрте стоял характерный запах кислого молока и человеческого пота. Монголы, как и почти все степные народы, не жаловали горячую воду.
Кожаная занавеска откинулась в сторону, и на пороге появилась молодая женщина. Я не поверил собственным глазам. Передо мной стояла живая Арета. Как и у большинства монгольских женщин, у нее была обветренная, загорелая почти дочерна кожа и черные, неровно постриженные волосы. Она носила длинную юбку и свободную блузу, наподобие тех, что можно увидеть в фильмах о Диком Западе. Ожерелье из раковин и костей животных болталось на ее шее; к широкому кожаному поясу, обхватывавшему ее тонкую талию, прикреплялись многочисленные мешочки с травами и разнообразные амулеты.
Но я не мог ошибиться. С первого взгляда я узнал это божественно прекрасное лицо, блестящие темные волосы и бездонные серые глаза.
– Арета, – прошептал я, не зная, что и подумать. – Ты здесь, ты жива?
Она опустила за собой кожаную занавеску и несколько секунд молча смотрела на меня.
– Вот вы и вернулись к нам, – произнесла она голосом Ареты.
– Это ты вернулась ко мне, – возразил я, – сумев пройти через бездну времени, победив саму смерть.
Она слегка нахмурилась и тыльной стороной прохладной ладони прикоснулась к моему лбу.
– Лихорадка прекратилась, – заметила она, – но я не могу понять ваших слов.
– Ты Арета! Я знал тебя в другом времени, в другой стране, далеко отсюда…
– Мое имя Агла, – поправила она меня. – Такое же имя носила моя мать, а до нее моя бабка. Это имя знахаря, хотя некоторые варвары и думают, что я колдунья.
Я бессильно откинулся на лежавшую у меня под головой охапку соломы.
– Мое имя Орион, – произнес я.
– Я знаю. Субудай-багатур приказал перенести вас ко мне. Люди орхона Хулагу пытались убить вас. Они боятся.
– А Субудай?
Она улыбнулась, и мне показалось на мгновение, что юрта наполнилась солнечным светом.
– Субудай никого не боится. Возможно, он думает, что вы можете быть полезны ему. Я должна вылечить вас или умереть сама. Он не держит при себе людей, не исполняющих его приказы.
– Почему он заинтересовался моей судьбой?
Не ответив на мой вопрос, она продолжала:
– Когда вас принесли в мою юрту, я попросту испугалась. Я употребила все силы, чтобы Субудай не заметил моего страха, но была уверена, что вы не переживете и ночи. Вы истекали кровью.
– Но я все-таки выжил.
– Я еще не встречала настолько сильного человека, как вы. Я практически ничего не сделала для вас, разве что промыла ваши раны и дала вам болеутоляющее лекарство. Фактически вы исцелили себя сами.
Я не мог избавиться от мысли, что женщина, сидевшая рядом со мной, – Арета, которую я короткое время знал в двадцатом столетии и которая чудесным образом сумела возродиться в тринадцатом. Но либо она не помнила своего раннего (а может быть, лучше сказать – более позднего) существования, либо на самом деле была совершенно другой личностью, только выглядела и разговаривала, как Арета. Как могло такое произойти? Если Ормузд сумел провести меня сквозь ад и смерть, сохранив при этом память о моей прежней жизни, почему он не смог сделать этого для Аглы-Ареты?
– Если бы люди узнали, что вы излечились без моей помощи, – продолжала она, – то наверняка еще больше утвердились бы в своем мнении, что вы колдун.
– Как бы это обстоятельство отразилось на моей судьбе?
– Скорее всего печально. Колдуны не пользуются здесь любовью. Их либо заживо сжигают на костре, либо им заливают глаза и уши расплавленным серебром.
Я невольно содрогнулся.
– Слава богу, что этого не произошло.
– Но вы колдун или нет?
– Конечно нет. Неужели ты сама не видишь? Я такой же человек, как и ты.
– Но я никогда еще не видела мужчины, похожего на вас, – тихо произнесла она.
– Может быть, и так, – согласился я, – но это не имеет никакого отношения к магии. Я просто сильнее любого другого здешнего мужчины.
Она вздохнула с видимым облегчением.
– Когда я увидела, как быстро вы поправляетесь, я объяснила господину Субудаю, что ваши раны оказались не столь серьезными, какими показались ему с первого взгляда.
– Почему же ты не захотела приписать мое исцеление своему искусству?
– Они зовут меня ведьмой, хотя вряд ли сами серьезно верят в это. Они терпят меня, потому что нуждаются в моих знаниях. Но если они заподозрят неладное, скорее всего мне не поздоровится.
– В таком случае мы – естественные союзники в стане врага.
Я продолжал склоняться к мысли, что она действительно Арета, хотя и не подозревает об этом. Смогу ли я пробудить в ней воспоминания о ее прежней жизни? Я подумал об Аримане.
"Почему, собственно, мы оба были перенесены в данное время и место? Может быть, если она сумеет вспомнить Властителя Тьмы, это разбудит в ней и другие воспоминания?"
– Существует еще один человек, злобный и очень опасный, – начал я, стараясь по возможности дать точный портрет Аримана.
Агла отрицательно покачала головой, отчего раковины ее ожерелья мягко зазвенели.
– Я никогда не встречала этого человека, – произнесла она уверенно.
Но он должен быть где-то поблизости. Иначе чего ради Ормузд направил меня сюда? В этот момент у меня в голове возникла новая мысль: а имел ли Ормузд вообще какое-либо отношение к моему появлению в лагере монголов? Не могла ли злая воля Аримана занести меня сюда, за многие столетия до той временной точки, где я был действительно необходим?
Но у меня не было возможности обдумать этот вопрос. Кожаные занавески снова раздвинулись, и на пороге юрты появился Субудай-багатур.
11
Субудай-багатур вошел в юрту один, без почетного эскорта воинов, без предварительного уведомления о своем появлении и без малейших признаков страха. Он был одет в изрядно поношенный кожаный костюм степного кочевника и при себе имел только кривой кинжал, засунутый за пояс. Несмотря на невысокий рост и бедную одежду, выглядел он достаточно внушительно, разве что седые волосы выдавали его почтенный возраст. Круглое, плоское лицо казалось, по обыкновению, невозмутимым. Однако его темные глаза смотрели молодо и живо.
– Добро пожаловать в мое убогое жилище, мой господин Субудай, – приветствовала его Агла с низким поклоном.
– Я пришел всего лишь к врачу, – произнес полководец, – хотя мне и не устают повторять, что это юрта колдуньи.
– Только потому, что я могу излечить раненого воина, который умер бы без моей помощи, – спокойно возразила Агла.
Я обратил внимание, что она была чуть выше знаменитого военачальника, во всяком случае когда выпрямлялась во весь рост.
– У меня есть китайские лекари, которые творят чудеса, – бесстрастно возразил Субудай, – но никто не называет их колдунами.
– Я не творю чудес, мой господин Субудай. Это наше знание, наше искусство врачевания. У одного оно меньше, у другого больше, но оно не имеет ничего общего с черной магией. Твои воины тоже творят чудеса храбрости, но никто не называет их волшебниками. Мы занимаемся разными делами, но цель у нас одна.
– Мои люди думают иначе, – возразил Субудай. – А как тебе известно, не бывает дыма без огня.
– Прости меня, мой господин. Но я не занимаюсь ни магией, ни предсказаниями будущего. Я только знаю, какие растения и камни способны исцелить человека, – улыбнулась Агла.
Субудай недоверчиво хмыкнул, но не стал развивать эту скользкую тему.
– А ты поправляешься на удивление быстро, – заметил он, оборачиваясь ко мне. – Того и гляди, еще несколько дней, и ты будешь силен, как и прежде. Твой народ может гордиться таким воином.
– Просто мои раны оказались не столь опасными, какими казались с первого взгляда, – возразил я, пожимая плечами.
– Возможно, и так, – согласился Субудай таким тоном, что было совершенно очевидно – он не верит ни одному моему слову.
Я сделал еще одну неудачную попытку приподняться на своем ложе, и Агла поспешно подсунула мне под голову пару подушек.
– Поймали ли убийц, которые напали на меня? – осведомился я, с трудом принимая сидячее положение.
Субудай неторопливо уселся рядом, скрестив ноги.
– Нет, – сказал он коротко. – Им удалось бежать.
– Тогда, возможно, они все еще в лагере и попытаются снова напасть на меня при первом удобном случае.
– В данный момент это маловероятно. Ты находишься под моим покровительством.
Я слегка наклонил голову в знак признательности.
– Благодарю вас, мой господин Субудай.
Я собирался было спросить о причинах, побудивших его взять меня под свою защиту, но он опередил меня.
– Нередко бывают случаи, когда людям, занимающим высокое положение, скажем вождю такого ранга, как Хулагу, приходится сталкиваться с весьма серьезными проблемами. Такой человек иногда может ненароком высказать вслух надежду, что предпочел бы, чтобы проблема перестала существовать. Люди, преданные ему, могут в этом случае неверно истолковать его слова и попытаться освободить его от излишних забот, например, перерезать горло докучливому чужеземцу.
Я нахмурился:
– Но какую проблему я представляю для Хулагу?
– Разве я говорил о Хулагу? Или о тебе?
– Нет, – быстро согласился я, – ничего подобного не было.
Субудай кивнул, вполне удовлетворенный тем, что я правильно осознаю деликатность ситуации.