Я никогда бы не подумал, что в черной, покрытой льдом оболочке Подольских могут жить какие-то чувства. Я ошибался. Старик был встревожен, переживал, и без того тонкие губы превратились и вовсе тонкую белую нить, а глаза, влажные как у теленка, поблескивали нездорово и жутко.
- Я вам могу пообещать очень много, Зимин. - Старик стоя, ссутулив плечи и зажимая пальцем кнопку вызова, и не обращая внимания на мои возражения, продолжал говорить. - Я понимаю, что у нас есть некоторые разногласия…
- … Некоторые?! Да я…
- И я готов признать, что ошибался в вас…
- … гляди те ка, на Вы перешел. Ну просто благодать какая-то.
- Сбирский, черт возьми, выслушайте меня! - Боль, неподдельная, звериная, какую не сыграть на сцене, не описать в романе, больно ударила по моим барабанным перепонкам, и я в удивлении замолчал. Я верил, что старик может испытывать чувства, вроде ненависти, жадности или злости, однако тут кольнуло чем-то совершенно иного рода.
- Ладно, - выдавил я нехотя, - отзовите своего башибузука, и мы по говорим.
Близилась степная ночь, а это я вам скажу, то еще развлечение. Дневная температура в жаркий день могла в этих широтах с легкостью достигнуть сорокоградусной отметки, а ночная уверенно уходила в минус. Я иногда диву давался, как в этом суровом климате может вообще что-то существовать.
Я стоял на трапе ястреба, укутавшись в походный плащ и сжимая в руке свою старую добрую трость с железным набалдашником. Вторая же рука мирно покоилась на спрятанном под плащом ТТ.
- Вы один? - Подольских нервно обернулся, и меня поразила случившаяся с ним метаморфоза. Несколько часов назад он выглядел довольным жизнью дельцом, четко знающим что он хочет от этой жизни. Теперь же он был похож на заблудившегося школьника.
- Как видите? - Я пожал плечами. - Что у вас такого срочного.
- Срочность есть, и вы же сами, Сибрский, эту срочность организовали. Давайте с самого начала. Силами Суздальского вы с задачей не справитесь. Отбросим даже тот невероятный случай, если ваш чертов брелок будет в целости и сохранности пылиться на полке в отстреленном отсеке, в королевстве. Слишком много всего поставлено на карту.
- К чему вы ведете Подольских?
- Услуга за услугу. Вы выполняете мое условие, я в свою очередь становлюсь к вашему предприятию лояльней некуда и бросаю на него все свои ресурсы, как-то связи, деньги и запасы горючего.
- Идите-ка вы, - не сдержался я. - Но понимать то надо, что если мы не сможет воплотить нашу идею в жизнь, то сдохнут все!
- Не спешите, Сбирский. - Нехотя отмахнулся старик. - Ваше стихийное бедствие на деле пока что не более чем слух, а документальные доказательства настолько невнятны, что даже самый закоренелый пессимист не стал бы их воспринимать всерьез.
- А как же данные с Ястреба? Как же вымерший город вокруг? - Не выдержал я. - Как же те же кочевники? Уже неделю сенсоры челнока не видят крупных передвижений! Неужели дикари бросили затею содрать с вас кожу и повесив носы удалились в свою пыль?
- Ну ладно, - поморщился миллиардер. - В чем-то вы все же правы…
- В чем-то? В чем-то? - От данного заявления я чуть было не задохнулся. Что-то внутри сдавило мои легкие и горло. - Вы рехнулись Подольских? - Через силу поскрипел я. Деньги совсем глаза застили? Что вам, черт возьми нужно?
Подольских помедли, и снова боязливо оглянулся.
- У меня есть две дочери, Анна и Вероника Подольских. Этих имен вы не найдете не в одних документах, не в одной хронике. Только разве что в метриках, которые хранятся на земле под большим секретом. В любых официальных хрониках они выступают под другими именами. Обе они на Марлане.
- Что за секретность такая? - Непритворно удивился я.
- Я богат Сбирский, а дочери мои своевольны. Анне сейчас тридцать, Веронике двадцать пять, и они ненавидят меня за мой образ мысли и стиль жизни. Однако на них охотятся. Каждый божий день, до момента отправки их сюда, я покрывался холодным потом от каждого звонка. Марию даже похитили один раз, но сработала моя служба безопасности и все обошлось.
- Почему бы вам не снабдить их личной охраной?
- Сначала я так и делал. - Подолских тяжело привалился к бронированному боку Ястреба. - Но это работало до определенного момента. Когда Аня и Вера были маленькими, они нисколько не возражали против компании гардов, а те большую часть времени скорее нянчили девочек, чем охраняли. Но годы шли. Менялся мир, девочки подрастали и их вкусы, предпочтения и взгляды начали меняться. Чем старше они становились, тем меньше я мог на них влиять. Отцом я был отвратительным. Их мать, моя добрая Анастасия, умерла, едва родив Веронику. Как позже оказалось, и так плачевное состояние, которое она от меня скрывало, усугубилось кесаревым и наркозом. Сгорела она быстро, как свечка, оставив мне на попечения двух маленьких детей, и я не сделал ничего лучшего, как нанять сотни нянек, заменяя покупной заботой отцовскую любовь. Я много работал, зачастую появляясь дома только чтобы упасть на кровать и забывшись в тревожном сне, встать в пять утра и вылететь куда-то в Гонконг или Лиссабон. Иногда я не бывал дома месяцами, а когда хватился, понял, что я не знаю своих детей. Они же, что самое страшное, не воспринимали меня как родителя. Бизнес погубил все дорогое мне. Я стал для них чужим человеком. Когда я опомнился, было уже поздно. Аня собиралась в Оксфорд, Вероника увлеклась рок-музыкой, и они разлетелись по миру. Неприятности не заставили себя долго ждать. Новая попытка похищения, на этот раз удачная. Спасли Аню только английские полицейские, узнавшие каким-то чудом, где находиться русская девочка.
Старик замолчал, собираясь с мыслями и наполняя легкие холодным степным воздухом.
- Я понял, что не способен их сохранить на Земле. Меня даже не деньги волновали. За жизнь любой из них я мог отдать похитителям требуемую сумму, но по статистике, похищенные, как правило не доживали до момента выкупа. Вот что для меня было страшно. Я и так потерял свою жену, а теперь мог лишиться и единственного о ней воспоминания, живых копий покойной, со вздорным характером и полным ко мне пренебрежением.
- И вы решили отправить их на Марлан? - Подтолкнул я Подольских к развязке. История его разнесчастной миллиардерской жизни, и оборзевших от папашиных денег и связей девиц, меня в тот момент мало интересовала.
- Ну не то чтобы решил. - В голосе старика мне почудилось какое-то смущение. - Я их нанял. Иначе бы они никогда не согласились. Тут они в относительной безопасности, за ними наблюдают верные наемники, а верны они ровно на тот вес золота, который я им плачу из собственного кармана.
- На Марлане? - Удивлению моему не было предела. - Вы рехнулись Подольских? На Марлане и безопасно?
- Я отлично знаю, что говорю. - Спокойно ответил мой собеседник. - Наш мир, земной, в своей тонкой оболочке цивилизованности, лоске приличия и прочей космополитной чуши есть опасный ядовитый гад, в то время как эта планета, что-то вроде медведя. Змея жалит подло, из-под коряги. Медведь же атакует только в случае нужды, и ест ровно столько, сколько сможет.
- Не нарывайся и выживешь?
- Верно.
- Но что вы от меня хотите.
- Вы лицо нейтрально, Сбирский. Если бы хотели, давно бы уже устроили какую-нибудь каверзу в мою сторону.
- Давайте расставим все точки над "i". - Не выдержал я.
- Давайте. - На удивление легко согласился Подосьских. - Вы меня ненавидите, и я это знаю.
- Вы подставили меня. - Сухо выбросил. - Из-за вас я попал в темницу и чуть было не лишился жизни.
- Вы не понимаете, о чем говорите…
- Отлично понимаю. Моя жизнь мне, видите ли, дорога. Она у меня в единственном экземпляре.
- Да бросьте вы. - Нервно отмахнулся мой бывший наниматель. - Ничего бы вашей жизни драгоценной не было. Я не душегуб. - В конце концов вас должны были помиловать на эшафоте, непосредственно перед казнью и с почетом изгнать с Марлана. На земле бы вам выплатили комиссионные, которые вам причитались, и отпустили бы на все четыре стороны.
Надо отметить что Подосьских я не поверил, однако одно то, каким уверенным тоном он это сказал, вызвало у меня непроизвольный приступ уважения. Надо же, как врет хорошо.
Но вместо этого признания, я поинтересовался.
- От меня то вы что хотите?
- Мне нужно эвакуировать их с Марлана, или хотя бы доставить на борт Ястреба. Другой броне я тут не доверяю.
- А почему вы это сами не можете сделать? Они же ваши подчиненные. Просто прикажите прибыть им по таким-то координатам. Что сложного?
- Да в том то вся и сложность. - На лице старика отразилось разочарование, однако относилось ли это к моей непонятливости, или к его семейным отношениям, я так и не понял. - Это только на бумаге девочки работаю в компании, а на деле они получили тут полную свободу. Если они узнают, что я хочу эвакуировать их, то откажутся наотрез, какие бы разумные и правильные доводы я не привел. На Аню еще можно повлиять, однако она шагу не сделает без Веры, а та, весьма сложная натура.
- Мы может заехать по пути.
- Не будет такой возможности. По последним данным они в Северных пределах королевства, а то вовсе за кордоном. Если мы отправимся за ними, то сорвем все сроки и шансы на успех предприятия будут ничтожно малы.
- Послушайте, подольских, я вас не понимаю. - Настала моя очередь удивляться. - Я же не могу бросить экспедицию, и отправиться на поиски ваших девочек. Вполне возможен вариант присутствия номинального командира корабля, без которого отсек просто не откроется.
- Я допускал и такую возможность. - Честно признался мой собеседник. - Однако у вас есть друзья на планете, которые готовы выступить от вашего имени. У вас слава человека, со мною враждующего, а новости по королевству распространяются быстро. Если я пришлю своего человека, землянина, то девочки мигом его расшифруют. Если же возьметесь вы, или скажем, ваш приятель Зимин, то все получиться.
- Зимин сейчас в королевстве. - Отрезал я. - И у меня нет возможности с ним связаться. Не исключено что он просто не успеет выступить.
- Ничего страшного. - Усмехнулся Подольских. - Можно послать к нему гонца. Одного, двух, да сколько угодно. Они разыщут Зимина и передут ему записку с инструкциями от вашего, Дмитрий, лица. В ней вы дадите четкие инструкции для своего посыльного, и табу в виде упоминания о моей персоне. С запиской мы передадим рацию, по которой Зимин доложит об успехе операции. В случае провала я самоустраняюсь и будь что будет.
Как и предсказывал десятник, сплошная стена дождя заканчивалась ровно на границе приграничья и степей и попав на твердую пыльную землю, отряд двинулся существенно быстрей.
Первым своих бойцов вел усатый ветеран, и бравые гвардейцы барона Яроша, посверкивая расчехленными пиками, двигались вперед на манер парового катка по капустным грядкам. Кожаный доспех с вшитыми железными бляхами, кольчуга под ним и остроносый шлем, сверкающей башней, устремляющейся в небеса. Зрелище, надо сказать, было изумительное. Посреди всего этого великолепия тянулось три подводы. Одна из них была выделена под провиант и оружие, вторая везла походный скарб, а на третьей, среди тюков с запасной одеждой, удобно расположился Барсук.
По прибытии в команду отнеслись к нему весьма скептически, однако уже через пару дней микробиологи показал, насколько удобно и практично иметь походного лекаря, так или иначе, разбирающегося в медицине. Прибыл ученый не с пустыми руками. Сразу после того как его обогрели и почистили, он сбегал в ближайший лесок и привел оттуда лошадь, по бокам которой свисала пара набитых доверху тюков. Пожитков у выпивохи отказалось мало, а вот лекарств, реактивов, химикатов и оборудования осталось из прошлой ученой жизни предостаточно.
Однако вернемся к полезности дока в походе. Случай представился почти сразу. На стоянке в пустоши, в трех километрах от границы королевства, молодого десятника Арти укусил бурундук. Точнее Слава опознал в сером зверьке с полосками бурундука. Местные же выдали такое непроизносимое название, что Зимин мужественно пропустил его мимо ушей.
Рану Арти обработал самостоятельно, и даже помазал каким-то зельем из коробочки, забинтовав больное место куском чистой тряпицы, однако поутру товарищи обнаружили его, мечущемся в бреду, и не узнающим никого из окружающих его людей. В то время, когда ученый колдовал над беспомощным пациентов, Зимин слонялся рядом и обдумывал шутку про то что Барсук мол лечит от укуса бурундука.
- Готов. - Отряхивая руки новоиспечённый доктор быстро убирал разложенные на чистой тряпице инструменты в саквояж. - Сепсис. Банальщина, однако если не приступить к немедленному лечению, будет плохо.
- Что вы ему вкололи? - Осторожно поинтересовался Слава, наблюдая как в бездонных недрах саквояжа последовательно исчезают порошки, микстуры и шприц варварского вида.
- Фудизан-натрия. Не панацея, однако более или менее парня подлатаю. Тут бы пару сеансов плазмофереза, но тут я бессилен.
"Лучше бы и не спрашивал", промелькнуло у Зимина в голове, и чтобы не потерять авторитет в глазах бойцов Грецки он важно кивал и изображал на лице полное понимание процесса лечения. Но как бы дико это не звучало, десятник на удивление быстро пошел на поправку. Температура пациента, оказавшаяся не высокой, а низкой, нормализовалось к вечеру, бред прекратился чуть пораньше, да и остальные симптомы начали спадать на нет, так что ко второму дню, бледный и изученный Арти уже сидел в подводе, рядом с доком и отхлебывал куриный супчик из котелка, запивая выданные Барсуком таблетки. Арти поправлялся, его подчиненные носили командиру гостинцы, в виде поджаренных ящериц и степных сусликов, а авторитет микробиолога поднялся на недосягаемую высоту, и все благодаря его поверхностным знаниям медицины и аптечке.
Шел третий день путешествия по пустоши и Зимин, ожидавший что как только сапог гвардейца ступит на землю кочевником, небо почернеет от миллиарда выпущенных в унисон стрел, подустал от статичного пейзажа. Он даже пристрастился в какой-то момент к Чагуну, но быстро поняв, что чертова смола притупляет внимание, отказался от вредной привычки. Основной же потребитель снадобья, Азир, усатый десятник, которого обошла стороной опасность, быть укушенным свирепым зверьком, казалось бы, не поддавался ее наркотическим свойствам. Вместо этого он был внимателен, усидчив и вообще показал солидные задатки крупного стратега. После злоключения Арти, он приказал перед установкой лагеря каждый раз выжигать траву на несколько сотен метров в поперечнике. Давно не видавшая влаги растительность вспыхивала мгновенно, и готова была спалить все в округе, если бы, опять же по команде усача, вырытый круговой канал, останавливающий бушующее пламя.
Азир строго следил за выставленными постами и мог подняться в волчий час и лично заняться обходом постов. Горе тому, кто умудрялся прикорнуть, прислонившись к чахлому деревцу. Десятник был скор на расправу и разгильдяйства в своем подразделении не терпел.
Совершенно иным был молодой Арти, поставленный бароном во главе десятка относительно недавно, но уже успевший заслужить уважение. В отличие от Азира, Арти был прямолинеен и строг, однако не натягивал визжи и если боец нес службу хорошо, то и нареканий со стороны командира не получал. Был он и новатором, постоянно мастеря то новую конструкцию упряжи, то колчан со специальной двойной перевязью, однако строевая служба и живой характер Грецки, не позволяли ему закончить начатое.
Такая вот подобралась странная команда и поставленный во главе ее Зимин решительно не понимал, как ему действовать. Выходя из Белогорья рейдер был переполнен уверенность и под правое дело готов был горы своротить, однако, чем больше километров оставлял за спиной отряд, тем больше бытовых проблем возникало в ходе марши, и они, эти самые проблемы, а точнее их разрешение, ложилось на Славины плечи. Полковой провиант, ночлег, выбор места для стоянки, разговор с королевскими стражниками, зачастую начинавшимся на повышенных тонах. Да мало ли что еще. Азир и Арти, видя, что у руководства выходит с трудом, часть обязанностей охотно возложили на собственные плечи, но и оставшихся было предостаточно.
Вот и сегодня вечером Слава, усевшись на расстеленный плащ, с сомнением изучал карту местности. Озорной южный ветерок то и дело пытался схватить пергамент, и чтобы не потерять его, Зимин придавил драгоценную карту камнями. До черной дороги оставался, само большое день пути, однако если идти туда напрямую, отряд рисковал встретиться с бандой Урук-Хана, местного кочевого королька, с жутким нравом и повадками лошадиного барышника. В отличае от хрестоматийных дикарей Урук-Хан имел хорошее образование, активно торговал с Землей, и ежедневно воевал со своими степными собратьями за обладание влиянием над торговой тропой. Казалось бы, с таким человеком можно было договориться, однако не все было так просто, как казалось на первый взгляд. Урук-Хан был работорговцем, и любой, не полезный ему человек, попадая в плен неизменно продавался за пределы королевства, морским торговцам, которые увозили невольников куда то за горизонт. В Королевстве работорговля не приветствовалась, но и не пресекалась, но Урук степной работорговец, буквально наладил конвейер из живого товара. Тем собственно и жил. И именно сейчас, по агентурным сведениям, его шайка ошивалась в полудне езды от черного пути.
Можно было обогнут мерзавца, потеряв сутки, однако это тоже не гарантировало полную безопасность. С другой стороны, в сторону пограничья, наблюдался марш безымянного степного племени. Столб пыли стоял такой, что видно было даже от стоянки. Кочевники, неорганизованной толпой, перегоняя скот и везя на телегах детей, спешно покидали привычные пустоши, стремясь скрыться от марева в пределах королевства. Попасть под раздачу Урку-Хана было неприятно и последствия моги быть весьма печальны, однако и встреча с его нецивилизованными родственниками, пирожков с котятами не сулила. Вот и надо было решить, как бы так половчее подставить голову, чтобы и не всю снесли, и думать, чем оставалось. Можно было конечно сделать еще больший крюк, обойдя эти две напасти и попробовать зайти с западной части пустоши, но увеличивающееся расстояние на марше растягивало и то время, которое будет затрачено на спасательную экспедицию.
Зябко кутаясь в походный плащ, Слава отчаянно скрипел мозгами, пытаясь понять, что делать дальше и какой бы план действий он бы не придумывал, выходило прескверно. Если уж и терять людей, что в честном бою, а что-то подсказывало что с аборигенами никой схватки не будет.
Ветер тихо завывал где-то в кустах, поленья в костре потрескивали и кажется Барсук, напевая под нос чудную песенку, заделавшись кашеваром, ворочал в котле дежурное варево, аромат которого разносился на сотни метров вокруг. Спать в эту ночь не хотелось, есть почему-то тоже, и отодвинув в сторону карту Слава откинулся на спину, уставившись в ночное небо. Звезды, крупные брильянты, хищно посверкивали острыми гранями, с любопытством наблюдая за копошащимися внизу крохотными людьми. Где-то слышался звук точила, монотонной унылой песней ложащегося на острие клинка. Кто-то чинил доспех и отчаянно пахло смолой, горячей сыромятной кожей и степными травами. Где-то рычал двигатель внедорожника…