Он выхватил из рук Никиты бутылку, лихо откупорил и стал разливать по стаканам. Столик мелко дрожал, и приходилось стаканы придерживать руками. Разлив бутылку, Олег бросил ее на кровать, чтобы не каталась по полу, и поднял над столом свой стакан. Стукнувшись, к нему присоединились стаканы Володи и Леночки, и Никита поспешил приставить свой. При болтанке самолета удерживать в таком состоянии стаканы над столом было трудно, коньяк то и дело выплескивался то из стакана в стакан, то на руки, но было в этом что-то от древнего, как мир, обычая братания людей, когда выплеснутое из кружки в кружку вино означало чистые помыслы по отношению друг к другу.
- Ребята, - тихо сказала Леночка, - давайте выпьем за то, чтобы, возвращаясь домой, мы смогли вот так же сдвинуть стаканы.
Круг разомкнулся, и все выпили.
"Хороший тост у спасателей, - подумал Никита, залпом выпивая коньяк. - Не чокаются только на поминках… А о том, чтобы все остались живы, говорить впрямую не принято. Такой тост для трусов".
Коньяк подействовал как-то сразу и развязал языки. Куда девалась застенчивость Володи и чопорность Леночки, ну а у Олега, и без того страдающего словоохотливостью, язык заработал что помело. Прав был Беспалов - пили они как кони, теперь оставалось проверить, насколько хороши они в полевых условиях. Вначале пошли анекдоты, которые Мигунов, к большому изумлению Полынова, рассказывал мастерски, вместо персонажей вставляя имена сидящих за столом. И куда только Володино косноязычие подевалось - раскрепостился парень после ста граммов… Потом, естественно, перешли на "случаи из жизни", а ими жизнь спасателей была весьма насыщена. И, несмотря на, в общем-то, скорбную работу, смешных историй накопилось предостаточно, хотя порой от них за три версты несло черным юмором.
Полынов больше слушал, смеялся, лишь изредка отпуская возгласы типа: "Да ну?!", "Надо же…", "Ну, вы даете…" Хорошие ребята подобрались в его бригаде. И Никите стало вдруг грустно, что именно этих ничего не подозревающих, веселых и бескорыстных ребят он втягивает в гнусные межведомственные игры.
- Э, начальник, - вывел его из задумчивости голос Олега, - что приуныл? Так нельзя! Это дело нужно повторить!
В руках Братчикова словно по волшебству появилась бутылка водки.
Полынов замотал головой и рассмеялся.
- А ты трейлером потом управлять сможешь?
- Обижаешь, начальник! Ты за меня не боись, ты за себя боись. А мне не впервой, да и ГИБДД в степи нет, - отшутился Олег.
- Ну а я, наверное, пропущу, - отказался Никита и улыбнулся. - Но в степи наверстаю.
Его слова произвели странное впечатление. Все замолчали и удивленно смотрели на него.
- Во время работы у нас сухой закон, - серьезно сказала Леночка.
- Тогда буду наверстывать по возвращении домой, - нашелся Полынов. Он обвел бригаду взглядом и увидел, что его не понимают. Точнее, понимают, но неправильно.
- Извините, ребята, у меня вчера было пищевое отравление, - с обезоруживающей улыбкой развел он руками.
Никита не врал. После выпитого коньяка в желудке появилась тяжесть, опять разболелась печень, а в голове вместо приятного опьянения возникло чувство заторможенности и пустоты.
- Так водка - она же от всех болезней! - встрял Володя. - Панацея!
Никита насмешливо посмотрел на него.
- Теперь понятно, почему ты никак диплом защитить не можешь. При отравлении спиртное категорически запрещено.
- Да иди ты! - отмахнулся от Никиты Олег как черт от ладана. - Я всегда пью, и помогает!
Он ошарашено посмотрел на Фокину, но Леночка его не поддержала.
- Что, правда?!
- Да, - кивнула Леночка.
- Во, блин…
- Ладно. - Никита шлепнул себя ладонями по коленям и встал. - Не буду портить вам обедню. Продолжайте, а я пойду прогуляюсь.
Спускаясь по лесенке из жилого отсека трейлера, он услышал сокрушенный вздох Олега:
- Какую песню испортил…
Как всегда последнее слово осталось за Братчиковым.
Самолет уже набрал высоту, и болтанка прекратилась. Турбины натужно ревели на одной низкой ноте, корпус самолета мелко подрагивал, и от этого трюм и все его содержимое приобрело расплывчатые черты, словно Полынов со своим стопроцентным зрением видел его через расстроенную оптику.
Никита прошелся по трюму из конца в конец. Не нравилось ему собственное состояние. Его немного поташнивало, во рту ощущалась желчная горечь. Никогда прежде вестибулярный аппарат его не подводил, а тут, на тебе - подкачал. Не хватало только звать стюардессу (спрашивается, откуда ей взяться в транспортном самолете?) и просить у нее пакет.
Чтобы как-то отвлечься, Полынов стал вспоминать недавнее застолье и то, как Леночка старательно отводила от него глаза. Хороший признак, когда девушка так себя ведет. Все у них может получиться, главное, не гнать лошадей, не лезть напролом в приоткрытую дверь. И тогда все действительно получится красиво и, может быть, надолго…
Никита мечтательно оперся рукой об "уазик", равнодушно окинул его взглядом. И словно протрезвел. Черт бы побрал это отравление! Вот из-за таких житейских мелочей и проваливаются разведчики, потеряв элементарную бдительность и осторожность. От "легенды" полковника Федорчука не то, что воняло, смердело липой. Как от дипломатической почты вице-консула в Центральной Африке. Но и он, Никита, тоже хорош - вот так вот попасться на элементарную уловку. Конечно, может такое случиться, что у генерала Потапова действительно бесповоротно вышел из строя штабной "уазик". Можно даже допустить, с большой, почти невероятной натяжкой, что больше на учениях штабных машин нет. Но в то, что ему на замену пришлют машину из Генерального штаба, да еще не кто-нибудь, а ФСБ проявит заботу - в это поверить мог только законченный болван. Либо же человек, страдающий кишечно-желудочным расстройством. А еще точнее - и тот и другой в одном лице.
Вспомнилось, как бравые десантники загнали "уазик" в трюм, споро его зафиксировали страховочными тросами, а затем покинули самолет. И как один из них запер на ключ дверцу машины, но ключ никому не отдал. Никита заглянул через ветровое стекло в салон автомашины - ключей зажигания в приборной панели не было. Не суждено было "уазику" ездить по Каменной степи, он предназначался для других целей. И его судьбу должны были разделить и Никита, и его бригада, и самолет вместе с экипажем.
Открыть дверцу "уазика" для Никиты не было проблемой. Он достал из кармана связку ключей, на которой висела и универсальная отмычка, и легко открыл замок. На переднем сиденье ничего не оказалось, зато в изножье заднего он обнаружил небрежно брошенную на пол мешковину. Осторожно подняв ее, Полынов увидел на полу салона обыкновенную противопехотную мину. Правда, взрыватель у нее был не совсем обыкновенный - барометрический. Специально разработанный для диверсий в воздухе. При наборе высоты, когда давление в самолете падает, он включается, а когда самолет начинает снижаться и давление расти - срабатывает. Безотказная штука, обнаружить которую можно только визуально, ну а уж обезвредить, если она включилась, - никак нельзя.
Уверенность в том, что "уазик" начинен взрывчаткой, была стопроцентной, но все равно, когда Полынов обнаружил мину, его сознание обдало морозным холодом. "Не многовато ли покушений на мою жизнь? - отстраненно пронеслось в голове. - Второе за три дня и оба - в самолетах…" Но эта мысль промелькнула где-то на периферии сознания, абсолютно не помешав рассудку мгновенно оценить ситуацию и принять решение, как действовать. Но, как ни крути, без помощника, лучше всего командира корабля, ему не обойтись. Чем меньше людей будут знать об "уазике", тем лучше - меньше паники, да и советами мучить не будут.
Чтобы попасть в пилотскую кабину, Полынову пришлось подняться по лестнице на третий ярус. Миновав небольшой пассажирский отсек, он уперся в закрытую дверь и постучал. Ответа не было. Он внимательно осмотрел дверь - может, ошибся? - но тут сбоку на переборке увидел динамик переговорного устройства. Нажав пальцем на кнопку и, не отпуская ее, сказал:
- Говорит начальник экспедиции Полынов. Попрошу на связь командира корабля.
- Я вас слушаю, Никита Артемович, - через несколько секунд донесся из динамика голос Устюжанина.
- Василий Тимофеевич, выйдете, пожалуйста, в пассажирский отсек.
- А в чем дело?
- Кажется, у нас небольшие проблемы.
Устюжанин не стал выяснять по интеркому, какие именно и насколько они небольшие. За дверями завозились, замок щелкнул, и командир корабля шагнул через порог.
- Василий Тимофеевич, - предложил Никита, - давайте спустимся в трюм.
Устюжанин внимательно окинул взглядом Полынова, ничего не сказал и молча зашагал к трапу. Слишком серьезным было лицо Полынова, чтобы он мог заподозрить, будто его приглашают в компанию спасателей на рюмку водки.
Увидев, какой "подарочек" подкинули им эфэсбэшники, невозмутимый Устюжанин растерялся.
- Что это? - хрипло вырвалось у него. - Да как же это?..
Он недоуменно уставился на Полынова. В его голове просто не укладывалось, что родная российская спецслужба вот так вот, за здорово живешь, без каких-либо на, его взгляд, оснований, собралась препроводить их к праотцам. Слишком долго он прослужил в авиации, чтобы в один момент поменять представления о чести и порядочности людей в армейских мундирах - до сих пор спецслужбы работали бок о бок с экипажами, предотвращая диверсионные акты, а не наоборот.
- Слушай, Никита, а разминировать ее никак?..
Полынов отрицательно покачал головой.
- Может, мой бортмеханик попробует? - совсем уж околесицу понес Устюжанин. - Руки у него золотые…
- Не стоит рисковать, - оборвал его Никита. - Сделаем проще. Откроем люк и сбросим машину.
Глаза у старого пилота полезли на лоб.
- К-как?!
За тридцать лет службы он привык, что все грузы должны быть доставлены получателю в целости и сохранности, и иного отношения к своей работе не представлял. "Крепкая косточка" его чести авиатора и не предполагала, в какие костоломные жернова угодила.
- Может, только мину?
- Нет, - снова жестко отрезал Никита. - Спецы, установившие ее здесь, несомненно, предусмотрели такой вариант. Копаться в машине не будем и сбросим ее целиком.
Устюжанин шумно перевел дух, вытер пот с лица и, кажется, стал немного соображать.
- Надо снизиться… Высота - десять тысяч… Задохнемся…
Никита нехорошо оскалился.
- Здесь барометрический взрыватель! - гаркнул он. - Как только начнем снижаться - прощай мама! Понятно?
Устюжанин закивал.
- А раз понятно, - понизил тон Полынов, - тогда, Василий Тимофеевич, неси кислородные маски. Три. Стоп! - остановил он было дернувшегося идти летчика. - Сколько у нас еще осталось полетного времени на этой высоте?
Устюжанин поднес к глазам часы.
- Один час двенадцать минут.
Въевшаяся с годами в сознание скрупулезность в отсчете времени и в критической ситуации не изменила старому летчику.
- Нормально, - облегченно вздохнул Никита. - Успеем… Да, и еще, Василий Тимофеевич, уточните у штурмана наш курс, чтобы машину на какой населенный пункт не сбросить. И не дай бог радисту хоть словом заикнуться в эфир, что у нас на борту!
Устюжанин закивал и чуть ли ни бегом устремился в пилотскую.
Когда он вернулся, неся три индивидуальных кислородный комплекта, Полынов уже освободил "уазик" от крепежных тросов, выбил из-под колес колодки и снял машину с ручного тормоза.
- Через двадцать две минуты под нами будет город! - выпалил с ходу летчик.
- Успеем, - спокойно заверил его Полынов.
Он взял кислородный комплект и забрался по лесенке в жилой отсек трейлера. Веселье в трейлере было в полном разгаре.
- Ну что, начальник, проветрился? - встретил его ехидным смешком Братчиков. - Можно наливать? Чтобы, так сказать, запить?
Никита бросил комплект на кровать и жестко, одними губами, сказал:
- У нас на борту неприятности. Сейчас произойдет временная разгерметизация в трюме. Вот вам кислородная маска, будете дышать по очереди.
- Может, помочь?! - взвился с места Володя.
- Ваша помощь будет состоять в том, чтобы из трейлера никто носа не высунул! - отбрил Никита. - У кого ключи от дверей?
Он обвел всех требовательным взглядом, и Фокина в полном недоумении протянула ему ключ. Но когда Никита стремительно вышел и запер дверь жилого отсека, в нее тут же начали колотить кулаками.
Именно такой реакции и ожидал Полынов. Спасатели - не десантники, приказов не понимают. Бескорыстные и самоотверженные люди, у которых в крови рисковать собственной головой даже вопреки логике и здравому смыслу.
Не обращая внимания на стук и возмущенные крики из трейлера, Никита забросил за плечи ранец кислородного аппарата, повесил на шею маску.
- Тимофеич, - сказал он, глядя в глаза командиру корабля, - тебе предстоит самое опасное дело - открыть люк, а я вытолкну машину.
К Устюжанину уже вернулись рассудительность и обстоятельность, как в мыслях, так и поступках. От несвойственной ему растерянности не осталось и следа. Здесь он был хозяином и, когда ситуация прояснилась, лучше знал, что и как делать.
- Люк откроют из рубки по моему приказу, - спокойно возразил он и ткнул пальцем в ларингофон у себя на горле.
- Так за чем дело стало? - улыбнулся Никита и позволил себе пошутить: - Ждешь, когда над городом пролетать будем? Командуй.
- Погоди. - Устюжанин размеренным движением защелкнул карабин страховочной стропы на поясе Никиты. - Сейчас здесь такое начнется, что нас вместе с машиной выметет. - Он критически, как и положено командиру корабля, окинул фигуру Полынова взглядом и только затем скомандовал: - Открыть люк!
Поток воздуха, вырвавшийся из самолета, швырнул их на капот "уазика", но подталкивать машину не пришлось - она сама покатилась к люку. Полынов успел прикрыть рот кислородной маской, но вдохнуть все равно не было никакой возможности - легкие в груди самопроизвольно распухли, а все тело стало раздуваться, словно надувная игрушка. Пальцы превратились в сардельки, ремешок часов впился в запястье, ноги раздуло так, что передвигаться можно было только в раскорячку. Глаза, наверное, заплыли бы опухшими веками, если бы глазные яблоки сами не стали вылезать из глазниц. И все равно Полынов практически ничего не видел из-за хлынувшего в открытый люк слепящего света незащищенного разреженной атмосферой солнца.
Мгновенно окоченев от пятидесятиградусного мороза, ничего не видя, ошалев от распирающего изнутри давления, Полынов больше держался за "уазик", чем толкал его, и шел, шел… Пока сильный рывок страховочной стропы не опрокинул его на пол. И все-таки, лежа на полу, он успел увидеть, как машина, перевалив за край люка, сорвалась в ослепительную солнечную муть за бортом.
Не прошло и пяти секунд, как корпус самолета дрогнул, приняв на себя слабую в разреженном воздухе взрывную волну близкого взрыва сброшенного "уазика". Хитро настроили барометрический взрыватель - на какую бы высоту не взобрался самолет, взрыватель не реагировал, но при малейшем снижении он обязан был сработать. Не хотели в ФСБ привлекать повышенное внимание к Каменной степи, поэтому крушение самолета должно было случиться далеко от нее, не менее чем в ста километрах, на подлете.
Когда люк закрылся, Полынов еще пару минут неподвижно лежал на полу, чувствуя, как опухшее тело постепенно начинает приходить в норму, в глазах проясняется, а невесть откуда взявшиеся на коже кристаллики льда превращаются в холодную испарину. Наконец он поднялся, проковылял к лежащему у борта Устюжанину, наклонился над ним.
Старый летчик хрипло, натужно, со стоном дышал, мертвой хваткой вцепившись в страховочную стропу Полынова.
- Как ты, Тимофеич? - сипло спросил Никита и не узнал своего голоса. Уши словно заложило ватой.
- Ничего… - Устюжанин закашлялся. - Жив…
- Спасибо. - Никита подал ему руку и помог встать. - Если бы не ты, болтался бы сейчас за хвостом самолета мой окоченевший труп на веревочке, как дерьмо в проруби.
- Да не за что, - слабо отмахнулся Устюжанин. - Вижу, бредешь за машиной, как завороженный, ну я и дернул за страховку… Тебе, видно, с парашютом прыгать не доводилось?
- Приходилось, - честно признался Никита. - Но не с такой высоты.
- С такой высоты не прыгают, - согласился командир корабля. Он отдышался и вдруг крепко, с чувством пожал руку Никите. - Тебе спасибо. Как ты только догадался, что нам такую подлянку устроят?
Полынов промолчал. Не заслужил он благодарности. Не будь его на борту, никто бы самолет взрывать и не подумал. Впрочем, в этом случае и рейса такого не было бы.
Когда Устюжанин ушел в пилотскую кабину, Никита поднялся по лесенке трейлера, провернул ключ в замочной скважине и вошел в жилой отсек. Ребята сидели за столом молча, злые, как черти.
- Между прочим, начальник, - процедил Олег, непримиримо глядя ему в глаза, - у нас за такие дела, как запирать людей на замок, морду бьют.
Он раздраженно похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет.
- А вот это - отставить! - сипло гаркнул Полынов, но тут же смягчил тон и криво усмехнулся. - Нет, морду ты мне можешь попытаться набить, но курить не советую.
- А что случилось? - недоуменно спросил Володя.
- Бак с бензином в "уазике" от разрежения потек, - устало вздохнул Полынов и сел на кровать. Врать ему было не занимать - целый курс обучения в спецшколе по придумыванию на ходу правдоподобных "сказок" прошел. - Бензин по полу растекся, под обшивку проникать стал. А там электропроводка. Еще немного - и быть пожару. Пришлось машину на парашюте десантировать.
- Серьезно? - недоверчиво уставился на Никиту Володя.
Ничего не говоря, Олег сорвался с места и выглянул в дверь.
- Ну ни фига себе… - присвистнул он оттуда.
- Ладно, - благодушно махнул рукой Никита. - Предлагаю мировую. Наливай, Олег. Только мне чуть-чуть, все-таки печень еще пошаливает.
Он глянул на Фокину. Леночка сидела молча и смотрела на него во все глаза. Как на героя.
"С чего бы это она так? - удивился Никита. - Уж героев она среди спасателей на местах чрезвычайных происшествий навидалась предостаточно. Для нее такое поведение мужчин - будни. Или, может, в данном случае я для нее какой-нибудь особенный герой?" Приятное тепло проникло в сердце.
- Никита, у вас сосуды в глазах полопались, - сказала Леночка и в момент разрушила идиллически-романтическую картину, начавшуюся было формироваться в голове Полынова. - Давайте, я вам их альбуцидом закапаю.