Троянцы бились упорно, но их осталось очень мало, они были обречены. Храбрых воинов уже прижали к дверям, которые они столь мужественно защищали, и все больше и больше ахейцев присоединялись ко всеобщей потехе. Я побежал по коридору через комнаты, где победители рылись в ящиках с великолепными одеяниями, хватали драгоценности из выложенных золотом ларцов, рвали шелковые ткани со стен.
Скоро вспыхнет и это крыло дворца – слишком скоро.
Я увидел балкон, перепрыгнул через его ограду и, с трудом дотянувшись, уперся рукой в край окна в ровной стене храма. Перескочил… Раздвинув занавес из шнуров, унизанных бусинами, я заглянул в маленькое, едва освещенное святилище и увидел голые стены, давно истершиеся плитки пола, вдоль стен небольшие статуи-вотивы, на которых еще оставались венки из пожухлых цветов. Пахло благовониями и свечами… А возле двери – спиной ко мне, – в страхе стиснув ладони, стояла Елена.
Из-за двери до меня доносились звуки битвы. Легко ступая, я тихо направился к ней.
– Елена, – промолвил я.
Прикрыв рот рукой, она резко обернулась ко мне, напрягшись от ужаса. Узнав меня, Елена немного расслабилась.
– …посол, – прошептала она.
– Орион, – напомнил я.
Она стояла в смятении, облаченная в платье, расшитое золотом и драгоценностями; куда более прекрасная, чем положено смертной женщине. А потом подбежала ко мне, сделав три крошечных шажка, и прижалась златокудрой головкой к моей перепачканной кровью груди. От волос ее пахло благоуханными цветами.
– Не убивай меня, Орион! Умоляю! Ахейцы обезумели… Они жаждут моей крови, даже Менелай. Он снесет мне голову и принесет ее в жертву Аресу. Защити меня!
– Поэтому-то я и пришел, – сказал я.
И только услышав свой голос, я понял, что пришел сюда именно за тем, чтобы спасти ее. Я убил мужчину, который соблазнил эту женщину, и теперь должен вернуть ее законному мужу.
– Приам умер, – глухо проговорила она сквозь рыдания. – Сердце его разорвалось, когда он увидел ахейцев на западной стене.
– А царица? – спросил я.
– Вместе с женщинами царского происхождения она находится в главном храме по другую сторону этой двери. Стража поклялась защищать их до последнего и погибнуть, если Агамемнону и его чудовищам суждено прорваться сюда.
Я обнял ее за плечи и прислушался к шуму схватки… Она не затянулась надолго. Бой завершился, раздались вопли, полные злобной радости, и дверь загрохотала, сотрясаясь под ударами… Я услышал оглушительный треск, потом наступила тишина.
– Тебе лучше выйти туда, чтобы, вломившись, они не захватили тебя силой, – предложил я.
Елена отодвинулась от меня, пытаясь собраться с духом, и, приподняв свой точеный подбородок, как подобает царице, которой она надеялась стать, сказала:
– Хорошо, я готова предстать перед ними.
Я подошел к соседней двери, снял засов и выглянул в щелку. В храме находились Агамемнон, его брат Менелай и еще дюжина ахейцев. Вдоль стен выстроились покрытые золотом статуи выше человеческого роста. За мраморным алтарем башней возвышалась огромная статуя Афродиты, вызолоченная, раскрашенная, убранная цветами и драгоценностями, принесенными в жертву. Возле ее подножия горели сотни свечей, бросавших пляшущие отблески на золото и сверкавшие камни. Но ахейцы не обращали внимания на сокровища храма – они смотрели на богато украшенный алтарь и распростертую на нем старую женщину.
Мне не довелось увидеть Гекубу. Морщинистая старуха лежала на алтарном камне, сложив руки на груди и закрыв глаза. Царица была в золотом одеянии, руки ее украшали бирюза, янтарь, рубины и сердолики. Шею обвивало тяжелое золотое ожерелье, голову венчала сверкающая корона. Возле алтаря стояли семь женщин, разного возраста, с трепетом они взирали на пропотевших, запятнанных кровью ахейцев, разглядывавших мертвую царицу Трои.
Одна из тех, что постарше, негромко сказала Агамемнону:
– Царица приняла яд, когда умер царь. Она знала, что Троя не переживет сегодняшнего дня и мое пророчество наконец свершится.
– Это Кассандра, – шепнула мне Елена. – Старшая дочь Гекубы.
Агамемнон медленно отвернулся от трупа седовласой царицы. В маленьких глазках его горели гнев и разочарование.
Кассандра проговорила:
– Увы, могучий Агамемнон, ты не сможешь привезти царицу Трои в Микены на своем черном корабле, она никогда не станет твоей рабыней.
Мерзкая усмешка искривила губы Агамемнона:
– Мне хватит и тебя, царевна. Ты станешь моей рабыней вместо своей матери.
– Да, – согласилась Кассандра. – А потом мы с тобой умрем от руки твоей неверной жены.
– Троянская сука! – И резким ударом тыльной стороны ладони царь ахейцев сбил царевну на мраморный пол.
Чтобы предотвратить волну нового насилия, я широко распахнул двери убежища.
Ахейцы повернулись, руки их потянулись к мечам. Елена вступила в храм с царственной грацией, ее невероятно прекрасное лицо хранило абсолютно невозмутимое выражение. Словно ожило немыслимо чарующее изваяние.
Не говоря ни слова, Елена подошла к Кассандре и помогла ей встать. Из разбитой губы царевны струилась кровь.
Я встал возле алтаря, опустив левую руку на рукоять меча. Агамемнон и все ахейцы уже узнали меня. Лица их были суровы, руки обагрены кровью… Даже издали от них разило потом.
Менелай, на какой-то миг словно окаменевший, шагнул вперед и схватил жену за плечи.
– Елена! – Губы его дрогнули, должно быть, он хотел еще что-то сказать, но слова не шли с языка.
Она ответила ему пристальным и внимательным взглядом. Остальные ахейцы молча наблюдали за ними.
На лице Менелая отразились почти все человеческие эмоции. А Елена просто замерла в его руках, ожидая, как он решит ее судьбу – убьет или сохранит ей жизнь.
Молчание нарушил Агамемнон:
– Вот, брат, мы вернули ее, как я и обещал тебе! Теперь она снова принадлежит тебе… Можешь поступать с ней по своему усмотрению.
Менелай с трудом сглотнул и наконец обрел голос.
– Елена, ты – моя жена, – проговорил он, как мне показалось, больше для Агамемнона и прочих, чем для нее. – Ты неповинна в том, что произошло… Ведь Александр похитил тебя. Пленница не отвечает за то, что могло случиться с ней в неволе.
Я едва сдержал улыбку.
Менелай настолько хотел вернуть ее, что готов был забыть о происшедшем… Хотя бы на время.
Агамемнон радостно похлопал брата по плечу:
– Жаль только, что Александру не хватило мужества выйти против меня один на один. Я бы охотно насадил его на копье.
– А где он? – вдруг поинтересовался Менелай.
– Мертв, – ответил я. – Тело его валяется где-то у Скейских ворот.
Женщины тихо всхлипывали возле смертного одра царицы… Все, кроме Кассандры, в глазах которой бушевала нескрываемая ярость.
– Одиссей ищет по городу остальных царевичей и знать, – проговорил Агамемнон. – Живые пойдут в жертву богам – благородные будут жертвы. – Он расхохотался в восторге от собственного остроумия.
Я навсегда оставил догоравшую Трою, двигаясь в рядах победителей-ахейцев, следуя за Агамемноном, уводившим в свой лагерь семь троянских царевен, которых ждала участь рабынь, а Менелай выступал рядом с Еленой, вновь объявив ее своей женой. Сбоку, грозя копьями почерневшему небу, вышагивали знатные ахейцы. Вокруг раздавались стоны и рыдания, воздух наполнял запах крови и гари.
Я держался позади и заметил, что Елена ни разу не протянула руку Менелаю. Я вспомнил ее слова: "Участь жены ахейца, даже если ты царица, не намного лучше рабской".
Она так и не прикоснулась к мужу… Даже не взглянула на него после их встречи, которая произошла в храме Афродиты возле смертного ложа Гекубы.
Но Елена все время оглядывалась, стараясь убедиться в том, что я рядом.
21
Все в лагере ахейцев пустились в разгул. Пьянство продолжалось целый день и затянулось за полночь. Вокруг царил полнейший хаос… Никто и не пытался что-либо делать; воины бражничали, насиловали пленниц… Словом, праздновали победу. Пошатываясь, ахейцы бродили по лагерю в драгоценных шелках, награбленных в горящем городе. Женщины в испуге прятались.
Время от времени возникали драки. Ссорились из-за какого-нибудь кубка, кольца, а чаще всего из-за женщин. Проливалась и кровь: несколько ахейцев, полагавших, что пережили войну, встретили смерть в самый разгар триумфа.
– Завтра будет торжественное жертвоприношение, ахейцы вознесут хвалу богам, – сообщил Политос возле нашего вечернего очага. – Убьют множество пленников и животных, а дым костров, на которых сожгут их плоть, вознесется к небесам. После жертвоприношения Агамемнон разделит добычу.
Я взглянул сначала в его скорбное, продубленное непогодой лицо, потом посмотрел на затухавший пожар в городе, который еще рдел на фоне темного вечернего неба.
– Завтра ты станешь богатым, господин мой Орион, – проговорил старый сказитель. – Агамемнон обязан выделить Одиссею огромную долю добычи. А Одиссей будет щедр к тебе… Он обойдется с тобой благороднее, чем сделал бы это сам Агамемнон.
Я устало покачал головой:
– Мне все безразлично, Политос, такие радости не для меня.
Он улыбнулся, словно бы желая сказать: ну что ж, подождем, что ты скажешь, когда Одиссей вывалит перед тобой груду золота и бронзы, железные треножники и котлы. Тогда ты будешь думать иначе.
Я встал и отправился искать Лукку и моих воинов-хеттов среди разгулявшихся ахейцев. Долго блуждать мне не пришлось. Они сидели возле костра, завалив все вокруг своей добычей: прекрасными одеялами, обувью, дивными луками из кости; друг к другу жались две дюжины пленниц, смотревших круглыми испуганными глазами на своих новых господ.
Лукка встал от костра, заметив меня в непроглядной тьме.
– И все это вы взяли в городе? – поинтересовался я.
– Да, господин. Обычай велит, чтобы ты забрал себе половину, а мы разделили остальное. Ты хочешь сделать это немедленно?
Я покачал головой:
– Нет, разделите все между собой.
Лукка озадаченно нахмурился:
– Все?
– Да. Хорошо, что вы держитесь вместе. Завтра Агамемнон будет делить добычу, и ахейцы могут потребовать долю и от вас.
– Но мы уже отложили царскую долю, – проговорил он. – Речь идет о твоей собственной…
– Возьми ее себе, Лукка. Мне ничего не нужно.
– Даже женщины-пленницы?
Я улыбнулся:
– На моей родине женщины не бывают рабынями. Они приходят к мужчине по своей воле… Или же не приходят.
И впервые после нашего знакомства крепыш хетт удивился. Я расхохотался и пожелал ему спокойной ночи.
Устроившись на ночлег в своем шатре, я подумал, что вопли и крики в лагере не дадут мне заснуть. Но глаза мои закрылись, едва я распростерся на ложе, и я погрузился в сон.
И вновь оказался в золотой пустоте, в мире творцов. Я вглядывался в струившееся отовсюду сияние и различал в нем неясные силуэты и контуры, отдаленно похожие на башни и дома далекого города, залитого ослепительным блеском невероятно яркого солнца.
Я не искал творцов. Должно быть, Золотой Аполлон пожелал видеть меня.
– Нет, Орион, он не призывал тебя. Это сделал я.
Ярдах в двадцати от меня медленно обретали плоть контуры человеческой фигуры. Передо мной возник один из творцов – темноволосый, с аккуратно подстриженной бородой; тот, которого я считал Зевсом. Вместо золоченых одеяний на нем был простой комбинезон, застегнутый наглухо. Небесного цвета ткань странным образом переливалась, пока Зевс приближался ко мне.
– Радуйся, что призвал тебя я, а не наш Аполлон, – проговорил он со странной смесью любопытства и серьезной озабоченности в голосе. – Он в гневе и винит тебя в падении Трои.
– Ну и хорошо, – проговорил я.
Зевс качнул головой:
– Наоборот, Орион. В ярости он может окончательно погубить тебя. И я хочу защитить тебя от него.
– Почему?
Он поднял бровь:
– Орион, тебе подобает поблагодарить богов за милость, оказанную тебе.
Я слегка наклонил голову:
– Благодарю тебя, каково бы ни было твое настоящее имя…
– Можешь звать меня Зевсом, – позволил он. – Какое-то время.
– Благодарю тебя, Зевс.
Он широко улыбнулся:
– Столь пылкой благодарности богу мне еще не доводилось слышать.
Я пожал плечами.
– Тем не менее ты действительно разрушил планы Аполлона… Но ненадолго.
– Едва ли я смог бы сделать это самостоятельно – без помощи других творцов, – признал я. – Ведь кое-кто из вас не одобрял его планов.
Зевс вздохнул:
– Увы, в наших рядах нет единства…
– А та, которую здесь зовут Герой, в самом деле твоя жена? – поинтересовался я.
Он удивился:
– Жена? Конечно нет. Она не жена и не сестра. Подобных отношений среди нас нет.
– Никаких жен?
– И сестер, – добавил он. – Но сейчас речь о другом. Как нам теперь продолжить свой труд, когда Аполлон в гневе? Он взбешен. А ведь среди нас не может быть настоящего раскола: это приведет к катастрофе.
– И чем же вы заняты? – спросил я.
– Едва ли ты способен понять это, – сказал Зевс, строго взглянув на меня. – Подобными способностями ты не наделен от рождения.
– Попробуй объяснить, быть может, я способен учиться…
Он покачал головой, на этот раз энергичней.
– Орион, ты не способен представить себе истинный облик вселенной. Когда ты освободил Аримана и позволил ему разорвать прежний континуум, ты не мог даже заподозрить, что из высвободившейся энергии сам собой образуется новый континуум, не так ли?
Слова его затронули какую-то струну в моей памяти.
– Да, это я освободил Аримана, – медленно проговорил я. – Но сначала выследил его – еще до ледникового периода.
– До или после, разница не велика, – нетерпеливо сказал Зевс. – И народ Аримана теперь мирно живет в своем собственном континууме, благополучно выпав из потока, который мы пытаемся защитить. Но ты…
– А Золотой бог – действительно создал меня?
Зевс кивнул:
– И все человечество. Первоначально вас было пять сотен.
Слабые призраки воспоминаний затрепетали в моем мозгу, размытые и нечеткие, почти неузнаваемые.
– Нас послали, чтобы погубить народ Аримана и приготовить Землю для вашего прихода.
Он нетерпеливо отмахнулся:
– Теперь это уже не имеет значения. Все случилось давным-давно. – Зевс не хотел вспоминать об истреблении целого народа, осуществленном нашими руками по воле творцов. Он не сожалел о содеянном, просто не хотел, чтобы ему напоминали об этом.
– Мы должны были погибнуть. Но все-таки кое-кто из нас уцелел, мы породили на Земле людей.
– Так, – согласился Зевс.
– Мы развивались целую вечность, чтобы наконец породить… – Теперь я вспомнил. – Чтобы наконец породить в будущем вас, совершенных людей, настолько превосходящих нас… что людям вы кажетесь богами.
– А мы во главе с Аполлоном создали тебя, – продолжил Зевс. – Потом послали назад во времени, чтобы ты сделал Землю пригодной для нас.
– То есть убил тех, кто населял ее, – расу Аримана.
– Теперь они в безопасности, – сказал он не без раздражения. – Благодаря твоим стараниям.
– Значит, теперь Ариман столь же могуществен, как и ты?
– Можно сказать так.
Теперь я почти все понял.
– Но какое отношение ко всему этому имеет Троя? – спросил я.
Зевс тонко улыбнулся – свысока, словно гордость не позволяла ему, наделенному высшим знанием, снизойти до меня, однако ответил:
– Орион, когда мы воздействуем на континуум, возникают побочные эффекты. Их следует либо тщательно контролировать… либо не допускать развития, пока последствия не улягутся сами собой. Аполлон пытается управлять событиями, вносить изменения в континуум, – когда они позволяют изменить ситуацию в нашу пользу. Есть среди нас и такие, кто полагает, что такая методика ошибочна… Что каждое вносимое нами изменение будет создавать все новые и новые побочные эффекты, мешая нам сохранять континуум.
Я догадался:
– Получается, он послал меня в Трою, чтобы я помог троянцам победить.
– Да. Большинством голосов мы решили, что война должна закончиться естественным образом – без нашего вмешательства. Но против нашей воли Аполлон послал тебя в это место континуума. Я полагаю, что в соответствии с его замыслами ты должен был перебить вождей ахейцев в их лагере.
Я едва не расхохотался. Впрочем, смутное воспоминание заставило меня осечься.
– Он говорил что-то об опасностях, грозящих Земле извне… Ты сам упоминал о множестве вселенных.
Зевс попытался скрыть удивление… страх, который в нем вызвали мои слова. Лицо его сделалось почти непроницаемым, – но недостаточно быстро, чтобы я ничего не заметил.
– Итак, где-то вовне существуют другие вселенные? – проговорил я.
– На это мы не рассчитывали, – признался он. – Наш континуум взаимодействует с остальными. И когда мы вносим изменения в собственное пространство-время, они влияют и на другие вселенные. В свой черед, то, что они делают у себя, воздействует на нашу вселенную.
– Что это значит?
Он глубоко вздохнул:
– Значит, нам приходится бороться не только за целостность этого континуума, но и защищать его от пришельцев извне, желающих воспользоваться им в своих собственных целях.
– А при чем тут я?
– Ты? – Зевс взглянул на меня с откровенным удивлением, словно какая-нибудь вещь – меч, компьютер или звездный корабль – принялась интересоваться его намерениями. – Ты – наше орудие, Орион; мы собираемся использовать тебя там, где это необходимо. Но ты своенравное орудие; ты презрел повеление Аполлона, и теперь он хочет тебя погубить.
– Он убил женщину, которую я любил. Она была одной из вас… Греки называют ее Афиной.
– Орион, не обвиняй его в этом.
– Нет, он виноват.
Зевс покачал головой:
– Жаль, что в своих бедах ты обвиняешь богов, считаешь нас причиной твоих несчастий. Учти, ты страдаешь из-за собственных поступков… В наши планы это не входило.
– Но ведь ты защищаешь меня от гнева Аполлона.
– Потому что ты, Орион, еще можешь послужить нам. Расточительство – уничтожать орудие, которое может еще пригодиться.
Я ощущал, как во мне закипает гнев. Холодное сухое пренебрежение и безразличие якобы расположенного ко мне творца начинали раздражать меня… Быть может, я злился лишь оттого, что понимал: Зевс действительно высшее существо, куда более могущественное, чем суждено быть мне самому.
– Тогда передай Золотому богу, – проговорил я, – что я учусь. Память возвращается ко мне. И настанет время, когда я узнаю все, что знает он сам. И все, что умеет он, смогу сделать и я. И тогда я уничтожу его.
Зевс снисходительно улыбнулся, как отец улыбается капризному ребенку:
– Гораздо раньше он уничтожит тебя, Орион. А пока считай, что живешь взаймы.