Тесты на логику, сообразительность и всякую там смекалку, математические задания она быстро и надежно завалила. В спортивных состязаниях показала себя, как обычно, хуже всех. С техническими заданиями не справилась - но и большинство девочек показали здесь невысокие результаты. По литературе надо было написать критический обзор современной прозы, Ивик написала такую ерунду, что потом ночью, в темноте и под одеялом, краснела от стыда, вспоминая это. Неплохо, правда, у нее получились задания по дарайскому языку и родному дейтрийскому. И как всегда, блестяще она написала работы по химии и биологии.
У Диссе все было куда ровнее. Лучшая ученица все-таки. Она по всем предметам оказалась в числе первых, а по истории написала такое блестящее эссе, что его потом зачитывали в классе.
Кроме этих обычных школьных тестов, было множество других. Надо было организовать группу малышей для какой-нибудь игры. Участвовать в театральных сценках. Демонстрировать особые навыки - Диссе танцевала и показывала акробатический этюд, Шагин собирал и разбирал радиоприемник. Ивик, сгорая от стыда, запинаясь (сто лет не занималась) сыграла на клавире какой-то этюд. Лучше бы и не упоминала, что занималась музыкой, музыкантша тоже нашлась. Еще беседовали с членами комиссии. Ивик сначала разговаривала с какой-то женщиной, изо всех сил стараясь произвести впечатление умной девочки, увлеченной медициной и биологией. Потом - как ей сказали - с преподавателем медицинской академии, который спрашивал, почему ее привлекает медицина, и прочую ерунду, а Ивик мямлила, краснела и не знала, что ответить.
Те, кто показал интерес и умение работать с техникой, проходили еще разные тесты, до которых Ивик и Диссе просто не дошли. Ездили на разных машинах, пытались разобраться в каких-то схемах, починить приборы и так далее. По сути, каждый из ребят проходил собственную систему тестов, для каждого последовательность была индивидуальной. Ивик так и не поняла, что за тесты ей дают, и почему именно такие и так.
Впрочем, вряд ли и кто-то другой это понимал. Кто их, психологов, разберет?
Некоторые тесты, впрочем, Ивик очень даже понравились. Например, рисование на свободную тему. Ивик не умела рисовать толком. Но на свободную тему - почему бы и нет? Она изобразила Город Будущего. Когда-нибудь на Дейтросе построят такие города. Море на горизонте, множество зданий легких, ярких цветов, причудливой архитектуры, окруженных сплошным цветущим садом. Люди прогуливались по аллеям или летали над домами в круглых блюдцах или оседлав маленькие летающие мотоскары.
Еще было сочинение. Не такое, как они обычно писали на литературе - критический разбор, а просто так, можно было писать любую отсебятину, все, что взбредет в голову. Тема была такая - "Если бы я умел летать". Тут уже не обязательно было показывать, как ты хочешь быть биологом или врачом, а можно было оторваться по полной программе, и конечно, Ивик оторвалась.
Были и другие увлекательные тесты, где разрешалось просто пофантазировать, помечтать, короче говоря - все то, что Ивик как раз и любила особенно. Последнее собеседование с ней проводил пожилой психолог, и он тоже начал спрашивать ее о всяких интересных вещах, например, о том, как она любит играть. Ивик вдруг осмелела и рассказала ему и про свое королевство в лесу - конечно, без особых подробностей. И про то, что играла в пуговицы, потому что в пуговицы играть гораздо удобнее, чем в кукол. Кукол мало, и они могут изображать только детей. А вот пуговицы можно делать кем угодно - королями и королевами, солдатами, путешественниками, устраивать войны, завоевания, мамина корзинка с пуговицами - это же целый мир! Психолог так жадно и с таким интересом слушал, что Ивик совсем перестала стесняться. Потом он спросил, не пробовала ли она когда-нибудь выходить в Медиану. Ведь все же знают, что есть Медиана, что туда можно выйти… Ивик призналась, что да, пробовала, только пусть он никому не говорит, но у нее получалось. Уже много раз. Она знает, что это запрещено, но она же не ходила далеко, только туда - и сразу обратно. Но это так интересно! И про стихи она рассказала. О них никто и не знал, кроме Диссе. Глупые стихи, детские. "Моя планета так мала, так страшны Космоса глаза, так жалки люди на земле, так горьки слезы, больно мне". Но психолог даже захотел записать эти строчки - удивительно, Ивик даже не могла представить, что такое может понравиться кому-то из взрослых. Еще она рассказала психологу про свои проблемы, про то, что она трусиха, всего боится, не умеет терпеть, не умеет прыгать и бегать так, как другие, и вообще хуже всех. И никто ее не любит, кроме Диссе. В конце концов Ивик стало жалко себя, и она подумала, зачем рассказывать все это чужому, постороннему человеку - ведь он же не поможет! Это просто его работа. И какое отношение все это имеет к профориентации? Нет же такой профессии - игрок в пуговицы! Или Лесная Королева. А то, что она неловкая и неумелая - ну так она же и не претендует на то, чтобы стать летчицей или ходить в экспедиции.
Она всего лишь хочет быть врачом, неужели это ей недоступно? Зачем все это нужно? Ивик замкнулась. Психолог, видно, это понял и отпустил ее.
Мара вышла одной из первых. Она сияла, через ее плечо была перекинута желтая широкая лента. Медар!
Медар - каста тех, кто работает с людьми. Учителя, врачи, психологи, воспитатели, массовики-затейники, чиновники, распределители и организаторы. Не переставая улыбаться, Мара взахлеб делилась подробностями. На распределении давали не только касту, но и профессию, и даже место учебы определялось сразу. Мара оставалась в Шим-Варте, учиться на воспитателя марсена. Это не высший уровень образования, но Мара и не хотела высшего. Работать в марсене, с малышами до тридцати шести месяцев - ничего лучше для себя она и представить не могла. Мара очень любила маленьких детей и собиралась сама выйти замуж побыстрее и завести как минимум семерых.
Пока болтали с Марой, из дверей появился Шагин. На его плече висела синяя лента, как и у большинства выходящих. Самая многочисленная каста, аслен. Те, кто производит материальные блага. От ученых, совершающих новые открытия, пусть даже фундаментальные - до рабочих, обслуживающих станки, доярок и комбайнеров. Шагин тоже был безмерно доволен - он станет инженером-электронщиком, а учиться его направляют в престижную Академию Лоры.
- Ну я пошла, - решительно сказала Диссе, направляясь к дверям. Ивик вздохнула. Ее собственное имя стояло одним из последних в списке.
Те, кто еще не был на комиссии, помалкивали, жались в сторонку и выглядели робко. Вышедшие из дверей, как правило, сияли. Комиссия ошибалась редко - обычно направление полностью соответствовало внутренним желаниям абитуриента, даже если не всегда совпадало с тем, что он говорил сам. Некоторые, впрочем, выглядели, не слишком довольными. Тен вышел из дверей с лентой необычного цвета - красно-синей.
Как он и мечтал, его взяли в гэйны - но не настоящие. Те гэйны, что реально могут воевать в Медиане - большая редкость. Тен, видимо, не мог. Это талант нужен особый, подумала Ивик, внутренне сочувствуя другу - Тен так хотел быть гэйном. Как его отец…
Его взяли в гэйн-вэлар, вспомогательные войска. Те, что помогают и поддерживают гэйн на Тверди, защищают непосредственно сам Дейтрос, не выходя в Медиану. Обеспечивают в случае надобности, авиационное, артиллерийское прикрытие, связь, транспорт и прочие необходимые на войне вещи. Тена направили в автомобильное училище. В сущности, он был доволен назначением, хотя все-таки настоящий гэйн - это немножко другое.
Но ведь и никого не брали в гэйны. Кругом сверкали синие ленты, среди них затерялись желтые, а красных - гэйновских - не было совсем. Так всегда бывает. Призвание гэйна не часто все-таки встречается. Белых лент хойта тоже не видно. Хойта - единственная каста, куда очень редко берут сразу 12летних. Призвание священника или монахини нужно ощутить, и обычно оно приходит позже. Все знали, впрочем, что в хойта берут парнишку из параллельного класса, Мартина, тот давно чувствовал тягу к церкви, из школьного храма практически не вылезал. Ходили слухи еще про одного мальчика и одну девочку, но точно ничего известно не было. Маленький Тимо прибежал и сообщил, что Мартина взяли в хойта, и что он ходит довольный с белой лентой.
… Диссе, гордая и спокойная, появилась на пороге. Ивик бросилась к ней, вместе с остальными.
- Ну что? Что?
Диссе с достоинством поправила желтую ленту на плече. Произнесла.
- Шари-Пал, Академия. Исторический факультет.
- О-о! - пронесся тихий стон. Вот это да! Впрочем, от Диссе стоило ожидать. Все же лучшая ученица… Но столичная Академия! Это очень, очень здорово для девчонки из Шим-Варта, как ни крути, далекой провинции. И вот, однако - сочли достойной! Диссе блаженно улыбалась. Она любила выигрывать.
- Поздравляю, молодец! - искренне сказала Ивик, взяла подругу за руку.
- Ивик, да ты иди, твоя же очередь уже!
Чьи-то руки буквально втолкнули ее в дверь. Ивик почувствовала мгновенную дурноту. Общий мандраж подействовал - теперь и она начала бояться. Не бояться - волноваться. Хотя вроде бы все ясно… Синюю ей ленту дадут или желтую? Почему-то сейчас волновал этот глупый вопрос.
- Подойди ближе, - велела хета Альва.
Стол, накрытый серой скатертью. За столом - вся комиссия, и добрый пожилой психолог, и педагоги из разных академий, и учителя тоорсена. Человек шесть или восемь. Наставница группы Ивик Ванши иль Неко - на стуле сбоку от стола. А на столе графин с водой, стаканы, распечатки и поперек серого полотна одна-единственная лента. Красная.
- Мы поздравляем тебя, Ивенна, - улыбаясь, сказала хета Альва, - комиссия пришла к единогласному решению. По результатам педагогических наблюдений и тестов мы зачисляем тебя в касту гэйн.
Ванши встала, взяла алую ленту. Подошла к девочке, перекинула ленту ей через плечо.
Ивик замерла.
- Твое будущее учебное заведение - квенсен Мари-Арс, специальность… - хета Альва помолчала и улыбнулась, - специальность у гэйн определяется позже.
Наверное, надо было что-то сказать. Ивик не знала - что. И что теперь делать - тоже не знала.
- Ну, Ивенна? - спросила начальница тоорсена, - ты рада назначению?
Ивик вдруг подумала, что наверное, не рада. Не должна быть рада. Ведь она же хотела стать врачом или биологом. А вдруг они вспомнят об этом? И она изо всех сил вцепилась в красную ленту.
- Да, - сказала она сдавленным голосом и зачем-то добавила, - спасибо.
- Ну иди. Пусть следующий заходит.
Ивик повернулась и, не чувствуя под собой ног, вышла из кабинета, к весело галдящей толпе одноклассников. И сквозь ватную пелену в ушах все же смогла понять и услышать, что вокруг нее все затихает. Что все больше ребят замолкают и с удивлением, нет, с недоумением и вопросом в глазах поворачиваются к ней. Самой слабой, неловкой, неспособной ни на что серьезное…
"Ты просто любишь выделяться".
Ивик так и стояла, вцепившись обеими руками в алую ленту, медленно, как венозная кровь, стекающую с плеча.
- Это невозможно! - мама была вне себя. Гнев ее направлялся не на дочь, но Ивик от этого было не легче.
- Я напишу им! Да, я напишу в Педагогический Совет Края. Это же полная нелепость, это ошибка!
- Мам… но почему? - тихо спросила Ивик, - ведь они же психологи… они знают…
- Что? Что они знают? Они тебя хоть в глаза видели? Им же все равно, просто все равно! Взяли и засунули ребенка в квенсен, подумаешь, кому-то же надо! А ты и рада! - мама перекинулась, кажется, на Ивик, - ты и довольна, как же, романтика, приключения! А ты понимаешь, что тебя через два года убьют?
- Там же четыре года учиться…
- Там через два года начинается участие в боевых действиях. Реальных. И тебя убьют сразу, ты это понимаешь, идиотка? Ты посмотри на себя! Ладно, если бы ты была как твоя Диссе - я бы согласилась. Да, кому-то надо. Хорошо. Но почему тебе? Ты же через забор перелезть не можешь, чтобы ногу не вывихнуть! Там же, дорогая, воевать придется! Ты знаешь, сколько автомат весит, у вас же была начальная подготовка? Так вот с ним бегать придется! И по вертикальной стене лазить! Там же не только в Медиану ходить, это ты умеешь, конечно же, это я знаю уже! Там придется мордой в грязь и задницей в снег, и под пули… Шендак! А если ты в плен попадешь, ты об этом подумала?! А ты ведь ничего не можешь, ни-че-го! Ты же замечтаешься и не заметишь, как тебя убьют. Ты от дома до базы дойти не можешь, чтобы не заблудиться! Господи! Да вы просто не представляете себе, что это такое! Ты родилась уже здесь! А вот я выросла в Лайсе, и я знаю, что такое война! А ты живешь, как у Христа за пазухой, и думаешь, что это все так просто, даже весело, ах, подумаешь, стреляют, как в кино!
Мама уже почти визжала. У Ивик перехватило дыхание от обиды. Она хотела сказать, что все это не так, что ведь в комиссии тоже не дураки сидят, и они видели, какая она неспортивная, и сколько у нее было разных травм, видели, но однако все равно ее берут, значит, думают, что она справится… Но ничего сказать она не могла, ей хотелось только плакать. И она, конечно, заплакала, зарыдала, размазывая слезы по щекам.
- Во, во, давай поплачь! Гэйна! Курам на смех! Нашлась воительница! Защитница наша, - издевательским тоном продолжала мать.
Ивик хлюпала носом. Ей было уже все равно.
- Быстро бегать ты не можешь. Прятаться ты не можешь - обязательно задницу свою толстую выставишь, и в тебя попадут! Прыгать и лазать ты не можешь - надо будет откуда-то прыгать, ты подвернешь ногу и еще попадешь в плен, а там знаешь, что с тобой сделают? Стрелять ты не сможешь, у тебя руки будут дрожать. Вообще, как ты собираешься стрелять в людей, ты, кажется, паука боялась убить? Идиотка! Ты же практически инвалид. Ты хуже всех! Всех! Кого угодно возьми, Ричи, и тот бы лучше тебя справился. Тебя убьют первой! Понимаешь - первой! Первый же дараец, которого ты встретишь…
- Ну и пусть, - буркнула Ивик.
Чем так жить, и все время вот это слушать - что живешь как у Христа за пазухой, что ничего не можешь, что ты хуже всех, что у тебя толстая задница - лучше пусть именно убьют. Через два года. Или хоть прямо сейчас.
Мать расписывала, что с ней сделают, если она попадет в плен. Во всех живописных подробностях. Или в лапы гнусков.
- Не пущу! Ты поняла? Просто возьму и не пущу. Буду писать жалобы, пока они не отменят решение. И ты же хотела стать врачом! Ты же хотела людей лечить! И что теперь - уже не хочешь?
Ивик молчала, шмыгая носом.
Мать заплакала.
- Я знаю, откуда все это! - плачущим тоном говорила она, - Это все ты виновата! Да, ты сама во всем виновата! Я тебе запрещала стишки дурацкие сочинять? Запрещала. Говорила, не занимайся ерундой! Вся в этих фантазиях, играх своих шизофренических, дура сумасшедшая! Досочинялась… А я ведь знала, знала, что так будет! Я чувствовала! Да что же это такое, почему же, как ребенок хоть немного талантливый, его обязательно в квенсен - и под пули? Да что же это за жизнь такая? А если ребенок больной? Если он неприспособленный?
Ивик высморкалась. Перестала реветь.
Вот, оказывается, в чем дело. Вот почему мама всегда запрещала именно то, что она так любила…
Она, оказывается, просто боялась…
- Мам, - сказала Ивик, - да ты это… ничего. Все же как-то… и я тоже смогу.
- Что ты сможешь?! Что ты сможешь?! - завопила мать, - Сможет она! Сволочь! Нет, хватит! Хватит делать из меня идиотку. Я буду писать в Педсовет, а ты будешь делать то, что тебе говорят.
Хессин Глен иль Реош, начальник Педагогического совета края Шан, раскрыл папку, лежащую перед ним на столе. Рассеянно пролистнул дело.
Ничего особенного. Обычная абитуриенточка. Когда ей там назначено? Он нажал кнопку селектора.
- Вуди? Девочке на сколько назначено точно?
- Два часа. Она уже здесь, хессин. Пропустить?
- Через пять минут пропустите.
Надо хоть глянуть дело. Так, тесты… неплохо, неплохо. Направление. Ага, вот в чем дело. Хессин вздохнул. Не то, чтобы это было так уж необычно. Хотя такие упорные мамы попадаются редко. Обычно ограничиваются устными жалобами, а тут - аж угрозы дойти до Верховного Хессана*.
Понять можно, конечно. Он задумался.
В дверь робко постучали. Вошла абитуриентка. Как ее? - он скосил глаза на папку. Ивенна. Будущая гэйна.
- Здрасте, - тихо сказала она.
Девочка была маленькая. Очень маленькая. То есть, наверное, нормальная для своего возраста, просто он давно не видел абитуриентов, отвык, а для квиссы она казалась малышкой. И похожа на медвежонка. Пухлое лицо, темные живые глаза, руки и ноги кажутся коротковатыми по сравнению с туловищем. Наверняка неловкая и неуклюжая, скорее всего, болезненная. Застенчивая. Неумелая.
Да, все это так. Да, ей будет невыносимо тяжело в квенсене. Ее мать в чем-то права. Но ведь минимум половина будущих гэйн - именно вот такие…
Кто ж виноват, что другие к этому не способны?
У нее коэффициент сродства 6,5. Это очень, очень хороший показатель.
- Здравствуй, Ивенна, - иль Реош улыбнулся. Говорил негромко, чтобы не напугать девочку, - садись.
Она села на краешек стула. Все такая же напряженная. И в глаза не смотрит, отводит взгляд.
- Скажи мне, Ивенна. Ты не беспокойся, все будет хорошо. Скажи только, у тебя есть какая-то проблема, что-то не так?
Все лето было сплошным, непрекращающимся кошмаром.
Реакция матери вызвала у Ивик настоящий взрыв отчаяния. А она-то уже поверила… она-то уже… а что? Ивик сама не подозревала, как оказывается сильно хотела внутри именно этого - так сильно, что даже никогда не позволяла себе об этом думать.
И неприязнь к гэйнам сразу куда-то исчезла.
И вот - поманили и отобрали. Отобрали навсегда надежду на то, что все будет иначе. Ивик знала свою мать. Та обязательно добьется своего. Не может не добиться. Так было всегда, так будет и сейчас. Ивик ничего не может сделать, ничего! Не писать же, в самом деле, жалобы на мать… жалобы на жалобы. Да и кто ее послушает? Твою судьбу решают без тебя. Кому интересно мнение двенадцатилетней девчонки? Что она понимает? Конечно, ее не послушают, а послушают маму.
А мама уверена, что ее дочь не может быть гэйной.
Ивик пыталась даже выкрасть письмо из сумки матери, но та пресекла эту попытку. И отправила письмо в Педсовет Края. Просьбу о пересмотре кастовой ориентации ее дочери. Очень аргументированную просьбу. Мать приложила к письму справки о всех ее болячках, ангинах, переломах, вывихах, сотрясении мозга, воспалении легких. Достала где-то, не поленилась. Характеристики из школы. Диплом о победе в биологическом конкурсе. Справка об участии в кружке.
Все выглядело очень логично и аргументированно. Слабое здоровье. Проблемы с координацией движений. Явная, ярко выраженная увлеченность наукой. Ивик совершенно упала духом.
И ничего не оставалось делать - смирилась. Просто смирилась. А что еще?
Ну значит, не судьба. Значит, зря обрадовалась. Не будет ничего. Все будет идти по четко выверенному маминому плану. Мама знает лучше. Ивик вдруг стала понимать, почему и как возникло у нее это увлечение биологией. Так хотелось быть как все. Жить в мире с мамой. Чтобы мама была довольна.