Правящая княгиня-теща, невысокая, сухонькая, полуседая и морщинистая, много если на два местных года меня моложе, - но некогда явно блиставшая красотой, - всяческим там церемониалом, в отличие от наместника Запоолья, не заморачивалась, и встречала нас во дворе.
- Боги благие, и те что не очень, вы гляньте-ка кого к нам принесло, - задорно поприветствовала она нас. - Князь Арцуд и князь Шедад собственными персонами! И зять ваш с вами тоже! Ну слезайте, слезайте-ка со своих коней, дайте я вас обниму и рассмотрю поближе - поди уже скоро год как не видались.
- Привет тебе, достойная Шока, - князь Хатикани спрыгнул с седла как молоденький. - Я тоже рад тебя видеть в добром здравии. Дашь ли ты приют нам, и людям что едут с нами?
- Иди сюда, старый греховодник, и не задавай дурацких вопросов! - Шока Юльчанская обняла его, а затем отстранилась чуть и оглядела. - Ох и раскабанел! Почти вдвое пуще прежнего. Благодари небеса за то, что я в свое время отвергла твои ухаживания, а то ты бы у меня сейчас как тростиночка был стройный.
Она потрепала Шедада по щеке, и обернулась к князю Софенине.
- Ну вы гляньте, и этот пузо наел! - всплеснула княгиня руками. - Посадить бы вас обоих на хлеб да воду! Ну, полно, не хмурься, иди сюда, тебя я обниму тоже.
- Ты совершенно невозможна, - улыбнулся Арцуд. - Как и всегда, впрочем.
- Они что, оба за ней волочились раньше? - негромко спросил я князя Тимариани.
- Причем одновременно, - ответил он.
- А ты чего в стороне стоишь, да с кем-то шепчешься, князь Зулик? - спросила теща Лексика Баратиани.
- Позволь тебе представить, о достойнейшая, известного своей святостью брата Прашнартру из обители Святого Солнца, - ответил ей дважды зять.
- Да вижу я уже, чей это брат, - усмехнулась Шока, глядя прямо мне в глаза, а затем отвесила поясной поклон. - Ну, здравствуй, царевич Лисапет. Давненько не видались.
Слуги, устроившие во дворе показательную суету с борьбой за высокое звание замка высокой культуры и быта обслуживания гостей, моментально замерли, прекратили даже видимость телодвижений и с любопытством уставились на меня, а потом тоже начали поясные поклоны отвешивать. Хорошо еще, что тут в ноги по любому поводу бросаться не принято.
Мнда. Спалила дура-баба.
А с другой стороны, думается, то что я все же отбыл из монастыря в блистательную столицу, это давно уже секрет Полишинеля. Да и в то, что Хурам с Большой Горы сохранил мой визит в секрете надежды мало - он высокопоставленный чиновник, у него есть свои интересы, и связи, скрепленные взаимными обязательствами, тоже наверняка имеются. Тайной пока является письмо от военного крыла совета князей (и то не факт), ну так я про него болтать и не собираюсь.
- Здравствуй, почтенная княгиня, - ответил я. - Не припомню, правда, чтобы мы были знакомы.
- Ну еще бы, - усмехнулась Шока. - Конечно не помнишь. Ты уже юношей был, когда удалился в монастырь с концами. А я тогда в услужении у твоей матушки состояла, совсем соплюха, еще от Сердца не кровила - куда уж тебе было на меня смотреть да запоминать.
- Ты мне тут апокрифы не проповедуй, - я погрозил княгине пальцем. - Церковь их не одобряет, а я лицо довольно духовное.
Среди многочисленных и разнообразных писаний о деяниях Святой Троицы есть и такой малоизвестный свиток, как "Слово Нургиты Благословенной", где утверждается, что Святое Сердце был не братом Солнца, а сестрой, чем привязка менструального цикла к фазам розовой луны и объясняется.
- Ну простите, ваше святейшее высочество, это я от женского недомыслия. Волос долог - ум короток, так ведь, вроде, в народе говорят?
Ехидная, однако, старушенция. Не попади братниными стараниями Лисапет в обитель, да (свят-свят-свят!) женись на ней, никому бы мало не показалось. Каген, похоже, страну от потенциальной катастрофы спас.
- От длины волос не зависит, - я перекинул свою косу через плечо. - Ты, почтенная, так нас во дворе держать и станешь?
В общем, через пару часиков, вымытый в бане, отдохнувший и расслабленный я заселился в спешно подготовленные роскошные апартаменты. Зачем мне столько комнат одному, этого я, положим, не понимаю, - статус демонстрировать разве что, - зато мягкие перины и разные там подушечки на креслах очень даже одобряю.
За то время что я мылся, с замковой кухни ко мне успели перебазировать и корзину с недавно окотившейся кошкой - надо было видеть глаза хозяйки, когда я изложил такую просьбу.
Князя Мышкина, перед тем как идти с князьями на водные процедуры, я подселил к мохнатому выводку лично - фиг ее знает, эту кошку, не задушит ли чужого. Нет, не пыталась, - у этих животных вообще материнский инстинкт сильно развит, - хотя и удивилась "подарочку", конечно, но титьку предоставила безропотно, и начала вылизывать. Так что мы с котом оба теперь чистые, белые и нарядные. Ну, во всяком случае, я точно нарядный - сподобился переодеться в "штатское", то что князья с собой еще в монастырь приперли, а дорожную и парадную сутаны в стирку сдал. А Мышкин - белый, как ему и положено, и снова мокрый. Спит, сытый да счастливый, покуда я перед зеркалом из полированной бронзы прихорашиваюсь.
А ничего так, надо признаться, сохранился Лисапет. Подтянутый, поджарый, даже морщины слегка разгладились - от хорошего питания, не иначе. Морда породистая, и одежка ему эта очень даже идет.
Единственное что, кинжал на пояс я не стал вешать. Дедушка старенький, безобидный, и все это должны увидать.
- Всем ли ты доволен, царевич? - все же беспардонная баба, эта княгиня, вломилась без стука и приглашения. - Все ли хорошо?
- Благодарю, достойная Шока. Гостеприимство твое превыше всяческих похвал, - ответил я.
Ну и чего приперлась? Иди, обещанный пир в честь дорогих гостей подготавливай.
Верховная тёща Баратиана прошествовала к креслу, уселась грациозно, подперла щеку кулаком, облокотившись на столик с кошачьей корзинкой, и вздохнула.
- Ох и постарел же ты, батюшка. А какой был красавец в молодости. Я, дуреха, когда ты не вернулся с богомолья, повыплакала себе все глаза.
Ну здрасьте-пожалуйста, эта престарелая красотка третьей свежести мне в чувствах признаться решила что ли? И как реагировать на такое вот?
- Ну ты еще скажи, что все эти годы моего возвращения ждала, княгиня.
- Да нет, какое там, - захихикала та. - У меня благополучно сложилось все. И замуж вышла за любимого человека, и дочку, ту что родила мужу, когда и неприлично это уже вроде, хорошо пристроила. Сын вот только наш с Эулом до этого не дожил, погиб на войне…
Она вздохнула тяжко, застарелая печаль тенью скользнула по ее лицу, но уже через секунду Юльчанская взяла себя в руки.
- А ты, я гляжу, несмотря на монашество тоже наследником обзавелся?
- Котом что ли? - затупил я.
Нет, ну про коня в Римском сенате я слыхал, а вот чтобы коты государственные должности занимали… В США разве что - есть у них четверолапые мэры.
- Ну и котом тоже, - она снова захихикала. - Скажешь, что тот паренек со спатычем, что у тебя за спиной ошивался и зыркал по сторонам за рукоять ножа держась, не твой?
Булатный спотыкач Тумил, с призовых денег, честь по чести выкупил, и таскал его теперь на бедре - ну совсем как взрослый. Блистательные, что характерно, к этому оружию относились не как к переросшей зубочистке, а со всем уважением - у них оно, оказывается, прекрасно известно под названием "дырявец", и считается панацеей против врагов в кольчугах, а не панцирях.
- Нет, не мой. Тумил, сын Камила из Старой Башни. Это уже почти в Самватине, я там и не бывал никогда. Послушник это мой. Был. Теперь вот - стремянной. Хотя, подозреваю, что он себя считает еще и телохранителем.
- Можно понять, коли так, - кивнула Шока. - Случись с тобой чего, у него все радужные перспективы пойдут прахом. Да, а я-то, дура старая, уже отравить его хотела…
Ну ничего себе, какая милая непосредственность - очешуеть можно!
- А, собственно, зачем? - осторожно поинтересовался я.
- Ну сам подумай, - вздохнула княгиня Юльчанская. - Вот прибудешь ты в Аарту, станешь царем… Неужто ты трон завещаешь законному сыну Тыкави, а не своему бастарду?
- Сложный вопрос, - честно ответил я. - И оттого, сколько я еще протяну зависит, и от того, насколько прочно буду сидеть на троне, да и от личности моего гипотетического отпрыска тоже. А тебе то, княгиня, что с того?
- А то, что мой малахольный зятек в жизни незаконнорожденного не поддержит, - вздохнула она. - Сына я уже похоронила, мужа тоже, так хоть внуки, хочется, чтобы пожили подольше. А случись после твоей кончины, - живи ты тысячу лет, царевич! - замятня…
- Этого лучше не надо, - кивнул я. - И так стоим на грани, а тут еще у соседей не пойми что твориться. Нет, усобица Ашшории в ближайшие четверть века строго противопоказана.
- Да-а-а… - протянула всебаратианская теща. - Меняются люди с годами. Не все, конечно - иные как в младости были коровьей лепешкой, так и до старости ей остаются, только подсохшей. Не увидела бы я, что ты котенка слепого выкармливаешь, так и в то, что паренька просто так решил облагодетельствовать не поверила бы. Ты стал мудр, а в юности, помню, был редкий засранец. Монастырская жизнь сделала тебя…
- Мудрой коровьей лепешкой, - фыркнул я. - Откровенность твою, разумеется, я оценил. Но лучше б ты, конечно, промолчала.
- Лучше? - грустно улыбнулась она и пожала плечами. - Может и лучше. Только стара я уже, мне-то твоих милостей не надо, а Лексик, появись ты только в Аарте, и так тебе сразу присягнет со всей своей дружиной.
- И ты решила выяснить, стоит ли меня из замка вообще живым выпускать? - я откинулся на спинку кресла и с интересом поглядел на Шоку. - Пока зятек не встал на сторону…
Я пощелкал пальцами, подбирая слова.
- На сторону царя, который и сам говно, и после смерти всем захочет подосрать?
- Да уж, умеешь ты сказать, царевич, - княгиня аж затряслась от смеха. - Но точно сформулировал, этого не отнять.
Мышкин перевернулся на спину, потянулся сладко, почмокал губами и снова заснул. Кошка приподняла голову, и зорко огляделась - не грозит ли кто ее потомству и этому нахлебнику.
- Ты ведь когда пришла, знала уже, что Тумил не мой ребенок, - укоризненно произнес я.
- Ну, знаешь ли, лишнее подтверждение от предполагаемого родителя никогда не помешает, - всплеснула руками она. - Остальные-то могут и не знать точно.
- А не опасаешься, что я обиду затаю там, или злобу, отомстить пожелаю?
- Эх, царевич, - вздохнула она. - Уж поверь мне, в Аарте тебе быстро не до мнимых врагов станет - с реальными бы разобраться поспевать.
И ведь фиг поспоришь. Особенно если учитывать, что преданных лично мне людей имеется аж одна штука. Это Арцуда с Шедадом мне было легко в монастыре пугать - князья-генералы совсем не отказались бы увеличить свои владения за счет "заговорщиков", а себе-то врать зачем? Один я, как перст, а Шока, не столько даже как столбовая дворянка, а скорее как любящая мать и бабка, кровно заинтересована в моем мирном и спокойном правлении, с последующим беспроблемным процессом передачи власти наследнику - совпадают наши цели, выходит. Зачем такого союзника отталкивать?
Ну, да - баба она, конечно, вздорная, так и я, мягко говоря, не подарок, а Баратиан в паре форсированных маршей от столицы - гонец, тот и за сутки может добраться, если заводных заранее подготовить. Это может оказаться полезно.
Хотя лучше бы не пригодилось, конечно.
- Ты уж на меня не гневайся, - вздохнула княгиня и погладила кошку, успокаивая. - Зять из столицы каждодневно письма шлет, да и свои шпионы есть… Поспешать тебе надо. Главный министр уже объявил, что ты выехал в Аарту из монастыря…
- Давно?
- Два дня назад. В столице разброд и шатания, - она пристально поглядела на меня. - Князь Дамуриани тебе что, какие-то условия выставлял?
- С чего решила так? - поинтересовался я.
- Ждет уж с очень большой радостью, - она издала сухонький смешок. - Как родного. Да и слухи по Аарте разные ходят…
- С радостью, говоришь? - я ухмыльнулся. - Это хорошо. Уж я его порадую…
Шока Юльчанская кивнула с пониманием - у каждого, мол, свои секреты.
- Ладно, чего мы сидим-то? - она хлопнула ладонями по коленям и поднялась. - К пиру все уже готово. Пойдем что ли, ваше высочество? Тряхнем стариной?
- Тумилу только не говори, что … Ну, ты поняла. Это я осознаю, что половина князей спит и видит, как бы передавить всю нашу династию и поделить царские земли, а вот он и обидеться может.
- Я еще не совсем выжила из ума, - фыркнул княгиня, потом помолчала, и добавила. - А может и совсем, поди знай…
- Кошку покормить надо, - произнес я, глянув на корзину.
- Надо, - согласилась Шока.
- Ну вот зятю отпишись, и покормим, - я галантно предложил даме руку.
И чем я тебя, киса моя, буду "кормить" - лучше подумать заранее.
Традиция проведения пиров в разных странах разная. Парсюки не мыслят их без участия танцовщиц в полупрозрачных одеждах с последующим развратом, асины ведут беседы о философии, политике и поэзии возлежа на ложах, и разврат устраивают без всяких танцулек, прямо на месте, не отрываясь при том от вина и разговоров, инитарцы устраивают состязания бродячих певцов, да танцы с фуршетом, а мирельцы жрут и пьют в три горла, едва не до потери пульса, слушая заунывное хоровое пение. Все, в общем, веселятся по-своему.
Пиры в Ашшории же, напоминают, больше всего, то же действо в замках средневековой Европы: за центральным столом сидят хозяева с домочадцами, почетные гости и особо доверенные лица, за столами пониже располагаются витязи, а уж челядь (кто не заняты в обслуживании банкета) довольствуется малым у самого входа. Где-то в уголке, с голодными глазами, в это время играет оркестр, а вот трубадуры и менестрели всякие, напротив, на столь ответственные мероприятия обыкновенно не допускаются, поскольку их уделом считается исполнением песенок в трактирах и кабаках. На пиру же музицирование и пение является прерогативой аристократии, и их же святым долгом, а мастерство в этом деле почитается не ниже воинской удали.
Присутствующим подпевать, правда, не возбраняется, но так, чтобы исполнителя не заглушать. Оно и понятно - чревато боком.
Но с песен, конечно, не начинают. Сначала поднимают несколько заздравных кубков или рогов (уж кто какие сервизы предпочитает), причем произносимые тосты далеко превосходят витиеватостью те, что про маленькую, но очень гордую птичку, взлетевшую високо-високо.
Но это, что называется, первый акт Марлезонского балета - для затравки. Потом все переходит к обычной пьянке, а вот с дракой или без, это зависит уже от контингента.
Так и мы - сначала Шока Юльчанская подняла тост за дорогих гостей, которые почтили своим визитом, да умножатся их рода и богатство, да пребудет над ними благодать всех, кого только можно и бла-бла-бла. Затем наступила моя, как старшего по званию, очередь толкать такую же пустопорожнюю ответку про гостеприимство сих стен, родовитость да хлебосольство хозяев, чьи славные предки не раз, а уж нынешние и вовсе не посрамят… И да пребудет с тобой Сила, Люк, короче.
Потом князья - в порядке старшинства по возрасту, - первый десятник и княгинины советники… Затянулось часа на два, причем сидящим за столами попроще, слушать весь этот бред вполуха и при этом не только жрать, но и прихлебывать вино не возбранялось, а вот "хозяева жизни", даже настолько отвыкшие от алкоголя как я, поднабраться не могли никак.
Мудрая традиция, на самом-то деле - есть возможность контролировать подгулявших подчиненных.
Наконец парадная часть подошла к концу, широкие массы должным образом поднасвинячились, и Шока, взяв в руки ситар, в задумчивости провела по струнам.
- Какой бы песней мне вас порадовать? - она снова перебрала струны. - Наверное, удалым чем-то?
Ожидающие развлекухи витязи шумно высказали идее одобрение, да и я не стал возражать. Хватит с меня уже однообразного бренчанья и гудения оркестра имени какой-то матери, энергичного чего-то хочется.
- Ну тогда, пожалуй…
Княгиня-теща вдарила по струнам плясовую, и запела на диво хорошо поставленным голосом о том, как девица грустит о своем изгнанном женихе-горце, и как мечтает о его возвращении. Вполне себе такое политическое заявление для подчиненных, надо сказать. Причем "возвращение горца" дружинники, судя по всему, одобряют. Вон как душевно Шоке подпевают:
Ах, знаю, знаю я, кого
Повесить надо на сосне,
Чтоб горца - друга моего -
Вернуть горам, лесам и мне!
А может просто песня им нравится. Не уверен. Но буду надеяться, что кого надо - того повесят, когда и если потребуется.
- А что, царевич, ты ведь в молодости, помнится, тоже неплохо с ситаром управлялся, - княгиня Юльчанская протянула мне инструмент.
- Когда это было… - пробормотал я, но за гриф взялся, и кольцо-медиатор (здесь именуемый "захма") на палец надел. - Так, что бы такое забацать, чтобы душа развернулась, а потом обратно свернулась?
- Уверена, что ты сможешь выбрать лучшую из песен, - ответила Шока, а присутствующие согласно закивали.
Подхалимы чертовы.
Я провел по струнам, будя в себе Лисапетовы навыки игры, да и решился немного похулиганить.
Ну а что? Народ тут не закомплексованный, сексуальная тематика у ашшорцев не табуирована (неудивительно, при таких богах-то), и даже девственность у местных телок тоже - не такая уж священная корова. Вдарил я песню про ежика. Не того, разумеется, что дырочкой в правом боку насвистывал - за полным отсутствием в известном мире гевеи я и перевести бы ее толком не смог, - а авторства Пратчетта. Ту, что "Только ежика трахнуть нельзя ни хрена" (в классическом переводе, а не вольном пересказе Белого Кречета). И смешно, - вон как народ заливается, - и вполне себе ответ с политическим подтекстом, поскольку символом царского рода Ашшории (и, соответственно, всей страны) является крылатый еж.
Вот только не спрашивайте, откуда у бедного зверя крылья растут. Все вы правильно поняли.
Выступление, хотя пою я и не очень-то хорошо, подняло мои акции в глазах присутствующих на несколько пунктов. Менталитет-с. Это всякие там директора какого-нибудь предприятия на корпоративе сидят с каменными лицами, судорожно боясь уронить себя в глазах подчиненных простыми человеческими поведением и видом. А вот тот же Нерон, имевший куда как больше власти да влияния, и выпить был не дурак, и стихи читал, и музицировал на пьянках сам.
Так и ашшорцы. У них князья на пирах, которые сами и устраивают, поют, причем не всякую пафосную хрень, а дабы гостей и прочих присутствующих повеселить. А тут еще и песня никем не слышанная доселе.
Пришлось потом, до конца мероприятия, еще пару раз "на бис" исполнять - чтобы слова все запомнили.