- Вот ведь толковый генерал… Когда я к морю вышел, то, не поверишь, прослезился, увидев у Щеттинпорта на царском берегу нашу пехоту. Дальше нас вывели к своим за реку… Подсчитали - прослезились. У меня раненых да обмороженных половина личного состава - все в госпиталях сейчас. А каждый четвертый всадник поторопился в царских тылах вслед за ушедшими богами. Лошади чуть не падали от усталости и малокормицы. Вот так вот. Так что реально со мной здесь бригада неполного состава, хоть по бумагам и числится дивизия. А ее еще и раздробить приказано. Лагеря пленных разбросаны по всему вашему герцогству. И что делать?
- На охоту сходить, - отозвался я, вызвав у генерала оторопь. - Через две недели гусь на север полетит через наши горы. Вот с ней вот, - почесал я притулившуюся к моему колену собаку за ушами, - и пойдем. А на местах у вас и ротмистры справятся. Воспринимайте свое пребывание в наших гостеприимных краях как отдых. Заслужили.
Оставил я Бьеркфорта ночевать у себя, а на следующий день выехали мы в Калугу принимать его эшелоны с конским составом, оставшимся без всадников. Их герцог определил на свободный выпас в степь. Как раз рецкие пастухи собрались баранов в горы на альпийские луга перегонять. Вот выпасы и освободились.
А мне требовалось в своем городе обеспечить дивизию складами под амуницию, лишнюю при табунном содержании коней. Но вновь потребную, когда их снова поставят в строй.
В дороге Бьеркфорт снова и снова возвращался к теме рейда, рассказывая мне новые подробности. Анализировал.
- Вам бы все это изложить на бумаге, - посоветовал я больше из терапевтических соображений, нежели исторических. Занять мозги было ему надо хоть чем-то. Иначе свихнется.
- Я уже отправил отчет в генштаб, - сухо откликнулся Бьеркфорт.
- А вы напишите книгу об этих событиях. Мемуары. Я уверен, что они будут востребованы читателями и после войны. Времени для этого у вас здесь будет достаточно. Управление лагерями военнопленных не требует столь ежечасных забот, как командование дивизией на фронте.
- Я подумаю… - пробормотал генерал. - Если у меня, конечно, получится.
- Обязательно получится. Не может не получиться, - заверял я его. - Чтобы люди помнили о каждом четвертом коннике из Удет, который не вернулся домой, чтобы сорвать генеральное наступление царцев этой зимой.
- А кто такую книгу издаст?
- Да хотя бы концерн "Гочкиз", - усмехнулся я. - Это же такая реклама их ручным пулеметам.
Пусть пишет. Лишь бы не спился.
Пронзительно о таком феномене написал Алексей Ивакин: "Возвращается боец с войны. И начинает пить. Потому что никому не может объяснить - что это - когда собираешь куски друга в ведро. Потому что ты жив - а он нет. И ты не можешь смотреть в глаза людям, ты изо всех сил хочешь вернуться туда - в смерть, в ненависть, в страх. В жизнь. Потому что тут слабое подобие жизни. Тени вокруг. Ненастоящие тени. И та ночная девочка под рукой, отчаянно пытающаяся вернуть тебя в "реальный" мир - тоже тень. Ты навсегда остался там".
Послевоенный синдром. Хуже всего он у побежденных. Но даже у победителей война - это самая звонкая часть их жизни, когда каждый ощущал, что живет на полную катушку. И чем дольше ветераны живут, тем ярче это осознают.
Я тоже скучаю по войне. Хочу летать и бомбить. Хочу снова вползти во вражескую траншею с одним кортиком в руке и творить кровавую тризну. Но у меня забот полон рот. Город. Заводы. Куча людей, от меня зависящих. Они меня от этого синдрома если не спасли, то отгородили.
Так что пусть пишет мемуары.
4
Так прошла мягкая рецкая зима, и в воздухе ощутимо запахло весной. Весна это всегда радость. В Реции она наступает рано. И постоянно каждый месяц здесь что то цветет и что то созревает. Особенно в закрытых от северных ветров долинах. Райский край. Только руки к нему приложить. Доселе вокруг второго разъезда только овец пасли большими отарами в холодное время года, а летом их гоняли высоко в горы на альпийские луга. И так тысячу лет. Дешевая баранина прямо из отар живым весом резко удешевляла питание строителей по сравнению с консервами. А среди пленных спецы нашлись из шкур цигейку выделывать. Я их отдельно отселил. Уж больно вонючая у них профессия. Ради интереса слой чернозема в степи промерял и офигел - полметра! Вот бы нам такую землицу да на хутор под Воротынск… Приказал на черноземе ничего не строить, а стаскивать плодородный слой бульдозерами в курганы. Пригодится еще. Горцам тем же продать на их худые хуторские делянки. Хоть за копейки, а все прибыль. Да и город озеленять придется, как без этого. И вообще плодородная почва - ценный ресурс. Местные этого пока не осознали. На хутор дяди Оле три обоза из двух десятков фур чернозема прислал с наказом оставить в этот год все поля под паром, разбросав по ним эту черную землю. А то, что должно было на тех террасах вырасти, я ему компенсировал натурой. Еще обоз, только маленький. Но на год для десятка человек продовольствия хватит за глаза. Весна радовала. Но в этот год она для меня со слезами на глазах. У Элики случился выкидыш. Меня вырвали из Калуги телеграммой. Я мчался в своем "коротком" поезде с максимальной скоростью и тупо смотрел в окно на степь, которая на неделю во всю свою ширь покрылась прелестнейшим ковром цветов, похожих на мелкие оранжевые тюльпаны. Как пожаром вокруг занялось до горизонта. В другое время я бы сполна насладился бы таким великолепным, но кратковременным зрелищем, а сейчас как оцепенел. В голове крутилась всего одна мысль: за что? И сам понимал, что было бы за что - совсем убили. Мне то еще есть за что. А вот за что такое Элике? Созданию по определению невинному и желающему окружающему миру только добра и счастья. На вокзале меня встречала Альта с кучером. Для моей охраны пригнали шарабан, что было избыточно, так как половина егерей оставалась сторожить поезд до того как его перегонят на заводскую ветку "Гочкиза". Альта схватила мою руку обеими ладонями и низко склонившись, поцеловала ее прямо через перчатку.
- Прости, мой господин, презренную свою ясырь. Недоглядела… - произнесла она скорбным голосом, не глядя мне в глаза.
- Разве ты в чем то виновата? - спросил я, стараясь сдерживаться. Все же это мать наследника герцогского трона, хоть и считается по обычаю моей рабыней.
- Только тем, что меня в тот момент не было дома. Я отлучалась к сыну во Дворец.
- Поехали, - сказал я, с усилием вырывая свою руку из ее сильных ладоней.
- По дороге все расскажешь. Я слабо разбираюсь в медицине кроме поверхностной травматологии, тем более в акушерстве и гинекологии знаю только куда совать, чтоб дети были. Ясно только одно дочки у меня не будет. Мда… богатые тоже плачут. В холе наскоро скинув шинель, сапоги, портянки и ремни босой взлетел на второй этаж в нашу супружескую спальню. Элика не спала. Жена полусидела на больших подушках, тупо уставившись большими синими глазами которые я так любил в ковер на противоположной стене. Она даже не откликнулась на мой поцелуй. Не ответила. Я сел рядом. Привлек женщину к себе, уложив ее белокурую головку на грудь и не зная, что вообще можно сделать в такой ситуации запел "Вечную любовь" которую к тому времени успел переложить на рецкое наречие.
- Спой на русском, - тихо перебила меня любимая безжизненным голосом. Я подчинился и попал исключительно в дырочку. Со второго куплета Элику так затрясло в истерике и пароксизме рыданий, что я еле ее удерживал. Но это уже лучше бесконечного тупого рассматривания узоров ковра. В приоткрытую дверь заглянула Альта с вопросом в глазах.
- Можжевеловки… - приказал я.
- И соленой закуски. И продолжил петь. Пел по кругу, с начала до конца и снова с начала… Долго пел, пока истерика у обессилившей жены не кончилась. Потом влил в нее грамм сто пятьдесят водки и подождал, пока она заснет у меня на руках. Что то мне подсказывало, что хуже уже не будет. Я рядом. Беда не приходит одна. В тот же день фельдъегерь привез от императора указ о моей отставке из военно - воздушного флота. И вообще из армии с почетом. По сумме ранений… Ага… одна большая такая контузия… политическая. Кстати уволили, не дождавшись окончания полугодового срока предписанного "лечения". Но в сложившейся ситуации я был бы несчастней еще больше, если бы мне дали под командование дирижабль и отправили на северное море бомбить Сиофор - столицу Соленых островов, оторвав от семьи. А так я рядом с любимым человеком, который нуждается в моем тепле. В конце концов, для кого мы все делаем в жизни, хоть в той, хоть в этой?… Паршиво на душе. Даже подарок Имрича, который прислал мне пару новых "миротворцев", не радовал. Гоч просто сунул их в посылку Эллпе ответной на мои апельсины, орехи и вино. Пистолеты были в деревянной шкатулке, оформленной в лучших традициях дуэльного кодекса. Потом пришел врач, которого я не пустил к жене до тех пор, пока она не проспится. Сон в ее положении лучшее лекарство. Эскулап легко со мной согласился, что лучше подождать пока больная сама проснется. Вместо этого я приказал накрыть поляну на веранде и потчевал нашего местного Грауэрмана редкой в этих краях огемской можжевеловкой и вел допрос: почему так? В ответ доктор от медицины разводил турусы на колесах о том, что науке до сих пор не все ясно, что происходит с таинством зарождения новой жизни. И почему она в некоторых случаях не приживается еще до своего явления на свет из утробы матери. В общем, когда Элика проснулась, доктор не привычный к крепкому алкоголю северян был уже никакой, просто дрова и его со всей осторожностью отнесли в свободную комнату в атриуме. Не посылать же за ним снова. А так проспится и готов к эксплуатации. Меня же водка совсем не брала. Как вода. Я только каменел в своей обиде на весь свет. Что тот, что этот… Сидел в полутемной спальне, держа жену за руку. За вторую ее держала Альта. Наконец что то наподобие улыбки мелькнуло на ее бледных, красиво очерченных губах.
- Знали бы вы, как я люблю вас обоих… - тихо произнесла Элика, переводя взгляд с меня на ясырку и обратно.
- Я окрепну, обещаю… А ты мне сделаешь еще дочку. Обещаешь? Конечно, пообещал. Со всем жаром. При этом прекрасно понимал, что две подряд беременности для юного организма это не есть хорошо. И что в следующий раз беременеть у меня жена будет только после восемнадцати лет. Путь для этого мне придется презервативы изобрести.
5
Капитан Милютин Щолич благополучно для меня провалил экзамены в Академию генерального штаба, и очень удивился, когда Главным управлением кадров генштаба был направлен к нам в Калугу для строительства полигона по подготовке штурмовиков для западного фронта. После строительства ему приказано возглавить как сам полигон, так и учебный процесс на нем. Все как мы заранее договаривались с начальником ГАУ. Я же, соблазнив капитана дармовой рабочей силой пленных, совместил военный учебный полигон с испытательным автодромом для нашей дорожной техники и новых гусеничных машин. Места пока вокруг много. Но… лучше когда все под присмотром.
- Согласен, но только при условии, что проведешь к полигону железную дорогу, - продавливал свои требования капитан.
- Мы без нее и у Многана намучились, сам помнишь. Хоть узкоколейку на конной тяге, но обеспечь. Чувствовалось внутреннее недовольство капитана тем, что его выдернули как морковку из привычной грядки и собираются неведомыми интригами мне же и скормить. А вот перспектив своих он пока не видел, так как в последнее время свой карьерный рост рассматривал только сквозь призму возможностей выпускника Академии генерального штаба. И условия свои он ставит так,… чтобы от его услуг отказались. А я соглашаюсь. Мне на калужском полигоне не абы кто, а именно Щолич нужен. Талант у него учебный процесс организовывать.
- Будет тебе "железка". И не декавилька, а ветка нормальной колеи. Кстати как сам Многан поживает? - спросил я его, разливая вино и придвигая поближе к гостю немудреную закуску.
- Поймал старик удачу за хвост, - завистливо процедил капитан, принимая от меня фужер.
- Уже подполковник. А полигон называется теперь Королевским учебным центром. В отставку выйдет полковником и потомственным дворянином. Только вот передать титул ему некому. Детей у него нет и, по - видимому, уже не будет. А ты я смотрю уже майор, - кивнул Щолич на мои погоны Я только вздохнул.
- В отставку император кинул мне капитан - лейтенанта. Списали меня, Милютин. В чистую, - пожаловался я.
- Страшен я для врагов, а для своих, выходит, еще страшнее. Так что служу я теперь по гражданской части. Город строю… - А я уж тебе, Савва, было, позавидовал, - сознался капитан, снова разливая по фужерам красное вино производства моего поместья.
- Но ты это не мы… не серая скотинка, которая живет только службой. Тебе и без службы есть чем жить. Так что давай за твою удачу и выпьем. Я давно понял, что Щоличу не хватает для успешной карьеры. Не умеет он себя начальству правильно подать. И по натуре слишком одиночка для такой только с виду простой организации как армия. Но вот парадокс в том, что только армия и дает ему возможность карьеры. Но генералом ему точно не быть. Куража не хватает.
- Ничего, Милютин, не упивайся грядущими бедствиями, - ободрил я его.
- Край тут богатый. Женим тебя удачно. В последние годы много появилось молодых вдов с хорошими земельными владениями. А парень ты видный. Сделаешь герцогу учебный центр как в Будвице, тоже полковником станешь. Сидели и квасили мы в моем салон - вагоне, в котором я жил, когда находился в Калуге.
- На одних штурмовиках? - не поверил мне Милютин.
- Не смеши, Савва. Я тут сгнию в капитанах, как Многан годами на своем полигоне гнил. Так бы и сгнил он, если бы не война.
- А что? Война уже кончилась? - удивился я.
- Вроде нет, - откликнулся капитан.
- Так в чем же дело? Тут в тридцати километрах филиал "Гочкиза" между прочим.
- И?… - выпрямил спину капитан так, что блеснула в уходящем солнце его единственная медаль "За полезное" на широкой груди. А в глазах появился осторожный блеск. Все что связано с "Гочкизом" в последний год сулило просто невероятные возможности.
- А еще здесь делают шикарные снайперские винтовки, - добавил я.
- Понял, - наконец то дошло до Щолича, - не дурак. Три унтерских школы надо. Сразу не получится.
- Империя тоже не сразу отстроилась. Вздрогнем? Вздрогнули.
- Тогда вот тебе карта, - двинул я склейку - двухверстку по столу.
- Выбирай место для полигона.
- Это тут что? Болота? - Щолич медленно водил пальцем по карте.
- Болото, - подтвердил я.
- К концу лета пересыхает. Но с осенними дождями снова трясина.
- А тут как я понял холмы? - Да. Три сопки там есть. И роща, но ее не трогать.
- Почему? - Это не твоя лесная Огемия. Рощ в этой степи очень мало. И деревья там реликтовые. Как бы еще насаждать лесополосы не пришлось.
- Сколько отсюда будет до ближайшей станции? - Двенадцать километров, - показал я по карте как пройдет полигонная ветка "железки" через Калугу.
- То, что нужно. А лес и из Огемии можно привезти по железной дороге. Или с севера империи. Бюджет, надеюсь, на это есть? Я понял, что полигон состоится и можно по этой теме больше не париться. Щолич - этот неугомонный карьерист, загорелся идеей стать полковником. Как он умеет пахать, я сам видел. Сам служить будет на совесть и всех подчиненных построит по ранжиру, но поставленную задачу выполнит.