При ближайшем рассмотрении оказалось, что бегущих было что-то около сотни и на них были такие же зеленые, с серо-желтым лиственным рисунком типа "березка" маскхалаты, как и на морпехах. Только касок они не носили – на головах голубые беретки и шлемы, похожие на танковые, но без радиогарнитуры. В руках автоматы, несколько "ПК" и "РПК", две или три не заряженных трубы "РПГ-7", прочего снаряжения минимум. В гусеничной машине опознали "БМД-1" с белой "парашютно-самолетной" эмблемой ВДВ на лобовой броне и бортах, а облепляли ее люди в таких же голубых беретках, светившиеся свежими окровавленными повязками на разных частях туловища. Человека четыре лежали на броне без движения и выглядели как мертвые. "ПТ-76" и БТР сдали немного в стороны, чтобы БМД могла проехать.
Многие из морпехов, точно так же как и младший сержант Дима Вилемеев, подумали о том, что наблюдают по-своему редчайшую картину – как отходят непобедимые советские ВДВ, про которых из книжек и художественных фильмов известно, что они вроде бы никогда и нигде не сдаются и не отступают, поскольку не приучены…
– Вы кто такие? – заорал один из бегущих – голубой берет с офицерской кокардой, планшет на боку и бинокль на груди выдавали в нем явного командира.
– 336-я гвардейская бригада морской пехоты Балтфлота, – ответил взводный. – Командир взвода лейтенант Черепнев! А вы кто?
– 7-я гвардейская воздушно-десантная дивизия, – мрачно сообщил человек с офицерской кокардой, остановившись и с трудом отдыхиваясь. – 307-й отдельный десантно-штурмовой батальон. Был… Командир батальона капитан Круглов. Вы чего здесь делаете?
– Комбриг послал вам навстречу, – ответил Черепнев предельно честно. – Решил, что вас могут отрезать и окружить…
– Дурацкая была идея, лейтенант. Основные ваши силы далеко?
– Километров четырнадцать-пятнадцать отсюда…
– Тогда вот что. Давайте-ка все назад! – сообщил назвавшийся капитаном Кругловым офицер и добавил: – И быстро!
– Почему? – удивился Черепнев, явно не ожидавший услышать такое из уст офицера ВДВ.
– Потому что танки там, чудило! – объяснил капитан.
– Какие танки?
– Ясный перец – датские. А у меня уже и людей меньше половины, и патронов с гулькин хрен, не то что всего остального. Прям хоть в смотровые щели им пукай, чтобы сдохли…
– Боезапас там, товарищ капитан. Пополняйте и отходим.
БМД, воняя соляром, проехала мимо них, обходя технику морпехов.
Подходившие десантники разбирали цинки с патронами и гранаты.
– Отходим! – скомандовал Черепнев.
– Впереди! – вдруг оглушительно заорал стоявший за кормой "ПТ-76" сержант Фахрутдинов.
– Что впереди? – уточнил Черепнев. Но ему не успели ответить – вдоль улицы секанула длинная очередь из чего-то мощного, похоже – из крупнокалиберного пулемета. От ближних домиков и асфальта очень красиво полетели какие-то куски, звонко завизжали срикошетившие от домов и дороги пули. Но, что самое плохое, очередь достала-таки рядового Муниева и двух десантников. Они как подкошенные рухнули на асфальт, и по безжизненности их поз было понятно, что они убиты…
Все без команды попадали на асфальт.
– Не стойте столбами, едреныть! – заорал Черепнев. – Рассредоточиться!
Снова ударил тот же крупнокалиберный пулемет, а впереди на узкой улочке явственно обозначился силуэт небольшой, темно-зеленой, угловатой гусеничной машины. "Да это же "М-113"", – вспомнил Вилемеев рисунки и фото из альбома "Техника потенциального противника".
– Огонь! – заорал Черепнев, обращаясь непонятно к кому.
"ПТ-76" оглушительно бахнул из пушки – облако пороховых газов из дульного тормоза подняло над улицей тучу пыли. Наверное, сидевший на месте наводчика в танке сержант Вася Жук от души шарахнул бронебойным, поскольку улицу впереди сразу же заволокло черным дымом. Когда пыль немного осела, стало видно, что похожая на коробку из-под обуви вражеская машина горит, развернувшись поперек улицы. С той стороны продолжали стрелять, некоторые морпехи и десантники пустили вдоль улицы короткие очереди, завидев передвигающиеся на фоне горящего "М-113" темные человеческие фигурки в незнакомой форме. Вилемеев тоже надавил на спуск, отметив про себя, что уши уже вполне адаптировались к стрельбе.
– Отходим! – еще раз повторил свою недавнюю команду Черепнев.
"ПТ-76" выпалил вдоль улицы еще раз и медленно двинулся задним ходом, БТР с трудом развернулся.
Им стреляли вслед, но почему-то активно не преследовали.
Таким манером они отошли примерно на километр, и уже у крайних строений, за которыми дорога уходила в поля, откуда-то вдруг прилетело – да прямо в шедшую теперь головной БМД. Похоже, попавший в нее снаряд был немаленького калибра. Раненых с брони расшвыряло, словно сухой мусор, а от самой БМД остался только соляровый костер на гусеницах.
Потом бабахнуло еще раз, на сей раз снаряд упал рядом с дорогой, подняв красивый фонтан земли и асфальтовой крошки. В отдалении замолотили не меньше двух пулеметов. Стали видны бегущие со стороны горящей машины фигуры в голубых беретах.
– Все! – заорал возглавлявший их отход капитан Круглов Черепневу. – Картина Репина "Приплыли"!
– А что такое? – насторожился взводный.
– Танки с тыла!
Морпехи мгновенно залегли, спиной к морю, лицом в сторону железной дороги, а их немногочисленная техника укрылась среди ближних строений. А через несколько минут уже и без всякого бинокля стали видны выдвигавшиеся со стороны полотна железной дороги угловатые темно-зеленые силуэты с длинными пушками. Это были "Леопарды-1", не меньше трех уже можно было рассмотреть отчетливо, еще несколько держались на расстоянии. И за ними – редкая цепь пехотинцев в незнакомой форме.
– Считай, окружили. Давай закрепляться здесь, – объявил Круглов, уже рассредоточивший вдоль дороги своих уцелевших людей, и добавил: – Лейтенант, давай-ка вызывай авиацию, без нее никак!
– А может, рванем на прорыв? – спросил Черепнев.
– Если только когда стемнеет, – ответил десантный капитан с сомнением в голосе. – И то при условии, что нас к тому времени на гусеницы не намотают…
Собственно, и без этих слов было понятно, что сегодня морпехи влипли по самое не могу и спасти их могло только чудо…
Аэропорт Пулково. Ленинград. Ночь с 11 на 12 июня 1982 г.
Тяжело нагруженный рэбовским и прочим очень нужным флоту радиооборудованием, "Ан-12" взлетал, когда уже стемнело. Воздушная гавань "северной столицы СССР" выглядела какой-то вымершей. С момента начала войны в Европе количество регулярных авиарейсов явно и неизбежно сократилось и число военных в аэропорту заметно превышало число гражданских. Зато на стоянках аэропорта заметно прибавилось военных самолетов и вертолетов – и все они в пожарном порядке грузились или разгружались. Это было вполне объяснимо, поскольку все военные аэродромы Ленинградского военного округа сейчас работали с удвоенной и даже утроенной нагрузкой – везде надо было разворачивать дополнительные силы ПВО, а кроме того, уже сегодня в западном направлении потянулись истребительные и истребительно-бомбардировочные полки советских ВВС.
И все-таки диковато было видеть в окрестностях Пулкова свежеоборудованные позиции ЗРК "Куб" с задранными к небу остроносыми ракетами или наблюдать, как к стоящему на ВПП вполне гражданскому "Ил-62" идет густая цепочка солдат, при оружии и с полной выкладкой – явное пополнение на какой-то из только что открывшихся фронтов.
Когда "Ан" наконец взлетел и убрал шасси, Наташа Шевердякова подумала, что, наверное, она зря сегодня слетала в родной город. Конечно, она сейчас была человеком военным и обсуждать приказы ей было не положено, но тем не менее…
Хотя она все-таки смогла повидать отца и кое-что выяснила.
В Ленинграде все уже было как-то по-новому (язык не поворачивался сказать "по-военному"). Непонятная и далекая пока война уже накладывала на жизнь свой отпечаток. Собственно, какой-то страшной паники или чего-то похожего не было. Разве что очереди в продуктовых магазинах были длиннее обычных и случайно встреченные на улицах люди тащили в авоськах то, чего никто бы не стал покупать еще сутки назад, – например, крупу и консервные банки с минтаем в масле, килькой в томате или "Завтраком туриста". Похоже, освященная многовековой традицией национальная привычка скупать при каком-либо серьезном катаклизме соль и спички уже начинала работать.
В городе стало заметно меньше людей на улицах, зато наблюдалось непривычно много милиции и невиданные прежде многочисленные армейские и флотские патрули, причем все с оружием. У постов ГАИ на выездах из города появились БРДМы и армейские грузовики.
Наташе бросилось в глаза и скопление автобусов на площадях. Причем уезжали на них не дети в пионерлагеря (что было бы вполне привычно для лета), а женщины с чемоданами и детьми и много людей пожилого возраста. Руководили отправкой автобусов военные и какие-то деловитые люди в штатском. Происходило все это довольно буднично и пока что не очень походило на привычную по фильмам о Великой Отечественной войне эвакуацию. Хотя Наташа прекрасно понимала, что если эта война перерастет в нечто большее, эвакуация лишнего населения на относительно безопасное расстояние – просто необходимая мера, поскольку при первом же ядерном ударе ее родной Питер непременно будет одной из самых главных целей.
В окрестностях Ленинграда (а им накануне пришлось изрядно помотаться по флотским и окружным складам, разбросанным по всей Ленобласти) Наташа сегодня увидела слишком много самой разной военной техники, включая машины химической и радиационной разведки, гусеничные тягачи и даже транспортно-заряжающие машины с зенитными ракетами. Кое-где за городом появились какие-то явно только что поставленные палаточные городки, пока что выглядевшие откровенно пустыми.
Папа-адмирал, который теперь практически безвылазно торчал в штабе флота (что ему в случае войны полагалось по должности), конечно, мало что сумел прояснить. Сказал только, что пока война идет, в общем, в соответствии с планами, а любимую дочу в очередной раз назвал дурой. Правда, пояснив при этом, что хотя и неизвестно, где в ближайшее время будет легче – в армии или на "гражданке", лично для него предпочтительнее было бы знать, что родная дочь сидит сейчас на даче, вместе с матерью и бабушкой, а не пытается лезть в самое пекло вслед за разными полоумными мужиками.
Наташа к тому времени так устала, что у нее даже не было сил возражать.
Маму и бабушку отец дальновидно отправил на дачу под Малую Вишеру, сразу после заявления ТАСС, снабдив их дополнительным продовольствием и велев сидеть там до особого распоряжения. Телефона на даче не было, и связь с ними он теперь планировал поддерживать с помощью своего шофера Володи, который в ближайшее время должен был отвезти туда еще продуктов.
А вот Диминых родственников Наташа не увидела, даже и поговорить не удалось, поскольку к телефону никто не подходил. Хотя сказать им ей было все равно особо нечего…
В общем, приняв и погрузив положенное радиооборудование, они улетели обратно в Балтийск, в расположение родной бригады.
По прибытии на место Наташа сразу же потребовала направить ее на корабли формирующейся десантной дивизии или прямо на плацдарм. Бригадный начальник связи майор Творогов покрутил пальцем у виска, но возражать не стал. Он-то хорошо знал, что эта упертая адмиральская дочка все равно добьется своего.
Но уже в воздухе, на пути в ГДР, Наташа узнала, что Дима, оказывается, уже давно на задании. И более того, основные силы бригады сидят на плацдарме, который штабные уже успели окрестить "Зеландским". Говорили, что против бригады готовится контрудар чуть ли не всей датской армии, а связь с плацдармом весьма неустойчивая.
Так что особого повода для оптимизма не было.
Глава 15.Экипаж
61-й гв. танковый полк 10-й гв. танковой дивизии ГСВГ. Между г. Мешеде и г. Зиген. Северный Рейн-Вестфалия. ФРГ. Утро 12 июня 1982 г. Второй день войны.
Не скажу, что второй день этой войны как-то заметно отличался от первого. Но что его начало было другим – это да. Еще вчера мы начинали выдвижение на территорию ФРГ из мест постоянной дислокации, выслушав инструктаж от отцов-командиров, большинства из которых сегодня уже и в живых-то не было.
Как говорилось о похожих обстоятельствах в одном бессмертно-классическом "Разговоре дяди с племянником": "Изведал враг в тот день немало, но русским тоже перепало".
Этой ночью мы, уже в полной мере испытав на своей шкуре, что такое в современной войне авиаудары, почти не спали – дозаправившись горючкой и наскоро пожрав консервов из сухих пайков, чутко прислушивались к окружающим звукам и радиоэфиру. Подсознательно все опять ждали ядерного удара, но ничего такого почему-то по-прежнему не происходило, рации молчали – командование явно "держало паузу", а "Маяк" из Москвы вообще передавал какие-то концерты по заявкам радиослушателей.
Этой ночью вражеская авиация летала мало, все больше проходя над нами на большой высоте, – возможно, оставшаяся воздушная мощь НАТО сейчас атаковала наши тылы на территории ГДР. Артогонь в ночной темноте тоже носил откровенно "беспокоящий" характер.
А вот с рассветом все началось уже по-настоящему.
Авиация мощно заревела практически на предельно малой высоте и потом пару часов надрывалась не переставая, и своя и натовская. Правда, на наши наспех оборудованные в редком леске позиции упало не так уж много бомб, при довольно незначительных общих потерях. Лично у меня в батальоне не было ни одного прямого попадания в танки, а также убитых и раненых.
Авиации у НАТО после вчерашнего, похоже, осталось не так уж много, и летуны то ли стремились разнести наши ближние тылы и колонны снабжения, то ли предпочитали не тратить боезапас на плохо видимые цели.
Наверное, так оно и было, поскольку, к примеру, наш полк окапывался фактически в темноте и представление о переднем крае нашей обороны у супостата должны были быть самыми что ни на есть приблизительными. Хотя это нам, танкистам, сейчас окапываться просто: опустил отвал для самоокапывания – и шуруешь. А уж чего там накопала наша доблестная мотопехота – бог его знает. Но, помня вчерашние налеты и потери, зарыться должны были качественно, по полному профилю.
Во всяком случае, замаскировались наши "сапоги" серьезно, поскольку даже я через свою танковую оптику и бинокль их окопы толком не сумел рассмотреть и о том, что они здесь, мог судить практически только по радиопереговорам.
Уж чего только этим утром над нами не летало. При этом непосредственно на нас бомбы (в основном обычные, но было и несколько кассетных) высыпали три раза – сначала это были знакомые по вчерашнему дню "Старфайтеры" и "Альфы-Джет", а потом то же самое проделала девятка каких-то, судя по всему, довольно древних небольших истребителей-бомбардировщиков с длинными стреловидными крыльями. Большинство бомб легло "в молоко". А после этого над нами на малой высоте проскочило на восток несколько с трудом опознанных "F-111", но они явно прилетали не по нашу душу.
Надо сказать, что наша дивизионная ПВО стреляла хоть и не часто (явно стараясь не выдавать до поры до времени свои огневые позиции и не тратить боезапас), но метко и вполне результативно. Два или три попадания во вражеские самолеты я видел четко. Да и наши истребители каждый раз появлялись над полем боя, заставляя западников ретироваться. А это означало, что небо все-таки за нами, и это вселяло в бойцов некоторый оптимизм.
После того как авиация противника отработала, появились наши "МиГи" и "Сушки", которые несколькими косяками пронеслись в западном направлении. Я лично видел разрывы бомб где-то впереди нас (видимо, во вражеских боевых порядках, начертание которых мы, надо сказать, представляли смутно – то есть, конечно, знали по ночным донесениям разведки, что "впереди танки противника", и на этом все), а также как пара-тройка наших истребителей-бомбардировщиков были сбиты за вражескими позициями – самый ближний упал километрах в пяти от нас, за невысокими холмами, где среди редкого леса и кустарника и прятались те самые "танки противника". Холмы здесь, впрочем, были невысокие, но не скажу, что это меня радовало – на равнине прицельная дальность стрельбы всегда больше, а значит, выше и риск самому схлопотать болванку в уязвимое место и до срока покинуть этот мир. Чего мне лично очень не хотелось.
Когда самолеты наконец перестали реветь в небе, стало понятно, что вот оно, началось.
Я попытался запросить ротных о наших потерях, но не успел этого сделать. В радиоэфире возник "Сто третий", который голосом все еще исполнявшего обязанности комполка майора Качана велел всем заткнуться, эфир зря не засорять и работать по возможности только на прием, поскольку "впереди танки противника".
– Я четыреста десятый, вас понял, – ответил я.
Честно говоря, задолбали меня уже этими "танками противника", которые "впереди"…
Наши позиции расположились у подножия невысокого холма, слева от нас было шоссе в сторону западной границы ФРГ, дальше расходившееся влево, на Кельн и Бонн, и вправо – на Дортмунд и Эссен. Я с двумя танками (эти три "Т-72А" являли тот самый былинный "засадный полк за Вороньим камнем", который вроде бы когда-то обеспечил победу святому Александру Невскому) и бэтээром авианаводчика Тетявкина окопался в кустах на возвышении, а весь батальон разместился передо мной, сразу за мотострелками. Кроме этого рядом со мной замаскировалась на возвышенности батарея ПТУРов на БРДМах – еще один "крайний резерв".
Мой начштаба Шестаков со своей командной БМП и замполитом Угроватовым находились на правом фланге батальона. Первый батальон Мишки Каримова стоял справа от нас, блокируя то самое шоссе, второй батальон Вовы Журавлева окопался левее.
Получалось, что мой батальон находился практически "в центре диспозиции", куда обычно всегда наносится главный удар. Слева от нас должны были находиться подразделения 7-й гвардейской танковой дивизии, справа – 12-й гвардейской танковой. Позади – артиллерия и пэвэошники, а вот о подходе еще кого-то пока слышно не было. То есть достоверных данных о наличии позади частей нашей 3-й общевойсковой армии какого-то "второго эшелона" лично у меня пока не было, хотя о выдвижении вслед за нами частей остальных армий ГСВГ, в частности 20-й общевойсковой, сведения уже были. Это указывало на то, что пропасть нам, наверное, не дадут. Еще одна радость: справа река Рур, а слева – Фульда с захваченными нами мостами. То есть с флангов нас на этой слегка холмистой равнине так просто в случае чего не обойдешь. Все-таки на дворе не 1941 год…
Интересно, но, похоже, вокруг нас даже сейчас было полно гражданских немцев, которые двигались на запад всю ночь и неизбежно попали и под утренние авиаудары. Были видны десятки горящих и брошенных вдоль дороги легковушек. Что при этом стало с людьми, которые, видимо, и прямо сейчас прятались где-то по окрестным кустам, было лучше не думать и не видеть.
Я осмотрелся, но через триплексы ничего опасного пока не было видно.
В этот момент в наушниках зашуршал искаженный плохой аппаратурой и помехами голос майора Качана: