* * *
Двигатель урчал еле слышно, и машина проворно перебирала лапами колёс, покидая центр города и выбираясь в предместья. Уже стемнело, но громады домов ни единым лучиком света не тревожили сгустившуюся тьму: население имперской столицы скрупулёзно и педантично выполняло приказ о затемнении, хотя редкие британские самолёты пока сбрасывали на Третий Рейх одни листовки. Это потом, тремя годами позже, небо Германии выгнется от гула моторов тысяч "стирлингов" и "ланкастеров", и немецкие города запылают от английских бомб. Всё это случится потом, а сейчас горят Лондон и Ковентри.
Дороги поддерживались в идеальном состоянии, заграждений на улицах не было и в помине, а редкие патрули поспешно брали под козырёк, едва разобрав, что за номера стоят на бамперах "оппеля" с тёмными стёклами. Тем не менее, прошло немало времени, прежде чем автомобиль выбрался за городскую черту - Берлин огромный город, - и по сторонам великолепного шоссе замелькали кусты и деревья.
Водитель и сопровождающий на переднем сидении (слово "охранник" как-то не очень подходило офицеру СС в чине штурмбаннфюрера) молчали, не беспокоя человека на заднем. Они привыкли к его манере поведения и к тому, что Пророк никогда не тратит слов попусту, постоянно занятый какими-то своими, недоступными их пониманию проблемами.
Они знали, что таинственный пассажир очень высоко ценится важными чинами государства и самим фюрером, и ничуть не удивились бы, если их машину сопровождала бы парочка бронетранспортёров, битком набитых эсэсовцами, - просто в таком эскорте не было никакой необходимости: глубокий тыл, да и зачем привлекать ненужное внимание?
Повинуясь лёгкому, почти незаметному жесту тонкой сухой руки Пророка, больше похожей на птичью лапу, офицер приоткрыл боковое стекло - внутрь ворвался тёплый ночной ветер, быстро вытесняя запахи машины. Человек на заднем сидении равнодушно скользил пустым и потухшим взором по обочинам: казалось, он или спит, или находится в состоянии глубокой отрешённости от всего земного и суетного.
Свист родился на пределе слуха. Он быстро нарастал, переходя в раздирающий уши звенящий вой, перекрывший мерное мурлыканье автомобильного мотора. Двое на переднем сидении "оппеля" не успели понять, что происходит, однако чёрный человек успел - он вскинул внезапно вспыхнувшие злым блеском глаза к потолку салона.
Время растянулось, и секунды потекли медленно-медленно…
Металл крыши выгнулся под упёршейся в него тяжестью, кожаная обивка лопнула, и сквозь неё просунулось тупое рыло пятисоткилограммовой авиабомбы. Бомба вползала в салон "оппеля", словно голова удава в нору, где притаилась давно разыскиваемая добыча. Тусклый металл тела бомбы дрогнул, как текучая вода, и перед горящими бессильным бешенством глазами Пророка появилось суровое мужское лицо с жёсткими чертами и с беспощадным взглядом холодных серых глаз. Затем прорисовалось тело, закованное в голубовато-серебристое боевое одеяние; в руках врага светился золотом длинный меч…
"Выследили…" - молнией мелькнуло в сознании Обращённого.
В сделавшиеся непомерно долгими мгновения Пророк увидел всю свою Ленту Реинкарнаций, и Истинная Память выхватила самое важное - узловые звенья всей Цепи.
…От раскалённых скал поднимаются клубы горячего едкого пара, узкий горный поток бурлит, разбрасывая брызги кипятка на десятки шагов вокруг. Между каменных глыб пляшут языки жёлтого огня, и не понять, что горит - в этих местах никогда ничего не росло с самого Первого Мига Творения…
…Они - четверо усталых сверхсуществ в чёрном - только-только сумели отбить сосредоточенный магический удар преследователей. Высвободившаяся Сила с рёвом ушла вверх, пробив облака, и только малая её толика опалила горные хребты…
…Их зажали в пределах домена Звёздной Владычицы Таэоны, где они исподволь - и небезуспешно - подбирались к Зелёным Магам-Дарителям, работавшим с Юным Миром Третьей планеты системы Жёлтой звезды. Амазонок-Хранительниц было больше, гораздо больше, и оставалось только прорываться с боем. Голубые Молнии собрали свою жатву, - хотя не все удары Чёрных Лезвий упали в пустоту, - из девяти Разрушителей уцелело всего четверо…
…Они оторвались, оставив в зубах Валькирий клочья собственной плоти, обманули даже патруль Алых, прочёсывавший окрестности, но тут появились эти. Какого Хаоса Жёлтые Бродяги вообще ввязываются не в своё дело? Лазали бы себе по Мирам, удовлетворяя Вечную Жажду, не беря на себя незавидную роль ищеек! В Познаваемой Вселенной хватит места всем… А всё эта Инь-Магия - Голубые Магини могут добиться своего даже от Бестелесных, лишь бы в этих Сущностях присутствовала бы хоть капелька Янь-начала…
…Чёрный Маг бесстрастно оценил ситуацию. Всё, конец. Сила иссякает, доступ к Барьеру Миров наглухо перекрыт, а против двух, нет, даже трёх ватаг Янтарных Искателей четвёрке Несущих Зло - остаткам взвода - не выстоять…
…Горизонт залило жёлтым пламенем, в котором плавящимися свечами тают могучие горы. Они идут. Семь, девять, тринадцать… Ещё пятеро и ещё девять - третья ватага держится во второй линии, резерв по всем правилам военного искусства…
…Последний отчаянный бросок, ощущение магических пут, - резать! - медленно тонущая в потоке золотого огня фигура в чёрном с поднятым вверх клинком: погружается, распадается, умирает…
…Трое - нет, уже только двое, - против восемнадцати. Семнадцати - твой удар через изнанку измерения достигает цели, и тело Викинга рассыпается дождём золотых, быстро гаснущих капель-искр…
…Жёсткое лицо с холодными глазами, - то самое, в которое обратилась тяжкая туша бомбы, вдавливающейся в салон несущегося по ночному шоссе "оппеля", - и стремительно падающий на всю структуру Тонких Тел чёрного эска золотистый длинный клинок…
Последнее, текущее воплощение - Постижение Истины:
…Вой ветра над обледенелыми горными вершинами. Горы содрогаются от лавин, но в маленьком очаге убогой хижины огонь горит ровно, без дыма. Голос, проникающий до самой сути худого чёрного человека в рваном плаще, сидящего на пятках перед сложенным из камней очагом:
"Час пробил. Встань и иди. Мы проникли в этот Мир. Вспомни, кто ты есть, и исполни Предначертанное…"
…Громадный орёл с изогнутым клювом распростёр крылья над площадью, запруженной беснующейся толпой, и человек с одутловатым лицом и водянистыми глазами. Человек, которому надо подсказать, и которого надо направить. Адольф Гитлер - фюрер тысячелетнего Рейха…
Детонатор сработал, сероватая масса заполнявшего чрево бомбы тринитротолуола обратилась в вихрь ревущего жадного пламени…
Бомба взорвалась.
* * *
- Случайность - великая вещь. Против неё бессилен сам Господь Бог… - задумчиво проговорил гауптманн, почесав нос и снова заглядывая на дно огромной воронки, гигантской язвой разорвавшей серую ленту автострады. - Это же надо: прямое попадание шальной авиабомбы, сброшенной наугад с большой высоты, прямо в двигающийся с очень приличной скоростью автомобиль!
Дородный гауптманн любил пофилософствовать. Эта склонность особенно развилась у него после того, как французская пуля угодила ему в бедро на берегу Ла-Манша. Кость треснула, срослась как-то не так; он полгода провалялся по госпиталям, однако смог ходить без костылей, и даже был признан "ограниченно-годным к строевой службе". И служба эта вполне удовлетворяла гауптманна: лучше командовать ротой в тылу, чем батальоном в рядах действующей, пусть даже победоносно наступающей армии. Он свою кровь за Германию честно пролил, теперь очередь за другими. Во всём перст божий…
Послышался шум мотора, и гауптманн оторвался от созерцания ямы, на дне которой ещё дымились рваные куски железа - это было всё, что осталось от красавца "оппеля". Из подъехавшего "мерседеса" вышли трое в длинных кожаных чёрных плащах, и гауптманн, прихрамывая и поёживаясь от утреннего холодка и от чувства боязливого чинопочитания, поспешил с докладом: такое начальство ни в коем случае нельзя заставлять ждать.
- Что здесь произошло? - сухо спросил один из "чёрных плащей".
- Осмелюсь доложить, герр… - гауптманн замялся, поскольку знаков различия у прибывших видно не было, но тот, к кому он обращался, лишь пренебрежительно махнул рукой. - Авиабомба. Прямое попадание. Из штаба ПВО сообщили, что "томми" сегодня не прилетали, однако локаторы засекли несколько машин, подошедших с востока. Вероятно, русские. Вон с того дорожного поста, - гауптманн указал на видневшуюся неподалёку полосатую будку, - видели автомобиль, слышали характерный свист падающей бомбы и наблюдали взрыв. От машины - и от пассажиров - не осталось ничего.
Человек в чёрной коже молча выслушал доклад, подошёл к краю воронки и какое-то время смотрел вниз. Потом, так и не произнеся ни слова, он вместе с двумя другими высокими чинами сел в "мерседес" и уехал. Гауптманн с облегчением перевёл дух - от таких визитёров можно было ожидать чего угодно, вплоть до обвинения в неспособности (или хуже того, в нежелании) отвести падающую с неба смерть голыми руками.
…А рейхсканцлер и фюрер всего немецкого народа Адольф Гитлер проснулся наутро в отвратительном расположении духа и с дикой головной болью - пришлось даже потратить кое-какое время на приведение себя в порядок и несколько изменить существовавший распорядок дня. Гитлер поймал себя на том, что никак не может вспомнить что-то очень важное, случившееся не далее как вчера. Но что? Любые попытки сосредоточиться на этом предмете неминуемо вызывали новый приступ острой боли в висках и затылке. В конце концов фюрер оставил бесполезное и достаточно мучительное занятие: у него с лихвой хватало и других дел. Напомнить же ему не мог никто: встречи, подобные вчерашней, всегда окутывала плотная завеса конфиденциальности, а проще говоря - самой обыкновенной секретности, только доведённой до предельного уровня.
* * *
Отправиться в оккупированную Данию Вернер Гейзенберг и Карл Вайцзеккер смогли только в сентябре - у немецких физиков-атомщиков хлопот было невпроворот.
Официально визит имел своей целью уговорить Нильса Бора и сотрудников его института принять участие в немецко-датской конференции астрофизиков в Копенгагене. Однако куда более важным было другое: встревоженные статьёй в шведской газете германские учёные совсем не прочь были доподлинно выяснить, а как в действительности обстоят атомные дела союзников, и не придумал ли Бор какого-то нового, доселе неведомого способа быстро и просто создать ядерную бомбу. Поэтому-то Гейзенберг по возвращении из поездки докладывал о её итогах в гестапо.
Датчанин встретил своего бывшего ученика холодно, от участия в конференции отказался наотрез, однако пригласил Гейзенберга к себе на обед - с тем условием, что о политике не будет сказано ни слова.
Гейзенберг утверждал, что спросил Бора, имеют ли физики моральное право работать над проблемами атомной энергии в военное время. "Бор, - писал Гейзенберг в 1948 году, - ответил мне вопросом на вопрос: верю ли я в возможность военного использования атомной энергии, и я ответил "да". Затем я повторил свой вопрос, и Бор, к моему изумлению, сказал, что военное применение физики в любой стране неизбежно, а потому вполне оправданно". Однако никому из людей не известно доподлинно, о чём же всё-таки они говорили…
Во всяком случае, Гейзенберг понял, что сообщение в "Stockholms Tidningen" было заурядной газетной уткой (к тому же нафаршированной совершенно фантастическими цифрами), однако уткой, вскормленной чем-то вполне реальным - ведь подавляющее число бежавших от фашизма физиков обосновалось именно в Штатах. Америка богатая страна, и бомбы на её города не падают. Германию очень даже могут опередить…
Зимой, после битвы под Москвой, стало ясно, что блицкриг умер, и что перед Рейхом во весь рост встал призрак долгой и изнурительной войны на два фронта, перспектива победы в которой весьма проблематична. С этого самого момента в Германии начинаются усиленные работы над созданием "Wunderwaffe" - над всем, что так или иначе подходило (или хотя бы могло подходить) под категорию "чудо-оружия".
Над чем только не ломали голову военные инженеры, подгоняемые почуявшими запах жареного генералами и вождями Третьего Рейха!
Сверхтяжёлые танки и танки радиоуправляемые; планирующие бомбы и многоствольные миномёты; ракеты и реактивные истребители; "шнорхели" для работы дизелей субмарин в подводном положении, на перископной глубине, и "истинно подводные" лодки Вальтера с энергетической установкой на перекиси водорода, способные переломить ход битвы за Атлантику; самонаводящиеся акустические торпеды и торпеды, управляемые человеком (в отличие от японцев, немцы отнюдь не торопились ступить во врата Валгаллы, и поэтому их "биберы" представляли из себя своеобразную этажерку: к верхней торпеде, на которой сидел прикрытый прозрачным колпаком водитель, подвешивалась нижняя, боевая).
Были и вовсе экзотические проекты - вроде электромагнитных пушек для метания тяжеленных снарядов через Ла-Манш или даже пресловутых "Х-лучей", якобы способных останавливать в воздухе моторы вражеских аэропланов и тем самым прикрыть территорию Германии от опустошительных воздушных налётов.
Кое-что из этого обширного и далеко не полного списка применялось в деле с той или иной степенью эффективности, кое-что не вышло из стадии опытных образцов, а что-то так и осталось прожектами на бумаге - на всё не хватило ни времени, ни возможностей.
Самым известным образчиком "Wunderwaffe" стали ракеты "Фау-1" и "Фау-2". Если первые по скорости и высоте полёта почти ничем не отличались от обычных самолётов (англичане довольно скоро отыскали противоядие и сбивали "фау-первые" истребителями и зенитками), то вторые падали на головы обитателей Британских островов громом среди ясного неба - неожиданно и неотвратимо.
Но и это оружие скорее можно было отнести к разряду психологического (с военной точки зрения куда более полезными оказались фаустпатроны, успешно поджигавшие и советские "тридцатьчетвёрки", и американские "шерманы") - ну развалили десяток-другой строений на английской земле, ну пошатнули веру островитян в собственную недосягаемость… Тысяча килограммов взрывчатки в ракете "Фау-2" - величина, конечно, впечатляющая, но отнюдь не ошеломляющая. Вот если бы к какой-нибудь из этих ракет была привинчена атомная бомба…
Однако в длинном перечне "чудо-оружия" места для неё не нашлось.
Германское военное руководство почему-то решило, что ядерное оружие хотя и осуществимо в принципе, но актуальным не является, поскольку не может быть создано и использовано до конца войны и, следовательно, не может определить её исход. Решение о бесперспективности попыток повлиять на ход войны с помощью ядерного оружия, принятое германским военным руководством в сорок втором году, было окончательным. Никто - ни среди военных, ни в германской промышленности, ни в нацистском правительстве, ни даже сами учёные - не верил, что атомная бомба может быть создана и использована во второй мировой войне. Это решение никогда не подвергалось серьёзному пересмотру. И это притом, что работы в области ядерной энергетики продолжались с целью создания атомного реактора - источника энергии для всё тех же подводных лодок.
Учёные не верили? А как же Гейзенберг, ещё год назад считавший, что "перед ними прямая дорога к атомной бомбе" и заявивший Нильсу Бору о своей "глубокой уверенности в возможности военного применения" внутриатомной энергии? А руководители Третьего Рейха? Германия распыляла усилия по очень многим направлениям - зачастую не имевшим принципиального значения или попросту эфемерным - вместо того, чтобы сосредоточиться на "Урановом проекте", сулящем невиданное. Утопающий хватается за соломинку, а ведь Гитлер был азартным игроком…
* * *
- Итак, господа, - подвёл итог имперский министр вооружений Альберт Шпеер, - мы имели удовольствие заслушать господина Вернера фон Брауна, ясно изложившего нам весьма впечатляющие перспективы применения ракетного оружия в войне, которую ведёт Рейх против союзников. Далее…
"Тёзка просто поразил всех своим красноречием и живописанием тех неисчислимых бедствий, которые обрушат на головы англичан - а потом и американцев - его ракеты, - с завистью подумал главный теоретик "Уранового клуба". - Он своего добился: теперь любая возможная помощь его проекту гарантирована…".
- …слово предоставляется господину Гейзенбергу.
Вернер Гейзенберг хорошо подготовился к выступлению. Перед ним на столе лежала коричневая кожаная папка, набитая исписанными листами бумаги: цифры, цифры и ещё раз цифры. Не математические уравнения, отнюдь, но расчёты сроков завершения отдельных этапов работы, сметы и прикидки требуемого количества инженеров, техников и рабочих. Шпеер человек дела, и в его оценке очень эмоционального выступления фон Брауна прозвучала определённая доля иронии.
Убедить такого человека могут только бесстрастные цифры - конечно, подкреплённые уверенностью человека, приводящего эти цифры, в конечном успехе его замысла. Такая уверенность у профессора Вернера Гейзенберга была, а сроки завершения проекта напрямую зависели - прежде всего! - от того, какие средства будут выделены, то есть насколько серьёзно будет воспринята высшими иерархами Рейха идея небывалого сверхоружия. И свою задачу Гейзенберг сейчас видел в том, чтобы убедить далёких от науки военных и промышленников в абсолютной реальности задуманного.
- Мы слушаем вас, господин Гейзенберг, - напомнил министр вооружений.
"Они смотрят на меня так, как, наверно, смотрели инквизиторы на закоренелого еретика! - подумал вдруг Вернер Гейзенберг. - Почему? Я не понимаю, что происходит…"
Он помедлил ещё пару мгновений, и внезапно с леденящим душу ужасом ощутил, что вся тщательно подготовленная им стройная система убедительных доказательств рушится, как карточный домик. Нобелевский лауреат совершенно неожиданно почувствовал себя не выучившим урок первоклассником, стоящим перед строгим педагогом. Язык сделался непослушным и словно прилип к нёбу. Знаменитый физик смешался, потерял нить.
"Как кружится голова…".
…Доклад получился мятым - особенно по сравнению с тем, что и как говорил фон Браун. Гейзенберг видел, как Шпеер, чуть склонив голову, барабанит пальцами по столу - верный признак раздражения. И действительно, тратить драгоценное время на не доведённые до ума полуабстрактные рассуждения! Совещание такого уровня - не научный диспут о перспективных и неперспективных направлениях в науке! "Это катастрофа…"