Роман, прежде чем присесть, огляделся, но наступившая уже часа два назад темнота скрывала весь горизонт, кроме того места, куда нырнуло солнце, предлагая отдохнуть от своих чересчур щедрых в тот день лучей. Звезды, рассыпанные по небосклону, лишь холодно подмигивали, но не давали рассмотреть местоположение друзей. Уже в десяти шагах от себя Роман с трудом различал предметы. Однако он смог собрать, не прося помощи у сидящего друга, немного дерева и поджечь его с помощью ненужных листов из блокнота, который по обыкновению водился у любого курсанта. Заигравшее сначала на тоненьких веточках, а потом перекинувшееся на более толстые ветви пламя осветило уставшее лицо Михаила. Он посмотрел на Романа и сказал:
– Да садись уж… костер – это лишнее было, – наверняка он так не думал. Просто он хотел выказать, что не помогал Роману именно по этой причине. А раз это твоя идея, вот сам и собирай. Но мы-то можем догадаться, что и Михаилу было приятно сидеть у ласкового пламени, чем вот так в темноте на ощупь давиться всухомятку.
Роман присел на траву и, еле сдерживая стон, снял гады. Носки, порванные в нескольких местах, прилипли к кровоточащим мозолям, и снять их было почти подвигом для молодого человека. Отдирая ткань и видя, как начинается кровотечение, он понимал, что наутро ему будет очень и очень тяжело продолжить путь вместе с другом. Посмотрев на Романа, Михаил тоже стянул гады, и под не менее порванными носками обнаружились не менее кровоточащие мозоли. Роман чуть воспрял духом, понимая, что они с другом в одинаковом положении и никто никому обузой не будет.
– Да, – резонно протянул Михаил, – теперь мы с тобой не ходоки.
– Угу, – согласился Роман, протягивая искалеченные ступни к огню.
– Что делать будем?
Вместо ответа Роман пожал плечами, мол, твоя затея, ты и думай. И Михаил задумался, крепко… Он не вышел из своих дум, даже когда Роман подал ему открытую банку с рыбой.
– Пить нечего… – напомнил Роман, но впустую. Его замечание не отвлекло мыслителя.
Про себя Роман выругался: ну как можно в путь идти без воды, зная тем более, что вокруг только грязная. Единственная влага, которая была у курсантов, – это сок от рыбы, перемешанный с маслом. Выпив его и выскреби консервы дочиста, Роман подумал, что после такой трапезы еще больше захочется пить. Так и оказалось. Ночью он проснулся от жажды и не мог сообразить, чем же напиться. Проснувшегося следом Михаила мучил тот же вопрос. Поглазев друг на друга, друзья поднялись на свои искалеченные ноги и огляделись. Еще было темно, но не так, чтобы не разглядеть ближайшее нерадостное окружение. Водой даже не пахло. И это учитывая, что прошли такие дожди до этого.
– Может, пойдем потихоньку? – спросил Роман.
– Куда? – не понял Михаил.
– Воду поищем…
– Ну, пошли. Только это… не спеши.
– Я именно это и хотел тебе сказать.
Они горько усмехнулись и медленно, косолапо пошли босиком по траве, подобрав остатки еды и гады, за ночь высохшие возле пламени и ставшие совсем деревянными от пота и крови.
Им повезло: дождевая вода, не успевшая высохнуть за часы пекла, скопилась во многих выбоинах на грунтовой дороге, и курсанты с удовольствием напились. Далее они уговорились следовать по дороге до ближайшего селения, а уже там продолжить прерванный жаждой сон. Легко сказать. Осторожно ступая по обочине, Роман неоднократно задевал камни, плохо видимые в утренних сумерках, и тихо йокал, боясь, что опять сорвет корочку засохшей крови. Уже к утру молодые люди стали подниматься на склон, на котором виднелся пустынный и кажущийся нежилым поселок.
Даже собак не было в этой деревне, как потом выяснилось. Тщетно бродили между домиков и дворов молодые люди, никого не нашли они. Обманываю. Нашли. Несколько десятков крыс, лениво блуждающих без страха между домов. Курсанты, осторожно минуя этих серых паразитов, прошли почти насквозь весь поселок и встали, замерев перед открывшейся им картиной: на маленьком пятачке пересечения двух улочек были уложены в штабеля… человеческие тела…
4
Ханину о пропаже двух курсантов доложил дневальный, который по просьбе старшего лейтенанта пересчитал по головам всех спящих в особняке.
– Кто?
– Ромка и Мишка. С первого отделения третьего взвода.
– Комода ко мне.
– Есть!
Появившийся командир отделения протер глаза и, вопросительно посмотрев на старшего лейтенанта, спросил:
– Тащ командир, типа прибыл…
– Где твои бойцы?
– Какие?
– Дневальный.
Дневальный назвал курсантов по фамилиям.
– Спят, – уверенно ответил комод.
– Так… – сказал Ханин, не желая разговаривать в присутствии дневального, – одевайся и пулей ко мне возвращайся. Дневальный! Слышишь меня? Никому ни слова. Ляпнешь, лично утоплю. Поверь. Прое…ал – ответишь! Так что не усугубляй.
Комод побежал одеваться, а Ханин вышел из здания спустя час после того, как курсанты так же покинули его – резко открыв дверь, дабы не скрипнула.
Добравшись до своего домика, где он расположился, Ханин вошел и разрешил вскочившему дневальному сидеть дальше и читать при свече.
– Вставай, – громко сказал он, подойдя к койке Серова.
Мичман сел на кровати, будто и не спал:
– Что, уже мое время?
– Остынь. Все хуже. У нас по ходу дела два дезертира.
– Чего? – изумился Серов, мгновенно приходя в себя и прогоняя остатки сна.
– Что слышал, – жестко сказал старший лейтенант.
Серов поднялся и, поправляя на себе китель, сказал:
– Слышишь, Ханин, ты, конечно, это… но с подводной лодки не сбежать.
– Эти смогли. Их нет на острове… тьфу, на холме.
– Все обыскали?
– Нет еще. Сейчас комод их подойдет, и пойдем искать, – без особой надежды в голосе сказал Ханин.
– Так че панику наводить. Может, они где здесь?
– Вряд ли. Сдается мне, что свалили они. Спал дневальный…
– Порвем, – уверенно сказал Серов.
– Посмотрим, как там все сложится.
Снова появился одетый командир отделения и, выправившись, доложил о своем прибытии.
– Ты сильнее орать умеешь в… пять часов утра? – поморщившись и посмотрев на часы, спросил Серов.
Дневальный промолчал, стоя смирно.
– Садись, – указал Ханин комоду на стул. – Итак, где твои бойцы?
– Я еще не расспрашивал. Вы сказали сразу к вам прибыть, как оденусь.
– Врешь.
Молча Ханин рассматривал уставившегося на свои ботинки курсанта.
– Хсподин сташий льтенант… – обратился смущенно комод, поднимая глаза.
– Что?
– Ребята говорят, побег они задумали сегодня. Якобы ночью трепались, а после и вовсе свалили.
– Что, так сразу? Взяли поболтали и свалили?
– Вроде как, – снова опустил глаза к ботинкам комод.
– Чего так?
– Фиг их знает… – растерянно развел руками курсант. – Ромка, вообще, точняк никуда бы не поперся. Его наверняка Михась соблазнил.
– Чем это?
– Ну, не знаю. Может, что типа там и хавки больше, и вообще.
– Что вообще? Говори яснее.
– Да что тут говорить. Станция рядом! Страшно.
Ханин не стал переспрашивать, чего, мол, страшно, сам вздрагивал иногда при мысли, что вот-вот подмоет фундамент и рванет вода туда… туда вниз – к ТВЭЛам.
– Что делать будем? – спросил Серов.
Ханин поднялся и сказал:
– Пойдем, остров обыщем. Тьфу ты, опять остров…
– Остров, остров, хсподин сташий льтенант, – поддакнул комод, выходя следом за ним.
Серов, проходя мимо дневального, сунул тому кулак под нос и сказал:
– Только ляпни кому…
– Как можно, господин мичман?! – с готовностью сказал дневальный, волей-неволей слышавший весь разговор через неплотно запертую на кухню дверь.
Обойдя "остров" и никого не обнаружив, трое собрались около особняка, и Ханин сказал комоду:
– Ну, все… выбора нет. Пусть дневальные общий сбор командуют здесь, перед особняком.
– Есть, – сказал и, заскочив сначала в особняк и там крикнув команду, побежал в следующие здания, занятые ротой Ханина.
Прошло более десяти минут, прежде чем рота построилась, и Серов уже открыто материл курсантов, обзывая их той нецензурной бранью, которой, в принципе, при правильном употреблении военно-морской флот может только гордиться.
Рота стояла и боялась дышать, видя своих командиров не просто в гневе, а в хорошо скрываемом за ним тихом шоке. Но роту не проведешь, и видят курсанты, что набирает в грудь воздух командир Ханин, чтобы озадачить или ошарашить всех в строю.
– Приветствую, курсанты.
– Здравия жлаем, хсподин сташий льтенант, – прокашлялась рота.
– Около часа назад расположение роты покинули двое курсантов, – Ханин, называя их по фамилиям, смотрел за строем, особенно за первым взводом. – На острове, – в этот раз он не стал поправляться, – их не обнаружили. Отсюда, данные курсанты согласно закону находятся в самовольной отлучке…
Раздались нервные смешки с задних рядов. Серов вытянул шею и посмотрел, кто там вольности себе позволяет.
– Эй, на шкентеле, вы у меня сейчас купаться пойдете. Погода и ваше настроение соответствуют.
– …Курсанты, у меня нет надежды, что они вернутся назад. У меня нет надежды даже на то, что они живы. Что еще живы. Я даже не буду объяснять почему. Сами поймете чуть позже. Но сейчас я хочу вас… вас попросить, а точнее, спросить: кто еще считает, что нам надо покинуть наше расположение немедленно, не дожидаясь, пока нас найдут спасатели? Шаг вперед.
Никто не двинулся. Нет, не потому, что все считали, что надо сидеть на месте. Просто из чувства самосохранения. Мало ли их сочтут потенциальными бегунами и от греха подальше просто запрут или начнут вести за ними тщательное наблюдение.
– Что, все считают, надо спасателей ждать?
А вот такой вопрос вызвал из рядов мощное возмущение, выраженное неразборчивыми выкриками.
– Так что не выходите?
Ропот стих. Серов тихо обратился к старлею:
– Так нельзя.
– Что?
– Ну, у нас же не гражданка. Если они почувствуют вашу неуверенность, они вконец на все болт забьют.
– Я без тебя знаю… Так надо. Надо, чтобы они осознали, что теперь это не просто рота из состава училища, а совершенно самостоятельная группа.
– Это для чего?
– А вот это мы потом обсудим.
– Хорошо, – кивнул мичман и, развернувшись к роте, рявкнул: – Смирррна! Что вы, блин, как бабы стоите, у которых… как это… критические дни. Что переминаемся? Слушаем командира!
Ханин еще раз продумал все и сказал курсантам:
– В общем, так… У нас есть выбор: ждать еще двое суток. Именно на столько у нас есть провианта. Это соответствует указаниям командования – ожидать, пока нас не вывезут в расположение ближайшей части. Но мы можем также нагрузить припасы и, совершив марш-бросок длиной в сутки или двое, добраться до ближайших селений и сообщить о том, что мы благополучно… или как получится… выбрались, и дальше, получив указания, направиться в место нашей будущей дислокации. Вы – курсанты. Хоть вы уже и воины, раз приняли присягу и сделали уже немало для такого срока службы, однако вы еще три месяца назад были гражданскими лицами. И я искренне опасаюсь, что тяжесть перехода скажется на вас. Выдержите ли вы? Не будет потом стонов, что, мол, устали или там… болеем?
Командир третьего взвода, не выходя из строя, сказал:
– Господин старший лейтенант. Это все равно лучше, чем сидеть на пороховой бочке. Но мы сделаем так, как вы прикажете.
Ханин посмотрел на командира взвода и сказал тихо про себя:
– Ага, только знал бы я сам, что делать…
Он оглядел весь строй, в котором не было даже девятнадцатилетних, и сказал мичману:
– Они дети. Они совсем дети. Мы их не доведем…
– Брось, Ханин. Ты-то чего раскис? Давай команду, и к вечеру у нас будет с десяток плотов плюс командирский катер.
Ханин еще раз оглядел курсантов и объявил громко:
– Итак, слушай мою команду! Первый взвод во главе с мичманом Серовым сейчас… немедленно приступает к постройке и вязке плотов. Второй взвод со своим командиром готовит материалы для строительства. Третий взвод приступает к обыску всех помещений на острове, повторяю – всех, и подготовке необходимых припасов для перехода. Для дополнительных указаний, командир третьего взвода, ко мне. Остальные, приступать к работам.
Мичман сразу после Ханина скомандовал:
– Первый, второй взводы, не расходиться! Куда повалили? Становись обратно, кому сказал?!
Ханин с командиром третьего взвода, старшиной первой статьи, отошли подальше от слишком громко отдающего указания Серова и остановились возле дверей особняка.
– Так, слушай меня… – начал Ханин, – сейчас по отделениям заходите в каждый дом и начинаете шерстить шкафы, тумбочки, короче, все места, где могут храниться теплые вещи: плащи, сапоги, носки, в конце концов; рубашки, футболки, нижнее белье… – Видя вопросительное выражение лица курсанта, Ханин пояснил: – Это на случай непредвиденных купаний. Все это ко мне… я буду здесь. Скажи, чтобы мне вынесли стол и пару стульев. Мне бумагу достаньте и ручку. Сделаем опись изъятого по необходимости. Все понятно? Завтрак через час. Приступайте.
Командир третьего взвода убежал собирать своих бойцов, а Ханин тем временем решил послушать Серова.
– …гвозди, молотки, вагонка, веревки, ДВП, ДСП, все строительные материалы, какие найдете. Пожалуй, клей, краску, цемент и так далее не надо. Сами разберетесь – не маленькие. Все сюда для составления описи. Первый взвод, пока вам готовят все это, не расслабляйтесь и приступайте к слому забора. Только смотрите совсем его не разломайте. Доски, я имею в виду, не крушите, ими еще бревна сбивать. Всем разойтись!
Ханин подошел к Серову и поинтересовался:
– А на бревна ты этот домишко пустишь? – он указал на деревянный сруб на склоне.
– Да. Только пусть у нас все сначала готово будет.
– Хорошо. Я не против. Что там с, типа, командирским катером?
– Я послал Кирюху и одного из его же взвода. Пусть в воду спустят и сюда перегонят. А нашу резинку на буксир возьмут.
– Отлично. Просто, чтобы вещи не замочить, в катер их закидаем.
– Я тоже так думаю. О! Эти уже стол тащат.
Ханин огляделся на курсантов, что вынесли из особняка журнальный столик, и пояснил:
– Да, я сказал, чтоб вынесли.
– Опись подробную делать?
– Да, по возможности. Ну там, гвозди не штучно, конечно, мерить – пачками, килограммами… Ну, на глаз. Короче, сам смотри.
– Хорошо.
Хорошо, да не совсем… Вернувшиеся через час с соседнего островка бойцы сообщили, что строящийся флот неожиданно остался без флагмана.
– Ну, а ты что думал? – философски заметил Серов Ханину. – Что эти уроды вплавь ушли?
– Вот уж воистину уроды, – сплюнул Ханин под ноги.
– Командир, мы тебе такой плот забабахаем, не плот, а плотище! – смеясь, заверил Серов своего командира.
– Да это-то тут при чем? Главное, чтобы припасы не замочились, – нахмурился Ханин.
– Спокойно. Все будет круто!
К обеду старлей и мичман составили две описи.
"Список изъятых по моему приказу вещей из поселка. Вещи для обеспечения действий вверенной мне роты:
Из дома номер девять:
1. Носков теплых – 8 (восемь) пар.
2. Носков обыкновенных – 6 (шесть) пар.
3. Тулуп овчинный – 1 (один).
Из дома номер шесть:
1. Сапоги резиновые (болотники) – 1 (одни).
‹…›
13. Кастрюли разноразмерные – 9 (девять) шт.
14. Бак – 1 (один).
Дата.
Подпись:
ст. лейтенант ВМФ Ханин".
"Список изъятых строительных материалов и вещей для обеспечения действий пятой роты курсантов училища имени…
1. Дом – 1 (одна) штука.
2. Гвоздей разной длины – 5-8 (пять-восемь) кг.
3. ДСП, снятых со стен и перегородок, – 22 (двадцать два) листа.
4. ДВП, снятых со стен и перегородок, – 40 (сорок) листов.
5. Ломов – 3 (три) шт.
57. Рельс – 1 (один) шт.
Дата.
Подпись".
* * *
– Ладно, над домом люди просто ухмыльнуться, но над рельсом… не знаю. Оборжутся, – сказал Ханин, прочитав опись мичмана. – Зачем рельс спер, Серов?
– Пригодится… – разумно, а может и не очень, заявил мичман. – И в конце концов, я не спрашиваю, зачем тебе в описи флаг России.
– Еще бы ты спрашивал… Да это они от усердия.
– Они в него заворачиваться будут?
– Отстань, они, в отличие от тебя, патриоты.
– Так лучше б Андреевский сшили… от усердия, – заметил Серов, видя, как трое курсантов, надев флаг на палку от метлы, размахивают им словно футбольные болельщики на стадионе.
– Так, все… прекращай. Давай сюда свою писанину, – сказал старший лейтенант.
Ханин вложил два листка в полиэтиленовый прозрачный пакет и подвесил под козырьком над крыльцом особняка.
– Вот. Кто оборвет, тому сам руки пообрываю, – обратился он к курсантам неподалеку.
Ханин приказал уложить все найденные предметы одежды в пакеты, а потом и в мешки из-под картошки, так же найденные в домах и занесенные в опись. Проконтролировав процесс, старший лейтенант и мичман направились к уже описанному и конфискованному на слом дому. Вокруг сруба стояли, ходили, чесали затылки курсанты и командиры взводов и отделений.
– Что вы смотрите на него, как бараны, – на подходе громко возмутился Серов. – Это же ломать, а не строить! Лестницы найдите. Разломайте крышу. Потом подцепляйте ломами доски и бревна и скидывайте их на землю. Давайте бегом.
Под командованием мичмана и при молчаливом присутствии командира курсанты поставили своеобразный рекорд училища: разбор строения за четыре часа. Ханин всерьез подозревал, что рекорд никогда побит не будет.
Разобрав домик и откатив бревна к спуску, где намечалось их превращение в плавсредство, командир разрешил обед, по времени скорее похожий на ужин, и часовой отдых.
Через полтора часа работы возобновились. Кто по пояс в воде вязал спущенные концы бревен в полотно плотов, кто на уже связанных сбивал бревна вдобавок досками и мастерил на них настил. К десяти вечера было готово уже три плота, и их опробовали курсанты, забравшись по пятнадцать-двадцать человек на каждый. Плоты проваливались по самые настилы, а при неправильном расположении пассажиров вообще грозили утопить всех. Но Серов был доволен.
– Пусть сидят, как мыши, а не то утонут, – заявил он.
Ханин, осмотрев то, что осталось от постройки, сказал менее радостно:
– А что, собственно, дальше? У тебя больше-то и строить не из чего.
Почесав за ухом, мичман заявил:
– Ну, у нас еще не один забор есть.
– Неуверенно как-то ты заговорил… Я, кстати, тоже думаю, что забор – это не выход. И что будешь делать?
– Придумаю что-нибудь.
– Давай думай. Только ночь уже на дворе… лучше, наверное, завтра продолжить. Пусть ужинают и "отбиваются".
– Хорошо. Я зайду, как все закончим.
– Да. Давай пораскинем мозгами вдвоем. Я у себя. Пойду поем. Я вспомнил, что я еще не ел, в отличие от вас всех.