Внешне гостиница имела точно такой же вид, как здание отделения банка, только без часового при входе. Михаил подумал, что опять промахнулся и лучше бы ему было идти на почтамт, но внутри не оказалось никого, кроме одинокой девушки за стеклянным барьером. Это несколько меняло дело.
- Нельзя ли у вас попросить книгу городских телефонов?
Равнодушие девицы было до такой степени наигранным, что он даже вздохнул. Про себя.
- Вам по городу?
- А что, есть еще и по району?
- Конечно. Но в ней только государственные, а вам, должно быть, частные нужны?
- Тогда, конечно, давайте по городу. Где у вас?..
Она, безусловно, очень хотела бы, здоровая пухленькая провинциалочка, подслушать разговор стильного парня, явно не из ее вдоль и поперек перепробованного Видова. Но Михаил отошел к аппарату у двери.
В городской телефонной книге он быстро отыскал телефон частной квартиры № 14 в доме 5а по улице Правды и добавил его, мысленно повторяя, к огненным строчкам. Добавил и еще один, из квартиры того же дома. Собственно, в последнем случае ему нужна была только фамилия.
Отозвались сочным баритоном.
- Слушаю вас внимательно.
Звук был так силен, что пришлось, делая вид, что поправляет трубку, заткнуть пальцем окошечко наушника. В микрофон Михаил усиленно сопел.
- Боровский слушает, говорите, - предложил баритон тоном выше.
Тогда Михаил, негромко, чтобы не донеслось до гостиничной толстушки, сказал с прибалтийским акцентом:
- До-прый день. Мне пош-жалуйста госпош-жу Иннгу Калявиене. Или я ошип-бся?
- Ошиблись. X… знает что, - сказал заместитель управляющего отделением банка Боровский, и Михаил услышал это, пока трубка на той стороне летела на рычаг, - спокойно отдохнуть не дают, козлы какие-то…
- Спасибо, Николай Степанович, с удовольствием расположусь у вас, - сказал Михаил в короткие гудки.
Когда он возвращал книгу, одинокая девушка за барьером вздохнула совсем не про себя.
С Аликом столкнулся нос к носу прямо на выходе, не пришлось даже ждать.
- Значит, так, - затрещал Алик, - я все выяснил, Боровских в городе три семьи, остальные по деревням в округе. Первый, самый главный, и который как раз нужен - Боровский Аркадий Сергеич, был директором РАЙ ПО, теперь в банке управляющим. Я на всякий случай и про других. Второй, Василий Сергеич, брат, раньше был директором совхоза, теперь в АТП, тоже директор. Третий…
- Да не тараторь ты. Машина где?
- Вон стоит, далеко, как положено.
- Хорошенькое далеко, если - вон.
- А тут все так.
- Поехали куда-нибудь, мне надо переодеться. Потом высадишь меня поближе к улице Правды, а сам отправляйся искать хату нам и машине на несколько дней, понятно?
- Понятно. Поехали, но куда-нибудь переодеться - это лучше всего за город. Три минуты. Вот только где тут гаишники обычно тормозят, я не успел…
В джинсовочке, с сумочкой через плечо, в простеньких кроссовочках Михаил звонил в дверь 14-й квартиры по улице Правды, 5а. От него изрядно попахивало спиртным.
Открыл ему обладатель сочного баритона собственной персоной, а не жена, о чем можно было беспокоиться. Ведь замуправляющего сегодня отдыхал, мог на звонок и не выйти. От него тоже попахивало спиртным.
- Вам кого, молодой человек?
- А это… а мне… а чего, Федоровы не здесь живут?
- Нет, молодой человек, ошибся.
- А… я извиняюсь… а это разве не двадцать четвертая квартира?
- Нет, молодой человек, двадцать четвертая - в следующий подъезд, Федоровы как раз там. А эта - четырнадцатая.
- Э! Ну, я извиняюсь. Ошибся, прошу прощения. Бывает, я извиняюсь.
Дверь скрывает от Михаила мужчину лет шестидесяти, с брюхом из-под растянутой тенниски и в очках в толстой оправе.
Они увидели друг друга, Михаил и этот грузный мужчина, который теперь обречен. Боровскому Аркадию Сергеевичу осталось жить дней десять, а то и меньше, потому что "информашки" определяют только самые крайние сроки.
Не только истинной, скрытой от всех и вся, но и самой конкретной, земной и обыденной причины смерти, неотвратимо ожидающей Боровского в ближайшие дни, Михаил не знал, как и всех кто был до него.
Чтобы существование Боровского прервалось, хочет ОНА - Сила, которой Михаил безрадостно, но покорно повинуется вот уже без малого пять лет.
Глава 2
- Небось думаешь, мы по банку прибыли ударить? - сказал Михаил, когда они подъехали к домику, где им согласились сдать половину на несколько дней.
Алик уклончиво подвигал плечами.
- Признавайся, признавайся. - Михаил был настроен дружелюбно.
- Не знаю я, шеф, ой, Михаил. Мы с вами во всяких делах бывали. И всегда было… непонятно. Мы едем, мы ищем, мы находим. И больше ничего. Уходим обратно на базу, уезжаем домой то есть. Нет, вы не подумайте, что я чем недоволен или что… Только странно как-то.
"Еще бы тебе не странно, - подумал Михаил. - Тебе и всем вам".
- Нет, я понимаю, если у вас, например, везде кто-то еще есть…
- Может быть, и так, - сказал Михаил, - может быть, и есть. А вот кое-где, например, на базе - дома то есть - у меня вполне может кое-кого и не быть. Например…
Он упер палец в грудь Алика. Тот нервно облизал губы.
- Понятно. Разрешите выполнять?
- Договорись с хозяйкой насчет молока, выполняла. Неизвестно еще, сколько нам тут жить.
В маленьком кособоком домишке с садом над тихой речкой Ужой им пришлось прожить всего два дня.
Глава 3
К кладбищу вели двести метров специально отведенного от шоссе асфальта. Сейчас по ним двигались два автобуса, открытый грузовик с гробом и так много легковых автомобилей, что хвост колонны еще съезжал с шоссе, а головной автобус уже докатил до первых могил.
В ярком солнце тень от громадных берез и лип покрывала только вершину холма. Могильные ограды расползлись по склонам вниз к оврагу и к реке, невидимой отсюда, с бетонки.
- Тьфу, - сказал один из двоих возле джипа "Турбо" на обочине шоссе, - я думал: "Главное! Главное городское!" - а тут так, пупочка.
Второй молча глядел на процессию и только хмыкнул, когда там нестройно грянул оркестр.
- Чего мы ждем-то?
Первый был одет в обтягивающий спортивный костюм, на руках тонкие кожаные перчатки с обрезанными пальцами. Старший коротко взглянул на него. Тот было притих, но сейчас же отвлекся на проходящих мимо девушек в ярких майках и джинсах.
- Куда путь держим, девчата?
- А куда и вы - на кладбище.
- Не надо так шутить. Кого там хоронят?
- А тебе, московскому, не все равно?
- Почему ты… а, по номерам. Так ведь я их как прилепил, так и скину. Я, может, самый главный рэкетир.
- Уймись, - бросил старший. Молодому не терпелось.
- Все-таки, кого ж там в мать-сыру кладут-то?
- Банкира нашего самого главного, - ответила высокая полная блондинка с горячими глазами.
- Угу, понятно, теперь мода такая - банкиров стрелять.
- Сам помер. Говорят, взял - да и подавился за обедом. Костью. Вот как бывает.
- Ну, это врут, - уверенно сказал бойкий. - Банкиры у нас так просто сами не помирают. Хороший был человек?
- А я с ним на машинах не каталась, - сказала смелая блондинка, зорко стреляя глазами на старшего. - Колдун, говорят, был, умел кровь заговаривать и любовь ворожить. Мог и сглазить кого, если бы захотел.
- Небось врешь.
- Нужно мне врать-то.
- У него и дед такой был, - сказала вдруг маленькая и меланхоличная. - Боровские - они все такие.
- Ой уж и все.
- Люди просто так не скажут, - быстро вставила блондинка, почувствовав, что теряет инициативу.
- Про всех не знаю, - сказала меланхоличная, - а этот точно был. У него и в РАЙ ПО все по струночке ходили, потому что знали: чуть что - ни выговоров, ни лишений никаких, а - сглаз. Маньку Дробышеву приворожил да и сглазил, она в Уже утопилась.
- Да про кого такого не скажут, если девушка… того, неуступчивая. А вот…
- Это ты прав, - вмешался старший, высокий и светловолосый. - Все, перекурили, едем дальше.
Его спутник, моментально прервав разговор, юркнул в машину, второй сел рядом. "Турбо" взревел, выбросил клуб сизого дыма и умчался, обогнув девушек.
- Даже не попрощался, - сказала подруга блондинки. - Хам.
- Как у них машина называется - "Блейзер"? - скучным голосом поинтересовалась третья.
- "Мицубиси-Танжера", - важно и неправильно сказала блондинка. - У моего любовника такой. - И оглядела остальных сверху вниз, что ей, при ее росте, было нетрудно.
В это время оркестр грянул во второй раз - гроб опускали в могилу. Донесся вой плакальщиц, ему вторил грачиный крик над полем по ту сторону шоссе.
Подруги пошли своей дорогой, и только большая блондинка, щурясь от солнца, смотрела на толпу, запрудившую почти четверть кладбища, совсем забыв о солнцезащитных очках, сдвинутых на лоб.
- Теперь понял? - спросил Михаил в машине.
- Теперь понял, - отвечал Алик, пригнувшийся к рулю. Он жал по пустынному участку.
- Ну и что ты по этому поводу думаешь?
- Да ничего особенного. Что тут думать. Все ясно. все ясно и ничего особенного
"Мне бы так", - подумал Михаил.
Глава 4
В придорожном кафе Михаил сразу взял себе бутылку коньяку. Кафе - слишком громкое название для двух составленных вместе строительных вагончиков.
- Не нравятся мне эти рыла, - тихо заметил Алик. Он жевал цыпленка и глядел в окно, забранное узорной решеткой в виде сердечек, но говорил о компании четырех амбалов в углу. Столик компании был уставлен пивом. Красовались две бутылки хорошей водки. Пустые.
Амбалы обратили на них внимание, едва они вошли.
- Легковые стоят какие рядом? - спросил Михаил, цедя коньяк и тоже глядя в окно. Он имел в виду площадку перед кафе.
- Не-а. - Алик лениво кинул полуобгрызенную ножку и принялся вытирать пальцы салфеткой. При этом его взгляд, проехав по компании, обратился к стойке. Персонала в кафе был один мужчина старше сорока пяти. Он что-то переставлял за гудящей экспресс-кухней.
- Хорошее время лето! - громко сказал Михаил. - Ночи светлые, ехать легко.
- Не надо, шеф. Это местная братва, хозяин им наверняка платит. - При желании Алик мог говорить вообще не разжимая губ и очень быстро. - У вас есть что-нибудь? У меня есть, но все равно не надо.
- Хороший вкус, - раздался голос. Каких угодно слов можно было ожидать, но только не этих. Михаил поднял глаза.
- Но виски "Чивас Регал" лучше, - продолжал подошедший амбал, разглядывая этикетку "Ахтамара", который Михаил успел уполовинить.
Чтобы лучше видеть, амбал наклонил бутылку, положив прямо на горлышко указательный палец с грязным ногтем.
- Только дорогое, спасу нет. И здесь не продается. Одолжили бы, мужики, на бутылочку. Заодно и подкинули б, вы же при колесах. А то мы и сами можем. Тачка у вас что на…
Это все, что он успел сказать. Зря сказал. И отвернулся к своим зря. Прямым указательным - в сонную артерию, толчком в плечо - чтобы валился быстрее.
Пока Алик вынимал то, что у него там с собой было, еще один из подскочивших амбалов остался без глаза, летящая бутылка отбита в воздухе, из двоих один растянулся, наткнувшись на опрокинутый столик, четвертого снес выстрелом Алик.
Заключительным аккордом прозвучал звонкий хлопок бутылки "Ахтамара", которую Михаил успел подхватить, о затылок летящего через столик. Точка.
У Михаила слегка потрясывалось в селезенке. Он оглядел поле, точнее назвать - уголок сражения.
Первый и четвертый лежат, второй подвывает, зажимая лицо, третий копошится. Михаил решил ему не добавлять.
Кинул остаток денег хозяину, который стоял за стойкой с поднятыми руками. Поднимешь, если тебе в щеку упирается воняющее порохом дуло. Револьвер "лилипут", конечно, не "люгер", но в барабане у него еще две пули, а третьей только что ухлопали твоего человечка.
- На лечение и похороны. Боюсь, этого мало, чтоб ты нас забыл, так что скоро мне придется раскошелиться и на твои похороны тоже.
В "Турбо" Михаилу больше не требовалось сдерживать ярость.
- Вообразил себя агентом с лицензией на убийство, сучонок этакий?!
- А что было делать? Вы ж этого, первого, тоже. Я такой удар знаю, "укус змеи" называется, забыл только, как по-японски.
- "По-японски"… Веди, не дергайся, в кювет меня не свали. Мысли, что дальше делать, имеешь?
Алик всем своим устремленным на дорогу видом показывал: ты старший, ты и решай. "В кювет бы неплохо, - подумал Михаил, - дурачка этого только жалко".
- С трассы убежать сумеешь?
- Нон проблемас.
- По-умному убежать, я имею…
- Нон проблемас, - повторил Алик, упрямо не глядя на Михаила.
- Вот и убеги. И домой меня привези. - Михаил усмехнулся. - На базу. Там станем решать, затаиться и ждать, может, само обойдется, иль у кого помощи просить.
Если уж так получилось и парень оказался посвящен во многое, Михаил решил не таиться от него и еще в одном. До сего дня один тезка-Мишка, которого он вытащил из похожей ситуации, видел, что Михаил может в схватке. Он этого никогда не афишировал. С другой стороны, Алик - единственный, кто впрямую наблюдал главный результат работы Михаила и поэтому оказался как бы причастным к высшим тайнам. Вот не грех ему и еще кое-что узнать.
К тому же Михаилу захотелось созорничать, чтобы увидеть физиономию Алика.
Он доверился чутью и знанию местности своего водителя, не мешая Алику выбрать место съезда с трассы, несмотря на то что для этого им пришлось-таки миновать один мерзкий городишко, где наверняка могли быть оповещены.
Но он видел капли пота на лбу и щеках Алика, сведенные на баранке пальцы и предпочел не вмешиваться. Парень понимает, чем рискует, а если понимает, то рискует не напрасно.
Зато почти сразу потом они соскочили сперва на проселок, следом, после пары глухих уснувших, а может, мертвых деревенек, - в лес, и пошли петлять лесной неведомой дорогой. Яркая полная луна то вылезала из-за черных елей, то скрывалась за ними.
Продолжая ход задуманной шутки, Михаил ближе к полуночи начал то и дело включать часы на зеркале. Наконец без пяти минут оставил включенными совершенно, а без одной двенадцать велел остановить машину и выходить.
Июльскую ночь наполняла тишина, особенно ощущаемая после того, как мотор был заглушен. "Сплюсплю!" - крикнул козодой, и это было странно, потому что откуда быть козодою в лесу.
"Только бы не взвыл филин, - подумал Михаил. - От того, что я придумал, парень просто лишится дара речи, а так может не только в штаны наложить, а и чего похуже. Кто выдумал, что филин ухает? Он взвывает".
- Алик, слушай меня внимательно, - сказал он, придавая голосу подходящую торжественность.
- Слушаю, шеф. То есть Михаил. Я слушаю вас.
- Я ведь не знал, какой дорогой ты меня повезешь, так?
- Так. Не знали… Это на Пятницу, а потом поворот еще…
- Погоди. Сейчас не это важно. Путь я тебе не указывал?
- Не указывали.
- И сейчас пришла мне в голову мысль… Посмотри-ка на часы?
- Два раза два нуля. Полночь.
- Пришла мне мысль, что опять мы остались без денег. Мы едем из деловой командировки, и у нас нет денег. У меня нет денег. Поэтому я… - Он нагнулся к ближайшему камню, отвалил его и достал плотный бумажный сверточек, накрест перетянутый шпагатом. - Поэтому я достал для нас деньги, чтобы мы благополучно добрались, без помех, буде возникнут. Достал - в полночь. Усекаешь?
Вид физиономии Алика его удовлетворил. Более чем. Пришлось хватать за рукав, трясти, кричать в ухо:
- Это фокус! Я пошутил, дурак! У меня ж в рукаве были!
Минут десять спустя они выбирались с глухой лесной дороги. Михаил сказал;
- Вообще-то мне такой юмор несвойственен.
- Да уж несвойственен. Куда как.
- Говори лучше, где у тебя бутылка припрятана, а то мне этот жлоб помешал, надо стресс снять.
Михаил врал. У него не было стресса. Его душила глухая и черная, как эта июльская ночь, тоска. Пачка оказалась чересчур толстой, что могло означать только новое задание в самом ближайшем будущем. Или сразу несколько.
Что же до той помощи, которую он обещал Алику попросить, то и здесь он кривил душой.
У НЕЕ помощи попросить нельзя. ОНА не помогала. ОНА только приказывала.
Глава 5
вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка
Под плакучими ивами - вода, вода, вода.
За снегами, за зимами -
луга, луга, луга.
Над ночной тишиной
месяц лег золотой.
Месяц…
Ивы. Странно думать об ивах, когда в воде отражаются сосны. И вода черная, быстрая, бегучая.
Женский профиль в неосвещенном окне. Какая тоска! И никого рядом, никого. И ночь.
Цепочки, цепочки, цепочки огней. Гул. Частый. То на небо, то с неба. Где же здесь увидеть месяц в небе.
Они слишком часто взлетают и садятся. По одному, парами, звеньями. Она знает, она видит их.
Завтра последнее испытание, и она целый месяц будет жить дома, в московской квартире. Тихо, тепло, уютно, знакомо.
Тихо, сумрачно, пусто, страшно.
Она выговорила у них себе это право. Выторговала. Пусть в квартире живут только тени, но это родные тени. Все, что у нее осталось родного.
Знакомая панорама из окна. Мост внизу и на углу, на повороте из-под моста светофор. Нелепый, тройной, поставили в прошлом году.
С этого мости стреляли танки в девяносто третьем, а ее не было дома. Она была предусмотрительно увезена, хотя тогда еще ничего не понимала, дурочка, а они увезли ее и спрятали на целых три недели.
Надо идти спать, и завтра с утра снова кислая рожа Бусыгина, надоевшая хуже горькой редьки. Кто он, полковник? Не меньше…
(Но позвольте, Бусыгин ведь действительно полковник, и ей это прекрасно известно. Он ее муж, и их дом - нормальный дом, с налаженной жизнью. Только вот детей нет. Какие же тени, откуда? И что это за место, она ни разу тут не бывала. Песня… странная какая-то.)
…Над ночной тишиной
месяц лег золотой.
Месяц… Они убивают тишину.
Она помогает им.
Надо идти спать.
вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка