Для Руса эти заигрывания давно уже стали чем-то вроде игры, насмешкой над молчаливым безразличием спутницы. Она не выглядит недосягаемой, возможно, если проявить некоторую настойчивость, Кэт не откажет, но это будет выглядеть как уступка, снисхождение. Поэтому Рус смеется и подтрунивает, тщетно пытаясь разжечь огонь в ледяной пустыне. Неожиданно взгляд девушки становится теплым и озорным, заставляющим сердце забиться чаще, а низ живота сжаться в сосущем ощущении. Мужчина чувствует, что он тает, растворяется, и весь мир вокруг него сокращается до размеров двух ярко-синих озер-глаз напротив… И строго-назидательным голосом звучат незнакомые слова, срывающиеся с бледных, но безумно притягательных губ:
– Audi, vide, sile.
Ну и кто кого подначивает?
– Фу ты! – Рус затряс головой, отгоняя наваждение и фокусируя зрение на окружающей действительности. – Опять ты, Кэт, со своей тарабарщиной! Брат, переводи!
– И правда – делом бы занялся, – недовольно заворочался тот. – Она сказала: слушай, смотри, молчи.
– Понаучиваются мертвых языков… – деланно возмутился Рус. – Дорогая, ты так больше не делай, а то втрескаюсь, как пацан, буду лишь хвостом волочиться, ни на что не годный, и на гитаре тренькать.
Девушка понимающе улыбнулась. По-настоящему. Что-то знает она или предчувствует, что-то неподвластное органам простых смертных. Что-то предстоящее в недалеком будущем.
Не сунутся… Как бы не так – сунутся обязательно. Они бы, может, и не решились, будь у них добыча попроще. Но время не терпит, сдавливает виски нависающий над головой бледный шар, и укоризненно взирает новая звезда, недавно занявшая свое место на небосводе, – Мать драконов.
* * *
А Кэт улыбается уже не Русу, усмешка блуждает по лицу девушки, находящейся и рядом, и на недосягаемых высотах. Полнолуние. А дальше ночное светило начнет убывать, постепенно пожираемое черной тенью. Неминуемая смерть, предшествующая очередному обновлению. Темное время, время власти другой богини древних – Трехликой. И это хорошо.
Рус растолкал напарника очень скоро – в тусклом свете отчетливо выделялись скользящие по водной глади темные силуэты трех лодок.
– Не меньше дюжины, – зевнул, потягиваясь, Брат.
– Расчехляйся. – Рус расстегнул футляр, чем-то напоминающий гитарный, и извлек самострел.
Похожий на те, которые повсеместно стали использовать в последнее время. Но только похожий. То же ложе, те же дуги, однако все формы – легкие и изящные, плечи двойные, с колесиками-блоками на концах и сложными перехлестами тетивы, удобная ребристая рукоять, защищенная дужкой спусковая скоба и поблескивающее стеклами прицельное приспособление. Такие сейчас не делают, странно, что предки пользовались похожим оружием. Невероятно, но этот арбалет – из минувшей эпохи.
– Ты из своей бомбарды погоди – сразу засекут, сначала я их щекотну, – посоветовал он Брату, который тоже взял в руки что-то посерьезнее ледорубов.
Выглядит оно, конечно, грубее рядом с воздушными линиями арбалета. Потертое деревянное ложе с кованым затыльником и две короткие толстые трубки на нем – незатейливо и основательно, как и сам хозяин.
– Вообще спешить не будем – пусть втянутся, порыскают, – решил Брат.
– Угу, – согласился Рус и просто, без видимых усилий натянул тетиву.
Метаморфы не заставили себя ждать. Первыми показались уже знакомый Паук в обществе двоих, не менее корявых, и еще один – как ищейка, шарящий носом у самой земли. Четверка остановилась, и проводник начал указывать куда-то на землю. Ищейка упал, начал елозить лицом в грязи, пока его судорожные движения не прервались радостным щебетанием. Он вскочил, высокий, стройный, почти нормальный, широко расставил ноги и, неестественно выгнув спину и подняв лицо к луне, начал ритмично водить им из стороны в сторону. В полной тишине это зрелище походило на неспешный танец, чем-то красивый, чем-то отталкивающий. Неожиданно лицо повернулось в сторону окна и замерло. В бледном свете Селены оно оказалось таким же круглым и луноподобным – отсутствие даже намека на глаза, несимметричные дыры ноздрей без признаков носа и узкая щель рта. Тонкая рука метнулась вверх в указующем жесте, но тело беззвучно осело назад – короткое оперение выросло из груди Ищейки, и он упал навзничь. Рус улыбнулся и начал вновь взводить свое бесшумное оружие. Брат лишь покачал головой, в который раз удивляясь: почти триста футов, нереальное расстояние для прицельной стрельбы из нынешних поделок.
Нападающим хватило мгновения, чтобы осмыслить произошедшее. Выстрел они, понятное дело, не засекли, но направление определить смогли. Пока они разбегались, музыкант успел всадить стрелу в спину еще одного сопровождающего Паука.
– Минус два, – прошептал Рус.
Брат еле заметно кивнул и обернулся к девушке – та сидела в глубине комнаты на колченогом стуле, прижавшись лопатками к стене и запрокинув голову.
– Tredecim, – чуть шевельнулись ее губы.
– Еще тринадцать, – тихо перевел Брат.
Рус сделал осторожный шаг назад, в глубь комнаты, поднялся во весь рост напротив окна и по дуге провел арбалетом, отслеживая малейшие признаки движения среди разбросанных обломков. Тихо. Нападающие растворились – то ли отошли, чтобы предупредить остальных, то ли двинулись вокруг, разведывая безопасные подходы.
Снаружи где-то под стеной хрустнуло стекло, Брат пальцем указал Русу направление, тот утвердительно кивнул и беззвучно поплыл к противоположному углу окна. Внизу вновь заскрипели осколки, и арбалетчик спустил тетиву. Упругий звук вонзающегося в плоть металла и хриплый вскрик. Двенадцать.
Тут же из-за разрушенных зданий, из тьмы вынырнули четыре приземистые фигуры и резво бросились вперед, оглашая ночь свистящим дыханием.
– Твою мать! – выругался Брат. – Вычислили!
– Своего подставили. – Рус уперся ногой в стремя арбалета и, распрямив спину, ввел в зацеп замок.
А его напарник поднял руку с зажатой "бомбардой".
– Не спеши! Этих мы и так положим! – Рус бросил стрелу на направляющую и, почти не целясь, выстрелил.
Еще один метаморф словно наткнулся на стену и опрокинулся на спину, широко взмахнув руками и высоко подбросив ноги. До окна добежали трое, где их, спрятавшись в тень, поджидали сжимаемые мозолистыми руками глевия и гривеля – дальнобойное оружие было пока отложено.
Кто-то из бегущих, не останавливаясь, метнул в квадрат проема короткий дротик, но скрытый мраком Брат легко уклонился.
– С линии! – рявкнул Рус, чутьем воина осознавший следующий ход метаморфов.
Бойцы синхронно оказались под прикрытием стены по обе стороны от окна и вне светлого серого прямоугольника, что оставляла на ободранном от досок полу нахально заглядывающая внутрь луна. Действительно, только они ушли, как из развалин по три, с короткими интервалами, в обороняющихся устремились длинные стрелы. Траектория была, конечно, не очень удачная, наконечники больше царапали потолок и чиркали по стенам выше человеческого роста, но какая-нибудь шальная посланница могла и зацепить – слишком плотным был обстрел. Кэт так же безучастно сидела в углу и не реагировала на сыплющиеся и ломающиеся тонкие древки, похоже, она скептически относилась к случайностям.
Обстрел продолжался безостановочно, пока наступающие не добрались до здания и узловатые пальцы первого из них не вцепились в подоконник. Пружинистым рывком метаморф бросил тело вверх и вперед, в окно, но длинная глевия вынырнула сбоку и описала короткую дугу, разрезав горло мутанта в кровавом подобии второго рта. Однако цепкие ладони следующего тут же впились в древко, сковывая движения, а третий, массивный, но неожиданно ловкий, головой вперед кувыркнулся внутрь, уйдя из-под размашистой глиссады ледоруба. Рус втащил своего оппонента, и они застыли друг напротив друга, сжимая глевию в четыре руки и соревнуясь в силе. Брат развернулся к противнику и бешено начал вращать гривелями в ложных и настоящих выпадах. Схлестнувшийся с ним метаморф оказался удивительно хорош. Схватка могла бы затянуться, и даже неизвестно, кто вышел бы победителем – грузный мощный Брат или по-кошачьи грациозный мутант, если бы отстраненно сидящая позади Кэт не ткнула последнего под коленку. Нога предательски подломилась, и этого хватило, чтобы острые клювы беспрепятственно погрузились несколько раз в беззащитную плоть. Рус тем временем извернулся, вырвал оружие, крутанул его мельницей над головой, и последний из нападавших лишился сначала руки, а затем и головы. Не сговариваясь, воины выбросили мертвые тела наружу – дабы не мешали внутри и путались под ногами тех, кого принесет следующей волной. Сколько там осталось противников… кажется, восемь?
– Ну? – перевел дух Брат.
– Перекур. – Рус снова взялся взводить арбалет.
Передышки не получилось – в бледном ночном освещении раскинувшегося перед окном двора показались семеро, по два спереди и сзади, а в центре, поддерживаемое с обеих сторон дюжими мутантами, плелось жалкое создание. Тощее и немощное, на дрожащих тонких ногах и со свисающими руками-плетьми, оно выделялось даже среди безобразных спутников своей громадной, превышающей нормальную раз в пять, безвольно качающейся из стороны в сторону головой.
– Сейчас я этого лобастого. – Рус прижал к плечу арбалет.
– Погоди, – остановил его рассудительный Брат, даже не поднимая свое оружие.
И зря.
Неожиданно обоими овладела какая-то странная апатия и слабость. Музыкант, с трудом сопротивляясь неподъемному грузу ставшего вдруг тяжелым арбалета, дернулся, короткий болт уныло вжикнул и ушел вверх, в лицо анемичной Селене. Брат выгнулся, пытаясь вскинуть бомбарду, но руки не слушались, да и разум отказывал, погребенный под тяжелым прессом чужого отчаянного безразличия. Четверо из стоящих напротив неотвратимо двинулись вперед, а в окно уже лез, хромая, если можно так сказать, на раненую руку, неизвестно откуда появившийся Паук. Наверное, он все время находился поблизости, ожидая под стеной своего часа. Дождался, и вот он уже между бойцами и радостно скалится в обездвиженные лица, на которых сейчас живут лишь подернутые поволокой глаза. И узлами вздуваются вены на окаменевших руках…
Паук распрямился, насколько позволил искривленный позвоночник, и начал поигрывать кривым кинжалом, словно раздумывая, с кого начать. Тьма за спинами воинов вдруг отступила, проявляясь мертвенно-бледным, даже более безжизненным, чем лик луны, овалом, мраморным лицом с глазами цвета синей стали, цвета бури.
Умирая, Паук осознает, что представшее перед ним существо страшнее любого из ужасных порождений отравленного города. Но он этого никому уже не расскажет.
А Кэт – она не поддается странному воздействию – подошла к окну и, напряженно морща лоб, уперлась взглядом в большеголового… телепата? На мгновение воины ощутили прилив сил, давление отступило, возвращая членам свободу движений. И молниеносно взметнулась вверх кисть Большого Брата, сжимающая полированный приклад. Но мгновение, оно мгновение и есть. На полпути рука сорвалась и вновь опала гибкой плетью, лишь оглушительно рявкнуло двойным раскатом грозное оружие, в щепы разлетелся толстый подоконник и огненная вспышка осветила бескровные лица.
Позже, вспоминая этот кошмар, Рус продекламирует слова старинной баллады:
Город стреляет в ночь дробью огней,
Но ночь сильней – ее власть велика…
А сейчас Кэт бессильно прислонилась к стене и закусила губу, по виску ползет предательская капля пота. Время гордячки Селены… Еще слишком слаба…
Вновь обездвиженные бойцы могут лишь наблюдать, как вразвалочку приближаются четверо убийц, как бьется вдали в мелкой конвульсии большеголовый метаморф и как появляются на усеянном хламом дворе новые персонажи.
Один, высокий, ростом с Брата, плечистый, но настолько худощавый, что грязный свитер на нем кажется повешенным на вешалку, подволакивающий ногу, но вместе с тем изысканно хищный, безошибочно направляется к телепату. Сзади его прикрывает фигуристая девушка в обтягивающих кожаных бриджах и короткой матерчатой куртке. Пришелец играючи отражает атаку оставшихся с большеголовым пары телохранителей, причем один сразу падает мертвым, второй тоже падает, но его добивает движущаяся следом девушка. Телепат остался один и трясется, но не от страха – просто он не в состоянии самостоятельно удерживать свое тело. Женщина ойкает и оседает, но хромой так же уверенно продолжает свой путь.
– Кто ты? – звучит удивленный голос метаморфа, не тонкий и писклявый, как можно было ожидать, а густой и гулкий, что, с одной стороны, неудивительно при такой большой голове, а с другой – странно, ведь грудная клетка у него меньше черепной коробки.
Затем удивление сменяется пониманием и негодованием:
– Опомнись, измененный брат!
Но сабля в руках хромого взлетает и опускается – редкий трофей, голова диаметром в фут, падает в грязь.
Брата с Русом отпускает, начинает шевелиться и упавшая позади пришельца девушка, а четверка оставшихся метаморфов позорно спасается бегством. Их никто не преследует.
Воины в маленькой комнате предусмотрительно выжидают, неизвестно, чем еще обернется для них явление хромого с подругой, но Кэт безрассудно, легко спрыгивает с почти восьмифутовой высоты.
Хромой боец отбрасывает в сторону оружие, сжимает скрывающую черты лица широкополую шляпу, после чего становится видно, насколько оно обезображено шрамами, и медленно, словно остерегаясь провалиться на тонком льду или увязнуть в непроходимом болоте, движется навстречу девушке.
Они встречаются посреди двора, и лунный свет серебрит их силуэты, и вновь зарядивший дождь омывает их лица. Он – сильный, страшный и одновременно грустный. Рваный свитер висит на нем, обнажая жилистую шею и, в прорехах, внушительную мускулатуру, а высокие шнурованные ботинки, в которые заправлены потертые темные штаны, в комьях налипшей грязи. Она – на голову ниже, хрупкая и изящная, тоже в лохмотьях, печальная и чувственная. Они не отрывают глаз друг от друга, и она ведет алебастровым пальцем, повторяя извилистое русло пересекающего его лицо шрама, теребит коротко и неровно стриженные волосы. Что это – капли дождя бороздят шершавые щеки или скупые слезы ищут себе выход?
– Здравствуй, Убийца Драконов, – говорит она.
Глава 10
Что делать немощному, находящемуся среди гигантов? Игра мускулов – любимое времяпрепровождение наделенных силой. Разделение мира – ставка в подобных забавах. На грани, ибо мощь противостоящих такова, что, будучи неосторожно освобожденной, неминуемо погубит и самих обладателей. Как быть слабому в таком окружении, если он претендует даже не на часть, а на целое? Говорят, что песчинка способна, нарушив хрупкое равновесие, сдвинуть с места гибельную лавину. Столкнуть глупцов в беспощадном самоуничтожении, оставив осторожному пожинать плоды. Лукавство, потому что подобными методами не брезгуют пользоваться и Могущественные.
Посмотри, как играет солнце на дивных сочленениях эластичного тела. Высота – их стихия, и власть над ней безгранична. Удел червей – пресмыкаться в грязи, с безнадежной тоской взирая в бездонные небеса. Высь, лазурная синь, что много выше замаранной пелены туч, нависающей над проклятой реальностью. Безграничное пространство, пронизанное искрящимися лучами, и освежающая влага, роса воздуха, заставляющая свет распадаться дугой многоцветья. Словно иное бытие, существующее здесь и сейчас, но вне досягаемости всех существ мира. Тварям не дано узреть подобное, тварям, а не обитателям этого великолепия – драконам. Изящность стремительных форм лишь подчеркивают узкие острые крылья, неподвижные, способные лишь складываться и расправляться. Движения драконов безукоризненно рациональны, полет их красив и чарующ, как танец. Они резвятся, будто их небольшие крылья имеют опорой не разреженный эфир, а нечто более… более осязаемое. Знаешь, передвижение некоторых морских обитателей сравнивают с полетом? Парение же дракона более подобно гибкому скольжению по водной глади. Или им подвластна иная логика мироздания, позволяющая, в нарушение всяких законов, на нереальных скоростях менять направление, изгибая тело в немыслимых пируэтах, либо, срываясь с места, в мгновение ока исчезать крохотной точкой, оставляя за собой лишь белесый след? Небеса – среда обитания драконов, ибо никто, кажется, не видел их приземляющимися, вьющими гнезда, не заглядывал в мутные купола их глаз. А быть может, они вообще живут за пределами нашей сферы и, когда взмывают вертикально ввысь, стремятся туда, где лишь бестелесные духи способны носиться в пустоте? Быть может, там, в холодном безмолвии, их дом, копошащийся мириадами хризалид, грандиозный улей, в котором безраздельно властвует великая Мать…
Вот только если там все так прекрасно и ничто, никто уже не в состоянии оспорить их превосходство, какая, черт возьми, сила притягивает, тащит драконов вниз, к жалкой грешной земле?
За странной парой завороженно наблюдают все.
Мужественный Рус, воин-бард, поэт и менестрель, одинаково ловко управляющийся и с гитарой, и с длиннолезвийной пикой-глевией.
Чуть перешагнувший порог зрелости Большой Брат, воин-проповедник, миссионер и философ, несущий свою правду убедительным словом и парой ледорубов, формой отдаленно напоминающих распятия.
Молодая, но рано повзрослевшая Стерва, девушка-воин, обаятельная наемница, считающая своим оружием обольстительные формы и ядовитые жала стилетов.
Совсем еще мальчишка Ванко, ребенок-воин, паж и оруженосец, обученный Жизнью в свои двенадцать лет относиться к Смерти с цинизмом отъявленного убийцы.
Они встретились.
Ключник, настоящее имя которого никого не интересует, человек без возраста с глазами глубокого старца.
И Кэт, истинного имени которой никто не знает, ровесница новой эпохи с глазами… не поддающимися анализу глазами.
"Убийца Дракона" – сказала она, но разве можно убить дракона? Можно?
Древнее предание гласит, что убивший дракона сам становится драконом, чудовищем, пожираемым жаждой жертвоприношений. Нет, Ключник отмечен клеймом иного заклятья. Он сам пока не знает, насколько невыносимого. Сейчас он почти счастлив, как человек, освободившийся от тяжелого бремени.
Они стоят и смотрят друг другу в глаза, и это молчаливое созерцание способно затянуться.
– Кхм! – деликатно нарушает тишину тактичный Рус.
– Здравствуй, Убивающая Вопросы. – Ключник с трудом отводит взгляд.
Что ж, поражать вопросы ответами, пусть даже смысл которых скрыт плотной завесой иносказаний, великий дар… и проклятие.