– Хорошо! – принял решение офицер. – Сейчас вас отведут в камеру, дадут бумагу, карандаш и вы опишете, для начала, разумеется, все. чем занимались, начиная с момента появления на территории Города. Лейтенант, отведите их в "пятую"!
Майор-дежурный, простоявший все время нашего с полковником доброжелательного разговора по стойке "смирно" и отрешенно глядевший взором манекена куда-то поверх наших голов при последних словах своего начальника встрепенулся и подал голос:
– Товарищ полковник! Так ведь в "пятой" сейчас сидит… – но тут же смолк, наткнувшись на бешеный взгляд синеликого. – А с этим, что делать? – майор показал на рюкзак.
– Это тот самый, из-за которого милиция на уши встала? – уточнил полковник, брезгливо тыкая поклажу носком начищенного хромового сапога.
– Да, он! – кивнул майор. – Принято у милиции по описи: рюкзак зеленый, брезентовый – одна штука, устройство ОСЭ – две штуки, ППСС – две штуки, магазин к ППСС – одна штука, патронов специальных – тридцать штук.
– А за каким хреном все это сюда приволокли? – Голос полкана взвился так, что мне показалось – уши свернулись в трубочку. – Почему у себя не оставили? Им это дело поручено – им и расхлебывать!
– Так ведь согласно приказу… – оправдывался майор, лихорадочно перекладывая на стойке какие-то бумажки. – Это же спецсклад! Все, что оттуда, должно передаваться нам!
– Ладно… – сменил гнев на милость полковник. – Если согласно приказа… Отнесите пока в мой кабинет! Хотя, сдается мне, что это наши новые друзья (брошенный на нас взгляд заставляет поежиться) к этому руку приложили… Разберемся! Лейтенант, уводите!
Лейтенант молча кинул ладонь к козырьку и жестом предложил нам идти.
Вели нас недолго: пройдя в боковой коридор, примыкающий к дежурке, мы увидели ряд дверей с внушительными запорами и привинченными над верхним косяком номерками. Лейтенант подвел нас к камере под номером "пять" и приказал встать лицом к стене. Затем он открыл дверь и велел заходить вовнутрь. Мы, естественно, подчинились. Скрипнули петли, и вот уже свобода осталась за порогом. Я с недоумением посмотрел на скованные наручниками руки – неужели нас так боятся, что даже в камере предпочитают держать в браслетах? Но в это время в двери открылось окошко, и лейтенант приказал просовывать в него руки по одному.
Как же здорово ощущать, что ты вновь свободен (гм, несколько двусмысленно получилось – свободен в камере!), но все равно лучше, чем пребывать в наручниках.
Потирая затекшие запястья, мы стали рассматривать наше узилище. Да, по сравнению с теми камерами, что периодически показывали в многочисленных криминальных фильмах, нам достался настоящий дворец! Комната, общей площадью метров в пятнадцать, с двухъярусными нарами по одной стене, стол с широкой скамьей у другой, параша в виде ржавого погнутого ведра возле двери, небольшое оконце, забранное решеткой и пара тусклых лампочек в сетчатых кожухах под потолком. И никаких тебе многочисленных обитателей, что желают проверить нас "на вшивость".
Вновь скрипнуло открывающееся окошко, и нам вручили стопку желтоватой бумаги и пару чиненных-перечиненных карандашей.
– "Красный Восток"! – прочитал название на своем Андрюха и засмеялся: – Видал, Лехинс, а я думал, что так только пиво называется!
Я подивился спокойствию своего приятеля. А он не унимался:
– Ну-ка, расскажи, чудик, что ты за цирк перед полканом устроил – чего это тебе так в камеру захотелось?
Мое объяснение заставило его удивленно покачать головой.
– Вот, блин! Нарвались на неврастеника! – задумчиво сказал он. – Но сдается мне, что про Наумова он ничего не знает! Иначе разговаривал бы по-другому! И рюкзаком этим не тыкал! Пацан нас сдал, однозначно! С-с-сука!
– Что же это за пацаны-то такие? – Я потер то место на груди, куда упирался замызганный мальчишеский палец. – Повесили ярлык – крапленый, крапленый!
– Нда… пацаны странные! – кивнул Подрывник. – Ты видел, что второй делал?
– Что-то в крови рисовал! – Я даже сплюнул, вспомнив это зрелище. – Это не дети, это просто уроды какие-то!
– Вы не совсем правы, юноша, – из полумрака нижнего яруса нар показался, словно чертик из табакерки, полноватый мужчина, лет сорока, с длинными седыми волосами, беспорядочно лежавшими на широких плечах. На нем был серый костюм в "елочку", в котором ходило на работу последнее поколение ИТР. Когда-то вполне приличный, сейчас костюм был безнадежно измят и покрыт сальными пятнами. Не замеченный нами сиделец с кряхтением опустил ноги с топчана, и нагнулся, ища рукой свою обувь. Она оказалась парой растоптанных тяжеловесных ботинок с широким носом, без шнурков. Мужчина натянул их, встал и с наслаждением потянулся, разминаясь. Он неторопливо прошелся по камере и присел на скамью. – Более правильным было бы назвать этих несчастных детей мутантами!
– А вы, собственно, кто такой? – отмер Подрывник.
Меня, если честно, тоже весьма интересовал этот вопрос.
– Разве я не представился? – задумался незнакомец, потирая лоб. Мы дружно качнули головами. – Странно, – задумчиво вытянул губы трубочкой мужчина, – хотя… Хорошо, извольте – Павел Алексеевич Феклистов, доктор физико-математических наук, бывший профессор Грозненского государственного университета, а ныне бомж, – последнее слово прозвучало настолько буднично и привычно, что для меня сразу стало ясно – человек давно свыкся со своим статусом и не испытывает ровным счетом никаких отрицательных эмоций по этому поводу.
– О, Степан номер два! – засмеялся Андрюха. – До чего же мне везет на встречи именно с бомжами в этом городишке!
Феклистов непонимающе уставился на него, явно ожидая, что Подрывник как-то разъяснит свои слова. Но тот лишь качал головой и кривил губы в саркастической улыбке. Вот так всегда – самое "сладкое" падает на мои натруженные плечи!
Я вздохнул и присел на скамью рядом с бывшим ученым. Мысли несколько путались – было непонятно – все ли надо рассказывать случайному знакомому или ограничиться некой "легендой"? К тому же вспомнились истории из любимых мной детективов, рассказывающие о специально подсаженных в камеру провокаторах – вдруг и этот бомжик стучит местной власти? Тем более, что майор-дежурный явно указал полкану, что камера занята, однако тот настоял, чтобы нас посадили именно сюда. Я немного поразмышлял над этим и решил пока не откровенничать с Феклистовым, а наоборот – попытаться расспросить его.
Андрюха тем временем прошелся по всей камере, с интересом рассматривая ее "убранство". Иногда он скептически хмыкал или недовольно хмурился, но качав изучать достаточно скабрезные рисунки и надписи на стенах камеры, принялся ржать в голос, комментируя особо понравившиеся ему перлы из творчества бывших здешних постояльцев. Павел Алексеевич наблюдал за ним с тихой кроткой улыбкой и, казалось, что он искренне радуется столь непосредственному поведению моего друга.
Но в конце концов Подрывнику надоело заниматься ерундой, и он с тяжелым вздохом присел рядом с нами. Пододвинув к себе бумагу и тщательно изучив выданный гэбистами огрызок карандаша, Андрей взял первый лист и вывел на нем крупный заголовок: "Приключения бизнесмена". Он посмотрел на нас и, с пляшущими в глазах чертиками спросил:
– Как думаешь, Леха, о том, что попал я сюда по принуждению зеленого змия писать?
Павел Алексеевич растерянно посмотрел на него и с явным недоумением сказал:
– Молодой человек, простите, я не знаю вашего имени, неужели вы не поняли до сих пор, что здесь, – он повел рукой, указывая на стены камеры, – этот юмор неуместен? Нашим тюремщикам не до смеха – они озабочены своим выживанием и готовы ради этого на все?
Я навострил уши – сокамерник сам начал говорить на интересующую нас тему. Оставалось лишь не спугнуть его и попытаться задавать наводящие вопросы. Андрюха, похоже, пришел к такому же выводу. Он с интересом уставился на Феклистова и спокойно спросил:
– А что Вы подразумеваете под "выживанием"? Неужели городу угрожает еще что-нибудь… кроме излучения минерала?
Бомж-профессор отшатнулся. Вскочив со скамьи, он отбежал к окну, с испугом глядя на нас.
– Спокойней, дядя, спокойней, – с некоторым удивлением от такой реакции сказал Андрей. – Сядь, расслабься, попей вон водички. А после расскажи – что тебя так напугало?
– Опять ваши шуточки гэбэшные? – Профессор глянул на нас исподлобья и угрюмо продолжил: – Все никак не отвяжетесь, все вынюхиваете, все разузнать пытаетесь?! Ну, так скажу по простому – шиш вам! – Он скрутил фигу и продемонстрировал ее нам. Вид у него при этом был отчаянный – я почему-то понял, что тронувшийся умом, (а как еще расценивать такое поведение?), профессор находится на грани срыва. Чувствовалось, еще секунда, и он бросится на нас с остервенением загнанного в угол зверя. Сейчас это был настоящий гладиатор, понявший, что от смерти все равно не уйти, но решивший сделать это красиво.
– Псих, ты, а не профессор! – веско сказал Подрывник и повернулся к столу. – Ладно, нам с тобой еще объяснительные писать, – обратился он ко мне, – садись, ошибки исправлять будешь!
Я отвернулся от Феклистова и с нарочитым вниманием принялся смотреть за тем, как Андрюха, высунув от усердия язык, пишет под своим юморным заголовком: "На этом месте могла бы быть ваша реклама!"
– Это у тебя вместо эпиграфа? – поинтересовался я у приятеля.
– Ага, я никак строчки из Пушкина или Лермонтова не могу вспомнить, а эта дурота вот привязалась, так пускай она и будет, – весело ответил он.
Так мы просидели около пятнадцати минут. Неровным почерком Подрывника уже были заполнены аж три листа! И все в том же стиле глумления над органами правопорядка. Нет, я понимал, конечно, что добром все это не кончится, но что прикажете делать – писать правду? И сколько мы после этого проживем? А так хоть оставалась надежда, что нас примут за идиотов и спровадят в какое-нибудь тихое местечко, что служит психбольницей в этом чертовом городке.
Робкое покашливание за нашими спинами возвестило, что профессор остыл и хочет извиниться за свою вспышку гнева. Мы переглянулись и молча повернулись к дебоширу. Вид у Феклистова был пристыженный и смущенный. Сейчас он был похож на пацана, что получил в школе двойку и теперь придумывает, как бы так объяснить родителям (а особенно папе с широченным ремнем), что это все училка-дура – придралась к нему и не оценила его величайших познаний по предмету.
– Так и быть, мир! – сказал добродушно Андрюха и протянул руку.
Феклистов с горячностью ухватился за нее и возбужденно затараторил:
– Не обижайтесь, ребятки, я же не со зла! Просто уже достали эти. – Он понизил голос и с опаской продолжил: – Палачи! Издеваются постоянно, бьют, требуют, чтобы я им путь к спасению указал. А я не знаю его! Понимаете. – Он опять сорвался на крик: – Не знаю!!!
Мы усадили беснующегося профессора и постарались его успокоить. Через какое-то время, когда это удалось наконец сделать, нормальный разговор все-таки состоялся.
А поведал нам Феклистов вещи весьма и весьма интересные. Нет, то, что у местных жителей проблемы со здоровьем, мы уже, в общем-то, знали, равно как и то, что выбраться из Города не всем удается. Но вот то, что у города, оказывается, есть коренное население?! И что оно периодически начинает проявлять активность? А последняя вспышка активности настолько мощна, что грозит полным уничтожением всем "чужаков"?!
Бедолага-профессор рассказал, что когда он в результате облавы попал в милицию и честно написал о своем образовании, степени и прочих ученых заслугах, его быстренько передали в МГБ, где им заинтересовались, и сам, не желая того, он попал под мощный пресс давления со стороны этой грозной организации. Видимо, как раз из-за того, что в свое время оборвалась ниточка, что связывала город с Москвой, местные власти испытывали жесточайший дефицит в людях науки: свои элементарно за это время поумирали – кто от старости, кто от болезни, а новых взять было неоткуда. Да и те, что были в городе раньше, являлись специалистами в весьма специфичных областях, необходимых, в основном, для работ с минералом. Феклистов, изучая кое-какие документы, что вручили ему офицеры ГБ, при ознакомлении с фронтом предстоящих работ понял, что сейчас спецслужбы города весьма интересовала проблема восстановления связи с "Большой землей". В силу неясных ему причин, раньше этим занимались не ученые, а кто-то совсем другой. Кто? Да он не смог этого узнать – гэбэшники отказались отвечать на этот вопрос.
– Погоди-ка, – сообразил я, – если ты на них работаешь, то почему в тюрьме сидишь?
Феклистов устало улыбнулся:
– Человек всегда стремится к свободе, даже в ущерб собственному благосостоянию. Вот и я, зная, что из города мне все равно не выбраться, постоянно предпринимаю попытки сбежать! Меня, естественно, ловят и для острастки сажают сюда!
– Пытаетесь пробить канал на выход своим лбом? – усмехнулся Андрюха. – С тобой понятно, а вот скажи-ка, что эти дети заладили про Леху – крапленый, меченый?
Профессор развел руками.
– Поймите, я не знаю, что здесь происходит. Что там говорить – я в город-то этот попал… – Он замялся.
– Выпившим? – деловито спросил Подрывник. – Так мы сами также сюда пробирались – по-другому не получалось.
– Да-да, – закивал Павел Алексеевич, – именно так. И потом, я же давно не занимаюсь наукой. Когда в Чечне началась… война… у меня погибла вся семья: жена, сын… Институт был разрушен во время боев, сотрудники оказались никому не нужными… в общем, я с трудом пробрался в Россию и там… – Он опустил голову. – Там я тоже был никому не нужен. Ни жилья, ни работы… ничего! И тогда профессор Феклистов стал бомжом! – произнес он тусклым, бесцветным голосом.
Я неловко положил ему руку на плечо и тихонько встряхнул, стараясь приободрить несчастного ученого.
– Да-да, простите! – встрепенулся он. – Так вот, когда я объяснил это местным начальникам, мне элементарно не поверили. Начались угрозы, потом побои, а потом мне сказали, что меня скоро просто шлепнут… "Как саботажника!" – с горечью процитировал он чьи-то слова. – Пришлось соглашаться! Дали мне лабораторию, двух помощников из местных – тупых, но старательных ребят. Вот я и изучаю сей феномен в меру моих сил. Почти три месяца уже, по местному времени. Этот Город – он нечто необъяснимое, здесь не работают многие привычные законы физики. Вы видели здешнее небо? Ах да, конечно видели. А ночь? Вы были на улицах ночью?
– Не, Бог миловал, – решительно сказал Подрывник, – мне кое-что рассказывали, и после этого я здесь на ночь никогда не оставался.
– И правильно делали! – горячо воскликнул Павел Алексеевич. – Ночью здесь царит настоящий ад!
– И в чем это проявляется? – спросил я.
– Это нельзя рассказать – это надо увидеть. – Феклистов взволнованно поднялся со скамьи и принялся расхаживать по камере взад-вперед. – В первый же день моего пребывания здесь я уснул в каком-то полуразрушенном сарае на окраине. Проснулся от диких криков, выглянул… нет, извините, не могу… – Он уселся на топчан и обхватил руками голову.
– Вот так – на самом интересном месте! – возмутился я. – Ну так хоть дорасскажите о местном коренном населении!
– О призраках? – встрепенулся профессор.
– А они "призраки"? – спросили мы с Андрюхой в один голос.
– Да, – равнодушно сказал Феклистов. – Их можно увидеть только с помощью специальных приборов и бороться, соответственно, только с помощью такого же специального оружия. По крайней мере, когда Ночной Отдел…
– Какой-какой Отдел? – бесцеремонно перебил его Подрывник. – Батя, ты что – фанат Лукьяненко? "Ночной Дозор" и все в том же духе?
– Лукьяненко? – наморщил лоб Павел Алексеевич. – Да, припоминаю, видел в Москве афиши возле кинотеатров – какой-то фантастический фильм? Простите меня, но, сами понимаете, я в кино давно не хожу, да и книг не читаю.
– Ну, вы даете! – развеселился я. – А терминами сыплете прямо оттуда.
Феклистов смущенно улыбнулся, неуверенно пожимая плечами.
– Погоди-ка, Леш, – перебил меня Андрюха, – вспомни, что мы на складе у Мойши прихватили: очки, наподобие сварочных, автоматы с раструбом?
– А ведь точно, – задумался я, – очечки вельми смахивают на прибор, с помощью которого этих… "призраков"… можно увидеть. Как они там назывались? Устройство ОСЭ?
– Да, – кивнул Феклистов, – устройство обнаружения сублимированной эманации! А автоматы с раструбом – это ППСС – пистолет-пулемет Судаева световой! Стреляет, если так можно выразиться, концентрированным пучком излучения, получаемого за счет поджига некоего вещества, которое заложено в патрон вместо пули! Визуально это выглядит как вспышка света! Что там за вещество, я так и не узнал! И сдается мне, что гэбэшники сами не знали!
– Слушайте, профессор! – встрепенулся Подрывник, – а много вы этих устройств обнаружения и автоматов видели? Это я к тому, что склад, на котором мы побывали, не посещался лет двадцать!
– Ну, видел немного… – замялся Феклистов. – Так, отдельные образцы! Но слышал от своих кураторов, что они состоят на вооружении Ночного Отдела!
– Вот опять вы об этом! – сказал я. – Что это хоть за подразделение?
– Какая-то команда, которая борется по ночам с призраками, – неуверенно ответил Павел Алексеевич, – я не знаю подробностей, поскольку слышал об этом только мельком. Вообще-то их полное название Отдел психоэнергетической безопасности, но все их называют просто Ночным Отделом…
– Ладно, с этим потом разберемся, – отрезал Подрывник, – вернемся к нашим баранам, то бишь призракам! Они что из себя представляют?
– Ну… – повисла длинная пауза. Феклистов задумчиво помассировал виски. – Видите ли, я физик, а не эзотерик! Объяснить природу сих существ я смогу только тогда, когда хотя бы один экземпляр попадется мне в руки. А до этого я могу только строить предположения!
– Ну-ну! – подбодрил я профессора, – давайте свои предположения!
– Видите ли, молодые люди, как бы вам получше объяснить… – Павел Алексеевич с трудом подбирал слова: – мне кажется, что мы не на Земле!
– Это как?! – обалдел Подрывник. – Мы же сюда на метро приехали, по пути на космические корабли не пересаживались!
– А это… м-м-м-м… как бы и не совсем планета! – Феклистов говорил, словно камни ворочал. – Я в своей лаборатории проводил исследования… Принцип их вам ничего не скажет – вы не специалисты! Не обижайтесь! Но суть такова – это место – закрытая зона! Что-то вроде гигантского пузыря!
– Интересно… – я честно попытался представить себе этакую конструкцию – тщетно! – Профессор, ваш рассказ похож на сказку!
– Эх, не понимаете вы… – с досадой сказал Павел Алексеевич. – Как бы вам так объяснить… Ну, представьте себе гигантскую пещеру! Ее диаметр – несколько километров, высота свода – больше пятисот метров!
– А как вы это определили? – осторожно спросил я.
– С линейкой ходил! – хмыкнул Подрывник.
Профессор с жалостью посмотрел на моего друга. Под его взглядом Андрей опустил глаза.
– Есть физические приборы, принцип которых вам будет неинтересен, – ответил Феклистов, – но с их помощью в свое время установили диаметр Земли.
– Ну, допустим, мы в пещере! – отреагировал я. – А с чего вы взяли, что мы не на своей родной планете?