Русский медведь. Цесаревич - Ланцов Михаил Алексеевич 22 стр.


– Но ведь там… о боже! Поняла! Это… это безумие! Потрясающее безумие… Ты поможешь мне уговорить? Я тоже хочу летать!

– В этом нет необходимости. Подняться на шаре мы с тобой и так можем.

– А прыгнуть вот так же? – спросила с совершенно восхищенным взглядом Татьяна.

– Не спеши. Я знаю, что подъем на высоту не все хорошо выдерживают. Некоторым становится плохо. Но если ты нормально высоту перенесешь, то мы вместе пойдем к нему и заявим, что не хотим отставать от него в столь зрелищных вещах, – произнесла Анна и тут оказалась в объятиях царицы, явно расчувствовавшейся от столь необычного зрелища. Ведь до этого момента она как-то и не воспринимала всерьез воздушные шары, полагая их развлечением в духе воздушных змеев. Баловством. И только сейчас, увидев, как лихо ее супруг приземлился и управлялся с парашютом, по-настоящему прониклась идеей освоения воздушного пространства.

Глава 6

17 июля 1695 года. Москва

Василий Иванович приехал в Москву из Иркутска для выправления бумаг о вступлении в Торгово-промышленную палату. Впервые со времен Алексея Михайловича. А потому только сейчас смог увидеть то, как изменился город. В сущности, первое приятное удивление началось еще в Уфе, откуда начиналось шоссе с твердым покрытием. Да не обрывалось, а тянулось дальше в сторону Кургана, отмеряя столбиками километры от Москвы.

– Дивно, – соглашался тогда с ним его брат, с интересом рассматривающий опорный форт, к которому они подъезжали. – И вышка чудна. Зачем такая большая? Вон как взгромоздились.

– А ты погляди туда, – указал рукой Василий в сторону видневшейся вдали такой же каланчи.

– Вот оно что… – покачал головой брат.

– Да. Для сигналов каких они приспособлены. Хотя как они это делают, не очень понятно. – Но в этот момент на дальней вышке стали вспыхивать едва видные огоньки, сливавшиеся во что-то одно. А потом послышалось шевеление и с ближайшей.

В общем, "залипли" Василий с братом в том первом опорном форте очень основательно – аж на целых три дня, все выспрашивая и узнавая. Понравилось им все. Порадовало. Особенно возможность быстро передавать важные сведения на огромные расстояния.

Следующим приятным удивлением стали мосты, что шли по всему ходу дороги. Крепкие, каменные, добротные и толково спроектированные. Таким были не страшны ни тяжелые повозки, ни гниль, ни ледоход. Особенно поразил Василия большой каменный мост через Волгу, что стоял у Нижнего Новгорода. Могучие быки. Массивные, крепкие перекрытия пролетов.

– Послушай, служивый, – обратился купец к сержанту дежурного патруля, проходящего по мосту. – А давно ли мост стоит?

– Так почитай года два как. Но говорят, что лет через десять переделывать станут. Вон, – махнул он рукой на другой берег, – уже работы идут. Сказывают, что дорогу подводят, дабы тяжелые грузы не переть в гору.

– Да ведь и тут небольшой уклон. Что, из-за этой мелочи новый мост ставить?

– Этот низенький. Слыхал я, что он временный. Уж больно требовалось дорогу провести дальше. А тот ставят основательно. На века. Сказывают, что и выше вдвое станет, давая свободный проход парусным судам. И куда как крепче да шире раза в четыре.

– Зачем же тут такой большой мост? – удивился купец.

– Э-э-э-х, – махнул рукой сержант. – Вроде и уважаемый человек, а таких вещей не знаешь. Царь-то наш считает эту дорогу, словно становую жилу, прохватывающую всю Россию, важнейшей задачей. Вокруг нее и города станут, и торговля. Уже сейчас поселенцы на восток потянулись. Жидко пока. Но то ли еще будет! Да и торговля сейчас как идет? Повозками. А ты же, поди, про паровой движитель и не слышал. В Москве таких уже несколько десятков работает.

– Паровой движитель?

– Механизм такой. Железка большая с топкой. В нее дрова закидываешь, они горят, а железяка сама чего-то там крутит.

– А ты такой видел сам?

– Разок взглянуть удалось. На фабрике ткацкой тогда служил. Ну и… Поначалу-то кажется, будто дьявольская механизма, а потом ничего, успокаиваешься. Ведь чего такого? Кормишь железный котел земляным углем там или горючей землей, а он в благодарность за тебя какое колесо вертит. Почитай, что живое. А мастера, что его обихаживают, так и вообще иногда уважительно и почтительно с такой механизмой беседу держат. Опять же работает весь год без отдыха, а водяные мельницы от ледохода до ледостава.

– Не слышал, такую приспособу купить можно?

– Того не знаю. Их все царь наш для своих нужд делает. Лучше с теми, кто рядом дела ведут, побеседовать. Но так вот. Сказывают, что хотят эту механизму на колеса поставить, чтобы за один раз она тянула не одну телегу малую, а целую вереницу куда более тяжелых. Вот под то и строят мост. И выше, и крепче, и вход на него ровнее – как проедешь на ту сторону, увидишь ту насыпь, уходящую натуральным хребтом вдаль…

Но вот, наконец, и Москва. Василий смотрел во все глаза и не мог поверить… Большая, широкая лента шоссе без сужений и особых искривлений плавно входила в город, устремляясь к его центру и пересекаясь там с такой же полосой, уходила куда-то на запад – в сторону Смоленска.

Москва ударно перестраивалась. Вдали виднелся монументальный массив будущего кафедрального собора России, который уже был завершен в целом и отделывался, возвышаясь маковкой купола на две сотни метров. Учитывая "рост" столицы в один-два этажа, этого мастодонта было видно практически отовсюду. А ведь это еще не установили крест, который планировал отвоевать еще три десятка метров. Огромный, колоссальный, невероятный – вот какие эпитеты посещали любого, кто видел этот собор. Особенно когда он входил на соборную площадь перед ним, уже укрытую аккуратными кирпичиками мрамора и стремительно обрастающую настоящим архитектурным ансамблем. Не говоря уже о том, что эта площадь была самой большой в Европе и мире. Полтора квадратных километра!

Василий стоял на ней и медленно собирался с мыслями.

"Как же все поменялось… вон и так, кроме всего прочего, улочки, мощенные трамбованным щебнем, да домики кирпичные становятся один к одному. Деревянная Москва стремительно уходит в прошлое…"

– Невероятно, – рядом произнес брат. – Своими глазами не увидел бы – не поверил.

– Да уж… Ладно, пошли в палату представляться. Говорят, что они пока в простом кирпичном домике ютятся.

– Если все так пойдет, то это ненадолго… – усмехнулся Андрей. – Экий размах. И откуда у царя деньги на всю эту красоту?

– Так ты что, забыл, кто возглавляет золотую сотню палаты? У царя свои заводы, мануфактуры, как их, фабрики, мастерские, и немало. Нитяное производство, тканевое, доски, брусья, фанера, стекло листовое, фарфор, кирпичные дела, железоварни и могучие прокатные станы… и многое другое. Также он владеет дорогами и всеми опорными фортами, а в каждом фактория, почта, телеграф. Держит большую торговлю с голландцами и французами, которая только с листового стекла да серебряной стали дает возможность закупать за границей все, что ему угодно. Доходы у него такие, что никто не может даже подступиться! Почитай, лучшая половина золотой сотни едва-едва с ним может сравниться, вместе взятая. Да еще и банк этот. Да приданое, что ему поляки за девицу свою отсыпали. Если так пойдет, то он всю Москву в мрамор одеть сможет и позолотой украсить.

– А ведь совсем юный… и откуда такая хватка?

– Кто же его знает? Да нам то и не важно. Ладно, поехали, а то застоялись.

Но едва Василий с братом отъехали на наемной пролетке от Соборной площади, как наткнулись на новое диво – по земле шли четыре нитки железных брусков непривычной формы, по двум из которых катилась ведомая крепкой лошадью странная повозка. Что-то вроде очень большого фургона, но с окнами и сиденьями. Причем она была буквально забита обывателями, ехавшими сидя и стоя в проходах куда-то по своим делам.

– Что это? – спросили братья у извозчика.

– Конка. Проезд стоит всего одну векшу. Зато можно быстро добраться из одного конца города в другой. Но сами видите – не протолкнуться. Все очень тесно. Да и на пролетке быстрее. И много удобнее.

– И так всегда?

– Забито?

– Да.

– Это еще хорошо. Видите – не все проходы забиты. Обычно – не протолкнуться. Ведь извозчика брать намного дороже. Говорят, что эту на пробу пустили. Только четыре экипажа ходят по одной дороге. В будущем, если царь решит, то проложат новые железные дороги, – извозчик кивнул на нитки металлических брусков, – да экипажей добавят. Пока четыре едва-едва справляются.

Месяц прошел незаметно для иркутских купцов. Они выправили бумаги, получив удостоверения с очередным чудом – фотографией. Заодно и удостоверение личности – паспорт, тоже снабженный фотографией. Их пока выдавали только самым состоятельным и уважаемым людям, сделав сам факт обладания паспортом привилегией. Да и документ представлял собой не то, к чему привыкли люди XXI века, а крепкую, небольшую книжицу. Полетали на воздушном шаре. Покатались на конке. Посетили несколько заводов и фабрик. Монетный двор. Понаблюдали за полетом дельтаплана на Воробьевых горах. Обзавелись новыми связями. Закупили много книг. Пишущих принадлежностей, включая новомодные стальные перья и десять литров петровских чернил.

Но пора было и домой возвращаться, благо что дела не ждали.

– Москва изменилась… сильно… – медленно произнес Василий, покачиваясь в купленном братьями дилижансе взамен своей старой весьма сиволапой кареты, что в столице только на дрова и приняли.

– А мне понравилось, – отозвался Андрей. – Вспомни, как мы ехали до Уфы и как после. Небо и земля. Если до нашего родного Иркутска дойдет влияние новой Москвы, то я буду всецело за.

– Не спеши, – покачав головой, произнес старший брат. – У любых изменений всегда есть как минимум две стороны. Пока мы увидели только фасад. А что внутри? Чем за все это платят?

– Если так думать, то скорее надо кумекать, что мы сможем с этого получить. Паровые машины, конка, воздушные шары… новинок великое множество. Да и инструменты. Пока в Иркутске обо всем этом ничего не знают. Так что мы можем пользоваться. Должны.

– И что ты предлагаешь?

– Через год ехать снова сюда. Только при больших деньгах – закупать товар, нанимать людей. Мы не можем терять время. Когда Петр сам придет в Иркутск, то на коне окажутся купцы, давно с ним работающие, против которых мы не выстоим. Так что нужно пользоваться.

– А сейчас они, по-твоему, не сомнут?

– Так они заняты. Таврида у их ног. Тишина на Днепре, ибо казаки подались на Кубань, Яик и в Сибирь. Огромные просторы стали тихими и свободными. Да не простые, а с богатой землей и дорогами, ведь туда Петр сразу потянул шоссе. Многие переселенцы, в том числе беглые, потянулись туда, дабы осесть в новых, просторных наделах. Почти вся золотая сотня между Волгой и Днепром мечется. Говорят, что богатые железные руды нашли, уголь земляной и прочее. Лет пять они там точно будут связаны по рукам и ногам. Если не успеем – сомнут.

– Да и потом сомнут. Близость к царю многое дает, – покачал головой Василий. – Но попробовать нужно. Чем черт не шутит.

Глава 7

9 мая 1696 года. Москва

Петр неспешно и торжественно шел на кафедру, возвышавшуюся в наспех построенном здании-зале Земского собора. В сущности, гигантских размеров сарай с двухсегментной ступенчатой трибуной, имеющей по центру большой проход. Каждое место делегата было оборудовано небольшим откидным столиком, дабы легче было читать и писать, а само помещение освещалось большими свечами Яблочкова со множеством стержней, позволяющих без замены работать по восемнадцать часов.

Земский собор созывался царем полного состава, да без спешки и суеты аж с 1694 года, то есть сразу после закрепления побед над Крымским ханством мирным договором. Две тысячи восемьсот двадцать три человека вышло. Важным моментом стало то, что в Земском соборе участвовали все сословия Российского царства (исключая крепостных), однако весьма хитрым образом, благодаря чему при формальном и внешнем благоволении дворянам и боярам они оказались на соборе в меньшинстве и легко могли быть блокированы иными сословиями даже без создания коалиции.

Единственным ограничением для делегата было установлено умение читать и писать. То есть если сын боярский грамотой не владел, то и прав избираться не имел, в то время как крестьянский староста, разумеющий письмо и чтение, вполне имел шансы попасть в Москву выборным. Поначалу бояре возмутились, понимая, что многие дворяне и бояре разом отсекаются таким решением, но удалось все решить полюбовно, сославшись на большой объем работы с текстами, которые станут раздаваться выборным для осмысления. А как их прочесть, если выборный читать не умеет?

В общем, собрались.

Петр занял место за кафедрой и оглядел ступени трибуны, уходящие практически под потолок. Вздохнул и начал свое выступление.

"Здравствуйте, друзья!

Я собрал всех вас, дабы совет держать по многим накопившимся за минувшие годы вопросам.

Вступив на престол, я обнаружил совершенный бардак в делах судебных и государственных. Нету порядка в нашей земле. Каждое дело тонет в ворохе указов и прочих бумажек самого разного вида. И не поймешь, так ли нужно поступать, либо все совсем наоборот, ибо упустили мы из вида какую малость, меняющую все самым решительным образом. Это неправильно.

Путей решения этого затруднения я вижу два.

Первый – по французскому манеру насаждать абсолютную власть царя, не ведающую ни законов, ни традиций, но живущую лишь по своей собственной прихоти. Не самый добрый путь. Но он позволит легко и непринужденно преодолеть хитросплетения бумажных нагромождений и косноязычной велеречивости.

Второй – совершенно новый и никем не изведанный. Его смысл заключается в создании единой, простой и взаимосвязанной системы законов начиная с Конституции – главного документа государства Российского, объясняющего основные постулаты устройства нашего царства, и кончая кодексами, на откуп которым даны различные области, такие как земельное устройство, сословное, судебное и прочее.

Лично мне первый путь не нравится. Одно дело я и сейчас вроде бы, слава богу, по уму все делать стараюсь. А ну как в маразм впаду? Никто от этого не огражден. Или наследники мои вместо дел государственных охотой, балами, пирами или какой еще праздностью займутся. А то и вовсе – дуростью. Бывало ведь так, что царь на престоле государственными делами занимается без должного радения и трудолюбия? Бывало. И не только в наших владениях, но и в других государствах. Или может наследник больным каким уродиться. Вон в Испанском королевстве как раз беда такого рода. Выиграет ли Россия от того, что балбес или болезный станет на престоле с абсолютной властью в бирюльки играть? Или проиграет? Я полагаю, что проиграет. И хотя укрепление моей личной власти здесь и сейчас намного проще, благо что за мной стоят громкие успехи, но, заглядывая вперед, я считаю, что это слишком опасно – ломать ведь не строить. За десять лет дурости несложно развалить и вековые стены. Россия и ее благополучие для меня стоят выше всего. Поэтому я предлагаю вам идти дорогой, позволяющей выстраивать открытые, законные и честные отношения…"

В этот момент царь сделал паузу, дабы отхлебнуть воды, а зал, пораженный и потрясенный услышанным, разразился бурными овациями. Притом каждое сословие думало о своем. Бояре сразу представили себе Речь Посполитую, с ее обширной шляхетской вольницей. Купцы и промышленники стали прикидывать варианты в духе Голландии. И так далее.

Одобрительные крики раздавались минут пять, пока, наконец, аудитория не утихла из уважения к царю, дабы он продолжил свое выступление. Но речь не продлилась долго, так как царь основные мысли уже сказал, сделав нужный "вброс", совершенно взбудораживший всех выборных и позволивший их в дальнейшем легко дожимать в нужную сторону.

В общем и целом Земский собор продлился всего двое суток – девятого и десятого мая, приняв за это время все, что от него хотел Петр. А именно Конституцию России и двенадцать кодексов и прочих решений и постановлений, заранее заготовленных царем.

Вечером одиннадцатого числа. Преображенское. Малый дворец

– Только у меня осталось ощущение, что ты не давал Земскому собору опомниться от свалившегося на него счастья, – с улыбкой произнесла Анна, прижимаясь к царю на диване в комнате отдыха.

– Надеюсь, что да, – усмехнулся тот. – Хотя ты права. Давать им время на размышления было глупо. Я более чем уверен, что они передрались бы из-за каждого пункта. Выборные даже прочитать толком все тексты за эти дни не могли. Тем более что кодексы и Конституцию уже напечатали на особо качественной бумаге и переплели в дорогие, подарочные обложки. Жалко такой тираж сжигать.

– А они не взбунтуются?

– С какой стати? Как Земский собор порешил, так я и сделал. Именно об этом наши люди уже сейчас стали кричать на каждом углу, в том числе провокационные вещи. Кто же поверит, что я сам решился ограничивать свою власть? Значит, собор заставил меня принять Конституцию. И так далее. Сейчас главное, донести содержание кодексов и Конституции до широких масс. Чтобы если кто и попытался что вернуть назад, то натыкался на глухую стену непонимания и неодобрения. Особенно это касается дворян и бояр. Купцы свои привилегии никому не отдадут без боя.

– Ты же отдал, – подмигнула Анна.

– Ну что ты, – улыбнулся Петр. – Я просто оформил их законодательно. И теперь, если что не так, будем тыкать пальцем в какой-либо кодекс, принятый Земским собором, то есть выборными от всей земли Российской. Как же так? Всем миром решили так, а ты против? Против народа идешь? – нахмурив брови, произнес царь.

– Но ведь ты спешил неспроста.

– Верно. Там было очень много вещей, которые вызвали бы как минимум дискуссии. Например, я знаю, что в будущем будет такая замечательная наука – генетика, которая докажет, что близкородственные браки очень вредны и способствуют вырождению рода. Но сейчас ведь этого нет. Как я это докажу? Никак. И Земский собор такое положение скорее всего не принял бы. Однако теперь, в спешке и суете, взбудораженные правильными речами и призывами, люди банально не заметили такой малости. Ты же сама говорила о том, что семейный кодекс практически никто так и не открыл. Вероятно, посчитали пересказом Домостроя. А ведь там стоит прямо – ограничение на заключение брака между родичами ближе третьего колена включительно и буквально "кары небесные" за нарушение. Им всем лучше почитать потом… когда остынут. Благо что кодексы по всем спорным вопросам снабжены обширными справками и пояснениями.

– И все равно я не верю, что внедрение кодексов пройдет без возмущений. Взять тот же семейный кодекс. Ведь купцам и боярам с дворянами теперь придется многие свои планы пересматривать.

Назад Дальше