Шрамы - Крис Райт 2 стр.


Ошарашенный Харен рухнул у ног гиганта. Огромный и неподвижный воин смотрел на него свысока. Прожекторы смутно осветили его фигуру, блестящую из-за стекающих капелек влаги.

- Хорошо, - сказал довольный гигант. Его голос походил на низкое механическое рычание. - Ты не сдаешься легко.

Харен почувствовал, что начинает терять сознание и напрягся, чтобы кровь прилила к голове, отчаянно стараясь не опозориться. Его безостановочно трясло. Он смутно услышал, как к нему бегут работники комплекса. Он гадал, насколько далеко зашел, прежде чем его тело сдалось.

Гигант присел рядом с ним. Даже наклонившись, он был огромен. Харен увидел над собой громадный округлый наплечник. На нем была изображена волчья голова поверх полумесяца.

- Продержался дольше всех, - сказал гигант. - Продолжай в том же духе и будешь носить такой доспех. Шестнадцатый Легион, мальчик.

Харен чувствовал, что сознание покидает его. Тело ныло, ноги и руки быстро цепенели, легкие горели из-за одышки. Ему никогда не было так больно.

Но когда он взглянул на эмблему волка и луны и услышал отфильтрованный воксом голос гиганта, представив себя в такой же силовой броне марширующим на войну в рядах этих бесподобных воинов, то не смог сдержать улыбку подлинного счастья.

"Я стану одним из вас, - подумал он, когда его тело наконец сдалось. - Ради Гора. Ради Гора и Императора, я стану одним из вас".

Таму смотрел на Алтак, чувствуя прикосновение ветра к бритой голове. Он бессознательно сжал пальцы и ощутил, как натянулась крепкая кожа рук. Грудь все еще болела. Последняя имплантация прошла не совсем гладко. Он очнулся шесть дней назад на операционном столе и увидел, что пол лабораториума залит его кровью.

Апотекарий - похожий на сову кидань из Чок-тана по имени Джелджин - некоторое время беспокоился.

- Я видел такое раньше, - сказал он, проведя сканером по морщинистой рубцовой ткани и качая головой. - Плоть Чогориса крепка, но эти органы предназначены для терран. Мы учимся, но на это нужно время.

Таму молча слушал, скрепя зубами из-за боли и отказываясь от анальгетиков. Вообще-то Джелджин говорил не ему. Немногие из настоящих боевых братьев обращались к юноше. О чем они могли говорить с шестнадцатилетним подростком, которого недавно забрали с пастбищ и который все еще удивлялся увиденному в монастыре? Таму сомневался, что они помнили собственные Вознесения. Он слышал, что воспоминания быстро угасали.

Теперь Таму почти восстановил силы. Он стоял на краю скал под крепостью Хум-Карта и вновь дышал полной грудью. Боль уже уменьшилась.

В пятидесяти метрах под ним, там, где растрескавшиеся камни крепости-монастыря встречали Алтак, начиналась равнина: поначалу холмистая, подобно песчаным дюнам, затем переходящая в режущую глаза плоскость вечной травы - сине-зеленой, блестящей, шелестящей от порывов ветра. Над головой раскинулось светлое ясное небо, залитое солнечным светом. На далеком горизонте Таму увидел бледно-желтую полосу гряды Улаава, едва заметную на границе мира.

Мальчик прищурился. Через год он получит имплантаты оккулоба, после чего его зрение будет соперничать с зоркостью беркутов, птиц-охотников, которые кружили высоко в небе. Из всех изменений это было одно из самых желанных. Он ждал тот день, когда окинет взором пустынные земли и разглядит каждую былинку так отчетливо, словно она будет из стали.

"Пока я завершен наполовину, - подумал он. - Полумальчик, полумужчина. Полумужчина, полубог. Незавершенный во всем".

Ему нравились эти контрастные сочетания. Они пригодятся ему при сочинении стихов, и это обрадует инструкторов, которым нравилось поощрять кандидатов в принятии одного из Благородных Увлечений. Большинство предпочитали охоту, некоторые хорчинскую каллиграфию. Только немногие обладали терпением для строгих, лаконичных форм стихов чи, и поэтому наставники всеми силами поддерживали Таму.

Полумальчик. Полумужчина. Полубог.

Раздались шаги, и он прислушался к их звуку. К нему по ступеням цитадели спускался Таргутай Есугэй. Таму повернул голову, глядя на засыпанные землей края возвышающегося над ним фундамента монастыря. На его вершине шелестели знамена - красный и золотой ханов, черный и серебряный Империума.

Есугэй медленно сошел вниз по широкой лестнице. Яркий солнечный свет отражался от его доспеха. Таму уважительно склонил голову и терпеливо ждал приближающегося задьин арга.

- Чувствуешь себя лучше? - спросил Есугэй, внимательно взглянув на него.

- Имплантат прижился, - ответил Таму.

- Мне сказали, ты был при смерти.

Таму усмехнулся.

- Я ускользнул от нее.

Есугэй улыбнулся в ответ. Он часто это делал. С тех пор как Таму забрали с Алтака и доставили в монастырь, улыбка Есугэя всегда была рядом с ним, появляясь на обветренной коже, цветом и твердостью походившей на кованую бронзу.

- Помню, как нашел тебя, - сказал Есугэй. - У тебя была рана на затылке, которая должна была убить тебя. И ты попытался сразиться со мной, как только тебе выпал шанс.

Таму, смутившись, опустил голову.

- Я не знал…

- Мне понравилось. Это навело меня на мысль, что я сделал правильный выбор, - улыбка Есугэя слегка потускнела. - Не стану притворяться и утверждать, что меня не огорчает ошибочный выбор.

Таму чувствовал себя неловко. Он очень мало помнил о том, что было до появления Есугэя, и ему не нравились напоминания о том времени.

Мальчик посмотрел на свои руки. Они были слишком велики, как и остальное тело. Оно уже соответствовало размерам взрослого мужчины и продолжало расти. Стимуляторы и ускорители роста, которые Таму принимал с пищей, сделали его мышцы узловатыми и вздувшимися. Порой он чувствовал себя нелепым из-за неуклюжих рук и ног и растущей плоти, как подкидыш, оставленный в степи умирать. В другие моменты - непобедимым, переполненным энергией и силой, страстно желая найти выход для нее.

- Мне предстоит долгий путь, - сказал Таму.

- Не думаю, что мы потеряем тебя. У меня предчувствие.

- На счет меня? - спросил Таму.

- Вселенной, - улыбнулся Есугэй. - Я никогда тебе не рассказывал о нем? Принципе малого изъяна.

Таму покачал головой.

- Нелепость, - пояснил Есугэй. - Я верю в том, что у каждой души есть изъян. Некоторые проявляют его рано и выживают. Другие - нет, и он увеличивается, пока не становится чудовищным. Чем величественнее душа, тем могущественнее чудовище. Так что лучше избавиться от изъяна сейчас.

Таму прищурился из-за светившего за спиной Есугэя солнца. Юноша не знал, был ли задьин арга серьезен.

- Значит, мне больше не нужно беспокоиться.

- Конечно же, нужно.

- А тебе, задьин арга?

- Мои изъяны были распознаны давно.

- А Хана?

Есугэй сурово посмотрел на мальчика.

- Он исключение из правил.

Они еще немного постояли вместе. Есугэй был приятным собеседником. Было странно воспринимать его тем, кем он был на самом деле: магистром Небесного Искусства, задьин арга невероятной силы. Аколиты шептали в коридорах монастыря, что Таргутай Есугэй убил больше всех в Легионе, за исключением самого Великого Хана.

Таму верил этому. Мягкий голос и сверкающие глаза на добродушном лице не вводили его в заблуждение. Есугэй был воплощением основных принципов Легиона: он убивал без злобы, страха и одержимости. Его положение не требовало от него проявлять интерес к выбранным им кандидатам, тем более из-за нужд крестового похода он часто покидал Чогорис. То, что Есугэй уделял своим подопечным столько внимания, преподало Таму урок, который он усвоил гораздо охотнее большинства других - воинам не было необходимости быть грубыми и жестокими дикарями.

- Скоро я уеду, - сказал Есугэй. - Не думаю, что вернусь до завершения твоего Вознесения, и к тому времени тебя больше не будут звать Таму.

- Куда ты отправляешься?

Есугэй посмотрел на бело-синее небо.

- Куда позовет война.

Таму почувствовал сильный приступ зависти. С момента начала своего обучения он жаждал покинуть родной мир. Мальчик чаще размышлял о других мирах, пылающих в глубоком космосе звездах, сражении с настоящими врагами, чем о тренировочных дронах и спарринг-партнерах.

Есугэй ободряюще взглянул на него.

- Мы с каждым циклом принимаем все больше чогорийцев. Вскоре превзойдем в численности терран. Возможно, недостойно говорить об этом, но я предвкушаю этот день. Все-таки Хан один из нас.

- Он родился не здесь.

- Неважно.

Таму задумался над словами Есугэя.

- А они проходят такое же обучение?

- Терране? Сомневаюсь.

- С ними просто сражаться?

- Довольно просто.

Есугэй искоса взглянул на него.

- Конечно же, все мы теперь вместе. Все объединены под одним Троном.

Таму снова посмотрел на равнины.

- Я могу только представлять Терру.

- Не исключено, что ты ее увидишь.

- Если переживу Вознесение.

- Я же сказал тебе. Ты переживешь.

Таму напряг мышцы груди, тяжело вдыхая и чувствуя боль в ребрах.

- Жду не дождусь.

- Терпение, - сказал Есугэй, положив руку на плечо Таму. - Работай. Учись. Живи. Воспользуйся этим временем. Как только окажешься в орду, оно будет посвящено исключительно войне.

Таму говорили об этом много раз. И это всегда тревожило его.

- Тогда мне интересно, зачем они заставляют нас учить так много.

- Это важно, - сказал Есугэй. - Я рад, что ты - поэт. Только поэты могут быть истинными воинами.

- А терране думают так же?

Есугэй засмеялся.

- Не знаю, - ответил он. - Однажды ты встретишь такого. Тогда и спросишь.

Дверь открылась, и Харен шагнул вперед. В комнате было темно, и только лучи оранжевого света с неонового ночного неба давали хоть какое-то освещение. По бронестеклу окон стекали струйки дождя. Он шел уже долгое время. Казалось, в Имамдо дождь никогда не прекращался.

Мужчина за письменным столом взглянул на вошедшего Харена.

- Харен Свенселлен? - спросил он.

Харен щелкнул каблуками и вытянулся.

- Сэр.

Мужчина оглядел Харена с ног до головы. У него была серая кожа и усталый вид. Правую щеку пересекала блестящая аугметика, плотно закрепленная под челюстью. Один глаз сверкал мягким красным светом, второй был настоящим.

- Твое пребывание здесь подошло к концу, - сказал он. - Ты готов к службе?

- Готов.

Харен преисполнился гордости. Первый этап - отбор, физическая подготовка - был пройден. Он чувствовал себя сильным. Его худые юные руки и ноги закалились, грудь стала шире. Далее последуют генетическая терапия, психологическая подготовка и, наконец, имплантаты, которые сделают его воином Легиона.

Мужчина опустил глаза на стол. По его отражающей поверхности пробежались руны.

- Двадцать шестой из тридцати двух в своей учебной группе. Она была хороша, тебе ничего стыдится.

- Благодарю.

- Но это ставит нас перед проблемой.

Харен почувствовал укол тревоги. Что-то в сухом, резком голосе человека заставило его вдруг нервничать.

- Лунные Волки собирались выбрать тебя, но это ничего не значит, пока они не пришли за тобой, - сказал мужчина. - Они превысили контрольные цифры, что непросто. Другие Легионы не были настолько успешны. Некоторые из них недоукомплектованы. Если бы ты стал двадцать пятым или выше, тогда было бы иначе, но в данном случае…

Харен настороженно слушал. Он вспомнил эмблему волка и луны на наплечнике космодесантника. За минувшие с тех пор годы она попадалась ему на глаза тысячу раз, изображенная повсюду: на учебном оборудовании, в лазаретах, тактических аудиториях, спальнях. Он начал видеть ее во сне.

- Ты сделал все, что необходимо, - методично и спокойно продолжил мужчина. Харен почувствовал, как начинают гореть щеки. - Перераспределение случается. В этом нет ничего постыдного.

Перераспределение. Слово потрясло Харена. В ушах гремела кровь. После стольких лет суровых тренировок в подготовительном комплексе он должен был понимать о недопустимости возражений, но слова все равно вырвались из него.

- Я не хочу, чтобы меня переводили, - заявил он.

Человек резко поднял уставшие глаза - карий и красный - на него. Тонкая бровь чуть поднялась.

- Мы здесь, чтобы потакать твоим желаниям, Свенселлен?

- Нет, сэр.

- Так мы для этого здесь - потакать желаниям наших кандидатов?

- Нет, сэр.

- Других тоже переводили. Думаешь, что они чувствовали себя иначе?

- Сомневаюсь, сэр.

- И ты думаешь, мы хоть для кого-то устраивали особенное распределение?

- Нет, сэр. Извините, сэр. Я…

Человек опустил глаза. Харен замолк.

"Не хватило одного места. Одного".

Мужчина провел парой пальцев с металлическими насадками по столу, рассеянно передвигая вверх и вниз столбики рун по реагирующей на прикосновение поверхности.

- Через две недели ты отправишься на Луну. Дальнейшая переброска будет организована там. Ты пройдешь оставшуюся часть тренировочной программы с твоим новым Легионом. Они получат все данные о твоих достижениях у нас. Тебя хорошо примут. Наши подопечные ценятся.

Харен едва не выпалил очередной протест.

"Разве нет выбора? Другого выхода? Я могу заново пройти испытания? А вообще это допустимо? Я изучил доктрину, методы, прошел боевую подготовку …"

Казалось, человек прочел его мысли и перестал двигать руками.

- У тебя есть по меньшей мере десять лет, прежде чем ты будешь готов вступить в боевую роту, - сказал он. - Тебя подготовят. В будущем ты даже не вспомнишь об этом случае.

Наверное, это было любезностью с его стороны. Харен втянул воздух через ноздри, выпрямив спину и не шевеля плечами. Он чувствовал себя отвратительно.

- Спасибо, сэр, - сказал он. - А это… это разрешено?

- Да. Ты приписан к Пятому Легиону.

Пятый Легион. Белые Шрамы. Загадочные дикари.

"Могло быть хуже: Волки Фенриса, например или же Псы Войны. И все же Белые Шрамы…"

- Я ничего не знаю о Пятом, - сказал Харен.

- Узнаешь. На Луне к вам присоединится офицер-связист, но прежде ты должен взяться за учебу.

Харен не двигался с места, потеряв дар речи. Мужчина снова посмотрел на него.

- Тебе что-то еще нужно? - спросил он.

- Я не знаю, - ответил Харен - Вы мне не расскажете?

Мужчина секунду подумал. В его аугметике что-то щелкнуло, словно часовой механизм.

- Ты сменишь имя, - сказал он. - Я знаю только одно - они получают новые имена при вступлении в Легион.

- Новое имя, - рассеянно произнес Харен. - Какое?

Мужчина пожал плечами.

- Понятия не имею. У тебя есть десять лет, чтобы узнать.

Таму вышел вперед. Из-за яркого света фонарей в ангаре ряды воинов в доспехах, таких же белоснежных, как снега на зимнем Улааве, ослепительно блестели. Время от времени он напоминал себе, что стал одним из них.

Один из них. Из Легиона. Космодесантник.

Перед ним стоял нойон-хан Хасик. Он минуту разглядывал Таму, изучая его. Тот в ответ бесстрашно смотрел в карие глаза Хасика. Несмотря на огромный терминаторский доспех с золотой отделкой, на тысячи воинов, стоявших навытяжку в похожем на пещеру отсеке "Дергуна", на огромное количество вооружения вокруг него, юный воин испытывал только радость.

- Таму, - обратился Хасик. У него был зычный баритон, огрубевший за более чем шестьдесят лет службы в Легионе. По слухам, он был наряду с Есугэем одним из первых принятых с Чогориса. Глядя на его суровые черты, Таму верил в это.

- Талскар?

Таму покачал головой.

- Хин-зан, - ответил он, назвав клан Чогориса, из которого его забрали. Талскар был народом Великого Хана, но в Легион отбирали из множества племен. Теперь они все были Белыми Шрамами.

- Покажи, - потребовал Хасик.

Таму подставил левую щеку под резкий свет фонарей. Хасик провел пальцем по рельефному шраму, который протянулся вниз по скуле к подбородку Таму.

Хасик удовлетворенно кивнул и отвел руку назад. Адъютант вручил выбранное оружие - двуручную гуань дао с расщепляющим лезвием. Хасик держал ее перед Таму словно палач, готовый отсечь голову.

- Ты был Таму из хин-зана, - произнес он. Его голос заполнил огромное пространство. - Теперь ты принадлежишь орду Джагатая, и твоя прежняя жизнь закончилась. Какое имя ты берешь, чтобы ознаменовать свое Вознесение?

Таму произносил его вслух много раз в предшествующие церемонии дни, приучая губы выговаривать его и пытаясь уменьшить непривычное ощущение от смены. Когда он повторил, имя все еще резало слух.

- Шибан, - сказал он.

Хасик вручил ему глефу.

- Ты един с орду, Шибан. Ты принадлежишь братству и покинешь его только со смертью. Пусть она придет нескоро, и слава сопровождает твои деяния до того дня.

Шибан принял глефу обеими руками. Оружие ощущалось приятной тяжестью. Он пробежался глазами по лезвию, отмечая глефы на металле, позолоту на кожухе расщепителя.

Гуань дао была идеальна.

- За Великого Хана, - сказал он, почтительно поклонившись, его сердца переполняли эмоции.

Подготовка заняла больше десяти лет.

В общей сложности прошло четырнадцать, прежде чем Харен был готов. Физические изменения были серьезными, хирургические операции болезненными, а культурные обычаи V Легиона слишком странными для понимания. Он должен был выучить хорчин, странный язык Чогориса. Одно только это оказалось для него нелегким испытанием: вопреки улучшенной памяти и сообразительности произношение столь чуждых звуков оставалось для него серьезной проблемой.

Дело было не только в лексике и грамматике. В хорчине были интонации и тонкости, не свойственные ни одному терранскому языку. Его первый учитель - коренастая женщина-уроженка мира с повышенной гравитацией Бо-Фе - изложила собственную теорию о происхождении отличий.

- Они поэтичные люди, - пояснила она ему. - Их родина - пустынное место. Это развило их воображение, поэтому они наполнили свои разумы словами.

Женщина презрительно скривила губы. Чогорийцы не очень то и восхищали ее.

- Они слишком много говорят. И плохо учат готик, отсюда все эти споры.

- Почему так? - спросил Харен.

- Не знаю. Может быть, они не знают себя.

Харен в конце концов освоил речь, как и все остальные терране, принятые в Легион. Призывники учились вместе, сосредоточенно изучая группы иероглифов и диакритические знаки, сходя с ума от этих сложностей и скрепляя дружбу перед лицом трудностей.

Многие новички были набраны из азиатских ульев. Харен не одобрял это. После наступления Единства Империуму было предназначено выйти за пределы расовых и этнических предрассудков, поэтому то, что V Легион оставался погрязшим в физиогномических особенностях их захолустного мира, раздражало.

В них многое раздражало: архаичные обычаи, замкнутость, чувство превосходства. Они придавали огромное значение скорости - при вступлении в бой и выходе из него, движении, уловках и обманных маневрах.

- Отступи, затем снова нападай, - повторяли они ему снова и снова.

- Ни шагу назад, - изредка напоминал он себе.

Назад Дальше