Кондор взревел. Не от боли – боль уходила уже через секунду, будто ее никогда и не было. Просто в нем наконец вскипела настоящая безумная ярость, которую он так долго сдерживал в себе. И тут же неосмотрительный стрелок поплатился за свою глупость. Кондор двигался слишком быстро. Рыцарь успел только передернуть взводящий рычаг, перезаряжая оружие, но даже не заметил, как посох Странника описал в воздухе широкую дугу, и в следующее мгновение жгучая боль ожгла шею и грудь арбалетчика. Когда срезанная наискось голова и часть торса рыцаря падали на залитую кровью землю, Кондор подхватил вывалившийся из мертвых рук несчастного арбалет и, практически не целясь, выпустил стрелу в грудь ближайшему рыцарю. Пробив металл кирасы, стрела сломала несчастному ребро, глубоко погружаясь в мякоть правого легкого. Он был еще жив, с немым удивлением на лице падая в истоптанную лошадьми траву, но Кондора он уже не интересовал. Угрюмой тенью Странник двигался в сторону пришедшего наконец в себя графа. Вот кто настоящий виновник бойни, произошедшей сейчас. Клинок Дис-Делоу лежал на расстоянии вытянутой руки от него, но, прежде чем граф успел схватить свое оружие, Кондор вновь сделал некое неуловимое движение, вдавил еще одну скрытую клавишу боевого посоха, и внезапно сорвавшаяся с кончика лезвия ослепительно-белая молния вгрызлась в запястье правой руки Зазывателя, сжигая плоть и обугливая кость. В воздухе повис отвратительный запах горелого мяса.
Это был конец. Конец схватки. Потрясенные увиденным и наученные горьким опытом своих мертвых товарищей рыцари больше не пытались напасть на него, в ужасе отпрянув назад. Захлебываясь от нестерпимой боли, граф снова оказался на земле, в отчаянном бессилии зажимая обугленную культю и кусая губы. Теперь он понял. Только почему понимание приходит так поздно?!
Кондор остановился мгновенно, опуская свое грозное оружие и складывая выдвижное лезвие повторным нажатием клавиши. Больше в посохе необходимости не было.
– Я ведь предупреждал вас, – прорычал он, обводя оставшихся в живых гневным взглядом. – Я не хотел этого.
Рыцари, неожиданно даже для самих себя уверовавшие в магию и легенды о бессмертных, молчали, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Зажатые в руках мечи казались им теперь не более чем детскими игрушками, способными напугать разве что пятилетнего ребенка. Рядом тихо поскуливал растерявший всю свою спесь граф, но перепуганные Золотоносные даже не пытались помочь ему, опасаясь навлечь на себя гнев "брошенного". Как быстро на смену высокомерию приходит трусливое смирение. В этом мире всегда правила сила. В этом мире… Разве есть другие?!
– Бой окончен, – подвел черту Кондор, давая понять испуганным воинам, что не расположен убивать всех до единого. – Забирайте своих и уезжайте, больше вам нечего здесь делать. Но никогда не забывайте 6 нашей встрече. Темные странники не просто сказка. Мы реальны, как реальна и смерть, порожденная глупостью вашего графа. Вы сами убедились сегодня в этом. Разговор исчерпан. Убирайтесь прочь.
Кондор замолчал. Молчали и рыцари. Молчали, когда помогали стонущему графу забраться в седло, молчали, когда усаживали на коней тела своих мертвых товарищей, молчали, когда сами взяли в руки кожаные поводья. И лишь напоследок один из них, самый смелый и самый гордый, проговорил, бросая на Странника взгляд, полный гнева и обиды:
– Ты не человек, Кондор Артоволаз.
Кондор криво ухмыльнулся, поднял руку и, выдернув из шеи глубоко засевшую там арбалетную стрелу, ответил, бросая ее вместе с самим арбалетом в руки смельчака:
– Я знаю. Жаль, что вы не поняли этого сразу. А ведь все могло бы быть совершенно по-иному. Я скорблю о ваших товарищах.
На лету поймав оружие, рыцарь бегло взглянул на стрелу и брезгливо отбросил ее в сторону.
– Мне не нужна твоя проклятая кровь, – проговорил он, перехватывая арбалет двумя руками, словно подумывая: "А не выстрелить ли мне в него еще разок". Но тем самым он подписал бы себе смертный приговор, и сейчас он понимал это весьма отчетливо.
– Странно, но ведь совсем недавно ты намеревался пролить ее. Что же случилось теперь? – спросил Странник.
– Тогда я не верил, что по нашей благословенной земле могут ходить демоны.
Дерзость Золотоносного начинала злить Кондора. Еще немного, и он отправит наглеца вслед за его товарищами в страну Теней. Что этот сопляк может вообще знать о демонах?! Не о тех демонах с рогами и копытами, что скрываются в темных глубинах преисподней, а о тех, что прячут свои бронированные тела под плащами-хамелеонами и зовутся биллероидами.
Биллероиды… Какое странное слово. Откуда оно всплыло в его опустошенном десятки лет назад мозгу?
Снова эхо. "Эхо жизни". Именно так называл Великий отшельник внезапные всплески неведомых ранее знаний у Темных странников. Эхо… Странные вещи творит оно подчас с памятью "брошенных". Непонятные вещи. В такие моменты начинает казаться, что ты находишься всего лишь в шаге от истины, но каждый раз, когда это случается, возбужденное и взбудораженное сознание с новой силой натыкается на невидимую стену забвения и хрупкая надежда разбивается, становясь пылью и прахом. Темное должно оставаться во тьме, и Страннику никогда не постичь тайны своего рождения. Это было, есть и будет всегда. Такова природа "брошенного". Его проклятие. Цена за силу и бессмертие.
– Убирайся прочь, пока ты вновь не прогневал меня, – прошипел Кондор. – И не вздумайте искать меня. Иначе жертв будет намного больше, чем сейчас.
Ни графу, ни всадникам не нужно было повторять дважды. Вняв предупреждениям "брошенного", рыцари развернули лошадей и не оглядываясь поехали по дороге, ведущей к лесу. Еще несколько минут Кондор мог видеть их ссутуленные, понурые фигуры, маячащие среди густых ветвей, а затем они затерялись в лесной чащобе, и он остался один.
Впрочем, не совсем так. Неподалеку, кося в его сторону слезящимся серым глазом, лежал раненый конь. Вывернутые суставы ног и рассеченная обломками костей кожа говорили лишь об одном – судьба его предрешена. По вине Кондора этому грациозному и сильному животному не суждено было больше резвиться на заливных лугах Киштыра и валяться в сочных травах, устилающих берега великой реки Хгастры. И его Кондору было жаль больше всего. Люди знают, на что идут, когда бросаются в бой, погибая и проливая кровь. Но животные – в чем виноваты они? Этого Кондор не мог понять никогда. Впрочем, именно его удар сломал скакуну ноги, так что теперь поздно изводить себя. Жизнь жестока, и Кондор никогда не был святым.
Подойдя ближе, Странник опустился на корточки, заглядывая в наполненные страхом и мольбой глаза несчастной твари. Чем он мог помочь теперь? Разве что облегчить страдания…
– Прости, – негромко произнес он, и, словно поняв, что собирается сделать Странник в следующую минуту, конь заржал.
Никаких сожалений… Сжатая в кулак рука Кондора всей своей мощью ударила в лоб животному. Только булава или боевой молот могли произвести подобный эффект. Глухой удар, чуть слышный хруст дробящейся лобной кости, тихий хрип и страшный тускнеющий взгляд, к которому невозможно привыкнуть никогда. Смерть. Копыта задних ног в последний раз взрыли землю, срывая дерн и оставляя в зелени травы рваные черные раны. Из левой ноздри показалась и замерла робкая струйка крови. Остановленное смертью сердце не дало ей вырваться наружу.
– Если бы я не увидела этого собственными глазами, то никогда бы не поверила, – заставил Странника вздрогнуть и обернуться неожиданный приятный голосок.
Неподалеку от него стояла девушка. На вид лет семнадцати-восемнадцати, светловолосая, высокая, стройная, с выразительными, веселыми глазами и смуглой золотистой кожей. Прелестное, божественное творение. Несомненно, по ней сохнет добрая половина всех холостых парней ее деревни, да и женатые наверняка бросают ей вслед долгие, полные похоти взгляды.
Длинная льняная туника, расшитая переплетенными в затейливые узоры цветными нитями и перепоясанная тонким кожаным пояском, сообщала, что девушка не принадлежит к благородному роду, однако является дочерью или женой достаточно зажиточного человека. Возможно, она из семьи богатого фермера, возможно – мелкого торговца.
В руках юная незнакомка сжимала большую и, очевидно, довольно тяжелую плетеную корзину, доверху наполненную аппетитными красными плодами лесной сливы, имеющей особенность плодоносить по три раза за лето. При виде сочных перезревших плодов желудок Странника ликующе заурчал, а рот непроизвольно наполнился слюной.
– У нас в поселке есть кузнец, – сообщила тем временем девушка. – Так вот, он тоже один раз быка кулаком на спор убил. Только ведь он здоровенный такой… Как три тебя. Откуда в тебе столько силы?
– Могу я не отвечать на этот вопрос? – слегка сбитый с толку непосредственностью юной незнакомки, произнес Кондор, проверяя уровень зарядки посоха.
Последний импульс "разрядника" почти наверняка полностью опустошил аккумулятор "Дишмеда". При близком рассмотрении поверхность посоха выглядела как рыбья чешуя, где длинные стальные чешуйки были подогнаны одна к одной, скрывая внутреннее содержание чудесного оружия Странников. Привычным движением Кондор надавил на одну из таких пластин-чешуек, дождался негромкого щелчка, после чего отодвинул пластину в сторону, открывая небольшую камеру с покоящимся в ней черным цилиндром аккумулятора. Так и есть. Цилиндр опоясывали девять индикаторных колец, лишь одно из которых еще светилось едва заметным зеленоватым светом. Значит, энергии не хватит даже на один выстрел. Пора менять.
Поразмыслив несколько секунд, стоит ли проводить процедуру перезарядки посоха в присутствии постороннего, Странник вдруг понял, что отчего-то безгранично доверяет девушке. Ее манера держаться открыто и непринужденно, словно они знакомы всю жизнь, выбивала его из привычной колеи таинственности, по которой он двигался столько лет. А заодно и вселяла определенное чувство безопасности. Впрочем, чего вообще может бояться "брошенный", кроме разве что гнева Великого отшельника.
Откинув полу своего балахона, Кондор нащупал на поясе продолговатый контейнер "реаниматора", в искрящихся от избытка энергии недрах которого покоился давным-давно полностью заряженный второй аккумулятор, все девять колец которого светились ровным зеленым светом. Спустя минуту заряженный цилиндр перекочевал в посох, а разряженный был плотно закупорен в контейнере на поясе, восстанавливая утраченный запас энергии. Обычно для этого требовалось около суток, после чего объема заряженного аккумулятора хватало на девять боевых импульсов. И, хотя Кондор редко прибегал к помощи "разрядника", молния, способная испепелить плоть и расплавить доспехи, являлась весьма весомым аргументом во время боя с превосходящими силами противника. Впрочем, в качестве реального оружия "разрядник" использовался крайне редко. Обычно Странники пользовались им для охоты или для устрашения противника.
– Ты не хочешь отвечать? – спокойно поинтересовалась девушка, с любопытством наблюдая за тем, что делает ее собеседник. Похоже, оружие "брошенного" заинтересовало ее.
– Просто я и сам не знаю ответа, – не отвлекаясь от своего занятия, пояснил Кондор и защелкнул открытую панель. Как только пластина встала на свое место, посох снова превратился в обычный металлический стержень, изрезанный неровностями стальной чешуи и выбитыми на некоторых пластинах символами – словами на лиитанийском языке. На том самом языке, знание которого было даровано только Темным странникам.
– Но хотя бы имя свое ты знаешь? – спросила неугомонная.
– Кондор. А ты свое? – передразнив собеседницу, спросил Странник.
– Инкхра, – ответила девушка.
– Благородное имя. – Кондор сорвал пучок травы, вытирая перепачканное кровью лезвие.
– К сожалению, только имя. Мне его мама дала. Отец был против, но мать настояла на своем. Она упрямая, если решила что-то, то доведет дело до конца, – ответила Инкхра.
Кондор понимающе кивнул.
– Ты монах? – спросила Инкхра. Вопрос был вполне уместен, учитывая облачение Кондора.
– Нет, не монах, – ответил Кондор.
– Ограбил монаха? – Непосредственность, с которой девушка задавала вопросы, выбивала из колеи.
– Я считал, что каждый человек волен одеваться так, как пожелает, – проговорил он.
– Странный выбор одежды, – оценила его вкус собеседница.
Кондор спорить не стал. Зачем же говорить этой юной болтушке, что в момент рождения на берегу Проклятого моря он уже был облачен в эту необычную одежду, невероятно прочную, водоотталкивающую, не знающую, что значит износ и тлен.
– Ты местная? – вместо этого спросил Странник.
– Я из Тиштака. Это здесь, неподалеку. Во-он за теми холмами, – ответила девушка, неопределенно махнув рукой.
– Там есть хороший трактир или постоялый двор? – осведомился Кондор.
– Конечно, – моментально оживилась Инкхра. – "Огненная сбруя". Это лучший трактир во всем Приозерье. Кстати, владеет им мой отец.
– Значит, я встретил нужного человека. – Кондор улыбнулся. – Проводишь меня?
– Если поможешь донести корзину, – хитро прищурилась юная болтушка.
– Помогу, – сразу согласился Кондор и, переняв ее мимику, добавил: – Но при одном условии. Ты никому не расскажешь о том, что видела сегодня. Никогда.
– Почему? – недовольно нахмурилась Инкхра. Похоже, она уже готова была разнести весть о непобедимом монахе по всему Приозерью, и неожиданное требование Странника плохо вписывалось в ее планы.
– Не спорь и не задавай глупых вопросов, – проговорил Кондор. – В первую очередь я прошу тебя ради твоей же безопасности. Дис-Делоу, несомненно, человек мстительный – титул располагает. Он обязательно вернется и будет искать меня. Если найдет, ему же хуже. Но вот если он вдруг узнает, что простая крестьянка стала свидетельницей его позорного поражения, выместит всю свою злость на тебе. А я не смогу постоянно быть рядом.
– Мама будет. Она сможет постоять за меня. Она сильная, она смелая. Я уже говорила, что она никому не дает меня в обиду, – ответила девушка.
– Так серьезно? – улыбнулся Кондор. Как подчас родители возлагают слишком большие надежды на своих детей, так и дети часто ошибаются, переоценивая возможности своих родителей. Но родители – те же люди. Что защитит их от свиста арбалетной стрелы или удара клинка Золотоносного рыцаря?
– Так серьезно, – без тени улыбки ответила юная упрямица. – Надо верить людям, Кондор Артоволаз.
– Хорошо. – Странник решил не спорить. Бесполезная трата времени, – Но тогда хотя бы выполни мою просьбу в качестве одолжения. А еще я могу приказать тебе молчать по праву сильного. Ты видела, как я бываю грозен.
– Дай-ка подумать. – Инкхра внимательно оглядела его с ног до головы. Затем, пожав плечами, вынесла свой вердикт: – Нет, не страшно. Придумай что-нибудь другое.
Непосредственность девушки обезоруживала. Не зная, что еще можно придумать, чтобы убедить ее помалкивать, Кондор растерянно улыбнулся и произнес:
– Так ты проводишь меня до Тиштака?
– Пойдем, – кивнула Инкхра и, немного подумав, добавила: – Артоволаз – странное имя.
– Чем же? – придирчиво поинтересовался Странник. Теперь ей чем-то не угодило его имя.
– В переводе с древнелиитанийского оно означает "Все мы". Почему?
Ого! А девчонка-то не так проста. Она знает язык "брошенных". И не тот, что известен каждому Страннику, а древний, недоступный даже многим из них. Сам Кондор не смог бы связать и двух слов, попытайся он заговорить на древнелиитанийском. Так откуда же эта девушка, дочка трактирщика в захудалом городишке, может знать подобные вещи?
– Ты знаешь лиитанийский? – стараясь скрыть удивление и волнение, осторожно спросил Кондор. Каждый раз, когда случалось нечто подобное, ему казалось, что он наконец подобрался к тайне своего происхождения, хотя обычно все оказывалось гораздо банальнее, в очередной раз разбивая все его мечты и надежды. Вот и сейчас…
– Мама научила, – спокойно ответила Инкхра, словно речь шла о стирке или шитье. – Я и писать могу. На трех языках. – Последнее было добавлено с особой гордостью, а в уголках глаз Кондор прочитал плохо прикрытую насмешку. Дескать, что, не ожидал такого от простой деревенской девчонки? – А ты был в Лиитании?
Вопрос просто сокрушил Кондора, заставив его ссутулиться и опустить голову, словно его отчитывали как мальчишку за какую-то серьезную шалость. Или нет. Совсем не так. Он выглядел иначе. Он выглядел как человек, которому внезапно напомнили, что в один миг он потерял однажды все, что имел, все, что любил и чем дорожил больше всего. И уже никогда не вернет этого.
Был ли он в Лиитании? Страшный вопрос… Жестокий вопрос. Сколько раз задавал он его себе. И не находил ответа. Как не нашел его и теперь.
– Я не знаю, – проговорил он наконец, и каждое слово далось ему с огромным трудом. – Наверное, был… Но не помню.
– Ты действительно странный человек, Кондор Артоволаз, – пристально глядя на Странника, сказала Инкхра.
– Ты недалека от истины, – кивнул Кондор. – И еще… Я очень хочу поговорить с твоей мамой. Познакомишь нас?
– Отец ревнив, – предупредила девушка, но было видно, что она не смотрит на Кондора как на потенциального соблазнителя своей матери.
– Я буду очень осторожен, – улыбнулся Странник.
– Тогда договорились, – отозвалась девушка и, оставив тяжелую корзину на земле у ног Странника, пошла вниз по дороге, туда, где за высокими зелеными холмами скрывался поселок Тиштак.
ГЛАВА 3
Дверь в зал совещаний потеряла плотность, становясь дымкой радужной пыли, и в образовавшийся проход, словно порыв яростного ветра, ворвался председатель совета Независимого экономического конгломерата (НЭК) – Антар Сибау. Высокий, загорелый, как всегда идеально выбритый. В свои сто четыре года благодаря современным технологиям омоложения, он умудрился сохранить идеальное для столь почтенного возраста здоровье и тело сорокалетнего мужчины, хотя те, кто знал его давно, замечали, что в последние годы он слегка располнел и осунулся, словно груз прожитых лет превысил наконец допустимый предел человеческой прочности. Впрочем, сам Антар этого не признавал. Он был энергичен и вынослив, словно юноша. Возможно, даже более энергичен, чем, скажем, пятьдесят лет назад. Впрочем, лишь немногие помнили его с тех времен.
Еще с порога одарив присутствующих хмурым, пронизывающим насквозь взглядом, он занял свое место во главе стола и, откинувшись на спинку кресла, сложил руки на груди. Являющийся по сути защитным, жест этот в его исполнении таким не казался, выражая скорее властность и неприкрытое недовольство.
– Мистер Бэйс, прошу вас, – проговорил он, обращаясь к сидящему по правую руку от него заместителю. За столом собралось сейчас почти два десятка человек, но пока Антара интересовал только Ивар Бэйс, а точнее – его отчет.
Сам заместитель, худощавый брюнет с заметной краснотой вокруг глаз, до этого отстраненно просматривавший электронную документацию, моментально подобрался и, не вставая с места, проговорил тоном, не внушающим и крупицы оптимизма:
– Опустим ненужное вступление – все присутствующие знают, о чем пойдет речь. У нас еще один прорыв. Обнаружен сегодня в одиннадцать, тридцать два.