"Остаться целым – это было бы очень кстати, – подумал Белов. – Да и успех под ноги отнюдь не помешал бы. Обычно такая вещь, как успех, под ногами в грязи не валяется. А если и счастье к тому же – помимо успеха. Чего же еще? Большего и желать не приходится! И для этого нужен рубль – всего-то! Рубль – это настолько мало, что даже если десять, двадцать тысяч рублей сорвет с него в комплекте с этим седым волосом цыганка – да это просто пустяки, думать нечего. Но вот беда – где взять этот самый рубль?"
Белов напрягся, вспоминая. Самые мелкие купюры – на билет – лежали у него не в бумажнике, а просто в кармане, вповалку, что называется. Самая мелкая купюра была рублей пятьдесят, вроде бы. Там же еще немного долларов. Тут самая мелкая – десять баксов.
Покопавшись в кармане, как гоголевский Плюшкин – то есть пытаясь на ощупь определить достоинство бумажки, не вынимая ее из кармана – Белов наконец-то вытащил одну под мертвящее сияние криптоновых вокзальных фонарей.
Взглянув на нее, мысленно плюнул: пятьдесят баксов.
– Не бойся. Давай! Не возьму, не дрожи. Покажу только, как волос завернуть. Чтоб счастье было у тебя. Смотри!
Полтинник неуловимо и плавно переплыл в пальцы цыганки и был тут же сложен в четыре раза, превратившись в зеленый конвертик-комок.
Белов протянул руку, чтоб взять его.
– Нет! Нет! – оттолкнула его руку цыганка. – Выкупить надо тебе волос свой. Дай, что не жалко. Рубль хотя бы дай мне. Не бойся. Вот, я держу твой завернутый волос. Выкупить нужно его. Даром нельзя. Будет несчастье тебе.
Белов снова полез в карман. Предыдущая неудача научила его. Пытаясь достать купюру помельче, он достал крупную. Теперь он решил сделать наоборот: постараться найти крупную, чтобы извлечь на самом деле мелкую. На этот раз удалось: пытаясь обмануть самого себя, он самого себя и обманул. Бенджамин Франклин! Тьфу, мать! Сто долларов!
Выкупить пятьдесят баксов за сто означало подарить цыганке пятьдесят долларов. Многовато, конечно. Но это же не просто выкуп, а плата за счастье, удачу, успех. Жизнь выше денег. Любовь не измеряется ни баксами, ни рублями...
Он протянул цыганке сто долларов.
Цыганка сто баксов взяла, но пятидесятидолларовый конвертик с волосом не отдала.
– Смотри вот на меня, хороший господин. Ты денег не жалеешь, это правильно! – завела она очередной этап своей шарманки.
– Отдай мой волос немедленно! – очнулся вдруг Белов и встряхнул головой, словно пытаясь сбросить с себя наваждение.
– Не спеши! – цыганка тут же смяла сто баксов вместе с полтинником, сжала в кулаке, отступила на пару шагов, явно намыливаясь отвалить на крыло в сторону своих многочисленных товарок, кучковавшихся возле выхода на платформы и наблюдавших за происходящим издалека.
– Ну-ка, отдай! – Белов схватил ее за руку, сжал.
– Убивают! – взвизгнула цыганка. – Руку сломаешь! Не смей! Отпусти! За увечье квартиру продашь – не расплатишься!
Товарки тут же устремились ей на выручку.
"Плохо дело!" – только и успел подумать Белов, как вдруг слева от него мелькнула черная молния и разразилась хриплым лаем... Огромная собака непонятной породы рвалась с поводка. Седой кряжистый мужчина еле удерживал пса.
– Убери собаку!
– Деньги брось, брось деньги: спущу – разорвет! – свирепо выдал мужик и тут же ослабил поводок. Собачья пасть почти коснулась лица цыганки. – Бросай или спускаю!
– Ай, сволочь! На!! – Цыганка швырнула деньги под ноги Белова.
– Что ты связался, дурак? С кем ты связался? – мужик, подхватив деньги в полете, протянул их Белову: – Держи! Это ж цыгане! Это ж не люди! Стрелять, поголовно! К стенке всех! Резаком, весь рожок, в три ствола – по коленям, животу и по мордам! В брызги! Без комментариев! К херам собачьим!
"Фашист, – подумал Белов, расправляя баксы. – Фашист, а как вовремя!"
– Спасибо.
– Это ему спасибо скажи! – мужик кивнул на пса. – Без него мы – ноль! Он цыган, бомжей у меня... На тварь двуногую натаскан. Зверь! Золото! Четверых черных загрыз, – он потрепал пса за холку. – Умница!
– Несчастье тебе! – крикнула цыганка из клубка своих сородичей, боясь отделяться от них. – Казенный дом, тюрьма тебе будет. Гад сраный!
– Только стрелять, – резюмировал спаситель, гладя собаку по голове. – Голова, корпус, ноги.
* * *
Во все кассы стояли значительные очереди – человек по десять-пятнадцать.
Поезд на Воркуту отходил через сорок восемь минут.
– Товарищи, вы меня не пропустите без очереди? У меня уже сейчас посадку объявят: опаздываю!
– Да все опаздывают!
– Вон, встань в конец, как все!
– Он думает, мы здесь для удовольствия стоим.
– Просто нахал, вот и все!
Белов быстрым шагом двинулся вдоль касс, примериваясь – где людей поменьше.
Конечно, наименьшая очередь тоже ничего не гарантировала по сути: народа, может быть, мало как раз из-за того, что кассирша работает медленно, в темпе утопленницы. Люди это сразу замечают и становятся туда, где хоть и больше народа, но дело идет быстрее.
Он вдруг заметил окошко, за которым сидела кассирша, но народа перед которым не было ни души.
– Один купейный. Или СВ. Любой. Можно плацкартный. До Инты. На Воркутинский. На сегодня. На сейчас.
Кассирша внимательно и с интересом выслушала его тираду целиком, довольно хмыкнула и наклонилась чуть вперед – к окошку, к лицу Белова. Наклонившись, она слегка постучала длинным лакированным ногтем по стеклу, отделявшему ее от Белова, и спросила:
– Читать умеешь? Почитай!
На стекле перед самым лицом Белова висела бумажка с каракулями. Он с напряжением сумел их разобрать.
Там было нашкрябаны два слова: "Техническая пауза".
* * *
В воинских кассах кассирша сидела без дела, слушала музыку, покачивая в такт неимоверной прической: с ушей свисала пара черных проводков, соединявшихся на ее бюсте в один, сбегающий вниз и где-то там, под столом, оканчивавшийся, наверно, штекером, воткнутым в соответствующее гнездо ее скрытой от постороннего взгляда "мыльницы".
– Девушка, милая! Я не военный, но военнообязанный, я сержант! Сержант запаса! Мне б до Инты, а? Битте! Ну, пожалуйста!
Кассирша, не снимая наушников, мимически показала ему: "Погоны-то где?"
– Да я в гражданском, не видите разве – я в отпуске! Все так же безучастно, отдаваясь волнам музыки, кассирша сделала руками жест, показывая: "Документ?"
– Да черт вас взял бы, формалистов! – вскипел Белов и стукнул кулаком слегка, в досаде, около окошка.
Милиционер, дежуривший в зале, мгновенно обратил свое внимание на нарушителя спокойствия.
А девушка-кассирша только покачала головой – насмешливо и озорно: в такт музыке.
* * *
У этого окошка надпись гласила: ветераны, инвалиды, кавалеры трех степеней, лауреаты, депутаты, герои соцтруда, президенты, резиденты и все такие прочие – без очереди.
Но и к этому окошку очередь была не меньше, чем везде.
"Надо дать кому-нибудь взятку", – подумал Белов и оглянулся в поисках деловых.
Явных жучков, как на грех, в поле зрения не было.
Один только мент торчал посреди зала, уперевшись в Белова сосредоточенным взглядом слившихся воедино у переносицы глаз – как Полифем, циклоп – на Одиссея.
Белов отчего-то интерпретировал этот взгляд как предлагающий услуги. Конечно, мент же должен знать бандитов, спекулянтов, проституток: он с них кормится.
– Простите, – подошел Белов к фараону. – Вы мне не скажете, кто здесь обилечивает? За бабки, разумеется?
– Билеты в кассах продают кассиры, – ответил мент, чеканя каждое слово.
Подумав чуть, Белов решил, что мент обкуренный или торчит с колес: алкоголем от него не пахло.
– Спасибо! – поблагодарил он милиционера за полученную справку и направился к началу очереди в окошко депутатов-ветеранов-героев.
Время до поезда оставалось в обрез, и Белов решил действовать круто, уже не миндальничая с толпой.
Перегородив рукой подход к окошку кассы и отсекая тем самым уже получающего билет от всех остальных в очереди, Белов спросил первого:
– Так. Вы депутат?
– Я?! – слегка опешил тот.
– Вы!
– Да! – сообразил наконец первый. – Я депутат.
– Документ предъявите! – потребовал Белов, беря на слабо.
– Нет, я не депутат.
– Герой? Тогда, пожалуйста, удостоверенье.
– Не понял...
– Что вы не поняли? Ксиву предъявите.
– А по какому, собственно, праву вы можете требовать?
– А по такому, что я-то с документом, ясно вам? Ну вот. Тогда вы и подвиньтесь.
Встряв, таким образом, к самому окну, Белов тут же сунул кассирше сразу две корки: "Союз художников РФ" и "Заслуженный художник".
Кассирша их взяла – брезгливо, двумя пальцами и, осмотрев, вернула, с презрением продавив сквозь зубы:
– Это все не то.
– Нет, это то! – Белов решил идти ва-банк. "Ч-черт! – мелькнуло в голове. – Я ж бабки-то забыл вложить вовнутрь".
Теперь это делать было уже поздно: несколько парь глаз впивались в то же окошко из-за его правого плеча. Оставалось одно: врать внаглую, напропалую.
– Вне очереди мне полагается – смотри приказ по МПС от девятнадцатого сентября – достаньте-ка и посмотрите, если вы читать умеете.
– Ах, очень надо мне читать! – кассирша усмехнулась. – Такие страсти, да прямо на ночь! Я лучше вас послушаю. Художник... – добавила она весьма насмешливо. – Что надо-то, болезный?
– Один билет мне надо – всего-то. В СВ или купейный. На воркутинский. До Инты.
– Когда вы едете?
– Сегодня. Сейчас прямо еду.
Она защелкала по клавишам компьютера.
– Нет. Нету ничего. Не поедете.
– Плацкартный? Общий?
– Ничего!
– А на сегодня – пассажирский? В Лобытнанги?
– Нет, тоже нет.
Тут очередь, все осознав, заволновалась.
– Влез – сам не знает, что в хочет!
– Гоните этого "героя" с рюкзаком!
Стоявший за Беловым, им отодвинутый "не депутат" и "не герой" вдруг оттеснил его рывком от кассы и добрым голосом сказал:
– Тебе б до Вологды доехать, а там и до Инты можно. Пересел на Ленинградский, например. Еще быстрей, чем на прямом. Тот ведь экспресс.
– Действительно! – Белов сделал движение назад, к окошку, но "не герой", закрыв ему рукой подход, добавил с явной издевкой в голосе:
– Ну, нет уж, чурики сгорели! Одна попытка на лицо. Я тоже композитор – он махнул в воздухе книжкой. – Теперь давай в конец, встань в очередь, как все!
* * *
Зайдя через служебный ход к администратору билетных касс, Калачев предъявил свое удостоверение.
– Я вас слушаю, – кивнула женщина-администратор.
– Меня интересуют люди, точнее фамилии людей, купивших двадцать четвертого августа билеты на Москву на пятьдесят девятый поезд в Буе.
– В Буе? Это сложно, – вздохнула женщина.
– Я понимаю вас, – пожал плечами Калачев.
– Вы понимаете! – эхом откликнулась администраторша. – Тут надо Буй запрашивать.
– Я вам сочувствую, – кивнул Иван Петрович.
– У меня в компьютере есть информация только по Москве.
– А у меня и вовсе компьютера нет, – признался Калачев. – Все время самому приходится все делать. Даже думать, верите?
– Присядьте, – предложила она, поняв, что от этого посетителя можно отвязаться только одним-единственным способом – сделать то, что он просит.
Иван Петрович, собираясь присесть согласно приглашению, оглянулся в поисках стула, но, не найдя оного, аккуратно присел на край стола кзастенчиво констатировал:
– Присел...
– Я сначала только отобью всю текучку, а потом будем выходить с вами на Буй.
Несколько минут спустя администраторша повернулась к Калачеву и указала на оживший и зазвеневший вдруг в бешеном темпе принтер:
– Из Буя распечатка для вас, боюсь, пришла.
– Спасибо.
– Вы подождите-ка благодарить, вы сразу начинайте сматывать ее, а то здесь сейчас будет тесно.
– Простите?
– Ну, много бумаги. Не повернуться, все завалит. Не понимаете, что ли? Вон он как разошелся! Хватайте быстрей!
– Не понимаю? Что хватать?
– Ловите быстрей ее, говорю, свою распечатку, и комкайте, комкайте! Тоже мне, угрозыск!
Принтер в бешеном режиме изрыгал, печатая, погонные метры рулонной бумаги, заполняя все пространство вокруг себя.
– Они прислали информацию обо всех проданных билетах, на все направления, на все поезда, в августе месяце на всех-всех станциях Буйского участка Северной железной дороги.
– Но мне-то нужен один поезд из Буя, и то за двадцать четвертое только!
– Ох, вы какой шустрый! Вот сразу видно – не железнодорожник! Мы иначе не умеем. Здесь не Америка, не Япония. Сминайте, сминайте быстрее ее – враз завалит!
Калачев бросился в борьбу с распечаткой.
– А вы... вы... Предупреждать же надо.
– И так понятно. Вы же просили? Ну вот, получайте!
– Да, программисты, видно, в Буе буевые, – предположил Калачев.
– Там их вообще нет. Это мы систему ставили, Москва. На всю Россию сразу, повсеместно. Вот! Да не топчите, отрывайте поперек – как раз вон лезет, что просили: двадцать четвертое, пятьдесят девятый. Ох, прет, как немец в сорок первом! Ну, и нагнали пурги-то вы мне здесь! Где-где? Под ногой у вас уж давно. Сами же топчете! Вот он, кусок ваш. Держите! Остальное я сама потом в угол домну.
– Спасибо! – Калачев взял оторванный клок распечатки и углубился в ее изучение.
* * *
– Красавица! Послушайте! – В окно администраторши билетных касс постучал Белов, доведенный уже до белого каления путешествием по окошкам суточных касс Ярославского вокзала. – Мне срочно! Девушка! Царица! Помогите! Хелп ми!
– Что вам?
– Один! Всего один! До Вологды! Любое место, поезд – хоть под лавкой! Но на ближайший! Срочно! – Белов просунул в окошко администраторши свое удостоверение "заслуженного" с двадцатью баксами внутри. – Смерть как надо быстро!
* * *
Калачев наконец-то нашел. Вот они: Тренихин и Белов: вагон девятый, СВ, места седьмое и восьмое, точно!
Он поднял глаза и вдруг увидел сквозь стекло лицо Белова – просящее, издерганное, взвинченное, капли пота на лбу.
Калачев быстро сложил обрывок распечатки и, сунув ее в карман, быстро покинул отсек администратора – так же, как и попал в него: через служебный ход.
Ему надо было мгновенно найти кого-нибудь – муниципалов или патрулей – кого угодно, кто бы проверил и взял в разработку пытающегося уехать Белова. Еще одна распечатка с его "редкостной" фамилией – совсем уж тут не документ, фуфло. В суде адвокат так умоет этой распечаткой – утрешься.
* * *
– Вагон номер три, купейный, место пятнадцатое, нижнее, до Вологды, отправление через двадцать минут, уже объявлена посадка на шестом пути – администраторша протянула билет Белову и улыбнулась ласково: – Счастливого пути, и не волнуйтесь вы так!
– Спасибо вам, спасибо!
– Да не за что: за полчаса всегда мы бронь снимаем. Поезда сейчас ведь, бывает, целиком бронируются. Идут пустые, воздух возят...
Белов не удержался, чтобы еще раз не рассыпать комплименты: ведь кашу маслом не испортишь.
– Без вас бы мне ни за что не повезло бы!
* * *
Направлявшийся быстрым шагом к выходу на перроны, Белов был возле самых дверей остановлен тем самым ментом-циклопом со слившимися у переносицы буркалами.
– Ваши документы попрошу!
– Простите...Только быстро. – Белов сунул милиционеру паспорт. – Я ведь опаздываю уж почти.
– Не опоздаете, – милиционер раскрыл без спешки паспорт. – Белов, так... Николай Сергеевич?
– Так точно! Я и есть.
– А вы, случайно, не художник?
– Я? Художник, да! – обрадовался Белов: во-первых, знает рядовой милиционер – так, значит, знаменит, а во-вторых, сейчас отпустит без дальнейшей волокиты, с улыбкой, под козырек и – свободен!
– Ху-дож-ник... – то ли с сомнением, то ли с иронией протянул мент.
– Пожалуйста! – Белов предъявил милиционеру членскую ксиву Союза художников.
– Все правильно, – кивнул милиционер. – Пожалуйте сюда!
– Куда?!
– Сюда! Тут все вам объяснят.
Белов слегка метнулся, порываясь на пробежку, но...
Милиционер ел его двуединым глазом – не мигающим, желтым с вертикальной прорезью зрачка. Глаза змеи, и взгляд змеиный.
В дверях же, выводящих на перрон, маячили пятнистые зеленые фигуры с черными дубинами.
Идти на рывок было глупостью.
Да и с чего, собственно?
Сейчас разберутся – побыстрей бы – и бегом. Еще пятнадцать минут до отправления.
Его вывели на воздух и повели, к счастью, как раз в сторону нужного поезда, ко второму пути.
К дежурному отделению милиции Ярославского вокзала.
* * *
В дежурке к нему тут же подошел кто-то в штатском, шляпе, опущенной на лицо, протянул руку:
– Билет ваш, пожалуйста!
– Вот билет! – Белов достал и предъявил билет. – Издевательство просто какое-то! Пожалуйста, все, что желаете – документы, паспорт, билет! Я еду в Вологду, а не в Монако! Чего вам надо, понять не могу!
– Ваш билет нужен нам, – ответил Калачев, поднимая лицо и сдвигая слегка назад шляпу. – И не просто билет, а вот при понятых, при свидетелях, – повернувшись, Калачев указал на стоящих тут же приглашенных, видимо, с перрона свидетелей.
– Вы... вы... – начал узнавать Белов. – Мы с вами где-то виделись.
– Ха-ха, – промолвил сухо Иван Петрович. – Вы, думаю, не портретист... а?
– Я пейзажист. Немного скульптор, график...
– Вот то-то и оно! Мы сегодня с вами виделись. Утром. В прокуратуре.
– Точно! Вы Калачев Иван Петрович из угрозыска!
– Ну! Именно! – С улыбкой кивнул Иван Петрович и, обращаясь к милиционеру, приказал: – Свидетелей оформишь – все, как полагается. А вы, – он посмотрел на двух пятнистых с дубинами: – Художника ко мне в машину. – Он снова глянул на Белова: – Просто анекдот!