Грохот пистолетных выстрелов слился в непрерывный рёв. Олаф опустошал обойму "беретты" в морду чудовища.
Голова твари исчезла в кровавом облаке, тело отбросило наружу, и оно исчезло под колесами автомобиля.
Норвежец посмотрел на напарника и, нагнувшись, перехватил руль. Владимир сидел на сиденье, смертельно бледный, кровь из разорванного когтями лба, заливала глаза.
Олаф не успел.
Автомобиль повело и, съехав на обочину, он тяжело грохнулся в глубокий кювет. Глухо рыкнув, двигатель заглох.
Что-то бормоча по-норвежски, Олаф выскочил из машины, и бросился к водительской двери.
Распахнув, вытащил Владимира на траву.
Забормотал, теперь на русском:
– Володя, сейчас. Терпите.
– Да терплю я, – поморщился напарник, – только не вижу ни черта.
Дышал он тяжело, и бледнел с каждой минутой.
– И больно, честно говоря, до чертиков.
– Сейчас. Аптечку достану.
– К черту аптечку. Докладывайте Вяземскому, что мы их потеряли.
В этот момент рядом с ними затормозил автомобиль.
Ночь превратила шоссе в потоки оранжевого огня, текущих, словно лава, пробивающая себе путь по склону вулкана.
Татьяна, откинувшись на спинку кресла, закусила губу, и молилась только о том, чтобы не запаниковать. Она старалась отгонять от себя мысли о том, что вытворяет на дороге. Сейчас имела значение только скорость.
Ее пассажиры напряженно молчали, следя за тем, как остаются позади одна машина за другой, а их темно-синий рычащий монстр взрезает ночную тьму.
– Вон там, впереди, – показал Ян на группу огней, – мне кажется, это та самая колонна.
Таня молча кивнула, готовясь к очередному обгону, и в этот момент все изменилось.
Впереди появился светлый прямоугольник – кто-то открыл дверь фургона, и из него выпрыгнул человек.
Затем Таня сосредоточилась только на том, чтобы выжить в том хаосе, что воцарился на дороге.
Какофония сигналов слилась в один надсадный истерический вопль. Слева с грохотом столкнулись два автомобиля, один из них закрутило и понесло поперек дороги. Протаранив ехавший через два ряда внедорожник, он остановился, и из-под капота вырвались язычки пламени.
Не снижая скорости, Таня вывернула руль вправо, и чуть ли не поперек шоссе выехала на широкую обочину. Выровнявшись, она рванула вперед, стараясь нагнать ушедшую колонну.
Ян и профессор сохраняли молчание. Неведомым ей самой образом, она чувствовала оттенки этого молчания – мальчишески-восхищенное у Игоря Львовича и ободряющее Яна.
– Смотри, это Олаф! – крикнул Ян, но она и сама уже увидела торчащий из канавы задний бампер автомобиля.
Затормозив, Татьяна выпрыгнула из машины, но Ян ее опередил. Он уже спускался к пострадавшим.
Взглянув на белое лицо Владимира, спросил:
– Состояние?
– Раны поверхностные, – ответил за товарища Олаф, – но крови потерял много и двигаться не может.
– Я смогу, – поморщился Владимир, – помогите перетянуть только эти чертовы царапины.
– Время потеряем, – коротко бросил Ян, и обернулся к Татьяне и Малинину, спешившим к ним:
– Профессор, вам придется остаться с раненым! Сможете ему помочь? – показал он на раненого.
Профессор молча отобрал у Олафа аптечку. Открыл, одобрительно хмыкнул, и склонившись над раненым, коротко бросил: – Дайте нож, если есть.
Олаф достал раскладной нож.
Профессор принялся сноровисто срезать с Владимира клочья одежды. Не поворачиваясь, бросил, – Езжайте, – и снова полностью сосредоточился на пострадавшем.
Вяземский кивнул Олафу, и тот зашагал к искореженной машине.
Открыв багажник, нажал на незаметный рычаг, поднял замаскированную крышку.
Таня тихо ойкнула, когда он достал из багажника два коротких автомата, подсумки с запасными магазинами, и несколько гранат.
Они с Вяземским распределили между собой оружие, после чего двинулись к автомобилю.
Татьяна поспешно заняла свое место за рулем.
Ян, как и прежде, сел на переднее сиденье, Олаф сзади, и "Москвич" снова устремился в погоню.
Татьяна перестала бояться. Высадив Малинина, она оставила с ним там, на шоссе, еще одну часть своей жизни и себя прежней.
Ее захлестнул чистый восторг схватки. Мир вокруг стал простым и ясным. Ей доверили свою жизнь человек, которого она любит и его друг. Значит, она не может его подвести.
Там, впереди – мерзавцы, которые хотели убить Яна, профессора Малинина, Володю, оставшегося лежать в кювете с располосованной грудью и изодранным лицом, которые уже убили Костю Нифонтова и Славу Загорулько, и неизвестно скольких еще людей.
Их надо остановить.
Все просто.
Новый мир ей нравился.
Как только они свернули с шоссе, скорость пришлось сбросить.
Ян накрыл ладонь Татьяны своей, попросил:
– Не спеши. Нам совсем не нужно, чтобы они заметили хвост.
Теперь они почти крались по дороге. "Москвич" колыхался на многочисленных рытвинах и выбоинах асфальта, и Таня прикладывала большие усилия просто для того, чтобы удержать тяжелую машину на проезжей части.
Миновав спящий придорожный поселок, они выехали на совершенно пустую дорогу, поднимающуюся на холм. На вершине холма виднелись очертания деревьев. Темные, не подсвеченные ни фарами, автомобилей, ни отсветом какого-нибудь жилья.
– Они здорово нас опережают, – констатировал Олаф.
– Это точно, – подтвердил Ян, и спросил – А что вы обязательно сделали бы на их месте?
– Заслон бы я оставил, – буркнул норвежец.
– Вот именно. И регулярно с ним связывался. А потому, действовать надо быстро.
– Согласен, так что мы тянем? – норвежец накручивал на ствол "беретты" черный цилиндр глушителя.
Закрыв глаза, Ян откинулся на сиденье. Пальцы правой руки поглаживали фигурку сокола, прикрепленную к браслету. Таня с тревогой увидела, как бледнеет Вяземский, черты его лица заостряются, в них проступает что-то дикое, хищное. Вздохнув, он открыл глаза, и Таня закусила губу, чтобы не закричать – серые глаза Яна превратились в глаза птицы.
Неподвижно глядя перед собой, он по-птичьи дернул головой.
– На холме никого. Кладбище начинается внизу, у его подножья. Справа от дороги строения. Видимо, мастерская и склады. Автомобили проехали дальше по дороге и свернули на центральную аллею кладбища. Но далеко не проехали. Дальше там настоящий лес.
Он помолчал. Досадливо поморщился, – Плохо видно. А, вот. Они выгружают что-то. Тела, мне кажется. Шевелятся. Люди, живые, но им, похоже, что-то вкололи. Ага, а вот и охрана. Олаф, двое слева от аллеи, двое справа. Вооружены автоматами. Разгрузка продолжается. Черт, не могу больше.
Снова закрыв глаза, он сильно потер руками веки. Открыв, поморгал.
Глаза снова приобрели нормальный вид.
Взглянув на Таню, Ян улыбнулся и развел руками, будто извиняясь: – Вот, такие дела. Одна из сторон моей работы.
Та неуверенно улыбнулась в ответ:
– Я сейчас не буду спрашивать, как ты это делаешь, но потом ты мне все подробно объяснишь.
Ян кивнул, и, обернувшись к Олафу, заговорил:
– План таков. Мы подъезжаем к вершине холма, оставляем автомобиль под деревьями, и тихо спускаемся вниз. Мы с вами, Олаф, снимаем охрану, после чего вы с Таней остаетесь в арьергарде и прикрывает меня.
– А вы, значит, с шашкой наголо мчитесь, и врезаетесь в орды врагов? – саркастически молвил норвежец.
– Примерно так, – мило улыбнулся Ян. – На самом деле там не так много людей. Я увидел полковника Суханова, Лесто, двух индейцев, один, судя по виду, колдун, некоего благообразного господина славянской наружности, шестерых, по всей видимости, охранников колдуна, и десяток почти неподвижных тел. Как я понимаю, жертв. Мне кажется, жертвы чем-то опоены и их поведут, а не понесут. А, да. Еще четвер вооруженных парней вокруг полковника Суханова. Видимо, его гвардия.
– Ян, вы просто не справитесь один.
– Справлюсь, – с уверенностью сказал Вяземский, – так что, отставить споры. Пора. Мне кажется, сейчас они будут пробивать ход в Приграничье, чтобы провести ритуал. Не зря же они остановились у старой часовни. А значит, их внимание будет рассеиваться. У меня две гранаты, что поможет быстро уравнять численность.
Таня тихонько нажала на педаль газа, и автомобиль пополз на холм. Фары она выключила, как только проехали поселок, и сейчас напрягала зрение, чтобы разглядеть дорогу. Свернув, остановила автомобиль под старой березой и заглушила двигатель.
Все вышли.
Ян и Олаф, двигаясь, словно призраки, распределили между собой оружие, после чего Вяземский подошел к Тане и протянул ей автомат.
Шепотом объяснил:
– Смотри, вот предохранитель, вот курок. Вот в этом положении автомат на предохранителе, сдвигаешь вниз – стрельба одиночными. Следующее положение – очередями. Первой огонь не открываешь, только если будет прямая угроза твоей жизни, или я скомандую.
– Мы с Олафом идем вперед, ты держишься радом с ним. Возле мастерской остаешься, ждешь нас. Мы снимаем заслон, после чего Олаф возвращается к тебе и вы остаетесь обеспечивать тылы. Все ясно?
Кивнув, Таня взяла оружие.
– А теперь приготовься. Поначалу будет немного неприятно, может затошнить, начнет кружиться голова. Тогда задержи дыхание, и медленно выдыхай, пока не почувствуешь, что воздуха не осталось. И только после этого медленно, очень медленно вдыхаешь носом.
Татьяна не успела спросить, к чему именно готовиться. Ян положил одну ладонь ей на затылок, второй сжал фигурку волка на Танином браслете, и зашептал. В словах незнакомого языка слышалось рычание дикого зверя и шелест леса, посвист холодного зимнего ветра и шорох опавшей листвы.
Закончив шептать, он резко разжал кулак, и Таню ударило изнутри. Она оказалась внутри рушащегося дома, под обвалом, в центре урагана! На нее валились пласты звуков, запахов, образов, мир смещался, кружился вокруг, орал и взрывался красками.
– Выдох! Выдох! – тряс ее Ян, и она послушно кивнула. От этого движения ее замутило еще сильнее, и она поспешно выдохнула.
Казалось, воздух в легких никогда не закончится. Наконец, она задержала дыхание и, когда в глазах заплясали разноцветные точки от недостатка кислорода, опасливо втянула воздух.
Запахи остывающего мотора, машинного масла. Сильный запах свежей травы. Резкие запахи сильных мужских тел. Один – нестерпимо волнующий, манящий. Это Ян. А вот Олаф пахнет как-то странно. В его запах вплетается нотка мокрой шерсти крупного зверя, от которой волоски на шее встают дыбом и хочется оскалиться и зарычать.
– Теперь ты немного волк, – шепнул на ухо Ян. – Пойдем. Двигаешься бесшумно.
Они скользили между деревьев, и Таня постепенно училась обращаться с новыми возможностями своего слуха.
Вот проехала по далекому шоссе машина, а вот пробежал под ногами какой-то маленький зверек. Кажется, мышь. Треснула в лесу ветка, и Таня насторожилась. Но, нет. Это не человек идет, просто порывом ветра обломило высохший сучок.
Лишь спустя несколько минут она поняла, что не слышит шагов Яна и Олафа. Таня осмотрелась, но не увидела их.
Внезапно норвежец возник рядом с ней, заставив вздрогнуть. Он показал рукой в просвет между деревьями, и склонился к уху:
– Вон крыльцо мастерской. Прячетесь рядом с ним, следите за дорогой и прилегающей территорией. В первую очередь ориентируйтесь по слуху и запаху, глаза могут подвести. Например, вам могут показать фантом.
Она молча кивнула, внимательно слушая.
– Мы снимаем часовых, потом я возвращаюсь к вам. Все, инструктаж окончен.
В какой момент массивный норвежец растворился в окружающей темноте, она так и не поняла. Просто отступил на шаг, и пропал.
Короткими перебежками, стараясь, чтобы ни одна травинка не шевельнулась под ногой, она пробралась к крыльцу закрытой на ночь мастерской. Вспомнив наставление Олафа, потянула носом ночной воздух, и поморщилась.
Неприятный запах давно не мытого тела, мочи, бетонной пыли и застоявшейся воды. Запахи железа, машинного масла, сухого дерева. Внутри…, она прислушалась. Внутри, судя по всему, никого. Отступив в тень от козырька, она присела на одно колено, и поудобнее перехватила автомат. Как там объяснял Ян? Вот этот плоский рычажок вниз – одиночные. Вот так – очередь. Переведя оружие на стрельбу одиночными, она направила его в сторону дороги, и застыла, стараясь даже не дышать.
Потянулись минуты ожидания.
Суханов лично отбирал людей для участия в операции. Полковник до сих пор морщился, вспоминая, что пришлось расширить круг посвященных. Но иного выхода не было. Участвовать в несанкционированной, абсолютно противозаконной операции могли только сообщники. Те, кто повязан кровью, деньгами и личной преданностью.
Как всякий умный человек, полковник ценил преданность не меньше, чем круговую поруку кровью, а потому в бойцах, оставленных в заслоне, увереннее сомневался.
Хорошо подготовленные, прекрасно оснащенные боевики гарантированно продержались бы даже против превосходящих сил противника не менее семи минут, давая возможность остальной группе закончить ритуал, либо уйти. Поэтому, сейчас все внимание полковника сосредоточилось на выгрузке "овощей", как он назвал людей, предназначенных для принесения в жертву, и жреце Чернобога.
Старик вел себя излишне нервно, и это Суханову категорически не нравилось.
Подойдя, полковник тронул его за плечо, и спросил:
– Что-то не так? Вы что-то неважно выглядите.
– Нет-нет! Все в порядке – взвинчено ответил тот, – Просто, какое-то странное чувство. Ощущение, что за нами наблюдают. Но я не могу понять, кто и как. Понимаете, никаких…. Признаков. Просто ощущение.
Полковник немедленно нажал кнопку переговорного устройства:
– Пост-один, пост-два, обстановка?
В ответ он услышал в динамике вставленного в ухо приемника условленный сигнал – три щелчка, пауза, еще два.
Похлопав жреца по плечу, успокоил:
– Все в порядке. Рядом никого. Лучше не тяните, открывайте проход.
Кивнув, старик поднялся по ступеням заброшенной часовни. В дверях обернулся, указал на одного из одурманенных людей, – Вот этого, ведите его сюда.
Полковник кивнул свои "гвардейцам", и двое из них подхватив несчастного под руки, стремительно подняли по ступеням.
– Затаскивайте его внутрь и ставьте на колени в центре часовни, – приказал жрец Чернобога.
Вся его нервозность и неуверенность пропали, в жестах и голосе появилась властность, каждое движение стало точным и выверенным.
Жертву поставили на колени, придерживая за вытянутые в стороны руки. Голова человека бессильно моталась, все время падая на грудь, из уголка рта тянулась нитка вязкой слюны.
Встав перед одурманенной жертвой, жрец протянул руку и, вошедший вслед за своими людьми Суханов вложил в нее длинный кривой нож.
Жрец Чернобога заговорил, закрыв глаза. Голос его то взлетал до пронзительного визга, то раскатывался низким рыком. Слова наползали друг на друга, образуя дурманящий водоворот, полковник почувствовал, как вязкий ком скакнул к горлу, темные стены поплыли, рык жреца вибрацией отдался в животе.
Схватив жертву за волосы, жрец полоснул ее по горлу, на доски пола хлынул черный в темноте, остро пахнущий железом, кровавый поток. Обмакнув лезвие в кровь, жрец стремительно чертил на стене неизвестные полковнику, вспыхивающие синим светом, и тут же гаснущие знаки.
Закончив, старик отступил в сторону, и приказал: – Бросьте мертвеца в его кровь.
С трудом сдерживавшие дрожь страха бойцы с облегчением отпустили руки, и тело бессильно рухнуло в центр черного пятна. Казалось, оно погружается в трясину. Вот, затянуло в кровавую лужу голову, плечи… С противным хлюпаньем тело исчезло, кровь тут же впиталась в доски пола.
– Жертва принята, – благоговейно прошептал жрец Чернобога, – Дверь должна открыться.
В тот же момент стена, на которой он чертил знаки, вспыхнула синим светом, и пропала. На ее месте открылся проход.
Суханов увидел каменные стены пещеры, достаточно широкой для того, чтобы по ней рядом шли два человека. В нескольких шагах, пещерный коридор сворачивал, из-за поворота лился все тот же синеватый свет.
– Быстрее, быстрее, – поторопил его жрец, – проход не вечен!
– Готово! Заводите! – высунувшись из двери, скомандовал Суханов, и его бойцы, вместе с безмолвными, внушающими страх индейцами Ицкоатля поднялись в часовню, ведя с собой предназначенных в жертву людей.
Бойцы Спецотдела, оставленные Сухановым для прикрытия, считались непревзойденными спецами в деле маскировки. Потому, собственно, и получили задание обеспечивать безопасность предприятия, прикрывая основной отряд со стороны дороги.
Они так и не поняли, откуда пришла смерть. Только что никого не было, приборы ночного видения показывали успокаивающую черно-зеленую картинку, не подавали признаков жизни и датчики движения, оставленные в местах наиболее вероятного прохода, и вот – темнота сгустилась, послышался сухой кашель пистолетов с глушителем, и тела, конвульсивно дернувшись, застыли на земле.
Приложив два пальца к шеям убитых, Вяземский проверил пульс. Убедившись, что оба противника мертвы, бесшумно двинулся в ту сторону, где скрылся Олаф.
Встретились они на полпути.
Ян молча ткнул пальцем в сторону видневшейся в просвете между деревьями крыши мастерской. Норвежец кивнул и, они разошлись.
Олаф бесшумно возник перед Татьяной, однако, теперь она почувствовала его приближение, и уже не вздрогнула. Хотя, все равно, заметила в последний момент, и только благодаря неожиданно обретенному сверхъестественному обонянию.
Она уловила изменение запаха поблизости, сместила в ту сторону, откуда потянуло мокрой шерстью, ствол автомата, и в ту же секунду норвежец оказался рядом.
Присев рядом, сказал, не глядя на девушку:
– Сейчас я предложу вам вещь, за которую Ян Александрович, если мы живы останемся, оторвет мне голову. И будет прав.
Ответом ему было напряженное молчание. Вздохнув, он продолжил:
– Он не справится там один. Я должен идти с ним. Но оставить вас тут одну, я тоже не могу. Скорее всего, полковник, который оставил посты наблюдения, уже ждет от них условного сигнала. Не получив его, он вызовет группу поддержки, которая ожидает где-нибудь в районе шоссе. Одна вы их не задержите, вас убьют через несколько секунд.
– Значит, идем вместе, – прошептала пересохшими губами Таня.
Олаф одобрительно хмыкнул.
– Обещаю, если выживем, буду вас учить всему, что сам знаю. А еще напою пивом.
– Вот это я обязательно запомню, – прошипела она, и мотнула головой, – Ведите… наставник.
Олаф был совершенно прав.
Стоя у входа в скальный коридор, полковник Суханов пропустил всю процессию и, тронув за плечо, задержал одного из своих бойцов.
Приложив палец к губам, приказал молчать, затем придвинул поближе к губам тонкую черную дужку переговорного устройства:
– Пост-один, пост два, доложите.
Нахмурившись, подождал пару секунд:
– Пост-один, пост-два, вас не слышу.