* * *
Он ни разу не оглянулся назад пока ехал через городские ворота. На мгновение он забылся, поскольку старые привычки трудно изжить, и отдал честь охранникам, стоящим с каждой стороны, что привлекло к нему внимание.
В костюме он чувствовал себя неловко, но это была единственная имеющаяся у него гражданская одежда. Черное пальто, типичное тем, что носились на Земле, по крайней мере, они были в моде тогда, когда они покинули ее. Неотбеленная ситцевая рубашка стандартного армейского образца, и черные брюки. Больше не было кинжала, болтающегося на ремне, хотя он по-прежнему держал пистолет в седельной кобуре. Позади него, в фургоне, принадлежавшем Гейтсу, ехали его жена и дети, следом за ними скакал Вебстер со своей молодой семьей, который также вышел из состава правительства.
В некотором смысле все это было чертовски глупо; показной блеф. Отставка на самом деле застала Бугарина и его последователей врасплох, они ждали попытки государственного переворота. Он должен был пройти весь путь в этом деле до самого конца. Если бы он остался в городе, это каким-то образом указало бы, что он все еще в игре, ожидая, когда взволнованные жители соберут делегацию, чтобы прийти и попросить его вернуться. Он знал, что этого не произойдет. В то самое время, когда он уезжал из города, Республика распадалась в хаосе.
Римские сенаторы и конгрессмены собрались отправиться домой, разъяренные убийством Флавия, и громко заявляли, что они будут стремиться к сепаратному миру. Как будто началась какая-то гонка, поскольку Бугарин также объявил о том же самом намерении. И чинским послам Джурака даже при таком раскладе были отправлены предложения договоров, чтобы те отвезли их своему повелителю.
Он, в свою очередь, предоставил им разбираться с дилеммой. Теперь Винсент должен был стать во главе армии, но он был вне пределов досягаемости. Следующий после него, стоял Пэт, но он видимо перерезал телеграфную линию, или некто прервал сообщение прямо из Рима.
"Что делать, если они объявили о перемирии, но никто их не услышал?"
Меркурий ступил на мост через реку Вину, и он посмотрел направо от себя, на долину забитую фабриками и рядами кирпичных домиков. Плотина, дальше вверх по реке, была едва видна в воздухе, наполненном дымным туманом. Удивительно, что после десяти лет это место выглядело гораздо больше похожим на Вотервилль, Льюистон, или Лоуэлл, чем на средневековый город древней Руси. Город, который он покидал, был уже только воспоминанием о минувшем веке. Это же был новый Суздаль, если ему только будет суждено пережить безумие его собственных испуганных вождей.
Должно быть слух о том, что он покидает город, добрался до этого места. Он видел тысячи рабочих, выходящих из литейных заводов, железнодорожных цехов, котельных, оружейных фабрик, монтажных площадок, заполняющих улицы и смотрящих на него.
Он с печалью задался вопросом, что же на самом деле он пытался создать для них. Поколение назад они рождались, жили и умирали в поместьях бояр, их жизнь была короткой и жестокой, невежественной и наполненной страхом. Что же у них было теперь? Сыновья, отцы, братья, мужья гибли на фронте. Двенадцатичасовая рабочая смена в жаре, дыму, и саже на военных фабриках, чтобы лить железо, производить сталь, отливая орудия, создавая машины войны, и еще машины, и еще больше машин войны. Бесконечный труд и по-прежнему ранняя смертность, но теперь от туберкулеза, или несчастных случаев или простого истощения.
Он подумал, что Руссо был прав, и эта мысль заставила его на мгновение улыбнуться, разум профессора все еще был при нем, готовый пофилософствовать от случайной мысли, даже в самые мрачные моменты. Все же у него была надежда на то, что они увидят, что все они поймут, что это было поколение, которое принесло высшую жертву, что оно должно было нести ужасное бремя, чтобы их дети, их внуки никогда бы не узнали этот страх, эту грязь, этот упадок, и не только из-за орд, но и рабства и ужаса войны.
Он осознал, что придержал уздечку Меркурия, и его лошадь, словно читая его мысли, остановилась, чтобы он мог смотреть с моста, созерцать то, что он пытался сделать, и где он потерпел неудачу.
- Кин…
Он услышал далекий крик, одинокий голос, заставивший пробежаться мурашкам по его спине, напомнивший момент триумфа под Испанией, когда его имя звучало синонимом слова - победа.
Кто-то поднял ее, женщину, вплотную стоящую в открытом дверном проеме цеха по нарезке стволов. Она сняла платок с головы и помахала им. Женщины вокруг присоединились к ней, имя, эхом вторило через долину, сопровождаемое громкими звуками современной эпохи, сначала одним паровозным гудком, затем другим, потом свистками с фабрик. Смущенный таким проявлением, он не знал, что делать. Что и говорить, было искушение, и он ощущал, что в этот момент можно было бы все сделать очень легко.
"Вашингтон в Ньюберге", подумал он. Но там было проще - "ставки были не выбором между жизнью или уничтожением - они были абстракцией, идеалом, который Вашингтон сохранил. А было ли?".
Мысли неслись через его разум. Как легко было бы даже теперь развернуть Меркурия, направиться к городу, и можно быть уверенным, что они последуют за тобой. И что потом?
Он спиной чувствовал взгляд Кэтлин, и, посмотрев через плечо, он увидел, как она смотрит на него, глазами, наполненными гордостью.
- Не кажется ли тебе, что нам пора отправляться дальше, - тихо спросила она.
Он улыбнулся, ее слов было достаточно.
Не отдавая честь в ответ, не оглядываясь назад, он выехал из Суздаля и направился на север в бескрайний лес.
* * *
Устало потягиваясь, Джурак сошел с вагона, взяв донесения, которые курьер вложил ему в руку. Он тщательно просмотрел их, обращая особое внимание на последнее, которое только что было передано от самого Гуаня.
"Докладывают, что дирижабли янки покинули Сиань. Их заметили рядом со станцией Чи-лин. Направляются на восток".
Чи-лин? Это был город, где Гаарк организовал маневры в прошлом году, чтобы показать вождям кланов превосходство нового оружия. Почти треть пути между Сианем и Гуанем.
Это должен был быть Ганс. Таким образом, он шел до конца. Дирижабли, скорее всего, могли добраться до Гуаня, но было сомнительно, что хоть один когда-либо будет в состоянии вернуться. Это была отчаянная попытка, не только чтобы разрушить его снабжение, но и чтобы уничтожить все.
Блестяще… и безумное безрассудство.
Он пробежался по другим донесениям. Транспортное судно, перевозящее тридцать новых броневиков, стояло в Карнагане и уже разгружалось.
Он записал неуклюжими печатными буквами на русском две коротких записки и вручил их телеграфисту. В сотне ярдов к северу от железной дороги ожидали три дирижабля, самые быстрые новой двухмоторной конструкции, с лениво вращающимися пропеллерами. При его приближении пилоты отдали честь.
- На котором я полечу?
- Моем, кар-карт.
Он кивнул и подошел к пилоту. Как странно, скорее всего, пять лет назад этот воин был неграмотным всадником, никогда и не мечтавшем о подобном. Джурак медленно обошел вокруг машины, проверяя ее состояние. Он чувствовал небольшой комок страха в животе. Он никогда особо не беспокоился о полетах, там, в старом мире, они проходили на гигантских шестимоторных транспортниках, способных пересечь континенты, чтобы извергнуть из себя сотни десантников. Сейчас же это был хлипкий гибрид, похожий на колбаску дирижабль, наполненный водородом, с крыльями, прикрепленными для подъема, и хрипящими паровыми двигателями в качестве силовых установок. Единственный фактор, который хотя бы позволял летать этим проклятым штуковинам, была более легкая гравитация этого мира, и даже при такой силе тяжести, они едва могли карабкаться наверх.
Сделав глубокий вздох, он поднялся, залез в кабину, и закрепил себя ремнем на переднем узком сиденье, пилот забрался и сел позади него.
- Мой кар-карт, ранец с парашютом, это то, на чем вы сидите. Закрепите ремень безопасности, перекинув его через ваше плечо. Если я скажу вам убираться, сделайте это быстро. В этом случае дерните веревку слева от себя.
Джурак кивнул, когда выслушал указания пилота.
- Орудие между ваших ног. Вы отвечаете за стрельбу из него. Спусковая рукоятка управления огнем справа от вас.
Джурак знал обо всем этом немного больше, так как он разработал эту модель больше года назад, примитивный пулемет, приводящийся в действие коленчатой рукояткой.
- Вы готовы, сэр?
- Готов.
Спустя несколько секунд оба двигателя набрали полную мощность, и машина медленно дернулась вперед, подпрыгивая и перекатываясь по неровной поверхности покрытого травой поля, и, наконец, поднялась, направляясь прямо на запад в сопровождении утреннего ветерка.
Пилот сделал вираж, проходя над поездом, который всю ночь вез его на расстояние две сотни миль от Капуа. Когда они выровнялись, летя на низкой высоте, менее чем в сотне футов от земли, он мельком заметил один из двух дирижаблей сопровождения, резко развернувшегося, чтобы подойти к их левой стороне. Под ними, сотни рабов-чинов прекратили на мгновение свой тяжкий труд, подняв лица вверх. Он увидел, как темные высокие фигуры взмахами кнутов заставили людей вернуться к их работам.
С ветром, дующим им в спину, они быстро набрали скорость, и помчались в восточном направлении, их вела единственная линия железной дороги. Они пролетели над составом, остановившимся на главном пути, наиболее вероятно в ожидании поезда, который перевез его на это рандеву с воздушными машинами, чтобы тот оттащил его на запасной путь.
Обширные открытые равнины были усеяны виллами, маленькими деревушками, которые раньше были частью земель Рима, под управлением тугар. Следы войны были повсюду. Не было ни одного неповрежденного здания.
Они проскользили над рекой, где по-прежнему чернели руины моста, свежая заплатка построенная чинами выглядела опасно слабой. Когда они медленно продолжали набирать высоту, он смог различить бескрайние северные леса, а далеко на юге поднимающиеся из земли холмы и отдаленные горы за ними. Он откинулся назад. День обещал быть долгим.
Первой их остановкой для дозаправки будет северная оконечность океана. Затем полет через него к базе на восточном побережье для повторной заправки, и оттуда к середине ночи до Гуаня, где, как он предполагал, и состоится настоящая битва. Этот день и следующий могут решить все, все это. Он знал это своим сердцем. И в ожидании того, что должно произойти, он откинулся на стуле и позволил гулу двигателей погрузить его в сон.
Глава 11
- Проклятье!
Ганс отдернул руку от разбитой вдребезги панели управления дроссельными заслонками. Он почувствовал острую боль в пальцах, из ладони, испещренной деревянными щепками, стала сочиться кровь.
- Заслонки! - проорал Джек.
Лобовое стекло взорвалось, осыпая их осколками.
- Я знал, что это местечко будет горячим! - прокричал Джек. - Под вашим сиденьем. Там находится главный топливный клапан, закройте его!
Ганс выкроил секунду и бросил торопливый взгляд наружу. Место, которое они выбрали для посадки, было открытым полем, примыкающим к фабрике, где он когда-то трудился рабом. Так многое изменилось за прошлый год. Клубы черного дыма извергались из полудюжины дымовых труб новой фабрики, занимавшей смежную землю на западе. Он видел, как из открытых ворот в стене, окружающей лагерь, выплескиваются десятки бантагов. Выстрелы пробивали дырки в газовых баллонах позади него, громкий протяжный звук, показал, что порвался несущий канат крыла правого борта.
Гримасничая от боли, Ганс залез руками под сиденье, повозился там, его руки, нащупали холодный медный клапан. Надеясь, что поступает правильно, он повернул его, и в тот же самый момент все четыре двигателя сбросили обороты.
- Не закрывайте его полностью.
Ганс посмотрел наружу. Открытое поле, которое они выбрали для приземления, лежало прямо впереди, точно к северу от железнодорожного депо, откуда он и сбегающие вместе с ним рабы угнали поезд для побега к предместьям Сианя.
Тонкая стрелковая цепь бантагов выбежала на поле, некоторые из них уже стояли на коленях и стреляли, потом рычажком открывали казенники, чтобы вогнать новые патроны.
Дирижабль, пролетающий над Гансом, на мгновение бросил на них тень. Машина летела на полной мощности, закладывая резкий вираж, поток огня, изливался вниз от верхнего стрелка, пули, прошивали поле, разбивая стрелковую линию, рассеивая ее.
- Огонь!
Крик долетел через переговорную трубу, соединяющую с нижним грузовым отделением. Ганс вытянул вперед шею, смотря на крыло правого борта. Язык пламени сине-оранжевого цвета тянулся от внешнего двигателя. Ткань вокруг двигателя также горела, огонь распространялся раскаленными клиньями вдоль задних краев верхнего и нижнего крыльев.
- Закрывай! - проорал Джек.
Ганс довернул главный клапан до конца, полностью перекрывая все четыре топливные линии. Машина просто начала падать. Джек наклонил ее нос вниз, направляя прямо к дренажной канаве, граничащей с западным концом поля, потянул вверх в последнюю секунду, дирижабль подпрыгнул на дюжину футов, а затем тяжело рухнул вниз.
Верхнее крыло со стороны правого борта загорелось, огонь скакнул вовнутрь к взрывоопасным водородным баллонам.
- Наружу, все наружу! - прокричал Джек.
Ганс завозился со своим ремнем безопасности, расстегивая его, проклиная все от боли, когда он схватил свой карабин и бросил его в нижний люк. Не теряя времени на разворачивание лестницы, он высунул ноги через открытый низ, глубоко вздохнул, затем сложил руки над головой и прыгнул на дюжину футов к земле, выбивая воздух из легких.
Ошеломленный, он не мог двинуться. Джек рухнул вниз около него. Он почувствовал, что Джек ухватил его под плечи, вытаскивая на чистое место, притом, что он продолжал сжимать свой карабин.
Проревело длинное стаккато выстрелов из "гатлинга". Когда они отошли в сторону от судна, он увидел, что их верхний стрелок все еще стрелял. Выливая непрерывный поток пуль из "гатлинга" в колонну бантагов, стремительно выносящихся из ворот двух бараков, он уничтожил дюжины из них.
- Выметайся! - прокричал Джек, поскольку пламя от крыла правого борта добралось до боковой стенки переднего газового баллона. В течение секунд огонь прожег отверстие, поджигая водород, который полился через край, объединяясь с окружающим кислородом и вспыхивая тусклым призрачным синим светом. Вся площадка дирижабля полностью отделилась от корпуса.
Мальчик на верхней палубе продолжал палить, обстреливая все вокруг своим "гатлингом", выпуская потоки огня в сторону железнодорожного депо, разрывая на части небольшой склад, который служил выходом для вырытого Гансом и его людьми тоннеля спасения. Как только пули насквозь пробили тонкую деревянную стенку, Ганс услышал бантагов, кричащих внутри.
Оружие затихло, перегорела паровая линия, прицепленная к внутреннему двигателю правого борта. Парень поднялся, чтобы выпрыгнуть наружу, несмотря на то, что его кабина обрушилась в горящий баллон.
Снаряд разорвался прямо у него за спиной. Он попытался выбраться, двигаясь на заплетающихся ногах, но кабина исчезла, падая в ревущий ад, и мальчик исчез. Выругавшись, Ганс отвел взгляд.
Он услышал крик Кетсваны и мельком увидел разъяренного зулуса, сопровождаемого его людьми, выбирающихся из-под горящего дирижабля; один из парней, каким-то невероятным образом вытащил драгоценный ящик, загруженный револьверами и дополнительными боеприпасами.
Второй дирижабль затормозил, останавливаясь позади горящей машины Джека, выгружая собственную штурмовую группу, верхний стрелок также опустошал свой "гатлинг" огнем поддержки. Третья машина врезалась в землю слева от машины Джека, совершив почти полный разворот, поскольку ее переднее колесо разломалось от жесткой посадки. Четвертый дирижабль, входя на посадку слишком низко, потерпел аварию над третьей машины, разломав палубу верхнего стрелка, опрокинувшись через нос третьего судна, и врезался в землю, передняя кабина исчезла, крылья отломались и воткнулись в газовые баллоны, которые взорвались. Полдюжины мужчин вылетели из грузового отделения.
Еще один дирижабль, прерывая попытку приземления, взлетел вверх, закладывая резкий вираж, крыло правого борта почти зацепило склад, который был измельчен огнем "гатлинга". Верхний и передний стрелки выпустили потоки огня, когда они пролетали над посадочной площадкой. Еще один дирижабль, отвернув от скопления первых четырех, благополучно приземлился, за ним секундами спустя приземлился еще один корабль, а за ним еще один.
Кетсвана и его атакующая группа уже прошли склад, который начинал гореть, крики умирающих бантагов, эхом неслись изнутри. Здание внезапно взорвалось с громовым раскатистым ревом, куски древесины, тел, и бочонков с порохом взлетели на воздух, разрываясь подобно фейерверку на праздновании Дня Независимости, взрыв, накрыл дирижабль сверху и сбил с ног нескольких человек Кетсваны.
Обломки дождем лились вниз; Ганс сложился в плотный комок, и Джек бросился сверху на старого сержанта. Выглянув, Ганс увидел, что пылающий бочонок плюхнулся рядом с дирижаблем, который приземлился позади машины Джека, разрываясь несколько секунд спустя, также уничтожая это судно, поймав в ловушку пилота и его помощника, когда они попытались пробиться наружу.
- Мы приземлились в сумасшедшем доме! - проревел Джек. - Я займусь приземлением! Охраняйте эту территорию, иначе, нас всех перебьют.
Отпустив Ганса, он поднялся на ноги, игнорируя обломки, все еще падающие с небес, и помчался в поле, размахивая руками, пытаясь сигнализировать другим дирижаблям, держаться подальше от их места приземления. Ганс увидел, как две машины заложили крутые виражи и повернули на север, но еще один подлетел на посадку прямо сквозь разрастающиеся клубы дыма, усиливая беспорядок, солдаты выскочили из грузового отделения прежде, чем судно даже остановилось.
Ошеломленный, Ганс медленно поднялся на ноги, его разум помутился от безумной суматохи вокруг. Отделение воинов, чины, одетые в униформу, пробежали мимо, их лейтенант прокричал им, чтобы они атаковали первую фабрику. Он отстал от них, подходя к Гансу.
- Сядьте, сэр.
Ганс в смущении посмотрел на него.
Чинский офицер мягко помог Гансу опуститься на траву, развязал красный платок, привязанный вокруг его горла, и начал вытирать лицо Ганса. Ганс вздрогнул от боли. Осколки стекла от взорвавшегося окна, понял он смутно. Офицер говорил мягко, как будто успокаивая ребенка, перейдя на диалект лагерей, странную комбинацию чинского, русского, зулусского, многоязычный язык рабов.
- Мы вернулись, теперь мы вернулись с оружием. Слушайте, слушайте.
Чин очистил его глаза, заляпанные кровью, и Ганс посмотрел на покрытые завесой дыма ворота. Кетсвана стоял, вырисовываясь на фоне фабричных ворот, где они когда-то были рабами, карабин поднят над головой, его боевое пение служило сигналом сбора. Однако было что-то еще, громкий ревущий крик, крики тысяч мужчин и женщин.
Ганс поднялся на подкашивающихся ногах, лейтенант-чин, который был почти одного с ним возраста, помог ему.
- Мы освободим здесь наших братьев, а затем отдохнем, старина. Мы выпьем чаю, и затем присмотрим за рабами бантагов, - сказал он ухмыляясь.