* * *
Эдмо Мурант был очень недоволен. Куда там недоволен - возмущен.
- Ваше превосходительство, почему меня вызвали с вещами? Все уже решили за меня? - Отнюдь, - улыбнулся я кА можно ласковее.
- И вам доброго утра, дорогой Эдмо. Раздевайтесь, садитесь. Будем пить кофе. Вам в пайке такого, наверное, и не дают. Тогда и поговорим за ваше будущее. Сталевар поставил на пол фибровый чемодан, большой кожаный саквояж и тубус, снял с плеч солдатский ранец и водрузил на них, затем снял шинель и кепи, повесил их на вешалку вместе с саблей в стальных никелированных ножнах. Я этому не удивился, так как меня уже просветили, что в первый год войны пленным офицерам оставляли их холодное оружие. Человек без оружия - человек без чести. Для меня такое слышать было дикостью, но в каждой избушке свои погремушки. Традиции… На это раз лейтенант был в парадной форме. Черные сапоги трубой, красные шаровары, темно - синий мундир, на котором висели две каких то медали и бронзовый крест с мечами на длинной ленте. К ленте были приколоты две миниатюрные дубовые веточки одна над другой. Ниже на винте знак Высшей инженерной школы. Лейтенант присел к столу, и я налил ему черного кофе в маленькую фарфоровую чашку.
- Сахар, сливки? - Только сахар. Два кусочка, - отозвался он, слегка остывая от возмущения.
- Так что вас так возмутило, дорогой Эдмо? - Когда меня вызвали с вещами, то со мной в дортуаре все попрощались уже, ваше превосходительство. И если я вернусь обратно с вещами то, как смогу объяснить такое? - Если вы откажетесь со мной ехать, то скажете, что вам учинили обыск.
- Но это же будет ложь.
- лейтенант поставил чашку на блюдце, даже не попробовав напиток..
- Вы так думаете? - усмехнулся я.
- В таком случае вам действительно учинят обыск. И вам не придется лгать своим товарищам по несчастью.
- Я хочу узнать условия моего содержания, если я буду строить для вас свою печь? - О! слышу разговор делового человека. Вариантов не много. Первый - вы остаетесь в статусе военнопленного и работаете под конвоем. На ночь вас будут отводить в соседний лагерь за колючую проволоку. Из удобств вам выделят отдельное помещение. Все. Второй вариант - вы подписываете документ о сотрудничестве, и вам присваивается статус добровольного помощника. В этом случае вы будете расконвоированным. Жить в городе. И даже получать заработную плату кроме вещевого и пищевого довольствия. Небольшую. Но все же.
- Негусто у вас с выбором. Тем более подписка о сотрудничестве есть предательство республики.
- Есть еще один вариант. Вы подаете прошение герцогу о вступлении в его подданство, я ходатайствую о нем перед герцогом, и вы перестаете вообще быть военнопленным. И даже республиканским гражданином. В этом случае вы будете таким же свободным как все остальные рецы с полной свободой передвижения. Получать солидное жалование сообразное вашему образованию, опыту и знаниям, а также роялти за свои изобретения. Только вот с обязательством отработать пять лет на рецких предприятиях. И учить нашу молодежь. Это тоже не бесплатно. Так что пейте кофе и не торопитесь со скоропалительным решением. У нас есть еще полчаса. Взвесьте все как следует. Кстати, вы завтракали? - Благодарю, ваше превосходительно, поесть я успел.
- Печенье? - Не откажусь. Так какую вы хотите печь? - Самую большую, какую только вы сможете построить. И не одну. Но это в перспективе.
- Вы настолько богаты, ваше превосходительство? - Деньги тлен. Люди - все. Если первая печь вам удастся. Сталь будет дешевле и лучше качеством чем при пудлинге, то, уверяю вас, от акционеров отбою не будет. Главным вопросом будет сохранение контрольного пакета в одних руках. Как быстро вы можете построить печь? - Если мощностью на две с половиной тонны, то за два месяца от фундамента до плавки. Это при наличии квалифицированной рабочей силы и готовых материалов. Если больше, то надо чертить и считать все заново.
- Меня это устраивает. Как быстро может быть готов проект? - Чертежники будут? - Все что запросите. В том числе и "инженерные центры Кобчика".
- Тогда только нормально перечертить бумаги из этого тубуса и пересчитать смету на ваши деньги и цены. Чертежи… в зависимости от того сколько будет чертежников… от двух недель до месяца. Но можно выдавать их и порционно. Можно мне еще кофе? Он великолепен. Давно такого не пил.
- На здоровье, - наполнил я его чашку. Дождался пока он ее выпьет. Вынул часы, щелкнув крышкой.
- Однако время… Мне звать фельдфебеля для обыска? - Не нужно, ваше превосходительство. Я еду с вами.
- Прекрасно. Надеюсь вы не пожалеете о своем решении. Только еще один вопрос. У вас крест и на его ленте еще две дубовые веточки. Что они означают? - Повторное и третье награждение Военным крестом.
- В таком случае, дорогой Эдмо, мы с вами точно сработаемся.
* * *
Вернувшись из командировки домой в темном коридоре у лестницы неожиданно споткнулся о звеззовы костыли которые он почему то не убрал куда подальше, после того как стал ходить на протезе с палочкой. Вышел обратно в холл с ними в руках и первый раз внимательно на них взглянул. Мда… Мелькнула мысль, что костылики то делались спецом под самого Зверзза. Под его рост конкретно. Послал за Зверззем Ягра, который тенью ходил за мной. Тот явился с хоздвора, по пути распекая за что то одного из своих помогальников. Усадил я Зверзза в кабинете за стол и расспросил. Все как было. А так и было - костыли под каждого раненого делались индивидуально, как костюм в ателье. При госпитале целый цех плотничий имелся. Ждать ему пришлось своей очереди две недели, с койки не вставая.
- И это еще быстро, ваша милость. Некоторые свои костылики по месяцу ждали, место в госпитале занимая. В санаторий только на костылях отправляли. Иначе там не принимали нас. Вот такие пироги. Мечтаешь о металлургических гигантах, а для людей кровь за родину проливших тут простейшего приспособления нет. Как у нас в России была… сдвижная опора на три дырки с винтами на гайках. Под три самые распространенных человеческих роста. Стандарт. А выбивающихся из стандарта не так уж много остается. Вот к ним и нужен индивидуальный подход. Сел за стол и вычертил костыли "нового типа". В двух экземплярах. Вызвал опять Зверзза и дал задание найти плотника или столяра, который такую вещь сделает. Желательно из дешевого красного дерева, типа земного бука, что хорошо гнется в распаренном виде. Отправил домоправителя выполнять задание и снова сел за стол - писать патентную заявку. Отправил ее почтой в военное ведомство с припиской, что от премии за это изобретение я отказываюсь в пользу империи - на изготовление таких костылей для раненых. А так как металлургическая программа развития Калуги получила одобрение от герцога, то у меня оставались свободные средства, которые я потратил на изготовление большой партии таких костылей - целое производство открыл во Втуце. Отправил ее частями в разные госпитали империи. И, конечно же, в Будвиц. С подробной технологической картой как такие приспособления изготавливать на месте. Ну и наш санитарный поезд "Красный крест" не забыл. На каждом костыле был выжженный штамп "Дар герою пролившему кровь за родину от обладателя золотого знака "За ранения" Саввы Кобчика". Хороший пиар и в благородном деле не лишний. Особенно с моими то отношениями с имперской камарильей. А так как в костыльной мастерской процентов на восемьдесят работали инвалиды войны, то после исполнения моего благотворительного заказа я им эту мастерскую вместе со всем оборудованием подарил. Теперь это кооператив "Рецкий инвалид". С налоговыми льготами от герцога и города. И все возрастающим пакетом заказов. Зверзз после этого перестал на меня дуться за то, что мы фактически заставили его жениться на няньке. Впрочем, та с отставного фельдфебеля только что пылинки не сдувала. Как говорили на моей родине "ноги ему мыла и юшку пила".
* * *
Герцог, как только я ему подал меморандум о строительстве в Калуге мартена и прокатного стана, глянув только на исходную сумму проекта, очень разозлился и ругал меня, чуть ли не площадной бранью. Полмиллиона… это… это… очень много. Я понимаю. Споткнулся Ремидий в ругани только когда услышал от меня волшебное слово "рельсы".
- Повтори, - упер он в меня свой фирменный зрак, которого так боялись все придворные.
- Рельсы, ваша светлость, - повторил я.
- Свои рельсы, рецкие. Дешевые рельсы. А качеством лучше имперских будут. Герцог внимательно на меня посмотрел, пожевал усами. Что то прикинул в уме и только спросил.
- Когда будут? - Не раньше осени, ваша светлость. Но и не позже. К будущему строительному сезону точно будет накоплен приличный их запас. А за зиму можно будет отсыпать приличный километраж насыпи. Шпалы заготовить. Ремидий сел в кресло и на этот раз внимательно прочитал меморандум.
- Почему я должен верить этому твоему пленному офицеру? - недовольно спросил он, откладывая бумаги в сторону.
- Вдруг он засланный вредитель? Вот тут я, наконец то дождавшись правильного вопроса от начальства, вынул из папки прошение Муранта о рецком подданстве.
- Так, значит… - герцог задумался слегка.
- Садись, Савва, рассказывай все что задумал. А то тебя сейчас Молас в оборот возьмет, и останусь я опять не при делах.
- Молас во Втуце? - переспросил я.
- Вчера приехал. Успеешь еще с ним пображничать. Ты лучше мне скажи, наглец малолетний, почему я должен тебе дарить четверть акций этого металлургического завода? За красивые глазки? Но к этому вопросу я был заранее готов.
- За йод, ваша светлость. И за то, что я делаю из крестьянского края индустриальную державу.
* * *
Второй квартирмейстер штаба Восточного фронта генерал - майор Молас выглядел устало. Казалось, что добавившийся на его шее Крест военных заслуг с венком оттягивал ее книзу. Даже парадная форма его не молодила, как обычно молодит военных. Столкнулись мы в парадной анфиладе дворца после моей аудиенции у герцога.
- Вот тебя то я и жду, - заявил мне он.
- А то опять усвищешь куда нибудь и лови тебя потом. Здрасте - пожалста… Сейчас как начнет трясти меня как грушу, а я так ничего и не сделал по его просьбе нащупать надежную контрабандную тропку в Швиц. Замотался. А генерал, уцепив пальцами мою пуговицу, продолжил.
- Я уже узнавал, что сегодня во Дворце день официально не приемный, так что кормить никого не будут. Едем в ресторан, там и поговорим. Я, как камергер и воспитатель молодого графа, мог бы и оспорить его утверждение и приказать дворцовым служителям доставить нам обед с герцогской кухни ко мне в Иванов флигель, но… не хотел я, чтобы такая встреча стала предметом обсуждения придворных. Обо мне и так во дворце часто говорят такое… В общем я предложил поехать ко мне домой и отведать домашней кухни. Заодно и побеседовать там спокойно потому, как лишних ушей у меня дома не водится.
- А денщик? - ехидно спросил генерал, намекая на Тавора. Знает, кому Тавор действительно служит, знает. Впрочем, ему по должности положено такое знать.
- Тавор в отъезде. Он больше не денщик у меня, а порученец. Денщик у меня теперь другой совсем. Настоящий горец. Даже имперского языка не знает. Предложение было благосклонно принято. Но когда садились вдвоем в мою коляску с пафосными рысаками, то Молас как бы невзначай меня спросил.
- Что же ты больше не называешь меня "экселенц"? Денщик генерала сел на облучок рядом с моим кучером.
- Трогай, - постучал я кулаком в спину водителя меринов. Коляска моей охраны тронулась за нами следом. А вот Молас как я посмотрю в отличие от меня гулял отвязанным, без бодигардов. Потом я повернулся к генералу в пол оборота и констатировал.
- Так я больше не нахожусь на военной службе. Даже погон не ношу.
- Резонно… - пробормотал генерал и тут же нашелся.
- Ну не называть же мне тебя "превосходительством". Так что зови меня теперь Саем.
- А по батюшке? - непроизвольно вырвалось у меня, так как генерал намного меня старше.
- Отца Альгисом звали, - протянул Молас, видимо что то вспоминая.
- Он тоже любил, когда его именовали по отцу - Альгис Леонардович.
- Странное имя, - пожал я плечами притворно, но про себя отметил что отец генерала явно из прибалтов.
- Не более странное, чем твое, Савва, - парировал генерал.
- Так что приватно давай общаться по именам. Хорошо на брудершафт не предложил выпить. Или он этого предложения он ждал от меня? Перетопчется. Втуц красив по весне. На бульварах цветут деревья и кусты. Вагоны конки отмыты от зимней грязи и заново покрашены. В экипажах лошади вычищены до блеска. Даже окна в домах традиционно отмыли по весне. Некоторое время мы молча любовались городом.
- Красиво у вас тут. Тепло, - поменял генерал тему после краткого молчания.
- А у нас все еще снег лежит. У меня, кстати, для тебя посылка от Гоча. Потом пришлю.
- Как он там? - Все такой же. И живет по - прежнему в заводской мансарде. И, кажется, молодая жена ему в этом потакает.
- Она там уже привыкла, пока работала у него горничной. Помню, вы ее собирались проверять… - Чиста, - кратко ответил разведчик.
- Родственники тоже. Так что с этой стороны все в порядке. Завод работает ритмично. Выпуск продукции увеличивается. Но об этом ты сам все узнаешь из его письма.
- Как Щеттинпорт? Стоит? В газетах давно про него ничего не пишут.
- Нечего писать. Аршфорт изводит островитян демонстрациями штурма, но не штурмует. На испуг берет. Царцы тоже далеко не те стали. Чувствуется, что со смертью маршала Смиглы и нашего осеннего удара из них как хребет вынули. Не хотят воевать. Такое ощущение, что их устраивает сегодняшнее положение, когда между нами река, которая вот - вот вскроется ледоходом и можно будет ничего не делать на законных основаниях. Они даже свою бригаду из Щеттинпорта вывезли якобы на замену, но замены так и не поступило. Одни там теперь островитяне. Мы проехали мост через реку и повернули ко мне на "гору". За капитальными заборами усадеб цвели сады, распространяя вокруг одуряющий запах жизни.
- Медкомиссию проходить будешь? - спросил генерал.
- Зачем? - пожал я плечами.
- Вернуться к воздухоплаванию. К разведке.
- Я в отставке. Саем, - все таки я назвал его по имени.
- Даже с имперским гражданством. Тем более как придворный в генеральских чинах повторному призыву не подлежу. Да и по линии Министерства промышленности у меня теперь бронь от армии. Железная. Как "оружейному барону". Копыта меринов застучали по брусчатке нашей улицы.
- Заворачивай сразу на хоздвор, - приказал я кучеру.
- С размахом живешь, - с некоторой долей зависти констатировал Молас.
- Поэтому тут и живу, за рекой, а не в городе, - ответил я.
- Да и воздух тут чище. Разрешил Моласу курить на веранде и пошел распоряжаться по дому. Генерала проводить в ванную комнату и помочь привести себя в порядок с дороги. Накрыть нам обед на веранде на двоих. Вино подать самое лучшее и можжевеловки принести с ледника. Закуски соответствующие и все прочее. Сервиз серебряный поставить из трофеев. Если уже с утра рабочий день не заладился, то и отдохнуть не грех раз уж есть хороший "дипломатический повод". Как же… самого второго квартирмейстера восточного фронта в своем доме принимаю. Как там мне случаем Ремидий обмолвился? Принимать у себя дома герцога будет круче получения ордена. В таком случае Молас тянет не меньше чем на медаль. От огемской кухни генерал отказался и предпочел рецкую экзотику. Как вам сказать - экзотику… ничего необычного в рецкой кухне нет, разве что продукты всегда только наисвежайшие и несколько специфические пряности с упором на дары горного леса. Из вин он выбрал слабый яблочный сидр. Мдя… слегка упало у меня настроение, значит, все же работать придется, раз Молас водки не пьет. А я то уже губу раскатал… Пока мы делили свое внимание между холодными закусками, генерал улучшил момент, когда перестали мелькать с сервировкой кухаркины дочки, и поблагодарил меня за бесшумный дерринджер.
- Это было именно то, что нам требовалось. Вы с Гочем превзошли сами себя.
- Осмелюсь спросить, Саем… вы перешли к индивидуальному террору? - Скажем так… к исполнению приговора. Ликвидировали парочку высокопоставленных предателей, успевших опасаясь провала перед самой войной сбежать к противнику.
- Аристократия? - Она самая. С ней очень трудно понять, когда кончаются родственные отношения и начинается измена родине. А родственные отношения среди них весьма разветвленные и практически во всех странах, которые участвуют в войне они всегда найдут, по крайней мере, седьмую воду на киселе, - вздохнул начальник разведчиков.
- Измена родине? - притворно сделал я круглые глаза.
- Не императору? Мне постоянно кажется, что Молас как сын попаданца все время меня проверяет на попаданчество, вставляя не свойственные этому месту и времени обороты и идиомы.
- Это выражение моего отца, - пояснил генерал и процитировал: "Короли приходят и уходят, а родина и народ остаются всегда".
- Если эту фразу широко толковать, то можно скатиться к сепаратизму, - заметил я.
- Кровь и почва. Два понятия, которые разрушают многонациональные государства.
- Ты так думаешь? - В соседних с нами республиках давно честную вассальную присягу сменили на национализм. Просто денежным мешкам, которые там имеют реальную власть больше нечем привязывать к себе народ. За банкиров никто воевать не пойдет, а вот за родину всегда. Кстати те листовки и брошюрки, которые ты мне давал на ознакомление… Этой… Лиги социального равенства. Я заметил что, выбрав острием свой борьбы национальную буржуазию, эти лигисты вводят под другими названиями старый добрый вассалитет.
- Дельное замечание, - отметил Молас и замолчал, так как нам принесли жаркое.
- И национализм для них просто ругательное слово. Национализм может быть по их теории только буржуазный, значит плохой, потому что все трудящиеся братья по определению.
- Что в этом ты видишь плохого? - Только то, что трудящимися они признают только фабричных рабочих. Все кто имеет хоть какую то собственность - буржуи, подлежащие ликвидации. Как и написано "ликвидации как класса". Так что жди большой крови.
- Что, и крестьяне для них не трудящиеся? - удивился генерал.
- Угу… Мелкая буржуазия, с узколобым мышлением не понимающая своего счастья в работе на пролетариат. Насколько я понял они готовят для крестьян повторное крепостное право, где коллективным сеньором будет выступать вся их Лига целиком. Никакой персонификации, на которой стоит классический феодализм.
- Серьезно ты их писульки проштудировал, Савва. Не ожидал я от тебя такого.
- Неделю в поезде делать было нечего. Это чтение для меня было отдыхом от теоретической химии.
- Но в своих листовках они в основном обращаются к крестьянам.
- Только потому, что массовая армия в большинстве своем состоит из крестьян.